Мой темный принц

Аннотация

Обычно я не заманиваю женщин с амнезией в ловушку брака. Но, наверное, все бывает в первый раз. Когда женщина моей мечты падает мне на колени, я не могу не задаться вопросом, что еще она может сделать в таком положении. Она здесь. В моем доме. По моей милости. И она думает, что мы были любовниками все это десятилетие.

МОЙ ТЕМНЫЙ ПРИНЦ – Л. ДЖ. ШЭН, ПАРКЕР С ХАНТИНГТОН ДОРОГА ТЕМНОГО ПРИНЦА [2] Просим НЕ использовать русифицированные обложки книг в таких социальных сетях, как: Тик-ток, Инстаграм, Твиттер, Фейсбук. Текст предназначен для ознакомительного чтения. После прочтения просьба сразу удалить файл. Этот материал может быть защищен авторским правом. АННОТАЦИЯ ОЛИВЕР Обычно я не заманиваю женщин с амнезией в ловушку брака. Но, наверное, все бывает в первый раз. Когда женщина моей мечты падает мне на колени, я не могу не задаться вопросом, что еще она может сделать в таком положении. Она здесь. В моем доме. По моей милости. И она думает, что мы были любовниками все это десятилетие. БРАЙАР Я выхожу за красивого монстра. За мошенника. За самого богатого холостяка Америки. Он утверждает, что мы любим друг друга, но в наших поцелуях я ощущаю лишь ненависть и похоть. Я не помню, почему и как. Но я точно помню, что он враг. Теперь я застряла в кошмаре. И Оливер сделает все, чтобы я оставалась в неведении. Девочкам, которые научили себя, что такое любовь... Вы превратили разбитые части в броню, а шрамы - в истории. ТРИГГЕРЫ Это темный роман, который может содержать триггерные материалы. Полный список триггеров смотрите на сайте: https://www.shor.by/MDPtriggers «Сто лет для стойкого сердца - всего лишь день». — Спящая красавица САУНДРЕКИ Come Away With Me—Norah Jones All You Wanted—Michelle Branch After Tonight—Justin Nozuka 100 Ways—Jackson Wang everything sucks—vaultboy & Eric Nam What I’m Missing—Timmy McKeever Colors—Halsey Have We Met Before—Sarah Barrios & Eric Nam Back to Me—The Rose Slow—Jackson Wang & Ciara Invitation—JUNNY ft. Gaeko vampire—Olivia Rodrigo Shameless—Camila Cabello It’s You—HENRY lowkey—NIKI Pacify Her—Melanie Martinez Honey—Kehlani Does She—Yuna & Jay Park La La La—Naughty Boy & Sam Smith She’s In The Rain—The Rose deja vu—Olivia Rodrigo Hearts—James Lee chances—thuy & DCMBR LIKE THAT—BABYMONSTER Other People—Amber Liu It’s You—MAX ft. keshi Memories—Conan Gray Shouldn’t Be—Luke Chiang Losing You—FLO Still Life—BIGBANG COME BACK HOME—2NE1 Sinking—James Lee ft. Shan Yichun Bed Peace—Jhene Aiko & Childish Gambino ПРОЛОГ Брайар Я не героиня своей истории. Я также не злодейка. Я побочный персонаж - в чужих книгах. Нежеланный ребенок, которого собственные родители сочли нелюбимым. Я жила в тени, зажатая между переполненными страницами чужих историй, как увядшая роза. Пока он не вытащил меня из удушливой бумаги, поливая светом, пока я не расцвела, став той, кем, как он знал, я могла быть. Оливер фон Бисмарк. Мой лучший друг. Моя тайная влюбленность. Моя первая любовь... А в наши дни? Мой горький заклятый враг. Может, Олли и забыл меня, но я помню шрамы, которые он оставил после себя. Говорят, лучшая месть - не быть похожим на своего врага. Я выросла доброй, надежной и ответственной. Все то, чего не хватало ему. Благодаря ему я больше не роза. Я - шип. 1 Брайар Роуз Четырнадцать лет Его здесь нет. Прекрати его искать. Я отвернулась от вечеринки и заставила себя сосредоточиться на волнах, которые боролись под зловещей луной. По небу рассыпалось звездное покрывало, сопровождавшее меня, пока я сидела на мощеной террасе Шильонского замка. Вокруг меня шумели люди - танцевали, флиртовали, смеялись, жили. И все же я никогда не чувствовала себя такой одинокой. Каждое лето фон Бисмарки устраивали грандиозный бал в честь своего приезда в Швейцарию. Сотни родовитых аристократов и магнатов Европы съезжались в пышный средневековый замок на берегу Женевского озера, чтобы похвастаться связями с одним из старейших королевских родов в мире - двое из них были моими заносчивыми родителями. Оливер уже должен был быть здесь, бродить по коридорам или планировать изощренные розыгрыши. Он появится торжественно тогда, когда будет готов, и ни секундой раньше. Не ищи его. Имей самообладание. Слишком поздно. Предательское тело действовало по собственной воле, заставляя меня вернуться на вечеринку в поисках этих бледно-золотистых кудрей и озорных глаз. Танцовщицы до отказа заполнили открытый бальный зал, лишив меня всякого шанса заметить его. Пастельные бальные платья, словно облака сахарной ваты, вихрились по каменным плитам с практической легкостью. С многоярусной сцены барочный оркестр благословил нас богатыми струнами «Маскарадной сюиты I» Арама Хачатуряна. Один из моих любимых вальсов. Я разгладила юбку своего ирисно-розового платья, зная, что родители не станут укорять меня за то, что я испачкала наряд об кирпичи террасы. Чтобы заметить вопиющее неуважение к атласному платью, они должны были сначала заметить, что я жива. Неудобный факт, о котором они изо всех сил старались забыть. Я бросила взгляд под веранду. Если бы я упала, то ударилась бы о крышу, а потом скатилась бы прямо в гравий. Высота была десять, может, двенадцать этажей. Достаточно, чтобы убить меня. Я повернулсь к родителям, которые стояли рядом со своими друзьями в нескольких футах от меня. Они не видели, что я сидела на краю. Они вообще меня не замечают. — Итак... — Женщина в оливковом платье уставилась на моих родителей из своего фужера с шампанским, ее шикарный акцент добавлял слоги там, где их не было. — Куда вы отправляетесь дальше, раз уж филиал в Цюрихе работает? Папа работал в Luxor Trust, бутиковом банке, который специализировался на «массаже яиц богатых засранцев». Это его слова, не мои. Он занимался управлением, и в его должностные обязанности входило целовать неимоверное количество задниц, открывать новые офисы, чтобы удовлетворить международный спрос Luxor, и таскать нашу семью с собой в каждый уголок Земли, занятый миллиардерами. С пеленок я знала только внутренности чемодана. Дом был абстрактной идеей. Это то, что было у других детей. В четырнадцать лет я уже жила в Лондоне, Токио, Париже, Монреале, Цюрихе, Эр-Рияде и Будапеште. Несмотря на американский паспорт, за всю свою жизнь я провела в Штатах всего несколько месяцев. Когда меня спрашивали, откуда я родом, отвечала, что из Нью-Йорка. Но на самом деле у меня не было происхождения. Не было начала моей истории. Если только Оливер фон Бисмарк сможет помочь. Вернее, если ты сможешь его убедить. — О, даже не начинайте рассказывать мне о нашем следующем приключении. — Мама провела наманикюренными пальцами по черному бобу, свободной рукой царапая папин костюм от Prada. — Компания Джейсона хочет, чтобы он открыл новый филиал в Буэнос-Айресе. Ты знаешь, как я люблю этот город. Я сама наполовину аргентинка. — Как Брайар Роуз переносит все эти переезды? — Муж Олив Дресс покрутил вино в своем бокале. — Однажды мы с Фабьенн переехали на Аляску на три года. По работе, разумеется. Дети были в ярости. Должно быть, это тяжело для подростка. — В академическом плане она всегда преуспевала. — Мамина спина выпрямилась. Так было всегда, когда речь заходила о ее самой нелюбимой теме - обо мне. — Она учится на дому у лучших репетиторов Европы и на следующей неделе заканчивает курс многомерного калька в Оксфорде. В прошлом году Ле Роузи дважды пытался ее завербовать, но вы же знаете, как это бывает при частых переездах. — Вынужденный вздох протиснулся сквозь стиснутые зубы. — Так трудно на что-то решиться. Она упустила из виду, что я пошла на занятия только потому, что услышала, что Оливер может на неделю приехать в Бирмингем. Всего в часе езды на поезде от Оксфорда. Ты даже не пытаешься изобразить спокойствие, Брайар Роуз. Этот корабль уплыл, когда я начала просматривать сплетни в поисках новостей о семье фон Бисмарков в перерывах между сомнительным потреблением авокадо королевской семьей и громкими голливудскими разводами. Олив Дресс похлопала маму по плечу. — Брайар Роуз всегда была смышленым ребенком. В этом никогда не было сомнений. В отличие от этой незнакомки, я не обманывала себя, принимая мамину оценку успеваемости за восторженный пятизвездочный отзыв. Не тогда, когда из нее, как вода из прорвавшейся плотины, просачивалась оборонительная реакция. Один порыв ветра - и мама опрокинулась бы навзничь от напряжения. Олив Дресс хмыкнула, притворяясь сочувствующей. — Как она справляется с социальными проблемами? — Социальными... — Мамины губы сжались так плотно, что можно было раздавить бриллианты. С ее щек стекала каждая унция тепла. — Ну, она немного застенчивая и тихая по натуре. Не думаю, что ее это сильно волнует. Мне не все равно, мама . Мне так не все равно, что иногда это меня душит. — И мы не можем останавливать свою жизнь ради ребенка, ради всего святого. — Папа выхватил из маминых пальцев фужер с шампанским и бросил на проходящий мимо поднос. — Этот новомодный подход к воспитанию детей не для нас. В наши дни люди растят отродья. У меня заслезились глаза. Я заставила себя сосредоточиться на танцующих парах, чтобы заглушить боль. Под слоями ткани мои ноги двигались в такт вальсу, с каждым взмахом ударяясь о перила веранды. Правая нога - назад. Левая нога - в сторону. Обе ноги - вместе. Левая нога - вперед. Правая нога - в сторону. И повторить. Мои мышцы покалывало. Каждая косточка в теле хотела танцевать. Я завороженно наблюдала за тем, как люди кружатся, кружатся и кружатся, и их смех проносился по моему позвоночнику, как порция эспрессо. Буэнос-Айрес. Я впервые услышала об их планах. Джейсон и Филомена Ауэр никогда бы не позволили ребенку задавать вопросы не по делу - и уж точно не о будущем, которое они полностью контролировали. — Такие эгоистичные вопросы расстраивают твоего отца, — укоряла мама всякий раз, когда я затрагивала тему наших постоянных переездов. — Тебе не стыдно, что ты такая неблагодарная и избалованная? Неужели ты думаешь, что все дети живут в такой роскоши? Нет. Я вовсе так не думала. Проблема была в том, что мне не нужна была дизайнерская одежда, пентхаусы на небоскребах и шикарные рестораны. Мне нужны были верные друзья, домашняя еда и игра в ромми с родителями в ленивые вечера каникул. О таких вещах Оливер фон Бисмарк рассказывал сказки - такие красивые и чужие, что я не верила, что они могут быть правдой. И все же мне отчаянно хотелось, чтобы это было так. Когда-нибудь у меня это будет. Счастье. Свобода. Друзья, настолько близкие, что они стали семьей. Мама вздохнула. — Во всяком случае, мы нашли решение. Для меня это новость. Решение? Для моего одиночества? Может, мне наконец-то разрешат завести собаку? — О? — Я повернула голову в их сторону и успела заметить Олив Дресс, наклонившуюся вперед. — И каково же решение? Папа повернул запонку так, чтобы наш фамильный герб лежал вертикально. — С сентября Брайар Роуз будет учиться в Surval Montreux. Моя кровь застыла в жилах. Surval Montreux была школой-интернатом для девочек. В Швейцарии. Они бросали меня здесь. Они даже не обсудили это со мной. — Surval Montreux? — Платье Олив Дресс завибрировало, и она отпрянула назад, словно одна мысль об этом оттолкнула ее. — А почему не Le Rosey? Мама погладила жемчужину Mikimoto, лежащую на ключице, и отвела глаза в сторону, как будто разговор ей наскучил. — Ну, мы же не можем допустить, чтобы она без присмотра взрослых болталась по Европе с мальчиками, верно? Перевод: зачем устраивать скандал, которого можно избежать, если моя дочь может просто быть несчастной? Папа положил ладонь на мамину спину и уставился на нее так, словно она была единственным человеком в его жизни, который имел значение. А ведь так оно и было. В конце концов, я для него не существовала. — Так будет лучше для всех. — Он помассировал ей небольшую часть спины. — Последней нашей станцией был Цюрих, а в Брайар-Роуз превосходный французский. Школа предлагает систему AP, так что проблем с переводом не будет. У нее будет много возможностей встретить новых друзей. Они отправляли меня в школу-интернат. Они отказываются от меня в Европе и без раздумий переезжают в Южную Америку. И что самое ужасное? Несмотря на то, что мое тело тряслось от ярости и страха, не могла найти в себе силы противостоять им. Чтобы вмешаться. Сказать им, что я ни при каких обстоятельствах не соглашусь перестать жить с ними. Не потому, что они были прекрасными родителями, а потому, что были моим единственным ощущением нормальности, каким бы ничтожным и жалким оно ни было. — Обнимашка? — Знакомый тенор вывел меня из липких, как смола, мыслей. Я мотнула головой в сторону голоса. Его обладатель шел ко мне неторопливой походкой, одетый в сшитый на заказ костюм из четырех частей. Люди приостановились вокруг нас, чтобы проследить за движениями парня, но его глаза по-прежнему были устремлены на меня. Наши взгляды сплелись, и его фирменная коварная улыбка приподняла уголок рта. Меня охватила неистовая радость. Ее прикосновение было мимолетным, как перьевой поцелуй, но я не стала за него цепляться. Я знала, что он вернется. Потому что он наконец-то пришел. Оливер фон Бисмарк. Граф Каринтии. Старший сын Феликса фон Бисмарка, герцога Каринтии. И мое личное падение. 