Причем стройка сразу начала «избыточное электричество» потреблять: чтобы просто поднять кучу грунта, нужного для постройки дамб на горе, были поставлены электрические ковшовые транспортеры, и привезенную по железной дороге глину наверх ими поднимали как раз ночами, а по дамбе землю развозили двадцатитонные карьерные троллейбусы-самосвалы. Но этим всем все же профессиональные гидростроители занимались, а деду — как человеку, показавшему себя в качестве опытного руководителя строительства промышленных предприятий — поручили руководство строительством городка для этих самых гидростроителей. Двух городков: в селе Большеустьинское, которое было райцентром, и в деревне Нижнее Бобино, на околице которого должно было появиться нижнее водохранилище. И дед, мне кажется, с задачей справился блестяще. То есть строительство городков еще только началось, но он потребовал передачи под свое управление всего Мечетлинского района (тут же переименованного в Большеустинский), и башкирские власти немедленно пошли ему навстречу. Мало кто может отказать в небольшой просьбе простому советскому инженеру, если эту просьбу так сильно поддерживает первый зампред КГБ…

Я, когда узнала о таком его «достижении», не удержалась и, отловив его по телефону, поинтересовалась: «какого хрена»? Мне и с одним районом крутиться приходится как белке в колесе, а тут на ровном месте еще один подсовывается, причем по размеру заметно больший. Но дед, меня выслушав, ответил, несмотря на разговор по «защищенной линии», очень уклончиво:

— Я вам потом все расскажу, попозже, при личной встрече. Но убежден, что вы со мной полностью согласитесь в том, что так надо.

Ну да, раз надо, то надо, и ведь не одному деду, Павел Анатольевич, очевидно, тоже так считает. И, вероятно, считает, что я и с этой задачкой справлюсь, как справлялась уже с кучей других. Ведь не просто же так он ко мне «секретаршей» генерала КГБ назначил — а я навсегда запомнила Ленину сентенцию о том, что в Комитете я всем руковожу. А она — командует… хотя у меня ни малейших претензий к ее «командованию» не было: с кадрами в Комитете все было просто великолепно. Да и не только в Комитете…

В самом начале июля в Москве навсегда закрыл свои двери театр «Ромэн»: у них больше денег не было для содержания труппы и все «артисты» просто разбежались. А денег у них не стало потому, что еще весной было принято закрытое постановление Совмина о прекращении бюджетного финансирования большинства театров, что лично меня сильно порадовало. То есть театры перестали финансировать именно из госбюджета, никто не запрещал их денежкой подкармливать из бюджетов, скажем, областей или республик — но и у тех избытка денег все же не было. Что, впрочем, на количестве театров в стране практически не сказалось: очень многие собирали полные залы и проблем с финансами вообще не испытывали. А некоторые театры как раз после постановления и возникли: людей творческих в стране было много, а получить хотя бы моральную поддержку от местного руководства в принципе большого труда не составляло. Да и помещений для таких театров найти было не особо сложно: клубы хотя бы минимальной пригодности для выступлений в каждом приличном селе имелись, а в большинстве городов и Дворцы культуры давно уже не стали чем-то удивительным. Опять же, репертуар стал более доступен и разнообразен: например, Женька — моя бывшая соседка по комнате в общаге — пригласила меня на премьеру своей пьесы в Волоколамский театр драмы и комедии… жалко даже, что я не смогла к ней на это мероприятие скататься: она обещала мне показать «комедию из жизни студентов». Хотя у меня и без театров комедий хватало.

Самая веселая комедия случилась, когда фрязинцы притащили мне «на посмотреть» американскую нелицензионную копию нашего четырехбитного микропроцессора. Ну что, схему они разобрать сумели и сделали процессор почти таким же. Но лишь почти: судя по всему, в тонкостях КМОП-технологии они не разобрались и схему повторили на технологии ТТЛ. И вот тут-то вся «почтявость» и сыграла: у них с очевидным трудом (для фрязинцев очевидным, я все равно в этом ничегошеньки не понимаю) получилось влезть в топологию с шагом в шесть микрон, но это бы и плевать. А не плевать было на то, что за счет заметно больших емкостей элементов у них рабочую частоту не вышло задрать больше полумегагерца. Все равно для американцев это был прорыв — но комп на таком процессоре считал со скоростью порядка пятидесяти тысяч коротких операций в секунду, а общая шина тормозила так, что ни о какой транспьютерности изделия и говорить не приходилось. Так что собрать из кучи кристаллов суперкомп они даже теоретически не могли… пока не могли. Впрочем, и такой процессор нашел себе неплохое применение: янки тоже начали делать калькуляторы. Довольно простенькие и пока всего лишь восьмиразрядные (то есть на восемь десятичных разрядов). Для калькулятора им пришлось еще с десяток разных микросхем изобрести — но мне стало понято, что за океаном денег на микроэлектронику решили потратить много. Пока — просто много, а не очень много, и передо мной встала задача задушить фашистскую гидру в ее собственной берлоге. То есть, конечно, задавить ростки американской микроэлектроники в зародыше, используя американские же законы.

Понятно, что ни в какие суды по поводу патентных прав я иски подавать и не собиралась: и так ясно, что их даже не примут. Но у американцев существует один бог: деньги, и с помощью «честной конкуренции» такое проделать было в принципе возможно. А если не выйдет, то есть, в конце-то концов, и конкуренция нечестная. Я же не просто так через товарища Патоличева поместила на склады почти десяток тонн индия…

Я снова собрала своих специалистов (фрязинцев не приглашала: оттуда все очень нужные мне товарищи уже переселились в Ряжск, поскольку из Ряжска, скажем, в Москву добираться стало быстрее и проще), и поставила перед ними новую задачу:

— Мне даже неинтересно знать, сколько часов в сутки вы будете корячиться над решением задачи. И даже если кто-то из вас помрет от переутомления… то я прикажу тушку этого идиота перемолоть в дробилке и выкинуть что получится в метановый танк: пусть хоть так дебил пользу народному хозяйству принесет. Так что польза от вас в любом случае для меня будет, а вот какая после решения окажется польза для вас лично, я и представить не могу. То есть я-то могу. Но, боюсь, если я заранее о ней расскажу, то некоторые товарищи по фамилии Пономаренко меня с какашками сожрут за растранжиривание социалистической собственности. Вопросы у вас есть ко мне?

— Есть, пока только один: на сколько мы можем задейстовать мощности завода?

— Ну, кремнелитейню вы можете целиком под себя пока подгрести, а серийные линии лучше все же не трогать: они для вас денежку зарабатывают. Но сейчас на заводе новая линия монтируется, так что если вы до окончания монтажа успеете задачку решить, она вашей сразу будет.

— Тогда второй вопрос: с химиками кто договариваться будет?

— Ну не я же! Вам задача поставлена, а рамках этой задачи полномочия выделены — вот полномочиями и пользуйтесь.

— А я чего спрашиваю: у меня сестра в Менделавке преподает, и, думаю, химическую часть со своими студентами она в тамошнем СНТО решить будет в состоянии. Но за работу нужно будет все же кое-что платить…

— Ты сколько лет уже в СНТО не работаешь, что правила забыл? Не кое-что, а в соответствии с нормативом, а у Комитета денег, слава богу, на зарплаты людям вроде хватает. Но советую обратить особое внимание: как только вы задачу решите, денег и на премии сразу станет очень много — но не раньше, чем вы ее решите. Все понятно?