Паркую машину на относительно сухом участке вдребезги разбитой дороги:

— Пройдемся?

Алия вспыхивает улыбкой:

— С тобой — хоть на светский раут в бомжатник, Саня!

Оставляю служебный телефон в бардачке — впервые с тех пор, как получил его; теперь никакие санкции Штаба меня не волнуют. Галантно подаю женщине руку, и мы углубляемся в лабиринт гаражей. Кое-где глубокую грязь приходится пересекать по досточкам и обломкам шифера. Пахнет старой помойкой и ржавчиной.

— Ужасненько романтичное место для свидания, — фыркает Алия. — И где же наш визави?

— А нигде. Двое нас — ты и я.

— Разве ты… не для встречи с кем-то меня сюда позвал?

Алия рассеянно пинает носком сникерса грязный обломок пенопласта. В лице и голосе — ни следа тревоги или настороженности, она выглядит совершенно расслабленной. Странно для хрупкой женщины, которую затащил на пустырь не слишком-то дружелюбно настроенный мужчина… Впрочем, по-настоящему опасна из нас двоих все еще она.

Но сейчас у меня есть веские причины ей доверять.

— Достаточно того, что ты согласилась на проверку. Это доказывает, что ты не пытаешься скрыть то, что имеет для меня значение.

До последнего колебался, не отвезти ли Алию к Рязанцеву — его Дар умел многое, в том числе заставить человека исчерпывающе ответить на вопрос. Давно прошли времена, когда я боялся оказаться должным бандиту; теперь это стало бы делом житейским — попросил бы об услуге и ответил бы услугой, когда потребовалось бы. Глупо бояться провинциального мафиози — теперь у меня враги посерьезнее. Однако чем меньше народу вовлечено в это дело, тем лучше.

Петляем еще немного между гаражами и выходим на заброшенную стоянку, облюбованную не то бомжами, не то любителями артхаусных фотосессий. Предлагаю:

— Присядем?

— Легко!

Алия опускается на древний остов плюшевого дивана. Есть в ней что-то, своеобразно гармонирующее с обстановкой. Сажусь на край покрышки от грузовика.

— Удивлен, что ты настолько мне доверяешь после всего…

— Я все же профайлер, а значит, капельку разбираюсь в людях и их мотивах, — Алия подмигивает. — У тебя есть свои закидоны, но, сорри, Саня, ты банальный сексист старого образца. Это значит, ты не обидишь женщину без крайней необходимости. То есть если не будешь уверен, что она угрожает тебе или твоим близким.

— Вот как, банальный сексист устаревшего образца, значит…

— Раньше это называлось «настоящий мужчина», — Алия по-птичьи чуть склоняет голову набок. — Таких теперь не делают. В нашу эмансипированную эпоху эти динозавры вроде как никуда не вписываются.

Мне кажется или сквозь обычную иронию в голосе Алии прорезается тоска? Она не красотка и возраста своего не скрывает — но все же интересная женщина. Свитерок вроде бы мешковатый, а изгибы тела нет-нет да и проступят — каждый на своем месте, бедра стройные, но не костлявые, грудь маленькая и изящная. Забавно, раньше я не позволял себе подобных мыслей — слишком опасался Алию. А теперь я уже по другую сторону страха, что ли.

— Скажи мне вот что. Во время тех опытов… почему я так и не смог забрать ничей Дар?

— Тебе прекрасно известен ответ, Саня.

— Да хватит уже этих игр, честное слово! Просто скажи. Я знаю, что ты знаешь.

— Без игр так без игр, — кротко соглашается Алия. — Ты не забрал чужой Дар, потому что не хотел. Не хотел лишаться статуса свободного от Дара.

— Но я же наоборот — хотел! Хотел избавиться от этого геморроя и вернуться к своей нормальной жизни!

— В самом деле? — Алия иронично приподнимает бровь. — Хотел снова стать просто одним из миллиардов одаренных? Не хотел остаться уникальным и исключительным, героем и спасителем, почти последней и единственной надеждой — тем, кто может диктовать условия, хоть ты и не сразу набрался окаянства на это? Вот кого ты сейчас пытаешься обмануть, Саня?

Замечаю, что подобрал с земли веточку и рассеянно вожу ей по пыли. Неловко — словно меня застукали за чем-то постыдным.

Тяготился ли я ролью защитника человечества от сверходаренных? Определенно да. Но это была… приятная тяжесть.

— Ладно, проехали. То есть я смогу обменять свободу от Дара на Дар, если буду действительно этого хотеть?

— Здесь нет ничего невозможного. Наша неуловимая уборщица Надежда сделала это, когда ты убедил ее, что так будет правильно. Но там, насколько я могу заочно судить, совершенно другой психотип, довольно своеобразное представление об ответственности и о собственной значимости. Та женщина полностью лишена амбиций. А вот если бы быть уникальной снежинкой отказался кто-то вроде тебя… да, это действительно было бы нетривиально, Саня. Такого Кукловод вряд ли ожидает. Добровольный отказ от уникальных способностей — это выбивается из его картины мира.

— Ты знаешь нашего врага?

Алия поводит плечом:

— Его уже все знают. Он фактически перестал скрываться. Юрий Сергеевич умен, но его стратегии сформированы аппаратными играми… Он действительно считает победой то, что удалось выставить Ветра из Штаба. Хотя фактически Ветер легально отступил на территорию, где контролирует все. Тот военный округ… там каждый первый — его марионетка. К Ветру теперь не подступиться. Правда, до тебя ему тоже сложно добраться через всю страну. Приходится пользоваться ненадежными исполнителями, чтобы его никак нельзя было связать с покушениями.