2 Брайар Роуз Гермес. Вот кого он мне напоминал. Греческого бога плодородия, музыки и обмана. Всего развратного. С его волнистыми пшенично-русыми кудрями, голубыми глазами цвета Веджвуда и патрицианскими углами. Единственным малейшим изъяном в богоподобных чертах Оливера была его косичка. Этот вихрь волос казался мне личной победой. Он доказывал смертность, парень был таким же, как и мы, а не полностью отделенным от остальных. От меня. Брови Олли сошлись вместе. — Эй, что случилось? — Он сжал мои руки в своих, оттаскивая меня от края террасы. — Ты сидишь в опасной близости от края и выглядишь так, будто вот-вот заплачешь. Я и вправду собиралась плакать. Мои родители бросали меня в Швейцарии. Планировали ли они когда-нибудь рассказать мне об этом? Или однажды я проснусь в пустом доме? Пот покрыл мои ладони. Если бы я могла почувствовать что-то помимо шока, я бы знала, что они холодеют от паники. Я хотела рассказать ему все. А я не хотела говорить ему ничего. В конце концов, Оливер фон Бисмарк был единственным человеком в мире, который думал обо мне больше, чем о чем-то второстепенном. Я отказалась обременять его своими проблемами. Наше совместное лето должно было быть веселым. Светлым. Я заставила себя рассмеяться, поднялась на ноги и стряхнула с задницы гравий. — Правда? — Ага. У тебя подводка потекла. Только не говори мне, что это новая тенденция. Прошлым летом это было наращивание волос в носу. Тебе никогда не понять, как это – сойти с длинного рейса и обнаружить, что асфальт полон фурри. Я думал, что приземлился не на той планете. Я чуть не рассмеялась, поворачиваясь, чтобы смахнуть дурацкую тушь, которой накрасил меня мамин визажист. Внимание толпы сразу же обрушилось на нас. Я никогда не привыкну к этому. Да и не нужно было. Такое случалось только тогда, когда меня сопровождал Олли. Он обладал собственной гравитацией, и, когда приближался, никто не мог вырвать его из этого состояния. —У меня щиплет глаза. Наверное, от того, что я слишком близко подошла к огненному шоу внизу. — Я пробиралась сквозь любопытных светских львиц, бесцельно блуждая. — Чем ты хочешь заняться? Мы всегда исследовали места, пробираясь на кухню и воруя торт, когда обслуживающий персонал отворачивался. Это было негласное соглашение, что мы проведем все лето вместе. У наших родителей были дома у озера, расположенные в трех метрах друг от друга. Каждый год я с затаенным дыханием ждала, не передумает ли Оливер, не отправится ли в лагерь с ночевкой или просто не будет отрываться от своих друзей из DMV. Он всегда возвращался ко мне. Олли поймал мой шаг, возвышаясь надо мной своим невозможным ростом. — Сначала потанцуем. Он схватил мою ладонь и потащил на танцпол. Я наткнулась на его грудь, тихонько вздохнув, не готовая поднять голову и заглянуть ему в глаза. Он был возмутительно красив, а еще он был моим лучшим другом. Ну, моим единственным другом. В свои пятнадцать лет я была уверена, что Олли уже целовался со многими девушками, и это подозрение приводило меня в ярость. Я хотела, чтобы он стал моим первым поцелуем, но возможность потерять то, что у нас было, пугала меня. — Танцевать? — Я фыркнула, пытаясь высвободить свои пальцы из его. — Ты ненавидишь танцы, Олли. — Боюсь, я не могу упустить шанс опозорить тебя. — Единственный человек, которого ты поставишь в неловкое положение, - это ты сам. Ложь. Если бы он захотел, Олли мог бы участвовать в профессиональных соревнованиях. Как только он смог ходить, не опрокидываясь, его прусская бабушка, шестикратная победительница Блэкпула, научила его бокс-степу. — Я слишком горяч для своего собственного блага. — Он вывел меня в центр танцпола и остановился. — Я должен в чем-то провалиться. Склонив голову, он посмотрел на меня. В его глазах был озорной блеск, а на губах - опасная ухмылка. Мое сердце разлетелось на миллион бабочек. Если родители уедут, это будет наше последнее лето вместе? От этой мысли у меня в кишках поднялась желчь. Я сглотнула и положила ладонь на его протянутую руку. Как только его пальцы сжали мои, песня стихла. Я отдернула руку, надеясь, что мои щеки не выдадут моих нервов. — Какой скромный. Он выпрямился и вернул мою руку, как будто это было естественно. — Просто подожди. Как по команде, оркестр начал «Спящую красавицу» Чайковского. Его хихиканье доносилось до моих ушей, как звон коринфских колоколов. Я совершила ошибку, взглянув на него, и успела заметить, как он зажегся. Он был слишком красив. Это было так несправедливо. Он должен быть уродлив как грех. Тогда он был бы полностью в моем распоряжении, и я все равно любила бы его, ни на унцию меньше. Это был лучший секрет Оливера. Его великолепная внешность не шла ни в какое сравнение с тем, насколько он был совершенен внутри. Он обхватил меня за спину, притягивая ближе. — Ну-ну, если это не твоя песня. — Моя песня? — Я моргнула, отчаянно пытаясь привязать себя к настоящему. Забыть о бомбе, которую заложили мои родители перед приездом Олли. — Да. Ты спящая красавица, глупышка. — Я очень даже бодрствую... хотя вздремнуть - самое то, — пошутила я, чувствуя себя неловко, когда пожилые пары расчищали нам дорогу, задерживая взгляды на наших плавных движениях. Со стороны это выглядело так, будто мы с Олли тренировались годами. Мы двигались вместе, как река, встречающая океан, вращаясь и кружась, наши тела тесно переплетались. На один сладкий миг я притворилась, что он мой, а я его. Что мои родители не предали меня. И что я знаю, и всегда знала, что такое любовь к дому. Дома, где есть сердце, а не адрес. — Тебя зовут Брайар Роуз, как и принцессу. — Олли обнял меня, пока наши руки тянулись друг к другу. — К тому же ты на нее похожа. — Она вымышленный персонаж, Оливер. — Я подняла ногу, задрав пальцы к небу. Вокруг нас люди хлопали. Пять минут назад они даже не заметили, как я оказалась в порыве ветра от смерти. — Ну и что? Ты до смерти похожа на диснеевского персонажа. — Он изучал меня голодными глазами. — Длинные темно-русые волосы, дугообразные брови, розовые губы. — Он сделал паузу и нахмурился, чтобы получше рассмотреть мое лицо. — Никаких ногтей. На этот раз он искренне рассмеялся. Я похлопала его по груди. Он никак не мог заставить меня смеяться после услышанных новостей. Как всегда, Оливеру удалось невозможное. — У меня есть ногти. — Я развела руками, чтобы доказать свою правоту. — Едва ли. Ты обгрызаешь их, как будто это гребаные пряники, подружка. — У меня напряженная жизнь, ясно? — Я понимаю. Трудно быть такой красивой и умной, когда все вокруг тебя - середнячки. У меня та же проблема. Мы должны создать клуб. Еще одна волна смеха прокатилась по моей груди. — Прекрати. Ты меня раздражаешь. — Заставил тебя улыбнуться. — Его глаза искрились юмором. — Я знал, что смогу. Я такой неотразимый. Ты даже не представляешь . Я вернула свою руку ему, протрезвев. — Как прошел твой год? — Хм. Посмотрим. — Он наклонил меня вниз, и моя грудь оказалась на уровне его глаз. Ну, грудь - это слишком громко сказано для того, чем она была. — В школе все было хорошо. Мой папа строит еще три отеля в Японии, поэтому он не так часто бывает дома. — И как? — Никто не заметил. Я знала, что он шутит, так же как знала, что он очень любит свою семью. В наших кругах люди относились к своим семьям как к разменным картам, которые можно было перетасовать, когда возникала необходимость. Вопреки всему, фон Бисмарки действительно нравились друг другу. Я надулась, потирая большим пальцем его запястье. — Мне жаль, что ты провел год вдали от отца. Он пожал плечами в своей беззаботной манере Оливера. — Бизнес есть бизнес. К тому же, он купил мне подарок за то, что я бросил тебя в твои годы становления, и он довольно эпичный. — Дай угадаю. Потайная дверь? — Во-первых, это было в моем рождественском списке много лет назад. Во-вторых, «Лев, колдунья и платяной шкаф» - это классика. — Он закружил меня так быстро, что мои пальцы впились в его плечи. — Он подарил мне дом на Дороге Темного Принца. Год за годом Оливер сетовал на то, что два его лучших друга живут на одной улице, а он - в причудливом особняке площадью 17 000 квадратных футов на противоположной стороне Потомака, штат Мэриленд. Не дай бог, если они устроят без него хаос, и неважно, что у Закари Сана в заднице постоянно торчит палка, а Ромео Коста не может найти Фан на карте с GPS, компасом и Дорой-исследователем на быстром наборе. (Это слова Олли, не мои. Я никогда с ними не встречалась, и, честно говоря, такая возможность меня пугала. Серьезно, Олли как-то обмолвился, что семья Ромео оставила за собой след из тел, достаточно большой, чтобы заполнить круг Ада). — Дом? — повторила я, пытаясь заглушить укол ревности, пустивший корни в моей груди. Мысль о том, что я могу жить рядом с людьми, которые меня любят, вызывала слезы зависти на моих глазах. — Самый большой на улице. Мама разрешила мне жить в нем, как только мне исполнится восемнадцать, - при условии, что я буду навещать ее каждый вторник и разрешу Себу ночевать у себя. В тринадцать лет младший брат Олли заботился только о своей семье и гребле. Мы с Себастьяном неплохо ладили, но я находила его слишком холодным и резким для массового потребителя. — Ты заставишь своих соседей пожалеть о том дне, когда они переехали сюда. — Миссис Коста уже позвонила маме, умоляя ее передумать. В любом случае, уже слишком поздно. Я уже построил там конюшню. — Для чего? Зная Оливера, это могло быть что угодно - от мастерской по изготовлению бомб-вонючек до микропивоварни. Он был склонен уважать свои прихоти, делая то, что ему нравится, только потому, что он может. Если бы Оливера отправили в школу-интернат, он, скорее всего, нанял бы кого-нибудь вместо себя или использовал бы кампус как почву для революции. Олли наклонил руку, незаметно подправляя мою позу до нужной. — Родители купили мне новую лошадь, которая, кажется, каждый день набирает свой собственный вес. К тому же это место на воде, а Себ умирает от желания тренироваться там. — Он все еще смехотворно хорош в гребле? — Думаю, он собирается на Олимпиаду. — А поло? — Поло было хорошим. Мы выиграли национальный чемпионат. — Олли пожал плечами и отмахнулся от своего достижения. — А ты как, Обнимашка? — Он подмигнул. — Разбиваешь сердца в этом году? Я не могла понять, говорит ли он серьезно или дразнит меня. Конечно, он знал, что у меня нет ни друзей, ни тем более поклонников. — Сейчас я изучаю латынь и мандарин. Родители говорят, что это поможет мне при поступлении в колледж. — Я порылась в своем мозгу в поисках чего-нибудь не совсем занудного и унылого, чтобы произвести на него впечатление. — О, а еще я сама сшила это платье. Я испортила пару стежков сзади, но в целом оно довольно аккуратное, правда? — Оно идеально. Я закинула ногу назад, потом вперед. — Спасибо. Он закружил нас в очередном вираже. — И тебе, кстати, тоже. Я откинула голову назад, смеясь. — Теперь ты просто так говоришь. — Я никогда не говорю просто так. — Его черты прояснились, губы сжались в ровную линию. — Я абсолютно серьезен, Обнимашка. Мы остановились как раз перед окончанием песни. Восторженные хлопки эхом отдавались у меня в ушах. Я ошарашенно огляделась по сторонам. Вокруг нас образовался человеческий круг, предоставив нам личное пространство для танца. Я поискала в пятне зубастых улыбок лица своих родителей и ничего не нашла. Тем временем Феликс и Агнес фон Бисмарк с нежностью смотрели на своего сына. Мое сердце билось о клетку. Где были мои родители? Почему они никогда не гордились мной? Оливер схватил меня за руку. — Идем скорее. Я хочу тебе кое-что показать. Мы пробились сквозь густую толпу, проскочили мимо отдельного входа и сбежали вниз по узкой мощеной лестнице. Как и во всех средневековых особняках, хорошая погода не помогала бороться с сырым воздухом и морозным холодом. — Помедленнее. — Я подтянула юбки, чтобы не споткнуться о них на ступеньках. — Я надела каблуки. — Они не были высокими, но все же. Я не могла угнаться за Оливером, когда наши пальцы сцепились, и он наполовину тащил меня к месту назначения. — Подруга, ты медленнее, чем мертвый ленивец. — Он развернулся и подхватил меня на руки, как будто я ничего не весила, и понес вниз по лестнице по двое. Я обхватила его за шею. — Это, во-первых, грубо. В его груди раздался смешок, но он не ответил мне. Я понизила голос до шепота. — Во-вторых, куда мы идем? — Себ нашел тайник с алкоголем, и он великолепен. Он вихрем пронесся вниз по лестнице. Это был не первый раз, когда мы воровали выпивку во время летних вечеринок. Мы начали с того момента, как мне исполнилось одиннадцать и я случайно выпила мамино вино вместо яблочного сока. Мы никогда не напивались по-настоящему, но запретное всегда казалось самым сладким на вкус. Через шесть лестничных пролетов мы выскочили к выходу. Олли поставил меня на землю и взял за руку. Мы помчались к винограднику, хихикая между вдохами и спотыкаясь о собственные ноги. Желтые факелы вели нас в темноте. Мощная музыка гремела под ногами, грязь заляпала подол платья, на которое я потратила несколько недель, и где-то по пути Олли потерял свой галстук-бабочку. Я шла за ним, моя рука все еще была в его руке. — Просто подожди, пока не увидишь это. — Его слова танцевали на ветру, музыка и свет приглушались, чем дальше мы бежали. — Он также нашел ящик со старыми книгами. — Он взял книги? — Да. — Он даже не читает. — Мы надеемся, что в них будет несколько пикантных сцен. Мы бежали несколько минут, пока не добрались до заброшенной конюшни на дальнем конце участка. Достаточно далеко от вечеринки - от моих родителей - чтобы я снова могла дышать. Ну, как только я перевела дыхание. Олли не выглядел измотанным, так как он включил свой телефон и светил фонариком. — О, черт. Я кое-что забыл. — Он сунул телефон в рот, держа его зубами, и достал из внутреннего кармана смокинга смятую коралловую розу. Ухмыльнувшись, он заправил обрезанный стебель в мои волосы, а телефон опустил обратно в руку. — Роза для Брайар Роуз. — Он подмигнул. — Ты же не думала, что я забуду, правда? Я покачала головой. Я знала, что он не забудет. Он никогда не забывал. Каждое лето Оливер непременно начинал с того, что дарил мне розу, чтобы напомнить о том, кто я такая. Этот договор мы заключили с тех пор, как в семь лет я попыталась сбежать из дома, чтобы встретиться с бабушкой и дедушкой. Мама и папа никогда не позволяли мне этого. Они называли их дурным влиянием, золотоискателями и «белым мусором». Оливер плечом открыл раздвижную дверь сарая. Пыльный бетон и ряд открытых стойл встретили нас. Как только мы переступили порог, в ноздри ударил запах старого дерева и засохшей мочи. — Себ? — Голос Олли эхом отразился от стен. — Прямо здесь. — Игривый смешок донесся из последней кабинки. Мы обнаружили Себа, прислонившегося к деревянной стене и потягивающего открытую бутылку вина. На заплесневелом тюке сена лежал блейзер, выброшенный без оглядки на ценник. Хрустящая рубашка была полностью расстегнута, обнажая золотистую грудь, подтянутую и загорелую от многолетних тренировок по гребле. Если Оливера можно было принять за греческого бога, то Себастьян напоминал картину эпохи Возрождения. Мама Олли как-то объяснила, что это имя привлекло ее во время детского отпуска в Тоскане. Они совершили вынужденную посадку в Великобритании и решили сделать остановку в Лондоне. Судьба привела ее к знаменитой картине «Мученичество святого Себастьяна», где она заглянула в глаза измученного святого, мучимого и непоколебимого, и решила назвать сына в его честь. Без мускулов и громоздкой фигуры Себастьян был бы почти по-девичьи красив. Он относился к своим длинным ресницам, игривым льняным локонам и большим глазам цвета ясного летнего неба как к надоевшим аксессуарам. В этом и заключалась особенность Себа. В нем всегда было что-то трагическое. Как в святом. Высокомерное упрямство, которое заставляло меня переживать за него. — Привет, БР. — Себ направил свой фонарик на мое лицо. — Вижу, ты избавилась от этих ужасных брекетов. Я поморщилась от яркости, заметив рядом с ним ящик, полный книг. — Если хочешь сохранить зубы в целости, лучше следи за тем, как с ней разговариваешь, — предупредил Олли. — Идем, идем. — Себ проигнорировал его, похлопывая по грязи рядом с собой своими оксфордами Berluti. — Я могу вас заинтересовать... — Он повернул бутылку с вином за горлышко и прищурился на этикетку. — Domaine Leflaive Montrachet Grand Cru? ( прим. высококачественное бургундское белое вино) — Он икнул. — Или то, что от него осталось, в любом случае. Я высвободила свою руку из руки Оливера. — М-м-м... конечно. — Ты начал пить без нас? — Олли ворвался в кабинку и выхватил фонарик, направив его брату в лицо. — В чем твоя проблема? Себ прищурился. — Здоровая смесь изнурительного беспокойства, неуверенности в себе и мании величия. — Он глотнул из бутылки. — А у тебя? — Ему всегда удавалось говорить как тридцатилетнему разведенному человеку на пороге кризиса среднего возраста. Оливер покачал головой. — Господи, да ты просто в хлам. Себ пожал плечами, сделав еще один глоток вина. Он опустился на подстилку из хрустящих листьев и рассмеялся. — Я предпочитаю термин «комфортное онемение». — Посмотрим, как ты будешь чувствовать себя, когда твое лицо проведет ночь в унитазе, а тебя вырвет через рот, ноздри и уши. — Оливер поправил брата. — От тебя воняет вином. Мама с папой обделаются, когда увидят тебя. Его слова ударили меня прямо в грудь, пронзив ее злобной, навязчивой ревностью. Во-первых, потому что у Олли и Себа были родители, которые действительно заботились о них настолько, чтобы поднимать шум по поводу частного пьянства несовершеннолетних. Были бы и наказания, и разговоры, и последствия. Может быть, даже слезы. Во-вторых, потому что я знала, что до этого никогда не дойдет. Олли никогда бы не позволил своим родителям узнать об этом. Он спрячет Себа и будет сам выхаживать его. Возьмет вину на себя, если понадобится. Оливер и Себастьян были яростно преданы друг другу. — Ты вообще слушаешь? — Олли пнул Себа кончиком остроносого ботинка. Тот ответил громким, звучным храпом, подтверждающим, что он заснул. Оливер фыркнул, разжимая пальцы Себа от бутылки с вином. Он повернулся ко мне, пожав плечами. — Ну что, пойдем? 