— А вдруг меня менты повяжут, и начнут мне своего адвоката навязывать, а у меня уже с тобой договор…- пробормотал я, вписываясь в поворот загородного кольца, после чего лихо притормозил у вагончика поста ГАИ, не глуша машину, вылез из салона и, широко улыбаясь, двинулся к, настороженно глядящему на меня, инспектору, в серой шинели и с белой портупеей.

— Здравия желаю… — я не успел задать свой вопрос, как за моей спиной завыла сирена, и имя ее было Софья.

— Милиция! Милиция! Это преступник, у него оружие! –спинка переднего сидения «Тойоты» до конца не откинулась вперед, поэтому адвокат застряла, и теперь громко орала в приоткрытую дверь малолитражки.

Инспектор недоуменно уставился на меня, но потом его рука потянулась к кобуре на поясе.

— Воу! — я медленно поднял руки: — Я сдаюсь…

Хорошо, что я надел старую фуфайку, так как инспектора ГАИ надо мной изрядно покуражились. Набежавшая на крики из вагончика дежурная смена стационарного поста автоинспекции уложила меня мордой в мокрый снег, сцепив руки сзади тяжелыми наручниками, после чего долго слушали всхлипывания Софьи, которая, постоянно перескакивая с мысли на мысль, пространно рассказывала, как я над ней надругался.

Водители проезжающих мимо сплошным потоком автомобилей, сбрасывали скорость, внимательно рассматривая мою поверженную в грязь, тушку, а стоящие надо мной гаишники, по моим ощущениям боролись с желанием поставить на меня начищенный сапог, и гордо стоять с видом победителя. Во всяком случае, из переговоров по рации с дежурной частью, я узнал, что инспектора сегодня умудрились освободить заложницу и предотвратить прорыв за границу Города опасного и вооруженного маньяка. Ввиду моей общественной опасности, дежурный по полку ГАИ строго наказал сотрудникам мои вещи не ворошить, деньги и прочие вещи не искать, а дожидаться прибытия следственно — оперативной группы территориального органа. Вот и лежал я мордой в мокром и грязном снегу, на третий раз слушая историю захвата в заложники молодого, но достаточно известного адвоката. А Софья просто купалась в волнах симпатии и заботы сотрудников дорожной инспекции. Через полчаса девушку пригласили погреться в вагончик и испить чаю, оставив меня под охраной самого молоденького инспектора, что добросовестно ходил вокруг меня, периодически похлопывая по, висящей на плече, «Ксюхе».

За нами приехали через час. Молодая девушка в наброшенной на форму, куртке, дождалась, когда ей приведут понятых, дала команду приступать к осмотру.

— Ты, урод. — оттащив в сторону, зарычал мне в лицо оперуполномоченный, прибывший со следователем от Сельского Городского РОВД: — Где шприц? Где оружие? Если ты все это скинул и нам придется потом снова сюда ехать, я тебе не завидую. На зоне ссаться кровью будешь до конца жизни, понял меня?

Когда меня перестали трясти, я громко заорал, обращаясь, скорее, к хмурой девушке-следователю, что, от безысходности, составляла протокол осмотра автомобиля Софьи.

Все карманы моей фуфайки, а также брюк, были вывернуты наружу, и теперь торчали во все стороны белыми тряпочками, как флаги капитуляции. Подкладку ватника надорвали в нескольких, подозрительных местах, надеялись, что шприц выпал в ватин через прореху кармана, но ничего не нашли. В моей сумке никакого оружия не нашли, только паспорт, нехитрые арестантские пожитки, две пары теплых носок, варежки и уголовно-процессуальный кодекс с постатейными комментариями. Правда, мою будущую судьбу это не особо облегчало, так как где-то, на начальственном столе лежало заявление на меня, подписанное покойным гражданином Кульковым, поэтому местный опер тряс меня без зазрения совести, да пытался незаметно стукнуть куда-то, в особо болезненные места. Наконец, вся суета была закончена, меня запихнули в «собачник» милицейской «дежурки», и вся компания, включая и моего несостоявшегося адвоката (о каком доверии между нами может идти речь после того, как она меня сдала?), покатила обратно в Город.

Знаете, такое выражение — «У победы множество отцов, а поражение всегда сирота»? Так вот, оно — чистая правда, по истечению вторых суток моего пребывания в Сельском Городском РОВД, я могу сказать со всей ответственностью. Но, обо всем по порядку. Здание Городского Сельского РОВД располагалось в тихом центре Города, через двор от моего университета. Когда меня, с повешенной на шею, спортивной сумкой, не снимая наручников, приволокли в самый просторный кабинет отделения уголовного розыска РОВД, я почувствовал себя солистом малого театра на сцене — слишком похож был, собравшийся в кабинете начальника розыска, десяток оперов на восторженных зрителей и моих, самых преданных поклонников, из модных сейчас, активных постановок, где зрители сами являются равноправными участниками пьесы.

Я поёжился под взглядами двух десятков пристальных глаз и сел на ближайший стул. Сейчас, через несколько секунд, начнётся спектакль. Зрители уже заняли свои места, кто-то просматривает программку, или объяснение гражданина Кулькова, который подробно расписал, какой я ужасный злодей, повинный в гибели прекрасных молодых людей… Вот кто-то разминает костяшки пальцев, вертит, до хруста шеи, головой. Всё очень серьёзно, партии заранее расписаны, но, в процессе театрального действа, возможны и импровизации. Все прекрасно понимают, что спектакль может растянуться, а солист на «сцене» — матёрый зверюга, и всем ужасно интересно, чьи же фамилии будут сегодня или завтра вписаны в книгу раскрытий, а потом прогремят в приказе на поощрение, кто подберёт ключик к этому жулику, что сейчас, с видом невинной овечки, скукожился на крае стула. Бросая на оперативников короткие и внимательные взгляды.

Ну вот, прозвучали последние звуки увертюры и спектакль начался.

— А кто тебе разрешал садиться? — что-то свистнуло у моего уха и шапка-петушок, чёрным воробушком, спланировала с моей головы в угол кабинета, чуть не попав в корзинку, заполненную обрывками бумажных листов и мокрыми, одноразовыми пакетиками из-под чая.

Глава двадцать вторая.

Февраль 1994 года.

Гнусная провокация.

Городской Сельский РОВД. Кабинет начальника розыска.