Никем не остановленные мы вышли на широкую лестницу, ведущую вниз, а там, спустившись на несколько ступеней, Кульков заупрямился.

— Я ногу сгибать не могу. — щекастый лег грудью на перила, тяжело дыша: — Скажи менту, чтобы сам сюда поднялся. У меня нога просто огнем горит…

— Хорошо. — я выстрелил в голову своего врага и быстрым шагом начал спускаться по ступеням. Когда на лестничной площадке наверху послышались крики я уже был у черного выхода, откинул кованный крюк и вышел на зады больницы, плотно прикрыв за собой дверь после чего дошел до общежития медиков, в торце которого притулилась моя машина, и спокойно уехал.

Глава двадцать первая.

Февраль 1994 года.

Мертвые петли.

Ушел я чисто — спустился мимо психиатрического диспансера до речки Оружейки, пройдя метров триста, по смеси воды и глины в сторону дачного кооператива, разбрасывая по ходу движения части пистолета и патроны, которые без следа исчезали в черной воде городской речки. Избавившись от улики, закончил дело на бывшей даче Князя, где спалил в печи медицинский халат и марлевую маску, заодно просушил носки и обувь, после чего, еще до рассвета, покинул территорию дачного кооператива, доехал на автобусе до ближайшей к больнице остановки, немного пройдясь, забрал машину с парковки.

Собак из квартиры я вывел до того, как проснулась Ирина, а вернувшись с прогулки, застал ее, мечущуюся по квартире в одних трусиках.

— Ты во сколько вчера пришел? — девушка на бегу поцеловала меня в щеку.

— Наверное часов в десять или одиннадцать…- я замер, ожидая реакции.

— А я вчера хотела тебя дождаться, а на программе «Время» чувствую, что вырубаюсь. Как уснула, так и спала, хорошо, что услышала, как ты собак гулять вывел, а то будильник почему-то не сработал…

Доктор Кросовская пробежала мимо меня, уже одетая в водолазку и теплый сарафан черного цвета, после чего стала торопливо обуваться.

— Ты завтра как? — из коридора выглянула девичья мордашка в лисьей шапке-ушанке.

— Пока не знаю, возможно придется уехать ненадолго, если что, я в вашу диспетчерскую позвоню и сообщение оставлю. — я сделал два шага, припал к сладким от помады губам и обнял так, что Ира ойкнула от неожиданности, обозвала медведем и махнув на прощание ладошкой, выскочила из квартиры.

Вот так мы и живем, женщина по ночам людей штопает и перевязывает, а мужик этих людей стреляет. Я прошёл на кухню, засыпал в турку коричневый порошок, залил его водой и стал ждать, когда кофе начнет выгибаться над краем сосуда.

Мне было необходимо решить, когда появится на публике. В этой квартире я мог жить достаточно долго, но ведь начнут искать, приедут к родителям, начнут их дергать, долбиться в известные места моего пребывания, а оно мне надо? Лучше сразу дать заинтересованным лицам возможность допросить меня, благо, что прямых доказательств моей вины в ночных злодеяниях уже нет.

Дно речки Оружейки завалено металлом на полтора метра в глубину, там, при желании можно выловить не один, а десяток пистолетов, автоматов и прочего стреляющего безобразия. Халат и маска прогорели до золы, а золу я развеял на соседский участок — весной будет удобрение, поэтому доказательств моей причастности сейчас физически не существует. Слава Богу, у нас не Америка, где по одному только принципу «Ищи кому выгодно», присяжные могут вынести обвинительный вердикт. Плохо, конечно, что я немного опоздал и участковый успел опросить гражданина Кулькова, хотя… Я представил, что я приехал немного раньше, вывел Кулькова на лестницу, по которой в этот момент стал бы подниматься участковый и зябко поёжился… Вступать в перестрелку с младшим лейтенантом в мои планы не входило. Значит надо сдаваться властям, а для этого… Я не торопясь допил кофе, позвонил на подстанцию «Скорой помощи», передав сообщение своему личному доктору, что вынужден уехать, возможно на десять дней, после чего оделся в старый спортивный костюм с спустился к машине, где в багажнике у меня хранилась потрепанная фуфайка. Облачившись в старье, я собрал вещи, зашел в магазин, купил папирос, карамелек вразвес, несколько пачек чая и карту для таксофона, приступил к телефонным переговорам.

— Здравствуйте, служба «ноль девять»? Мне, пожалуйста телефон областного управления юстиции. Благодарю вас.

— Здравствуйте, управление юстиции? Вы ведете реестр адвокатов? Девушка, я не буду вам перезванивать, я сразу в приёмную главы областной администрации позвоню и расскажу, что сотрудник на этом номере телефона свои обязанности не выполняет. Жду. Благодарю.

— Здравствуйте. Мне ваш телефон дали в приёмной и сказали, что вы мне поможете. Меня интересует, где я могу найти адвоката Прохорову Софью Игоревну. Да, деньги взяла, обещала помочь и исчезла из офиса, где меня принимала. Да, жду. Благодарю вас.

Ну что сказать. Преждевременно выехав из офиса в центре города, Софа въехала в обшарпанный кабинет бывшего заводоуправления на окраине города. Да, рядом располагался Старостинский районный суд и одноименный райотдел милиции, но только самые ушлые адвокаты снимали помещения или в самом здании суда, судя по архитектуре, бывшей школе, или в соседних зданиях, в радиусе пятидесяти метрах от входа в суд. Чтобы идти десять минут до кабинета, занимаемого адвокатом Прохоровой, надо быть действительно преданным поклонником ее юридических талантов. Когда я ввалился в кабинет молодого юриста, девушка сидела за столом и рассматривала падающие за окном снежинки.

Наверное, у меня тоже было такое испуганное лицо, когда три дня назад ко мне в офис ввалился покойный Михалыч и его банда. Софа на пару секунд опоздала, и когда ее ротик открылся, я успел пересечь кабинет и закрыть его ладонью.

— Не ждала, сучка? Думала, что я уже сдох? — второй рукой я аккуратно кольнул нежную девичью шейку кончиком швейной иголки: — Знаешь, что у меня в руке? Это шприц с кровью спидозного наркомана. Только дернись, и я ее в тебя волью. Если поняла меня, то кивни.