3 Оливер Спустя одну импровизированную кровать и одного брата-идиота я проскользнул в кабинку, которую занимала Брайар Роуз. За две минуты нашего разговора она успела прислониться к деревянной стене, заслоняясь рукой от ящика с книгами, который Себ украл по прихоти. Что-то в ней было от сказки - из первых глав, где жизнь обрушивает на принцессу груду кирпичей и она на пороге узнает, какая она плохая задница. За последние пару лет Брайар Роуз стала очень красивой. На нее невозможно было не смотреть, хотя я не мог определить, чем именно она так отличается от остальных. Конечно, у нее был острый нос, тонкие брови, губы в форме сердца и ресницы длиннее, чем в романе Достоевского. Но я знал много красивых девушек, и ни одна из них не заставляла мои колени слабеть, а шею горячиться. Как сейчас. Я расстегнул пару пуговиц на рубашке, делая вид, что слушаю, как она читает одну из захваченных Себом книг. Но на самом деле все, на чем я мог сосредоточиться, - это ее губы. В частности, на том, что ее нижняя губа была намного пухлее верхней, умоляя взять ее в рот и обсосать дочиста. Обнимашка скрестила ноги, одной ногой подбросив туфлю в воздух. — Земля - Олли. Ты вообще слушаешь? — Она шлепнула по желтым страницам твердой обложки. От них взметнулось облако пыли. — Ты пропускаешь все дикие части книги. — Черт. Я, наверное, на секунду отвлекся. — Я моргнул. Прочистил горло. — Что мы снова читаем? — Спящая красавица и ее дети. — Она постучала пальцем по книге и взяла с ящика полупустую бутылку вина, сделав небольшой глоток. — Это вариация на тему «Спящей красавицы», я думаю. Но мне не нравится. — Почему? — Я потер вспотевшую шею. — А мне нравится. То есть она читала, пока я безнадежно смотрел на нее, так что, наверное, мне она нравится. Она сузила свои фиалковые глаза. — Тебе нравится? — Да. — Я пожал плечами. — А что может не понравиться? — Может, то, что принц насилует принцессу, пока она спит, и оплодотворяет ее. — О. — А потом мать короля пытается убить детей и скормить их королю. Фу. Я украл бутылку, формируя слова вокруг ее рта. — Мне нравятся сложные семьи? — Спящая красавица буквально рожает, находясь в коме. — Рот Брайар Роуз опустился. — Это не сказка. Это мечта Сатаны. Я отхлебнул вина и поставил его между нами в ящик, спрятанный между книгами. — Должно быть, я отравился во время этой части. — Святые угодники, на что только не шли люди в те времена ради развлечений... — Она покачала головой. — Вспомни... у них не было Netflix и пиклбола. ( прим . вид спорта, сочетающий в себе элементы бадминтона, тенниса и настольного теннис) Брайар Роуз закрыла книгу в твердом переплете и положила ее обратно в коробку, улучив момент, чтобы в последний раз прочесать корешок, несмотря на то, что содержимое книги ей не нравилось. Из всех ее причуд эта показалась мне самой милой. С тех пор как я начал дарить ей розы, она поглощала любую сказку, которая попадалась ей в руки. Мне казалось, что она часто цепляется за мои слова и поступки, словно в них скрыты секреты Вселенной. В детстве ее внимание заставляло меня чувствовать себя на десять футов выше. Сейчас же оно будоражило во мне что-то непонятное - даже головокружительное. — Ты получила мою посылку в прошлом месяце? Я чуть не отдал конечность за этот экземпляр «Чудесных сказок». Каждый раз, когда аукционист поднимал ставку, я представлял, как папа бьет меня по голове своим бумажником. Когда бы я ни путешествовал, я всегда старался прихватить для нее какой-нибудь сувенир и отправить его в ту страну, куда в то время отправлял ее отец. В последнее время я стал посылать местные версии Спящей красавицы. Кроме общих имен, нежность Брайар Роуз напоминала мне о принцессе. Что-то в ее мечтательных глазах и мягких словах заставляло меня прижиматься к ней, как к уютному одеялу. — Мне понравилось. — Она закрыла коробку, прикусив нижнюю губу. — Ты купил ее, когда ездил в Сиань с Заком, верно? — Его мама готова на все, лишь бы вытащить его из дома... даже если это означает отправить его в путешествие по миру вместе с тобой. Мы замолчали, каждый из нас погрузился в свои мысли. У нас никогда не было проблем с тем, чтобы заполнить тишину. Я не знал, чем это лето так отличается от других, но с той секунды, как я увидел Брайар Роуз, парящую у края веранды в струящемся розовом платье, мне стало невозможно говорить без того, чтобы не сказать какую-нибудь глупость. Наконец она полностью переключила свое внимание на меня, оценивая меня взглядом, и на ее лице появилась озабоченная хмурая гримаса. — Думаю, теперь моя очередь спросить, все ли в порядке. — Ее рука сжала мое колено. — Расскажи мне, что тебя беспокоит. Свое прозвище Обнимашка получила десять лет назад, когда решила, что не может и десяти секунд прожить, не обняв или не прикоснувшись ко мне. В пять лет меня это раздражало. Мы занимались борьбой, пинали грязь, что угодно, и она случайно прерывала все, чтобы обнять меня до боли в сердце. Я, конечно, обнимал ее в ответ. Я не был злым ребенком. Я не понимал, почему она так поступает, до лета перед средней школой. Брайар Роуз обнимала меня при любой возможности, потому что дома она никогда не получала таких объятий. Для нее я был самой близкой семьей, и меня чертовски раздражало, что ее родители были такими отстойными. И вот теперь она здесь, ее рука на моем колене, всего в нескольких секундах от того, чтобы выжать из меня правду. Все дело в том, что я хочу поцеловать тебя и не могу перестать думать об этом, - хотел сказать я. Плохо то, что мне не нравится, что ты живешь так далеко, и, возможно, тебе стоит переехать к нам. Твоим родителям ведь все равно. Я все еще не понимал, как родители Брайар Роуз могли не любить ее. Я просто знал, что они ее не любят. Она была прекраснее всего на свете, включая круассаны с Нутеллой. Проблема была в них. Не в ней. Никогда. Обнимашка опустилась на землю, обняла мою ногу и положила подбородок мне на колено, заглядывая глубоко в глаза. — Ну как? Все мое тело всколыхнулось от такого количества чувств, что я подумал, что меня вырвет. Радость, и паника, и желание, и... черт, то, что я даже не мог описать. Я открыл рот, не зная, что из него вырвется, когда нас прервал отчетливый треск хрустящих листьев. Наши глаза расширились, и мы в унисон бросились к входу. Спасибо, черт возьми, за возвышающиеся стены кабинок. Между Ауэрами и фон Бисмарками я не знал, кто из родителей убьет нас, а кто закопает тела, если они застанут нас здесь с достаточным количеством выпивки, чтобы потопить «Титаник». Я просто знал, что это будет совместная работа - и что она закончится тем, что мистер Ауэр попытается подсунуть папе визитную карточку, как он делал это в нашем почтовом ящике каждое лето. (На самом деле Ауэрам было наплевать на пьянство среди несовершеннолетних. Их волновал скандал, который это принесет их имени. А вот папа и мама...) Из соседней кабинки Себастьян издал комично громкий храп. Этот засранец был рожден, чтобы выводить меня из себя. Две пары ног зашелестели по грязи за пределами сарая. Брайар Роуз обхватила рукой мое тельце, когда хриплые голоса мужчины и женщины пронзили наше убежище. Черт. Я оставил раздвижные двери открытыми, не ожидая непрошеных гостей. Несколько секунд спустя их тени заплясали по противоположной стене. Более крупный силуэт прислонился к дверной раме сарая, прикуривая сигарету. Ленивые струйки дыма вились за его губами. — Ты же знаешь, я ненавижу, когда ты куришь. — Его спутница топнула ногой. — От тебя воняет, как от пепельницы. Мы с Брайар Роуз мгновенно напряглись и в ужасе уставились друг на друга. Мы узнали голос. Филомена Ауэр. Мать Брайар Роуз. А этот мужчина? Он не мог быть ее отцом. Мистер Ауэр курил только сигары - все остальное он считал дрянью. Парень снова поднес сигарету к губам, на этот раз направив дым прямо в лицо Филомены. — Я лучше буду вонять, как пепельница, чем вонять дерьмом. — Его густой техасский акцент звучал совсем не так, как сильный нью-йоркский акцент Джейсона Ауэра. Все еще ссутулившись над моим коленом, Брайар Роуз смотрела на меня огромными беспомощными глазами. Я прижал палец ко рту, давая ей знак замолчать. Филомена смахнула дым. — Джейсон не обманщик. — Он мошенник и жулик, и он подвергает опасности всю семью. Опасности? Какой опасности? Я представлял, как сдираю с Джейсона кожу и использую его тело в качестве одеяла для Брайар Роуз, если ей это понадобится. Мне никогда не нравился этот парень. — Он знает, что делает. Кроме того... что ты хочешь, чтобы я сделала? Он мой муж. — Он урод. — Богатый урод. Ты забыл, что я подписала брачный контракт? Тебе нечего мне предложить, Купер, кроме члена чуть выше среднего. — С ее губ сорвался гортанный смешок, совсем не похожий на вынужденную элегантность, которую я привык видеть на лице Филомены. — Ты разорился на шутку. — Хочешь верь, хочешь нет, Фил, но в жизни есть нечто большее, чем деньги. При каждом обмене фразами Брайар Роуз вздрагивала, словно слова сами били ее по лицу. Я не мог ее винить. Ее мама только что призналась в измене. — Не смей меня осуждать, Купер. Я делаю то, что лучше для моего ребенка. — К сожалению, нет, учитывая, что ребенок мой. Изо рта Брайар Роуз вырвалось хныканье. Черт. Я схватился за голову, чтобы прикрыть ее рукой, заглушая крик, который, как я знал, хотел вырваться наружу. Он сказал это так непринужденно, как будто только что не разрушил весь мир моей лучшей подруги. А Брайар Роуз... Она замерла, глядя на меня, но не видя меня. Ее ногти так и остались впечатанными в плоть моей ладони, пустив по запястью струйки крови. Я видел, как признание медленно - очень медленно - впивается в ее кожу, когтями преодолевает комок в горле и проникает в сердце. Слеза упала с ее щеки на мою костяшку. Джейсон Ауэр не был отцом Брайар Роуз. Им был этот незнакомец. 4 Оливер Теперь все стало понятно. Ауэры напоминали последствия оргии лемуров - взрыв кустистых темных волос, острых носов, пучеглазых взглядов и невысокого роста. Меня всегда поражало, как кто-то настолько сногсшибательный мог произойти от пары инбредных близнецов-перевертышей. Между тем Брайар Роуз обладала аурой королевы с ее высоким ростом, царственными волосами цвета клубничной блондинки и невероятно сиреневыми глазами. Не говоря уже о том, что она не разделяла ни одной черты характера ни одного из них. Она любила старые книги и уютные вечера. Они же любили новые деньги и палящий зной своего неизбежного путешествия в Ад. Она приносила радость в каждую комнату, в которую входила. Они приносили радость в каждую комнату, из которой выходили. Она была хорошей. А они - нет. Я погладил ее по волосам свободной рукой, желая, чтобы Филомена и Купер - кем бы он ни был - уже ушли, чтобы я мог заключить их дочь в свои объятия. Брайар Роуз напряженно щурилась и дрожала под моей ладонью, ее рот был приоткрыт, умоляя закричать. Она пыталась отцепить мою руку от своих щек, но я держал ее крепко. Я покачал головой, глазами умоляя ее замолчать. Я не думал, что Филомена Ауэр сможет превзойти злую бабушку из книги, которую мы только что прочитали. Она понесет наказание, если обнаружит здесь свою дочь. Без сомнения. Я не мог рисковать. — Ш-ш-ш! — Филомена шлепнула Купера по груди своей сумочкой. — Ты с ума сошел? Кто-то может подслушивать. — Остается только надеяться. — Он нарочито повысил голос и сделал паузу, чтобы еще раз затянуться сигаретой. — Брайар Роуз - моя. Я хочу узнать ее получше. Я заслуживаю того, чтобы установить с ней связь. Я хочу быть частью ее жизни. — Она была сотворена во грехе. — Это не она согрешила. Это сделали мы. Так почему она должна нести последствия? — Она мерзавка. — Как и твой муж. — Он бросил сигарету на землю и закрутил ее под каблуком. — Я вижу, как он с ней обращается. Как ты ему позволяешь. Это позорно. Джейсон - жестокий человек. Джейсон. Он знал, что не является биологическим отцом Брайар Роуз? Должно быть, он знал, иначе не вел бы себя с ней так придурочно. Все тело Обнимашки дрожало под моей ладонью, ее зубы все еще впивались в мою плоть. Кровь, горячая и густая, потекла по ее подбородку, капая на платье. Я закрыл глаза, успокаивая дыхание, проталкиваясь сквозь боль и ярость. В другом мире, где нет судов, копов и последствий, я бы ворвался туда и отчитал эту женщину по полной программе. Никогда в жизни мне не приходилось проявлять столько самообладания, чтобы сохранять спокойствие. Но Брайар Роуз сейчас не нужна была горячая голова. Я наклонил ее подбородок вверх, заставляя опомниться. — Пожалуйста , - проговорил я, стараясь не произнести ни звука. — Сохраняй спокойствие ради меня. Силуэт Купера скользнул к Филомене и остановился в нескольких сантиметрах от ее лица. — Я хочу быть частью жизни этой девочки. — Дело сделано. — Филомена оттолкнулась от него и начала топтаться из стороны в сторону, держась за свою пустую голову. — Она не останется с нами. Мы оставляем ее в Швейцарии и переезжаем в Аргентину. Так будет лучше. — Лучше для кого? Она живет жизнью сироты, потому что ты слишком горда, чтобы позволить мне взять все на себя. — Ты мне ничего не испортишь. Джейсон наконец-то оправился от моей маленькой неосторожности. Он ударил ногой в стену амбара, посылая эхо в нашу сторону и вызывая небрежный храп Себастьяна, который заглушил вопль Филомены. — Твоя маленькая неосторожность - это ребенок с желаниями и мечтами. — Побочный эффект. — Она насмехалась. — Незаконнорожденный отпрыск - и неблагодарный, если можно так выразиться. — Ты не оставишь ее в Швейцарии одну. Я заберу ее. — Черта с два. И устроишь скандал размером с Россию? Я не мог поверить, что именно это ее сейчас волнует. Должно быть, Брайар Роуз получила мозги от папочки, потому что у ее мамочки их не было. Реки крови текли по моим пальцам. Брайар Роуз рухнула на мою ладонь и зарыдала в нее. Они услышат ее, если я не остановлю ее слезы. Я ломал голову в поисках идей. — Просто будь честной и признай это. — Голос Купера упал до шепота: — Ты хочешь избавиться от нее, потому что завидуешь ей. Потому что ее утонченность затмевает твою. Потому что ты видишь кого-то доброго и чистого, а сама знаешь, что не являешься ни тем, ни другим. Филомена фыркнула. — Я не завидую собственной дочери, глупец. — Так и есть. Ты не можешь справиться с ее красотой и изяществом. Ты изгоняешь ее из своего королевства, чтобы почувствовать себя лучше. Весьма печально, правда. — Он сделал паузу. — Ты - Малефисента. Свирепая. Мстительная. В прошлом ее расцвет. — Я… — Филомена остановилась. — Что это было? Брайар Роуз. Плачет в мою ладонь. На расстоянии вдоха от полных рыданий. Черт побери. Филомена вздохнула. — Ты это слышал? — Что