— Вы меня ждете, молодые люди?

Отвечаю:

— Да, вас, товарищ Антонов.

Мой голос звучит отчего-то хрипло, как воронье карканье. Запоздало откашливаюсь.

Несмотря на усталость, старый учитель не выказывает никакого раздражения:

— Если не возражаете, давайте побеседуем на улице, в сквере. Здесь чрезвычайно душно.

— Разумеется.

Идем скучными казенными коридорами управления образования и выходим в сквер. На улице еще светло, хотя дневная жара наконец спала. Из динамиков, как обычно, играет ретро-музыка. Чистые детские голоса трогательно поют о прекрасном будущем, которое сейчас навсегда осталось в прошлом.

Испытываю иррациональное желание вымыть руки. Антонов доброжелательно смотрит на меня светлыми, окруженными сетью морщин глазами:

— Простите, не узнаю вас. Вы из области, верно?

— Да нет, — мямлит Олег. — Мы не из области и вообще… не педагоги. Мы как бы по другому вопросу.

Никакие легенды тут не нужны, да и нет у нас легенд. Достаю и распахиваю корочки:

— Товарищ Антонов, нам нужно уточнить, где и как вы провели отпуск.

Старик изучает удостоверение, и на лицо его ложится тень:

— Почему вы задаете этот вопрос? Вы обязаны знать. Я не в курсе, что имею право вам рассказывать. Свяжитесь с вашим начальством.

Да, предсказуемо — при вербовке законопослушных граждан Кукловод прикрывается компетентными органами. Ему это не сложно, с его-то опытом… Так, нужно что-то сказать:

— Возникли новые обстоятельства. Вам нужно дать объяснения. Транспорт сейчас подъедет.

Антонов бледнеет:

— К-какие еще объяснения? Я же задание вашей организации выполняю! Или вы не…

Вздыхаю:

— Мы как раз — да. А вот те, с кем вы работали раньше… Мне очень жаль.

Лицо Антонова из бледного становится синюшным, на виске выступает крупная капля пота, руки начинают хаотично двигаться. Голос враз теряет энергичность и внятность:

— Но они же… у них были д-документы, и я звонил, проверял…

Антонов роняет портфель, судорожно хватается за рубашку на груди, дергает ее, оторвав пуговицу, потом начинает медленно оседать на землю. Подхватываю его, почти доношу до скамейки. Поворачиваюсь к Олегу — тот уже звонит в скорую.

— Это же р-ради детей… — бормочет Антонов. — Чтобы все было… н-нормально… хотя бы… у них…

Сирена Скорой помощи заглушает льющуюся из динамика песню:

Пусть всегда будет солнце,

Пусть всегда будет небо,

Пусть всегда будет мама,

Пусть всегда буду я!

Олег хватается за телефон, едва тот успевает пискнуть, читает сообщение и радостно орет:

— Он жив! Антонов будет жить! Был приступ, но ничего серьезного, состояние стабильное, он в сознании и разговаривает. Гос-споди, спасибо тебе… Хотя бы этого человека я не убил.

Губы Олега дрожат, волосы на висках мокрые от пота — хотя вечер принес прохладу. Такой он, мой братец: эмоциональный, уязвимый, все принимающий близко к сердцу. Значит, Олег — не психопат. Он — нет.

Мы так и сидим на скамейке в сквере возле муниципального управления образования. Умом понимаю, что надо бы пойти поужинать — много времени прошло после утренней Любиной яичницы — но отчего-то при одной мысли о еде к горлу подступает комок.

На мой телефон приходят одновременно два сообщения. Еще не прочитав их, я уже примерно понимаю, что там.

Первое — от Юрия Сергеевича:

«Твой план одобрен. Местонахождение Надежды установлено. Готов вылетать сейчас?»

Второе — из двух слов — от Алии, с ее революционного номера:

«Все готово».

Опускаю веки. Нет, я не возомнил себя суперменом, который с ноги открывает двери высоких кабинетов, и могущественные спецслужбы делают, как он сказал, просто потому, что он так сказал. С Алией все понятно, она рада снова подсосаться к ресурсу — черт знает как, но эти пауки договорились. А Юрий Сергеевич… он, как говорила в таких случаях моя бабушка, хочет чужими руками жар загребать. Как бы ни был безумен мой план, в случае провала Штаб теряет только меня… а я и так уже потерян, ведь Кукловод не угомонится, пока меня не убьет. Я до сих пор не в бронированной камере не потому, что такой свободолюбивый, а потому, что там от меня не будет толку — чтобы выполнять свою функцию, мне нужно гулять по городу, наблюдать, общаться с людьми. Для Штаба я уже по существу списанный расходный материал, и если паче чаяния моими руками удастся устранить врага — с паршивой овцы хоть шерсти клок. А если не удастся — докажут, что я действовал сам по себе, такой неуправляемый…

Все это неважно теперь. Отвечаю Юрию Сергеевичу одним словом:

«Готов».

Что тут рассусоливать.

Немедленно приходит билет — наверняка он был куплен до того, как я ответил. И Надежду вряд ли разыскали аккурат к тому моменту, как я закончил очередное дело — просто ждали, когда она пригодится. Вот, пригодилась.

Открываю билет — вылет через два часа; хорошо, что аэропорт рядом. Город, в котором живет теперь Надежда, не так уж далеко от моего — можно добраться за шесть… нет, за четыре часа, ведь пустили скоростной поезд. Как же я соскучился по дому…