слышал? Черт. Я должен был что-то сделать. У меня не было выбора. Не успел я опомниться, как убрал руку с лица Брайар Роуз, рванулся вперед и впился губами в ее губы в настоятельном, удушающем поцелуе. Он не был ни жарким, ни страстным, ни искусным. Он не был наполнен ни желанием, ни любовью, которая копилась во мне последние пару лет. Нет, этот поцелуй носил признаки отчаяния, раздражения и беспокойства. Высосать боль из моего самого любимого человека в мире и глотать ее как свою собственную. Медный привкус моей крови перешел с ее губ на мои. Она задохнулась в поцелуе, но не разорвала его. Вместо этого она схватила меня за плечи и притянула к себе, цепляясь за меня так, будто болталась на краю обрыва, а я был скалой, поддерживающей ее жизнь. — Я ничего не слышу. — Купер фыркнул. — Жалко. Каждый раз, когда мне удается тебя выследить, ты делаешь все, чтобы уйти от разговора... — Кстати говоря, если ты в следующий раз появишься там, где мы находимся, я надеру тебе задницу запретительным судебным приказом. У тебя не хватит ни смелости, ни средств, чтобы бороться со мной за это. Не испытывай меня. Ничем хорошим это для тебя не закончится. — И ты думаешь, что эта шарада закончится для тебя хорошо? — Он сделал широкий жест, и его тень стала покрывать стену, когда я сдвинул Брайар Роуз, чтобы она больше не видела его. — Я знаю твою слабость, Фил. Твою и твоего преступного мужа. — Боже мой. Ты думаешь, она захочет тебя, да? — Язвительные хлопки Филомены наполнили сарай, и я очень надеялся, что Обнимашка была слишком занята нашим поцелуем, чтобы услышать их. — Она слабая. Не способна постоять за себя. Вчера я поменяла свой подгоревший стейк на ее идеальный. Она ничего не сказала. Что за гребаный... — Монстр, — закончил за меня Купер. Я крепче сжал Брайар Роуз, прижав наши губы друг к другу, прижав их так близко, что она не смогла бы сдвинуться с места, даже если бы попыталась. — И у тебя больше нет вариантов. Оставь Брайар Роуз в покое. — Каблуки Филомены щелкнули по бетону. — Если ты этого не сделаешь, она потеряет все, что у нее есть. Деньги. Родословную. Репутацию. Тебе нечего ей предложить. Ты здесь как слуга. — Для меня большая честь работать на черной работе, если это означает возможность увидеть мою дочь. — Да, но Брайар Роуз привыкла к определенному образу жизни. Не разрушай его для нее. Она не будет счастлива, если ты войдешь в ее жизнь. Ни один здравомыслящий человек не захочет жить на рамене и воде из-под крана в грязной квартире, которую едва может себе позволить его отец-бездельник. С этими словами Филомена зашагала прочь. Купер выругался, обеими руками показал средний палец ее удаляющейся спине и пнул грязный пол, после чего зашагал по тропинке обратно в замок. Как только он удалился, я оторвал свои губы от губ Брайар Роуз. Вместо сонного, затуманенного выражения, которое обычно бывает у девушек после моих поцелуев, ее глаза оставались широко открытыми и острыми. Она сжала в кулак платье, оглядываясь по сторонам, словно боялась, что тени вернутся и поглотят ее. Когда Себастьян внезапно захрапел, она чуть не упала от испуга. — О, Боже! — Она зажала рот рукой, на глаза навернулись слезы. Она даже не заметила поцелуя. — Олли, что мне делать? Такое ощущение, что небо падает. — Если небо упадет, я подниму его для тебя. Я не знал как, но я найду способ. Конечно, ради нее. — Я не дочь папы Джейсона. — Ты все еще Брайар Роуз Ауэр. Смешная, милая и идеальная. Она покачала головой, пробормотав про себя. — Вот почему он меня ненавидит. Вот почему они от меня избавляются. — Он не ненавидит тебя, — возразил я, хотя он и ненавидел, и я ненавидел его за это. — Это... хорошо. Я сделал паузу, пытаясь подобрать нужные слова. По скептическому взгляду Брайар Роуз я понял, что потерпел неудачу. — Он меня ненавидит. — С ее губ сорвалась горькая усмешка. — Мама поменяла свой стейк на мой, когда поняла, что он подгорел, но хочешь знать, что сделал папа? Нет. У меня было чувство, что если она мне расскажет, то я подойду ближе к убийству первой степени. Тем не менее, я кивнул, чтобы она продолжала. Она вырвала свои руки из моих и встала. — Он отрезал хорошую половину моего подгоревшего стейка и добавил его в свою тарелку, но не прежде, чем сказал, что я съела слишком много для девушки. Вот ублюдок. — Джейсон Ауэр - отморозок. Он тебе не нужен. На самом деле ей было бы лучше без него. Отец ненавидел, что такая «пиявка» владеет собственностью рядом с его домом, но мы все равно возвращались на Женевское озеро, когда знали, что Ауэры будут здесь, потому что мне нужна была моя Брайар Роуз, или я донимал родителей, пока они не уступали. — Он мой отец, Оливер. — А что насчет Купера? Хорошо, что у тебя есть родитель, который на самом деле тебя обожает. Я имею в виду, он пришел сюда на работу только для того, чтобы увидеть тебя. Это круто. Она фыркнула, опустив взгляд на свое платье. Даже в темноте были видны полосы крови на розовом атласе от того, как она укусила меня за руку. — О. — Она взяла мою ладонь и развернула ее к себе лицом, разжимая нежными пальцами. — Мне так жаль. — Не стоит. Кровотечение давно остановилось, да это и не имело значения. Я ничего не чувствовал. В этот момент я понял, что мне действительно конец. До сих пор любовь к Брайар Роуз доставляла мне неудобства, доставляла хлопоты, изматывала нервы, но в целом приводила в восторг. По большей части это было весело. Сегодня она познакомила меня с темной стороной любви. В стране, где каждый ее ожог хлестал меня по коже, как плеть, ее потери становились моими, а ее боль ложилась тяжестью на мои кости. Ее пальцы вцепились в отвороты моей рубашки. — Что мне делать? — Убежать со мной. — Я понятия не имел, какая глупая, ромео-монтажная, сверхделириозная мысль посетила меня, чтобы предложить это, но, сказав это, я понял, что имел в виду. — Мы могли бы отправиться на край света. Он существовал. Сагреш-Пойнт в Португалии. Себ как-то сказал мне, что хотел бы проплыть мимо него... как раз перед тем, как поставил мировой рекорд по гребле и решил, что он слишком хорош для мира и должен вместо этого покорить Вселенную. Брайар Роуз изогнула бровь, бросив на меня взгляд, похожий на реальный. На заднем плане Себастьян все это время храпел. Тот факт, что Филомена и Купер его не слышали, можно было считать единственным оставшимся доказательством существования Бога после такого жестокого дня. — Конечно. Мы можем сбежать. Потому что бесконечные розыгрыши и странные поцелуи будут нас кормить. — Она попыталась рассмеяться, изображая спокойствие, как будто на моей ладони не было следов от зубов глубже, чем земное ядро. — Ты слышал, что сказали мои родители. Они отправляют меня в швейцарскую школу для девочек и переезжают в Аргентину. Половину времени они меня игнорируют, а вторую половину - откровенно жестоки, но раньше они никогда меня не бросали. Я не хочу быть одна. — Она поперхнулась: — Я боюсь. — Ты будешь чертовски преуспевать в этой подготовительной школе, Брайар Роуз. — Я вцепился в ее руки, не понимая, что побудило меня изрекать подобную чушь. Я ни дня не провел в школе-интернате, даже в лагере с дневным пребыванием. — Мы будем разговаривать по телефону каждый день и продолжать писать друг другу. Я буду всегда рядом с тобой. Лето наступит раньше, чем ты успеешь о нем подумать. А в восемнадцать лет ты будешь свободна от этих придурков. Хорошо? Она кивнула, ее горло сжалось от глотка. Не достаточно хорошо. Мне нужно было услышать, как она это скажет. — Хорошо? — повторил я. — Хорошо. Должно быть, она была напугана до смерти. Черт, да я и сам был напуган. Ответственности. Ее будущего. Вероятности того, что я не смогу защитить ее, и мы оба будем ненавидеть меня за это. Но будь я проклят, если не помогу своей Обнимашке. — Я всегда буду рядом с тобой. — Я наклонил ее подбородок и впился взглядом в ее глаза. — Не только летом, Обнимашка. Если тебе нужно, чтобы я перевелся из одной школы в другую и переехал жить сюда, в Швейцарию, я сделаю это. Я сделаю для тебя все. Нет ни слишком высокой горы, ни слишком глубокого океана, ни слишком далекой планеты, чтобы я мог до тебя добраться. Это моя клятва тебе. Я всегда буду у тебя. Ты никогда, никогда не потеряешь меня. Вместо того чтобы ответить мне словами, она ответила мне своим телом. Погладила меня по щекам и притянула к себе в поцелуе. На этот раз он был другим. Девственный, нерешительный и прекрасный. Чертовски красивый. Ее губы коснулись моих, и мы оба проследили за краями рта друг друга, дрожа, словно гравитация могла подвести нас в любой момент. И в этом поцелуе она перечеркнула мою судьбу. Я никогда не смогу полюбить другую. Брайар Роуз была для меня единственной. 5 Оливер Настоящее — Эй, не мог бы ты быть моим фальшивым бойфрендом на следующей неделе? — Фрэнклин Таунсенд скользнула на пассажирское сиденье моего Ferrari Purosangue, покачивая бедрами в мини-юбке. — Я очень хочу пойти на вечеринку на пляже, но это в Хэмптоне, и я бы не хотела, чтобы ко мне приставали каждые пять секунд. Она поправила свой облегающий треугольный топик, прикрыв его настолько, чтобы избежать очередного ареста. Первое - я не знал, почему она решила побаловаться скромностью. В ее наряде было меньше ткани, чем в салфетке. Тусовщица - вот ее характер. И второе - я понятия не имел, какое отношение Хэмптон имеет к частоте приставаний к ней людей, но меня это не волновало настолько, чтобы спрашивать. Я завел двигатель достаточно громко, чтобы разозлить Ромео, в чьем доме в данный момент проживала Фрэнки. — Заманчиво, но я бы предпочел съесть собственную селезенку. — Почему бы и нет? — Она невозмутимо потянула розовую жвачку. — Я - горячий товар. — Ты же знаешь, я не появляюсь на публике с одной и той же женщиной больше одного раза. Люди могут неправильно понять и подумать, что я подумываю о моногамии, Фрэнклин. Я трахальщик, а не мошенник. — Технически, ты трахальщик. — Фрэнки хихикнула. —Все эти холостяцкие замашки устаревают, как только тебе стукнет тридцать. Я выехал из нашего района, пока она освобождала компактное зеркальце из своей Birkin - подарок сестры, сделанный в отместку за шопинг. — Дело не в том, что я старый... а в том, что ты едва родилась. Она нанесла еще один слой блеска для губ. — Я думала, мужчинам нравятся молодые женщины? — Мое правило таково: я готов приучить к горшку только того, кто вылез из моих яиц. — Я не добавил, что никогда не стану отцом, так что это не проблема. — Да ладно. Мы даже никогда не встречались.Девчонка думала, что БДСМ означает «Плохие решения и трата денег». — Люди этого не знают. — Я перекинул запястье через руль, не отрывая взгляда от дороги. — Все они знают, что ты была завоевателем. Я достаточно упорно преследовал тебя. — А потом я сказала «да». — Она захлопнула маленькое зеркальце и с разочарованным стоном подняла руки вверх. — А ты сказал «нет». Почему? — Избавил тебя от разбитого сердца. Фрэнки фыркнула. — Да ладно. Если бы кому-то из нас разбили сердце, то это был бы ты. Конечно, это невозможно. Мое сердце было по ту сторону пруда, в Европе, с девушкой, которую я не видел с девятнадцати лет. Время не притупило этот факт. Как и поток женщин, которые входили и выходили из моей спальни на протяжении многих лет. Но Фрэнклин Таунсенд - юная, голубоглазая сестра жены Ромео - никогда не будет в моем меню. Погоня за ней приносила мне пользу по той же причине, что и притворство тупицей, - она сбивала людей с толку. Это заставляло их верить, что я поверхностное, извращенное существо с нулевыми угрызениями совести. Самый старый трюк в книге. — Да ладно, Олли. Ты меня зацепил. Самое меньшее, что ты можешь сделать, - это стать моим спутником на одну ночь. — Она растянулась на своем сиденье, глядя на меня с распахнутыми глазами, явно не привыкшая к отказам. — После этого ты можешь публично меня бросить. — Она подмигнула. — Я всегда хотела, чтобы мое имя было на рекламном щите на Таймс-сквер. Фрэнки, как и ее сестра Даллас, была совершенно невменяемой. Не нужно было быть гадалкой, чтобы догадаться, что Фрэнклин Таунсенд суждено в конце концов случайно сжечь почтовый индекс или два. Только за последний год Даллас пришлось тихо отпустить младшую сестру под залог за непристойное обнажение, хранение травки в святом месте (церкви) и (якобы случайную) кражу коробки с фаллоимитаторами, которые она перекрасила и продала на Etsy как ювелирные слитки. Фрэнки была непреднамеренно уморительна и требовательна к себе, как пятизвездочный отель. Кроме того, ей было пять, а хронологически - двадцать. Слишком молода, чтобы воспринимать ее всерьез. Я сменил полосу движения, внутренне проклиная пробки. — Ответ по-прежнему «нет». — Как никто не понял, что ты - отморозок? Потому что я мастер хранить секреты. Когда Фрэнки попросила подвезти ее до The Grand Regent,я не смог отказать. Во-первых, потому что отель принадлежал моей семье. Один из многих в нашей сети из шести с лишним тысяч объектов по всему миру. И раз уж я не мог помешать ходячему бедствию, которым была Фрэнклин Таунсенд, войти в мой отель, не испытав на себе гнев Ромео, было бы халатностью с моей стороны не сопроводить ее туда лично и не проследить, чтобы она не сожгла пару саун. А во-вторых, потому что я только что объявил в нашем групповом чате, что направляюсь туда поиграть в гольф. Отказать ей было бы невежливо. Кроме того, я наслаждался приятным побочным эффектом: я вывел из себя Ромео и Даллас, притворившись, что время, проведенное с южной красавицей, привело меня в восторг. Они относились к ней, как к нежному цветку, не понимая, что она пожирает больше жертв, чем венерина мухоловка. — Что привело тебя сегодня в The Grand Regent? — спросил я, пытаясь увести разговор от свидания, которого хотела Фрэнки. К тому моменту, как мы выехали на Дорогу Темного Принца, Ром и Дал, должно быть, уже представляли, как я опустошаю ее пятью разными способами. На самом деле через полчаса у меня было совещание по управлению командой. Я занимался всеми вопросами найма и увольнения в нашем флагманском филиале в ДМВ. Мне нравилось держать руку на пульсе. — У меня встреча с парнем с Тиндера в президентском номере. — Фрэнки накрутила прядь волос на палец. — Он женат и на тридцать лет старше, так что мы должны сделать это где-нибудь незаметно. — Положи полотенце на постельное белье, пожалуйста. Эти простыни - бесшовный шелк. — Он хочет сделать это в душе. — Тогда надень тапочки. Я не хочу никаких судебных исков. — Господи. — Она откинула голову назад и рассмеялась. — Тебе действительно наплевать на то, что я встречаюсь с другими людьми, не так ли? — То, что ты делаешь со своим временем и телом, меня не касается. Радикальные настроения, я знаю. Она наклонила голову и нахмурилась. — Я думала, ты хочешь переспать со мной. Все думали так. Я поднял шум из-за того, что подкатывал к Фрэнки, как только поймал ее, запихивающую миниатюрные бутылочки с водкой в свой клатч на балу дебютанток много лет назад. — По правде говоря, я делал это в основном для того, чтобы позлить Ромео и Зака. — Я приложил руку к сердцу. — Какой бы прекрасной ты ни была - а ты, без сомнения, одно из самых прекрасных созданий на этой богом забытой планете, - даже у меня есть пределы. Кроме того... — Я бросил на нее быстрый взгляд. — На самом деле ты не собираешься встречаться. Расскажи мне, что ты задумала. И уверь меня, что это не испортит страховой полис от катастроф на следующий год. — Если хочешь знать, я устроилась в твой отель. Я бросил на нее взгляд. — Сексуальное домогательство запрещено в... — Черт возьми, Олли, только не это. — Она ударила меня по плечу так сильно, что вывихнула его. — Я прохожу стажировку у самого желанного координатора интимных отношений в Голливуде. — Фрэнки практически сияла. — Что? — Координатор интимной жизни. — Интимной жизни не нужен координатор. Я сам могу сказать, что к чему. Это ответ на все вопросы, но тебе не нужен эксперт, чтобы указать на плюсы и минусы каждой дырки. — Интим-координатор - это член съемочной группы, который следит за благополучием актеров и актрис, участвующих в сексуальных сценах. — Она облизала губы, ковыряясь в шве юбки. — На самом деле это огромная возможность для меня. Фильм продюсирует трехкратный обладатель «Оскара». И в нем снимаются два моих любимых актера. Я никогда не видел, чтобы Фрэнки серьезно относилась к чему-то, кроме ухода за волосами, поэтому очень сомневался, что это окажется чем-то большим, чем катастрофа, когда она поймет, что такое тяжелая работа. С другой стороны, может, Фрэнки была такой же, как я. Может, она только притворялась глупенькой женщиной, у которой в голове нет ничего, кроме парней и дизайнерской одежды. Может, у нее было измерение. Хотелки, потребности и желания. Желания, которые я не смогу исполнить, но, тем не менее, желания. Я кивнул охранникам и двум носильщикам, пока мы ехали от черного входа к главному отелю, проходя мимо рядов скульптурных фонтанов и белых кизиловых деревьев. — Они снимают в отеле? Теперь, когда она упомянула об этом, я вспомнил, как подписывал мелкий шрифт и страховые документы. Это был крупный фильм. Мы согласились закрыть для него целое крыло. — Да. — Фрэнки положила сумочку на локоть. — Я не могу гарантировать сохранность твоих бесшовных шелковых простыней. Феррари пронесся мимо рядов бунгало, сдаваемых в долгосрочную аренду, двух полей для гольфа, четырех открытых бассейнов, восьми теннисных кортов и арены, где проходили крупнейшие ежегодные медицинские и технологические конференции во всей Вселенной. Фрэнки воспринимала все это с типичной скукой измученной богатой девушки, которая уже попробовала все декадентские удовольствия, которые только может предложить мир. Я свернул на подземную парковку для персонала, погрузившись в темноту, - мое любимое место. Она смотрела в окно, непривычно тихая. — Ты ведь не совсем тупой, правда? — Прости? Иногда - не часто - моя маска спадала. Иногда я не был весельчаком, бегающим за юбками Оливером фон Бисмарком: миллиардером, плейбоем и болваном мирового класса. Иногда я позволял себе просто быть... собой. — Я уже выяснила, что ты не такой уж неуравновешенный и развратный, каким тебя считают люди. — Она повернула голову и посмотрела на меня. — Ты просто притворяешься. Ты хочешь, чтобы люди думали о тебе самое плохое. На самом деле ты хочешь, чтобы люди тебя недолюбливали. Я никогда не видела ничего подобного. Почему? Конечно, у меня был ответ. Но я никогда ни с кем им не делился. Даже с Ромео и Заком, моими лучшими друзьями. Она бы не поняла. Никто не понимал. Правда заключалась в том, что я не заслуживал ни любви, ни раскаяния, ни сочувствия ни от кого. Я заслуживал ненависти. И поскольку я не мог объяснить людям, почему они должны посылать ее мне, я искал ее другими способами. Я заехал задним ходом на отведенное мне место на парковке и заглушил двигатель, бросив на нее пустой взгляд. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь, Фрэнки. А теперь выходи. Я опаздываю на матч по гольфу. 6 Оливер Фрэнки Таунсенд: я уволилась с работы. Нэнси Нур: Извините, мэм. Этот групповой чат предназначен для соседского дозора. Даллас Коста: Уволилась или была уволена? Фрэнки Таунсенд: просто это было не для меня, сестренка. Нэнси Нур: Я уже напоминала вам, ребята. Не могли бы вы перенести свой приватный чат в другое место? Фрэнки Таунсенд: я бы с радостью, но мне нужны свидетели, если меня найдут где-нибудь в канаве. ЭТО СДЕЛАЛИ МОЯ СЕСТРА И ЕЕ МУЖ. Зак Сан: Что это за номер, начинающийся на 404? Она вообще живет в этом районе? Ромео Коста: И у нее аллергия на базовую грамматику? Фрэнки Таунсенд: ха. ха. очень смешно. Фрэнки Таунсенд: в любом случае, я думаю, что нашла свое призвание. Даллас Коста: И это...? Фрэнки Таунсенд: я хочу стать влиятельным человеком. Зак Сан: На кого ты повлияла в этой жизни? Ромео Коста: Кроме меня - на самоубийство. Даллас Коста: Или на меня - на убийство. Фрэнки Таунсенд: ну тогда... каждый сам себе критик. Фэрроу Баллантайн-Сан: Я верю в тебя, Фрэнки. <3 Фрэнки Таунсенд: я знала, что ты никогда не бросишь меня, Фэй. Фэрроу Баллантайн-Сан: Но я бы верила в тебя больше, если бы ты научилась писать слова с большой буквы. 7 Оливер Мой первоначальный прием в качестве фактического генерального директора The Grand Regent можно было охарактеризовать только как ледяной. У меня было два диплома Лиги плюща, диплом Кембриджа и удостоенная наград диссертация по маркетингу на низовом уровне. У меня также было одно губернаторское дело, два скандала в Конгрессе и репутация, которая заставила бы плакать коррумпированного политика. Не моя вина, что никто другой не находил эти подвиги столь же впечатляющими. В конце концов, я завоевал уважение персонала благодаря упорному труду, рекордному уровню удовлетворенности гостей и таким высоким годовым доходам, которые позволили получить три дополнительные премии для сотрудников. И время от времени такой успех требовал жертв со стороны моих голосовых связок. Как сегодня. Спустя два часа и три перепалки со всем моим руководящим составом я вышел из зала заседаний на 20-м этаже The Grand Regent и направился к лифтам. За мной последовал только Элайджа. Все остальные остались позади, прекрасно зная, что я буду допытываться у них об их низких KPI, если они посмеют опозорить меня своим присутствием. Илай забрал у меня из рук ноутбук, поменяв его на телефон. — У тебя около дюжины непрочитанных сообщений от соседского дозора, пропущенный звонок из офиса в Германии и куча низкоприоритетных писем, которые я перенаправил на свой почтовый ящик. — Возьми самолет в Техас и проверь, как идут работы по реконструкции. Мы не допустим еще одного инцидента с пылью, как в Париже. За пределами местного отделения Илай служил моим рупором в большей части моей работы в The Grand Regent. Официально он занимал должность операционного директора. Неофициально папа нанял его в качестве моего исполнительного помощника, чтобы он был, так сказать, моим лицом. Кроме руководства DMV и членов совета директоров, никто не знал, что я, по сути, заменил своего отца. — Уже иду. — Он зажал кнопку лифта, почесывая затылок. — Кроме того, в Западном крыле произошел инцидент. Мой телефон пискнул сообщением, прервав нас. Я достал его из кармана и нахмурился, глядя на экран. Фрэнки Таунсенд: приииивет, ты можешь меня забрать? Олли фБ: Прошло всего два часа. Что случилось? Фрэнки Таунсенд: Не знаю. Наверное, нужно «получить согласие» на работу, прежде чем начать работать. Представляешь? Олли фБ: Шокирован, но представляю. Олли фБ: Ты действительно завалила съемочную площадку? Побочное замечание - мне очень не нравилось, что Фрэнки была зумером, который отказывался писать слова с большой буквы, потому что в своей искаженной вселенной она воспринимала это как излишнее старание. Фрэнки Таунсенд: омг, нет. Я знала, что координатору интимных отношений нужен помощник. Она взяла Руди, моего друга из колледжа. Я подумала, что ей нужна лишняя пара рук. Я просто пыталась помочь. Я втянул большие пальцы в глазницы и выдохнул. Великий регент заключил со студией контракт, который предусматривал полную конфиденциальность от гостей и посторонних. Олли фБ: Мне нужно быть кое-где. Фрэнки Таунсенд: омг, ты не собираешься помочь девушке, попавшей в беду? Олли фБ: Ты не девица, и уверяю тебя, люди вокруг тебя - те, кто сейчас в беде. Фрэнки Таунсенд: мое сердце разбито. Олли фБ: Я уверен, что это просто наркотики действуют. Быстрее, иди понюхай розового кокса. Фрэнки Таунсенд: грубо. эта аура настоящая, и она великолепна. ты мог бы попробовать, если бы захотел. Олли фБ: Нет, спасибо. Кто разбил тебе сердце? Отказ координатора близости? Это было такое нелепое название, что я не смог написать его с честным лицом. Фрэнки Таунсенд: вообще-то, она была достаточно крута, чтобы позволить мне стажироваться. Олли фБ: Тогда почему ты снова уходишь? Фрэнки Таунсенд: ... Фрэнки Таунсенд: обещай не осуждать меня. Олли фБ: Я похож на человека, который может кого-то осуждать? Фрэнки Таунсенд: возможно, я устроила крошечный контролируемый пожар. Фрэнки Таунсенд: Прежде чем ты поднимешь шум по этому поводу, он только уничтожил часть мебели и почернил половину стены. Фрэнки Таунсенд: Твои бесшовные шелковые простыни в ПОЛНОМ порядке. Фрэнки Таунсенд: (они больше не белые, так что) Олли фБ: Я не приеду за тобой. Фрэнки Таунсенд: да ладно! Сначала ты отказался от свидания со мной, а теперь не подвезешь меня домой после того, как меня уволили со стажировки, на которую я так и не попала? Олли фБ: Правильно. Фрэнки Таунсенд: если ты не приедешь и не заберешь меня прямо сейчас, клянусь, я больше никогда не буду с тобой разговаривать. Олли фБ: Твои условия приемлемы. 8 Оливер В конце концов, я поборол свою внутреннюю задницу и поднялся на лифте на 46-й этаж, чтобы забрать маленькую мисс Крушение. Ни одна часть меня не чувствовала себя особенно милосердной в этот вечер. Увы, моя наименее лестная черта характера показала себя во всей красе - моя ворчливая, раздражающая склонность быть воспитателем в любых отношениях, в которые я поневоле ввязываюсь. Когда Зак потерял сердце и большую часть разума из-за своей горничной, я пинками и криками вернул его к здравому смыслу, что привело к самому неловкому предложению о браке, которое когда-либо видел этот континент. Когда Ромео нужно было отвлечь Фрэнки, потому что она таскала его тогда еще сильно беременную жену по международным магазинам и прыжкам с тарзанки, я дал Фрэнки свою кредитную карту, чтобы она была подальше от них - и от дома. Моя персона - женщины, деньги, гламур - была всего лишь маской венецианского шута, призванной скрыть мой единственный трагический и фатальный недостаток. Мне было не все равно. Слишком сильно. Все. Блядь. Время. Если кому-то удавалось проложить путь в мое сердце, он пускал там корни. Двери лифта открылись, и передо мной предстала женщина лет тридцати с небольшим, в хипстерских очках, с макияжем, достаточным для того, чтобы накрасить двухлетнего ребенка в 90-м процентиле, с планшетом и хмурым взглядом. Она задрала подбородок, пристально вглядываясь в мое лицо. — Это закрытое мероприятие, сэр. Я протиснулся мимо нее, вальсируя, вышел из лифта в широкий коридор. — Так ли это? — Я не хотел, чтобы меня запугивали на моей собственной территории. Она вылетела следом за мной, пар валил из ее ушей, словно из люков. — И кем вы себя возомнили? — Владельцем этого отеля. Я перепрыгнул через кабели камер и удлинители, которые змеились по первозданному итальянскому мрамору. Абстрактные фрески покрывали светлые стены в декадентских бирюзовых, серебряных и золотых тонах. В конце холла кресло Честерфилд держало одну из внушительных двойных дверей президентских апартаментов чуть приоткрытой. Со всех сторон внутрь устремилась дюжина людей. — Простите, господин фон Бисмарк. — Женщина мчалась за мной по пятам, наполовину спотыкаясь, наполовину заикаясь. — Я не узнала вас в одежде. Эх, папарацци с нудистского пляжа прошлым летом. Один из моих лучших моментов для СМИ. — Не стоит. — Я смахнул невидимые ворсинки со своей куртки от Canada Goose. — Я могу представить себе худшее существование, чем быть миллиардером-отельером. — Сэр, вы не можете туда войти. — Хм. Я чувствую запах гари. Я был несносен, я знал. Расчетливый и преднамеренный выбор, направленный на то, чтобы сделать врага из каждого, кого я встречаю. Конечно, Ром и Зак оставались в моей жизни только из преданности и потому, что они были такими же невыносимыми, как и я, хотя и по-разному. Издалека до меня доносился сжимающий задницу голос Фрэнклин, который действовал на нервы людей, как мел на доску. — ... да. Оливер сейчас заедет за мной, Дал. — Полагаю, она звонила своей сестре. — Клянусь, пожар был не таким уж и сильным. Кроме того, откуда мне знать, что лак для волос легко воспламеняется? Я же не ученая. — Пауза. — Ты знала это? — Еще одна пауза. — Ну, предупредить меня об этом было бы неплохо до того, как я начну курить травку и краситься каждый день в течение многих лет. Не может быть, чтобы она была настолько глупа. Она должна была притворяться, как и я. — Где иголки? — простонал обладатель нового голоса. — Нам нужно сшить новые стринги в тон кожи. — Я поняла, — отозвался мягкий женский голос. — Вообще-то, я почти законч... фу. — Мне пора, Дал. — Фрэнки вздохнула. — Ты в порядке? Что бы вы ни делали, леди, не подпускайте к себе Фрэнклин Таунсенд. — Да. Это был просто придурок. Я толкнул двойные двери и ворвался внутрь, на моем лице была ровная ухмылка. — Мне кто-то звонил? Моя ухмылка упала вместе с сердцем, как только я столкнулся лицом к лицу с женщиной, высасывающей кровь из большого пальца. Она держала иглу между пальцами, которые я слишком хорошо знал. Когда-то они делали мне любительские стрижки в ленивые летние дни на берегу озера. Лезли в ноздри, пока я притворялся, что сосредоточен на карточных играх, в которых всегда выигрывал их хозяин. Поглаживали мое лицо, когда я потерял бабушку, и когда сломал руку, и когда поссорился с родителями. Эти пальцы, как и привязанная к ним женщина, были той самой причиной, по которой я бесцельно плыл в этом мире. Они были тем, от чего я убегал пятнадцать лет и больше. Брайар Роуз. Моя Брайар Роуз. 9 Брайар Не блюй. Он не стоит твоего обеда. Ты ела веганский крабовый пирог. Это было вкусно. И дорого. Вычеркни его. Но это было почти невозможно, поскольку Оливер фон Бисмарк смотрел прямо на меня с тем же удивлением, которое я, несомненно, носила на своем собственном лице. Мир потемнел, и мои колени подкосились. Гравитация вырвалась из-под моих ног, как ковер. Я попятилась назад и потянулась к канделябру, чтобы удержать равновесие. Никогда в жизни я не укалывала себе палец. Мои навыки швеи были непревзойденными. Но за несколько секунд до того, как он вошел в комнату, я почувствовала его присутствие. Удушающая беда витала в воздухе. Я не была тупой. Я знала, что он владеет этим отелем, с той самой минуты, как продюсер «Законной жизни» сообщил мне о расписании наших съемок. Но годы слежки за этим человеком убедили меня в том, что Оливер не имеет никакого отношения к его семейному бизнесу. Судя по всему, моя первая - и единственная - любовь превратилась в пройдоху гигантских размеров. Ребенок-гедонист, которого заботили только вечеринки, отпуска и развращение молодых женщин. Я внимательно следила за его выходками на протяжении последних десяти лет. Аресты, разврат, алкоголь, завоевания. И все равно мое сердце сжалось, как мочалка, когда наши взгляды встретились. Потому что я все еще видела его за этими бледными зрачками. Мальчишку, с которым я скатывалась с холмов, пока мы не покрывались травой, навозом и потом, хохоча во все горло. Мое горло забилось от всего того, что я хотела сказать ему на протяжении пятнадцати лет. Где ты был, где ты был, где ты был, где ты был? Когда-то давно он обещал мне вечность. Наша вечность превратилась в никогда. А «никогда» - это ужасно долгий срок для того, чтобы гноить вновь обретенную ненависть, которую я испытывала к этому человеку. — Ну, я никогда. — Оливер пришел в себя первым, нацепив на губы угодливую ухмылку. — Здравствуй, Обнимашка. Этим маленьким, незначительным прозвищем он разрушил остатки моего самообладания. Я отпустила канделябр и привалилась к стене. Игла, которую я держала в руках, упала на пол. Оливер жестом указал на стринги цвета кожи в моем кулаке. — Это для меня? Я чувствовала себя как выпотрошенная рыба. Как он мог быть таким спокойным? Сквозь гнев, боль, разочарование я впитывала его. Сонные, опьяненные похотью кобальтовые глаза, все еще с тяжелыми ресницами. Надутые, детские губы, которые так и просились, чтобы их поцеловали, и высокий римский нос. Все эти годы спустя его грубая, внушительного роста фигура все еще оказывала на меня такое же воздействие. Я не знала, что было более разрушительным - то, насколько он был великолепен, или то, насколько жалкой была я, не способная издать ни звука. — Ты в порядке? — Фрэнки положила руку мне на плечо. — Слушай, я знаю, что у него репутация борделя на ножках, но я обещаю, что он в основном безобиден. — Голос моего неожиданного помощника эхом прокатился по позвоночнику. Скажи что-нибудь. Сделай что-нибудь. Покажи ему, что ты уже не та отчаявшаяся девчонка. Та, которая слишком поздно поняла, что никто не придет ее спасать, и она должна встать и спастись сама. Соколиный взгляд Олли не отрывался от моего. — Мы знаем друг друга. Фрэнки посмотрела между нами. — Как, на библейском языке? Никто из нас ей не ответил. Помощник продюсера подбежал ко мне. — Эй, Брайар? Нам нужно закончить эту сцену. — Джейлла выдернула стринги из моего сжатого кулака. — Стринги готовы? Скарлетт холодно. Скарлетт. Конечно. Скарлетт. Моя актриса. Женщина в халате, ожидающая меня, чтобы завершить сексуальную сцену. Если подумать, у Оливера не было разрешения находиться здесь. Он был еще одним незнакомцем, глазеющим на мою клиентку. — Да... да. — Я повернулась к Джейлле и улыбнулась. — Все в порядке. Я буду через секунду. — Повернувшись к Оливеру, я обрела голос. Острый, как бритва. Как он и заслуживал. — Сэр, мы не знакомы. Вы не можете быть здесь прямо сейчас. Эти слова застали Оливера врасплох. Его улыбка расплылась в удивленном оскале. — Это мой отель. — Это мои декорации, — возразила я, доставая бутылку с водой и делая большой глоток. — И я наслышана о ваших выходках, господин фон Бисмарк. Мне нужно думать о своих клиентах, и ваше присутствие в этой комнате с обнаженными актерами нежелательно. — Мое присутствие в этой комнате... — Он оскалился, его рот приоткрылся. — Ты действительно собираешься притвориться, что мы не знакомы? — Все его лицо исказилось в гримасе. Я моргнула, вновь обретая с таким трудом заработанную уверенность. — Думаю, вы меня с кем-то перепутали. Не слишком удивительно, учитывая количество женщин, через которых вы проходите. Фрэнки кашлянула в кулак. — Гори. Оливер не мог оторвать от меня глаз. — И ты знаешь это, потому что...? — Медленная, уверенная улыбка начала затмевать его лицо, осыпая меня ностальгией. — Я грамотна и имею доступ в Интернет. Было бы халатностью с моей стороны не выявить все потенциальные угрозы поблизости. — Я приподняла бровь. — А теперь... не могли бы вы, пожалуйста, уйти? Присутствие незнакомца на съемочной площадке не лучшим образом сказывается на психике моих обнаженных актеров. Было крайне важно оставить между нами пространство. В идеале - три континента и четыре океана. — Ты не можешь выгнать меня из моей собственной собственности. — Конечно, могу, если вы сдали ее нам в аренду. — Я схватила его за отвороты рубашки и вывела за двери. — Мы платные клиенты, и мы арендовали весь этот этаж. Вы не имеете права входить в помещение во время сексуальной сцены. Фрэнки задохнулась, когда Оливер попятился назад, уставившись на меня, как на бешеное животное. — Спасибо, Брайар! — пискнула Скарлетт с хозяйской кровати в конце комнаты. — За то, что прикрыла меня. — Должна сказать, что это мой первый раз, когда меня выпроваживают с сексуальной сцены вместо того, чтобы пригласить. — Оливер прижал руку к сердцу, изображая опустошенность. — Неужели я потерял свое очарование? — Спросите того, кто на это купился, — солгала я. Оставшись одна в коридоре, я подтолкнула его к лифту, не обращая внимания на то, как он уставился на меня, словно открыл новый вид драконов. Он вскинул бровь, не сопротивляясь, но и не облегчая мне задачу. — Ты собираешься прекратить этот фарс, раз уж мы остались одни? — В этом обмене никто ничего не отменяет, господин фон Бисмарк. Ваша репутация опережает вас. Он игриво подмигнул мне, ухмыляясь. — Твой гнев разжигает огонь в моих чреслах. — Этот ожог - инфекция, милый. Сходи к врачу. — Не верь всему, что слышишь, Брайар Роуз. — А, он еще и газлайтер. — Я толкнула его сильнее. — Как я могла пропустить все красные флажки? Ты просто чертов карнавал. — Ну, ты всегда приглашена на веселый аттракцион. — Клянусь Богом, если ты хоть раз пошутишь про палатку, мне придется тебя зарезать. И ни один присяжный не осудит меня за это, учитывая нашу историю. Это заставило его рассмеяться. — Я скучал по тебе, Обнимашка. — Не называй меня так. — Почему? — Во-первых, я больше не очень люблю объятия. — Удушье? — Его глаза загорелись, когда он, спотыкаясь, попятился назад. — Я могу это понять. Мы дошли до лифта, и я нажала на кнопку раз пятьсот. Я не успокоюсь, пока он не уберется с этого этажа - и из моей жизни. Мне удалось собрать себя по кусочкам после его предательства, но на это ушли годы. Годы, в течение которых я каждую ночь плакала во сне, задаваясь вопросом, почему, как и когда все пошло так ужасно не так. Наконец-то я оказалась в лучшем месте. И это место было там, где не было Оливера фон Бисмарка. — Эй, подождите! — Фрэнки выскочила из президентских апартаментов и побежала за нами трусцой на своих нелепых каблуках. — Вы меня забыли. Я подумала, не любовники ли они. От этой мысли сердце заныло от боли. — Ладно, давай прекратим это дерьмо. — Оливер проигнорировал ее, всеми фибрами своего тела прижавшись к моему. — Нам нужно поговорить. — Нам не нужно. — Я крепко сложила руки. — Нам удавалось не делать этого на протяжении пятнадцати лет. Зачем нарушать идеальный рекорд? — Мне нужно многое объяснить. — Серьезно? — Я проглотила застрявший в горле вопль. — По сути, мы чужие друг другу люди. — Ты никогда не будешь для меня чужой. — Забавно, что ты так говоришь, потому что после того, как ты все закончил, я поняла, что ты все это время был чужим. Цифры на цифровом экране над дверями лифта начали подниматься вверх. Наконец-то. — Значит, вы знакомы? — Фрэнки встала между нами, сняла туфли на каблуках и засунула их в сумочку. Она была очень красивой девушкой. Акцент на слове «девушка». — Прошло уже семь минут с момента вашего знакомства, а Оливер все еще не сказал ничего неприятного, что заставило бы тебя набить ему морду. Такое ощущение, что он пытается не быть самим собой. — Если он хочет получить пощечину, я с радостью выполню его желание. Оливер поправил кольцо братства на мизинце. То самое, которое я подарила ему в детстве. Он все еще носил это старье? Почему? Тебе все равно почему. Он отвернулся от тебя, когда ты нуждалась в нем больше всего. — Нам нужно поговорить, — настаивал Оливер. — Брайар Роуз, я... — Теперь я просто Брайар. — Я мило улыбнулась. — Я избавилась от фамилии. Включая те дурацкие прозвища, которые ты дарил мне каждый год. — Брайар. — Он попробовал новое имя на язык, его скулы окрасились в розовый цвет. — Когда ты заканчиваешь работу? Я… Лифт звякнул, и двери раздвинулись. Воспользовавшись случаем, я втолкнула его внутрь, толкнула его маленькую подружку и нажала на кнопку закрытия. — До свидания, Оливер. Счастливой жизни. Или нет. На самом деле мне было все равно. Как только лифт с ворчанием начал спускаться, в воздухе полегчало. Я повернулась, прижалась спиной к стене и закрыла глаза, глубоко вдыхая. Это была борьба за то, чтобы оставаться в вертикальном положении. И в конце концов я ее проиграла. Я сползла на пышный ковер, схватившись за голову и пытаясь сделать глубокий вдох. Годы терапии пошли прахом из-за одного взгляда в его глаза. Он хранил кольцо за десять долларов, которое я ему подарила. Мое единственное украшение в детстве. То, что я выиграла на карнавале. Я смотрела своему прошлому прямо в глаза, и оно напоминало мне обо всем, что я потеряла. Весь мой мир. 10 Оливер — Ты разрешаешь мне сесть за руль твоего Ferrari? — завизжала Фрэнки, хлопая в ладоши, как тюлень. — Я позволю тебе водить гребаный танк M1 Abrams, если это означает, что ты оставишь меня в покое. — Конечно. — Я бросил ключи ей в руку. — Постарайся ничего не сбить. — Не обещаю. — Фрэнки покрутила кольцо брелка на указательном пальце. — Но мне нравится твой оптимизм. Почему у тебя красные глаза? — Слишком много травки. Я не курил травку. Но я был на пути к метамфетамину, если не смогу вытравить Брайар Роуз из своей памяти в ближайшие несколько часов. Брайар. Не Брайар Роуз, придурок. Но она все равно пахла как Брайар Роуз. Сладкий, цветочный и такой чертовски соблазнительный аромат, что я отбился от маски полуфабриката, как только она прикоснулась ко мне. Она была той же самой девушкой, вплоть до обгрызенных ногтей, и все же... другой. Более свирепой. Фрэнки надулась, задерживаясь в большом вестибюле. — Ты что, влюбился в координатора интимных отношений? — Она сузила глаза. — Потому что я никогда не видела тебя таким. — Каким? — Я не знаю... тронутым. Мог ли я действительно быть влюблен в женщину, которую не видел пятнадцать лет? По логике - нет. Но логика была для меня сейчас чуждой концепцией. Что такое социальные конструкции? — Иди домой, Фрэнклин. — Мой дом в Джорджии. — Я сказал то, что сказал. — Подожди... могу я оставить машину себе? — Если я отдам ее тебе, ты уйдешь? — Да. — Поздравляю. Ты стала новым владельцем Ferrari. Она пожала плечами и направилась к лифту, покачивая бедрами вправо и влево. Как только она исчезла между металлическими стенами, я торпедой влетел в бар через вестибюль и рухнул на табурет. Отель The Grand Regent мог похвастаться изысканностью старого мира, представляя собой современную смесь Хогвартса и отеля Лютеция. Коричневые кожаные кресла с мягкой обивкой стояли вдоль гладких столов из красного дерева. Люстры из рогатого дерева украшали потолок вдоль зеркальной барной стойки. Я постучал костяшками пальцев по стойке. — Сазерак. Келси, моя умная барменша со стажем, посмотрела на меня. — Натуральный? — К сожалению. — Я выхватил экземпляр Wall Street Journal и пролистал его, не читая. — Хотя сегодня мне ужасно не везет с представительницами слабого пола. Возможно, мне стоит пересмотреть этот статус. — Хочешь поговорить об этом? — Ореол темных локонов, обрамляющих ее добрые глаза, подпрыгивал, пока она собирала абсент и коньяк и наливала их в шейкер для коктейлей, добавляя туда кубик сахара. — Нет. Я бы хотел спокойно повариться в ненависти к себе, пожалуйста. Маленькая Брайар Роуз уже не была такой маленькой. Тонкий заостренный бутон розы распустился в нечто еще более нежное и запретное. Ее красота все еще была небрежной. Беспорядочной. Пьянящий коктейль из волнистой челки, небрежного пучка, безразмерной джинсовой куртки и носков до колена. Меня не удивляло, что она была стильной и ухоженной. Но меня поразило, что ей удается оставаться такой неповторимой. Она носила подтяжки. Подтяжки. Весь ее внешний вид говорил о том, что она очень сильно испортила настроение своим родителям. Келси подала мне напиток с широкой зубастой улыбкой. Я сделал глоток и отбросил газету через стойку, не в силах сосредоточиться. Я говорил себе, что не имеет значения, что всего несколько десятков этажей разделяют меня и Брайар. Мне просто было все равно. Но каждый раз, когда звенели лифты, я поворачивался лицом к ним и замирал при виде любого выходящего из них придурка. Ты ждешь ее, придурок. Я сделал паузу, и стакан со льдом прижался к моим губам. Ну, блядь. Я понял, как это выглядит - ждать ее здесь, как давно потерянный брат Джо Голдберга, готовый устроить засаду, как только она закончит работу. Но я должен был увидеть ее снова. Это была необходимость, а не желание. Это абсолютно ничего не значит. Ты не заинтересован в том, чтобы вернуться к тому, на чем остановился. Тебе просто... любопытно . Конечно. Любопытно. Ничего не значит, что я проинструктировал всех своих сотрудников - от высшего руководства до посыльных - позволить команде покинуть отель только через главный вход. Я также не сомневался, что она пройдет через вестибюль, если захочет сбежать. Мы встретимся снова, нравится ей это или нет. И нет, это ничего не значило. Брайар выросла и стала координатором интимных отношений. Означало ли это, что теперь она живет в Америке? Не обязательно. Была ли она замужем? Был ли у нее парень? Общалась ли она со своими так называемыми родителями? Обращалась ли она когда-нибудь к Куперу? Была ли она счастлива? Я был уверен, что смогу найти ответы на большинство из этих вопросов. Конечно, у меня не было на это права. В свое время я принял решение оставить ее в покое после того, как на собственном опыте убедился в своей истинной природе. Я был - и остаюсь - ходячей, говорящей катастрофой. Готов разрушить жизнь в один момент. Чем дальше я буду от нее, тем безопаснее она будет. Этого должно было быть достаточно, чтобы я сорвался с места и сел в «Феррари» вместе с Фрэнклин. И все же. И все же. Я крутился на своем табурете и смотрел на лифт, ожидая, когда она появится. Каждый раз, когда двери открывались и на улицу выходила влюбленная пара, бизнесмен или стадо туристов, мои зубы смыкались, пока я не почувствовал, как они превращаются в порошок. Прошел час, затем другой. Наконец, в девять вечера, я щелкнул пальцами. Как по команде, Келси материализовалась за барной стойкой. — Сэр? — Прикажите им покинуть этаж президентских апартаментов. — Вы имеете в виду комнату? — Весь этаж. — Я не собирался рисковать. — А... я должна объяснить им причину? — Потому что я так сказал. Десять минут спустя съемочная группа начала расходиться, просачиваясь в лифты. Первыми выходили скромные сотрудники отдела причесок и грима, за ними следовали техники и операторы. Далее шли продюсеры, режиссер и их помощники. И наконец, актеры. Я мельком взглянул на печально известную Скарлетт Буреану, рыжеволосую секс-бомбу, которая стала последней красавицей Голливуда. Она подмигнула мне, а я сделал вид, что не заметил, и повернул шею, чтобы разглядеть женщину за ее спиной. Конечно, это была Брайар. В отличие от своей гламурной клиентки, она была одета в рваную зеленую кепку, плащ и журнал, которым прикрывала лицо. И все же я узнал прядки ее рыжевато-золотистых волос. Я соскользнул с табурета и трусцой направился к ней. — Брайар, подожди. На самом деле она не стала ждать. Вместо этого она ускорилась. Ее кроссовки заскрипели по мрамору, когда она, пригнув голову, выскочила из подъезда, минуя скопление посыльных и швейцаров. — Господин фон Бисмарк, неужели ваша мать не научила вас понимать намеки? — Скарлетт закричала у меня за спиной, не торопясь. Я проигнорировал ее и побежал быстрее за Брайар. Я понимал, что поступаю нерационально. Возможно, даже хищно. В любом случае, это не имело значения. Даже если бы я хотел объяснить, почему исчез все эти годы назад, не сказав ни слова, а я хотел, я не мог. Я не мог сообщить ей об этом ни в письмах, ни по электронной почте, ни по телефону тогда, не мог и сейчас. Я дал себе обещание не проронить ни слова о том, что произошло, и намеревался его сдержать. Но она была единственным человеком, которому я хотел рассказать правду. Брайар ускорила шаг. — Оставь меня в покое. Было холодно, темно и сыро. Последние остатки февральского дня. Хотя Брайар была одета с умом, я вспомнил, как она всегда мерзла. Даже летом. — Стоп. Пойдем в помещение и поговорим. Я никогда не умолял. А сейчас умолял. Но Брайар продолжала молниеносно спускаться по дорожке, все дальше отдаляя от меня пучок хаотично стильной одежды. — Я не дам тебе времени суток. Я ускорил шаг, когда мы подошли к ряду освещенных луной деревьев. — Это не займет много времени. За деревьями виднелось поле для гольфа, которое сейчас строилось. Закрытое для широкой публики. Брайар побежала быстрее. — Кто бы мог поверить, что ты вырастешь и станешь пустым местом? — Ветер захлестнул ее голос, сделав его неровным. — Вообще-то, я. Я могу поверить в это довольно легко. Ты никогда не был тем, кто говорит всерьез. Я не был пустым местом. Я поддерживал семейный бизнес, пока мои родители погружались в глубокую депрессию, а брат оставался без вести пропавшим. — Я не хотел тебя обидеть. Она проигнорировала меня, резко свернув направо, за деревья и на поле для гольфа. — Ты должна остановиться, — приказал я. Мы оба спотыкались, спускаясь по склону в кромешной тьме. — Кто-то может пострадать. — Пока это ты, меня это не беспокоит, пустой костюм. — Я не пустой костюм. У меня подскочил мускул на челюсти. Обычно на территории The Grand Regent я приветствовал подобное заблуждение. Но в случае с Брайар мне почему-то хотелось, чтобы она знала правду. Да это и не имело значения. Ночь закончится, наступит утро, и мы разойдемся в разные стороны. Других вариантов не было. — Кроме... координатора интимных отношений? — Я хмыкнул, размышляя, смогу ли я разозлить ее, чтобы она прекратила. — Это даже не настоящая работа. Это сработало. Брайар замерла в нескольких футах от водной преграды. — Да, это так, и, в отличие от тебя, я действительно поддерживаю себя, занимаясь любимым делом. — Она поджала губы и повернулась ко мне лицом. — Знаешь, всю жизнь я мечтала о ком-то, кто бы защищал меня. Кто будет заботиться о моих интересах и благополучии. Но такой человек так и не появился. Ни моя мать, ни мой отец, ни мой биологический отец, и уж точно не ты. Ее голос дрогнул на последнем слове, словно сама мысль обо мне вызывала у нее отвращение. Я хотел умереть прямо сейчас. Погибнуть у ее ног за то, что подвел ее. — Брайар... — Нет. Ты не имеешь права перебивать меня. — Губы Брайар подернулись дымкой, когда ее слова коснулись хрустящего воздуха. — В конце концов, я не выбирала эту профессию. Она выбрала меня. Я хотела посвятить свою жизнь тому, чтобы другие чувствовали себя защищенными, когда они уязвимы. Мне нравится входить на съемочную площадку, зная, что мои актеры доверяют мне, что я буду заботиться об их благополучии во что бы то ни стало. Моя работа позволяет мне быть для кого-то матерью и отцом. Сестрой и другом. Мир не был добр ко мне. Поэтому я стараюсь быть доброй к другим. Чтобы исправить эту ошибку. Я читал между строк. Я был той ошибкой, которую нужно было исправить. И она не хотела, чтобы я снова испортил ей жизнь. Сообщение получено. И все же... И все же. Мы оба задыхались, переводя дыхание. Брайар положила руки на колени, ее челка сбилась на лоб и виски под кепкой. — Мне очень жаль. — Я серьезно. — Мне жаль, что это случилось с тобой. Все это. И мне жаль, что я был еще одним человеком, который подвел тебя. Но я прошел через свое собственное дерьмо. Она нахмурилась, раздвинув губы, а затем сжала их. Ее глаза захлопнулись. Она сделала один, два, три тяжелых вдоха, прежде чем открыть их снова. — Что случилось? Это был мой момент, чтобы рассказать ей правду. Уродливое, ужасное откровение. Что я был чудовищем. И я не мог этого сделать. Слова не шли. — Ну? — Она вздернула подбородок, ее взгляд был острым и непреклонным. — Сегодня ты преследовал меня дважды. Скажи мне, что тебя удерживало от меня. Я знаю, что была трудным ребенком. Я понимаю, что оказывала на тебя сильное давление. Но ты мог бы взять трубку в один прекрасный день. Мило сказать мне, что ты занят, не заинтересован и хочешь просто дружбы. Вместо этого ты отрезал меня так грубо, что, когда я появилась у тебя дома, ты позволил охране выпроводить меня. Я вздрогнул. Это случилось вскоре после окончания Гарварда, перед тем как я сбежал в Кембридж, чтобы получить степень магистра. Она была маленькой и несчастной. Промокшая до костей от дождя. И совсем одна. И я не пустил ее в дом. Она была права. Я был чудовищем. Я не заслуживал прощения. Я склонил голову. Молча. — Конечно. Ты настоящий гребаный мечтатель, Оливер. — Она покачала головой, вскинув руки вверх. — Ничего не изменилось. И уж тем более ты. Следующая женщина, которая скажет тебе, что любит тебя, будет дурой. Брайар развернулась и зашагала к краю водной преграды. Под покровом темноты ограда из ткани, окаймлявшая ее, почти исчезла. Ее ноги запутались в сетке. — Обнимашка, осторожно. Там... Она перевернулась на спину и упала на другую сторону, размахивая руками. Я услышал крик, затем стук головы Брайар о то, что, как я надеялся, не было грузовиком с рысью, припаркованным на краю пруда, и наконец - сильный всплеск. На мгновение я застыл. Лезвие гильотины повисло в воздухе. Воспоминание врезалось в меня с ужасающей силой. Я застыл, не в силах сдвинуться ни на дюйм. Потом я вспомнил, что Брайар в беде, и все и вся исчезли. — Черт. Сбросив куртку и включив фонарик на телефоне, я прыгнул в пруд. Ледяная вода обжигала кожу. Я плыл в кромешной тьме, пытаясь найти ее. Ныряю. Выныриваю. Ныряю. Выныриваю. Каждое погружение оказывалось безрезультатным. Паника пожирала внутренности, как огонь. Каждая секунда, проведенная в прохладной воде, была секундой, которую нельзя было себе позволить. Я решил разделить пруд на участки и нырять в разные стороны каждый раз, когда делал вдох. Это сработало. На пятом нырке мне удалось ухватиться за подол ее плаща. Плыть обратно к берегу было нелегко, но когда я разложил Брайар на аккуратно подстриженном газоне и прижал дрожащие пальцы к ее шее, на моей коже раздался безошибочный теплый стук пульса. Слабый, но есть. Я подавил вздох облегчения, прежде чем понял, что ее кожа головы - да и все лицо, собственно, - гораздо темнее, чем остальная часть ее мокрого тела. Кровь. Ее лицо было в крови. Должно быть, она получила травму при ударе головой. Кровь. Вода. Травма. Поток воспоминаний хлынул через шлюз. Я схватил телефон и позвал на помощь. У меня еще будет время, чтобы рассыпаться. Но это время было не сейчас. 11 Брайар Шестнадцать лет Еще одно лето, еще одна роза. — Пурпурно-голубая роза. Самый редкий цвет для розы. По совпадению, это цвет твоих глаз. — Олли наклонил голову, чтобы поцеловать тыльную сторону моей свободной руки, его взгляд не отрывался от моего. — И моих яиц круглый год. Я рассмеялась. — Сильно извращаешься? — Очень. Так чертовски много, что ты даже не представляешь. А ты - девушка извращенца. — Оливер плюхнулся рядом со мной на кучу бронзовых, мускулистых конечностей. — Что это говорит о тебе? Я изогнула бровь. — Что у меня сомнительный вкус на мальчиков? Грудь Олли зазвенела от смеха, когда он наклонился для еще одного быстрого поцелуя. Я уставилась на свой простой топ и джинсы, жалея, что у меня нет возможности надеть милое платье, которое я сшила именно для этого случая. Его первый день в Швейцарии. Себ предупредил меня, что его брат попытается устроить мне сюрприз. И все же Оливеру удалось застать меня врасплох на берегу озера, когда я лежала на траве под дремотным солнцем и выводила пальцем очертания толстых пушистых облаков. Он, как всегда, запрятал розу в мои волосы и, опираясь на локоть, смотрел на меня с мечтательной ухмылкой. Я выдернула ее из волос и прижала к носу. — Где ты ее взял? — В Австрии. Я сорвала с розы бархатистый лепесток и потерла его между пальцами. — Она от природы голубая? — Нет. Они лично выращивают розы, используя специальную подкрашенную воду. Им еще не удалось вывести розы такого оттенка. Поверь, я очень сильно вложился в этот стартап. — Вывести? — фыркнула я. — Ты просто хотел использовать это слово. Он закатил глаза. — Виноват, зануда. — Почему ты инвестируешь в голубые розы? — Потому что, когда они станут товаром, я смогу посылать тебе их каждые выходные. Было ощущение, что он выдернул землю у меня из-под ног, научив меня летать. Как будто я парила в воздухе под действием какого-то заклинания. Оливер вырвал лепесток из моих пальцев и провел им по шее, отчего все мое тело покрылось мурашками. — Очевидно, синие розы символизируют безответную любовь и глубокое желание, которое не может быть достигнуто. Я тяжело сглотнула, сердце заколотилось в груди. — Твоя любовь не безответна. Он прикоснулся своим носом к моему. — Нет? Я покачала головой, и наши носы соприкоснулись в поцелуе. — Хорошо. — Он быстро чмокнул меня в губы. — Ты влюбилась в кого-нибудь еще в течение учебного года? Есть ли кто-то, кого мне нужно убить? Я чуть не подавилась смехом. До сих пор мое пребывание в Surval Montreux можно было назвать, по меньшей мере, сложным. Я выделялась, как гамбургер в тарелке с фруктами. Во-первых, у меня не было родителей. Другие девочки чуяли эту слабость за версту. Они видели, что я никогда не отходила далеко от кампуса, всегда оставаясь на каникулах и в перерывах, пока они зафрахтовывали частные самолеты, чтобы провести время с семьей в роскошных кондоминиумах. Родители почти не отвечали на мои звонки, а когда отвечали, то использовали эти шестьдесят с лишним секунд, чтобы отругать меня за то, что я связалась с нашими дальними родственниками. — Ты должна перестать доставать моих сестер, — насмехалась моя мама. — Ты зря тратишь свое дыхание. Я уже тысячу раз тебе говорила, я не общаюсь ни с кем из них. Они слишком завидуют нашему богатству и успеху. Это не имело значения. Никто не отвечал на мои звонки. В конце концов, я перестала пытаться. Мои одноклассники придумали мне прозвища. Ботаник, книжный червь, чудачка, одиночка и одно, которое прижилось, - Плакса Роза, благодаря тому, что меня поймали в кабинке туалета, когда я выла от умиления после того, как родители забыли о моем дне рождения. Им удалось превратить в оскорбление то, чем я гордилась, - мой интеллект, мою интровертность, мою чувствительность. С другой стороны, я решила с головой погрузиться в учебу. Если у меня не будет ни семьи, ни друзей, то, по крайней мере, у меня будет светлое будущее. Лежа в постели, я представляла себе жизнь, которая будет у меня, когда я перееду в Америку. Друзья, общежитие, вечеринки, весенние каникулы. Я бы наверстала упущенное время. Я создам свой собственный пузырь людей, которым я небезразлична. Все это станет далеким воспоминанием. Хотя в глубине души я знала, что травма оставляет неизгладимые следы. Расстояние просто позволяет нам увидеть, как далеко мы зашли. — Конечно, я не влюбилась ни в кого другого. — Я засунула леденец в рот и провела языком по розовому леденцу. Мои губы были припухшими и, наверное, вишнево-красными от конфет, и я знала, что он не устоит перед настоящим поцелуем. — Ты влюбился в кого-нибудь еще? — Нет. — Он схватил мою руку, осыпая ее пушистыми, перьевыми, безумно счастливыми поцелуями. Его теплое дыхание скользило по моим пальцам, его губы касались моей открытой ладони и костяшек пальцев. — Я не думаю, что ты понимаешь. Я настолько одержим тобой, что даже не рассказываю о тебе своим друзьям. Я настолько одержим, что мысль о том, что другие мальчики знают о тебе, вызывает у меня ревность. На днях Ромео увидел твою фотографию на моей заставке и спросил, кто ты, а я его просто ударил. — Хм... — Я потянулась, чтобы поцеловать его губы. — Токсичная мужественность, мой любимый тип в мальчиках. Я облизнула губы, и он рассмеялся в поцелуе, пытаясь захватить кончик моего языка зубами. — Мальчиках? — прорычал он. — Во множественном числе? — Только один. Ты. — Дерьмо. — Он вздохнул. — Это плохо. Он поцеловал меня в щеку. Кончик моего носа. Край моих ресниц. — Что плохо? — Как ты запуталась в моей душе. Это как... клубок волос. Я не могу его распутать. — Как поэтично. — Я фыркнула. — Джону Китсу до тебя далеко. — Не думай о других мужчинах, когда ты со мной. — Олли, Джон Китс мертв уже более двухсот лет. Он повернулся, чтобы поцеловать мое голое плечо. — И все еще недостаточно мертв для меня. Лямка спустилась до локтя, и изгиб моей груди выпирал сквозь подол ткани. Когда он был здесь, я жила полной жизнью. Внезапно я оценила все. Запах распускающихся цветов и сладкой воды. Щебетание птиц и смех совершенно незнакомых людей, которые тоже создавали счастливые воспоминания. — Мы смотрим на облака? — прошептал он мне в висок. — Да. Я переплела свои пальцы с его пальцами, и это было так естественно, так правильно, как будто мы вообще не проводили времени врозь. Я изучала небо. — Я вижу кролика. Он указал на облако через мое левое плечо. — Огромный пенис. — Олли. — Я закрыла рот рукой, пытаясь не рассмеяться. — Да ладно, ты смеешься, потому что знаешь, что это правда. У него корона более королевская, чем у принца Эдуарда. — Сейчас я тебя ударю. — Не угрожай мне хорошим времяпрепровождением. Каждое твое прикосновение ко мне - это повод для праздника. Я растянулась на ухоженной лужайке. На кончик моего ногтя приземлилась божья коровка, и я позволила ей исследовать его. Оливер положил подбородок мне на плечо. Мы оба молча наблюдали за ней. — Как небо? — Он проследил путь божьей коровки по моему запястью, ссылаясь на то, что я сказала в ночь нашего первого поцелуя. С тех пор он часто спрашивал об этом. — Все еще падаешь? — Нет, когда ты рядом. — Я же говорил, что удержусь. — Его ухмылка пощекотала мне плечо. — Я тут подумал... Я сморщила нос. — Думал или фантазировал? — И то, и другое. Всегда и то, и другое, когда речь идет о тебе. — Он взял меня за руку, переплетая наши пальцы после того, как божья коровка улетела. — Наши родители видят друг друга каждый день, и их летние дома находятся друг напротив друга. Почему бы тебе не пожить у нас летом? Ты можешь занять домик у бассейна. Я тяжело сглотнула. Любая другая девушка сказала бы своему парню, что родители никогда не позволят ей провести целое лето с озабоченным подростком, но в моем случае, как мне казалось, родители вздохнут с облегчением, если я предложу им это. Им все еще не нравилась идея со мной. Только теперь это имело смысл. Я была живым, дышащим доказательством неверности моей матери. С тех пор как два года назад я узнала о существовании Купера, я искала информацию о нем. Каждый раз я заходила в тупик. Мысль о том, чтобы затронуть эту тему с матерью, пугала меня, но я отчаянно хотела найти своего биологического отца. Я миллион раз прокручивала в голове ту ночь. Единственное, о чем я жалела, так это о том, что была слишком труслива, чтобы сделать шаг вперед и умолять Купера взять меня с собой. Мама совсем не знала меня. Я бы предпочла лапшу быстрого приготовления, грязную воду из-под крана и любящего отца, чем все это. В любой день недели. Полное сердце стоит больше, чем полный кошелек. — Я посмотрю. — Я выкинула леденец изо рта в мусорный пакет вместе с водой и конфетами, наблюдая, как та же божья коровка приземляется на мою грудь. Она остановилась, когда почувствовала, что опускается, затем поднялась со вдохом. Затем продолжила свои исследования. — Это просто предложение. — Олли приподнялся на локтях, заправляя прядь волос мне за ухо. — Никакого давления, но каждая минута, проведенная вдали от тебя, - это пытка. Я взяла божью коровку и положила ее на траву над головой, а затем повернулась лицом к Олли. — Что, если через два, три, пять лет ты больше не будешь чувствовать себя так? Когда ты поступишь в колледж и встретишь всех этих красивых девушек? — Я встречаю красивых девушек каждый день. — Он пожал плечами, и хотя эти слова должны были утешить меня, доказать свою точку зрения, они заставили мою грудь сжаться так болезненно, что я не могла дышать. — Никто не будет так красив, как девушка, в которую я влюблен. Это просто наука. Он не в первый раз говорил мне, что любит меня. Он сказал это в прошлом году, летом, когда мы купались в озере. Я знала, что он говорил это всерьез. Я также знала, что чувства, как и времена года, имеют свойство меняться. — Эй, ты, посмотри на меня. — Он провел рукой по моему лицу, обхватив его своими большими ладонями и глядя мне в глаза. Его взгляд был громом, раскалывающим мою грудь на две части. — Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, и тебе нужно срочно отказаться от этих мыслей. Забудь о том, как мы молоды. О том, что шансы складываются против нас. Забудь о статистике, жизненном опыте и прочей ерунде. Помни о вещах, которые имеют значение, хорошо? — И что же это за вещи? — спросила я, гордясь тем, что мой голос не дрогнул. Что он не сломался на полпути. — То, что я твой. Полностью. Безоговорочно. Трагично. Я приму твою ненависть, а не чью-то любовь. Твой гнев над чьим-то состраданием. Твои слезы вместо улыбок других. Минуту с тобой, а не чью-то вечность. Ты – единственная. Он наклонился вперед, его рот прижался к моему в медленном, чистом и обнадеживающем поцелуе. Я была похожа на вишневый леденец, а он - на сладкое лето и вечность. Травинки щекотали наши уши. Он приоткрыл рот, его язык скользнул по моему, а его пальцы заскользили по моей шее. Его короткие ногти царапали мой скальп, заставляя мурашки бегать по коже. Мои соски затрепетали под тканью цветистого летнего платья. Бюстгальтера на мне не было. Я знала, что Олли это чувствует. Я тоже его чувствовала. Из моего горла вырвался стон, когда наши языки затанцевали, пробуя, дразня, ища. Мы прижались друг к другу, солнце лизало нашу голую кожу, и в этот момент я почувствовала себя непобедимой. Не было слишком большого препятствия. Нет слишком фатальной проблемы. Только если рядом со мной был Оливер. Если бы небо упало, он бы его удержал. — Ты моя единственная, Брайар Роуз, — прошептал он в поцелуе. — И, черт возьми, неповторимая. 12 Брайар Я открыла глаза с ужасающе возбужденным стоном. Поток ярких флуоресцентных ламп ослепил меня, прогоняя воспоминания о волшебном прикосновении Олли на озере. Через несколько секунд реальность развеяла восхитительный сон. Я снова захлопнула глаза, слишком напуганная, чтобы встретиться с реальностью. Все болело. Я чувствовала себя оцепеневшей, неправильной, и, Господи, где, черт возьми, я была? Ощущение было такое, будто я попала в стиральную машину. Намокла, избита, устала и наконец выжата досуха. Я попыталась потянуться на месте, но лопатки хрустели, как сучья. Сам воздух своим весом придавил мне руки. Я втянула воздух и пожалела об этом, как только боль поднялась из легких к горлу. Все в порядке. Ты жива. Ты знаешь это благодаря тому, что ВСЕ БОЛИТ. Я позволила векам снова открыться. Передо мной расплывалось пастельно-голубое море. Я моргала до тех пор, пока стены не перестали двигаться и не провели инвентаризацию остальной части моего тела. Трубки обвились вокруг моих рук и груди, привязав меня к большой кровати. Мониторы прикреплены к моей голове. Иглы с обеих сторон кололи мои вены, заклеенные прозрачной пленкой. Шприцы вызывали у меня тошноту. Я знала. Не по памяти, а по неприятному, горячему ощущению, когда шприц капал в желудок. Очевидно, я попала в больницу. В Америке, судя по вывескам, написанным на американском английском. Когда я успела переехать в Штаты? Я смутно помнила, что летела самолетом, но не могла вспомнить, когда, зачем и с кем. Я многого не могла вспомнить. Голова пульсировала, мысли плыли по течению липкой жижи. Я потянулась ко лбу и похлопала по тому, что казалось марлей, плотно обмотанной вокруг черепа. Прядки золотисто-рыжих локонов обвивали мои пальцы, мокрые от крови. Сердце застряло в горле, с трудом заставляя себя биться. Что со мной случилось? Думай, думай, думай . Мысли путались в голове. Я пыталась разобраться в них, составляя мысленные колонки из того, что знала как факты, и того, что предполагала в своей голове: То, что я знала точно: - Я находилась в больничной палате. - Была ночь. (Часы показывали 4 часа утра, а за окном царила кромешная тьма.) - Я была уже не подростком, а женщиной (пример: грудь). - Я попала в какую-то аварию. (Автокатастрофа, фиаско с прыжком в небо, падение через мясорубку, судя по степени боли). То, о чем я догадывалась, было правдой: - Я была в США. - Я больше не общалась с родителями. - Я страдала от потери памяти. От последнего слова у меня участился пульс. Огромные куски памяти оставляли зияющие дыры в моем черепе. Я рылась в мозгу в поисках последних воспоминаний, не обращая внимания на острую, пульсирующую боль, которая пронзала его, как нож. Отель. Я вспомнила отель. Красивый. Но я не могла вспомнить, что я там делала и с кем была. Паника поднялась по животу и вцепилась в горло. Дверь в номер распахнулась, и внутрь вошел мужчина в белом халате, размахивая планшетом. Врач. — О. Мисс Ауэр. — Он тепло улыбнулся. — Вы встали. — Он не выглядел удивленным этим фактом. Может быть, травма не так уж и серьезна? Я заметила, что он назвал меня мисс Ауэр. Значит ли это, что я не была замужем? Я определенно не помнила, чтобы выходила замуж. Я попыталась сесть и тут же пожалела об этом. С моих губ сорвался стон. Все слишком сильно болело. — Нет, пожалуйста. Я помогу. Вам вкололи много обезболивающих, и, вероятно, пройдет несколько часов, прежде чем вы сможете ходить. — Я не умерла? Это вырвалось у меня, но я должна была проверить. — Не умерла. — Он улыбнулся, остановившись перед моей кроватью. — Я доктор Коэн, и я был здесь, когда вас срочно привезли несколько часов назад. Как вы себя чувствуете? — Как в аду, но почему-то хуже. Он достал ручку из своего планшета и начал делать пометки. — Что болит? — Все, кроме пальцев ног. Я их не чувствую. — Вы помните, что произошло? Я покачала головой, слезы заструились по векам. Я ничего не знала. Ни о том, что произошло, ни о том, где я жила, кто мои друзья, чем я зарабатывала на жизнь... — Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. — Доктор Коэн сделал паузу и похлопал меня по руке. — Я здесь для того, чтобы рассказать вам обо всем. Вам не о чем беспокоиться. Это совершенно типично для вашей травмы. — Я... — Я замешкалась, испугавшись того, что услышу. — Что со мной случилось? — Вы поскользнулись в воде на поле для гольфа. Моя голова закружилась. — Поле для гольфа? Я не умела играть в гольф и никогда им не интересовалась. Джейсон и Филомена Ауэр посвящали этому виду спорта целые выходные, что было достаточной причиной для меня, чтобы полностью избегать его. — Вы сильно ударились головой о машины, когда спускались, и получили сотрясение мозга. Вспышка воспоминаний пронеслась в моей голове как гром. Вода. Я помнила воду. Много воды. Повсюду. — Как долго я была под водой? — Не очень долго. Он сказал, что минуту или две, может быть. — Он? — Ваш спасатель. — Доктор Коэн отложил свой планшет, зацепив его за край кровати. — Человек по имени Оливер фон Бисмарк. Оливер. Бабочки затрепетали у меня за грудиной. Я вспомнила Оливера. Моего парня. Нет. Не только его. Мое... все. И он спас меня. Мы все еще были вместе. Мгновенное облегчение, поселившееся в моих костях, вытеснило нервы. Я передернула плечами, потрясенная тем, насколько меньше они болят теперь, когда у меня есть хоть какое-то подобие знакомого, за которое можно ухватиться. — С ним все в порядке? — Да, он в порядке. У вас тут довольно крепкая рабочая лошадка. Пришел весь мокрый и разделся в коридоре после того, как мы заверили его, что с вами все будет в порядке. Я рассмеялась, морщась от того, как скрутило и зачесалось горло. — Разделся? Это было похоже на Оливера. — Устроил медсестрам неплохое шоу. — Доктор Коэн, должно быть, уловил мой ужас, потому что покачал головой, не в силах сдержать ухмылку. — Не волнуйтесь. Он не снял штаны. Медсестры предложили ему запасную рубашку. — Где он сейчас? — Ждет снаружи. Вы его помните? — Помню. — Я сделала паузу, размышляя, пытаясь вспомнить, когда мы виделись в последний раз. Это было похоже на погоню за финишной чертой, которая не перестает двигаться. — Я помню, как была близка с ним. В голове мелькнули воспоминания о том дне на озере. Он, обещающий вечность. Я, вцепившаяся в его спину, чтобы поцеловать поглубже. Мои щеки покраснели. Я прочистила горло, борясь с волной тоски, захлестнувшей мою грудь. Доктор Коэн терпеливо ждал, кивком побуждая меня продолжать. — Он мой...? — Я оставила вопрос без ответа. Партнер? Лучший друг? Муж? Нет. Не муж. Я не особенно привязывалась к фамилии Ауэр, если учитывать все обстоятельства. Не сомневаюсь, что, если бы мы поженились, я бы без колебаний сменила фамилию на фон Бисмарк. — Боюсь, у меня нет такой информации. — Доктор Коэн поправил тележку с капельницей, заправив ее в щель между аппаратом и моей кроватью. — Он приехал с вами в машине скорой помощи и заполнил ваши анкеты. Вы можете поговорить с ним, если хотите. Он прямо за дверью. — Да. — Я прочистила горло. — Я хочу. Спасибо. — Доктор Коэн начал уходить, когда я добавила: — Со мной все будет в порядке? Он подкатил табуретку и сел, опираясь предплечьями на перила моей кровати. Мое сердце сжалось. Мне не нужен был серьезный разговор у постели. Я хотела быстро убедиться. Может быть, большой палец вверх. Одним жестом ему удалось разрушить покой, который принесла мне близость Оливера. — Да, с вами все будет в порядке, мисс Ауэр. — Он не торопился с ответом, тщательно подбирая слова. — Посттравматическая амнезия не редкость для людей, перенесших серьезное сотрясение мозга. Большинство людей полностью восстанавливают память в течение нескольких дней или недель. Мне нужно, чтобы вы сохраняли спокойствие и заботились о себе. Вы можете сделать это для меня? Я кивнула, с трудом сглотнув. Меня жгло. Наполовину от сухости, а наполовину от возможности никогда не восстановить память. Он достал свой планшет и положил его на колени. — А теперь расскажите мне, что вы помните о своей жизни? Я нахмурилась, обдумывая его вопрос. — Я помню некоторые вещи, но не их контекст. — Абсолютно нормально. — Я хорошо помню свое детство. Я бы сказала, что до четырнадцати лет я помню, наверное, все. — А после? — Кусочки и моменты. Как вспышки, которые быстро приходят и быстро уходят. — Я поморщилась, гоняясь за воспоминаниями и терпя неудачу. Голова пульсировала так, словно я бросила свой мозг в дробилку для дров. — Не надо форсировать события. Они придут в том темпе, в котором придут. Вы можете принести больше вреда, чем пользы. — Он сделал несколько пометок. — Что еще? — Озеро. Я помню озеро. С Оливером. Он удивил меня в первый день тем летом, когда мне исполнилось шестнадцать. — Это хорошо. Хороший материал. — Я помню и другие вещи. До восемнадцати лет. Не все. Но приличный кусок. — А все, что после? — Исчезло. Он нахмурился, его перо забегало по бумаге. — Полностью? — Я помню, как летела в Америку из Швейцарии. Не знаю точно, когда. Наверное, это был колледж, потому что я помню, что училась в одном из них в Штатах. — Какой колледж? — Я не знаю. — Паника снова закралась в мое нутро, пробираясь к сердцу. — Я только помню свою соседку по комнате. Я даже не помню ее имени. — А свою работу? — Я помню, что работаю, но не помню где. Или даже чем я занимаюсь. — Паника, когтями вцепившаяся в мою грудь, начала прокладывать себе путь обратно в горло, закручиваясь в клубок беспокойства. — Я не помню, где живу. Я не помню никого из своих друзей. Я не помню, есть ли у меня отношения. Доктор Коэн отложил ручку и сжал мою руку. — Это нормально - не помнить эти вещи. Вы уже многое помните. Это хорошо. Отличное начало. Продолжайте. Над нами замерцала световая панель. Тени заплясали вокруг глубоко посаженных глаз доктора Коэна. Я попыталась сосредоточиться на них, а не на разочаровании, которое бурлило внутри меня. После некоторого молчания я вздохнула. — Я не помню, где сейчас живут мои родители, но помню, что не поддерживаю с ними связь. Я не помню свою работу, но помню... как шила нижнее белье? Нижнее белье. Отель. Гольф. Ничто не имело смысла. Доктор Коэн неловко рассмеялся. — Верите или нет, Брайар, но все это очень позитивно. Брайар. — Помнится, я сменила имя с «Брайар Роуз» на «Брайар». И я вспомнила, что у меня была травмирующая причина для этого. Что-то с большим количеством слез, боли и разочарований. Но я не могла вспомнить, что это было. Доктор Коэн сидел и слушал меня. Иногда он что-то писал на своем планшете. Он даже пошутил пару раз. Затем он заверил меня, что знает много способов помочь мне. Они проведут тесты, начнут терапию, поиграют со мной в интерактивные игры, чтобы подтолкнуть мою память. Все, что мне нужно, - это довериться процессу и сохранять спокойствие. Затем он снова спросил: — Теперь вы хотите, чтобы я привел господина фон Бисмарка? — Да. Я не колебалась. Я не была уверена во многих вещах, но я была уверена, что хочу увидеть Оливера. Чтобы у него были хотя бы какие-то ответы. Оливер всегда был моим любимым местом, куда я возвращалась. Он был единственным адресом, который когда-либо знало мое сердце. — Приведите его. 13 Оливер Ромео Коста: Это правда, что они говорят? Олли фБ: Не делай вид, что удивлен. Ты много раз видел меня голым. Ты знаешь, что он не может быть короче двенадцати дюймов. Ромео Коста: Ты неправильно написал «восемь в хороший день». Зак Сан: Ходят слухи, что ты напал на женщину, работавшую над фильмом, на котором стажировалась Фрэнки. Олли фБ: «Стажировалась» - интересный выбор слов. Ромео Коста: А какое слово использовала бы ты? Олли фБ: Разбивала. Терроризировала. Поджигала. Выбирай сам. Ромео Коста: Не меняй тему. Кто она? Олли фБ: Твоя невестка, к твоему огорчению. Зак Сан: Женщина, которую ты домогался. Фрэнки сказала, что ты дал ей порулить своим «Феррари», чтобы ты мог преследовать эту женщину. Олли фБ: Фрэнки, как я вижу, много болтает. Ромео Коста: Где ты вообще находишься? Олли фБ: В больнице. Ромео Коста: В БОЛЬНИЦЕ? Зак Сан: БОЛЬНИЦА?!?! Олли фБ: У нее сотрясение мозга. Зак Сан: Сейчас самое время позвонить своим адвокатам, Оливер? Олли фБ: Это я ее спас, а не ранил. Боже. Зак Сан: Я позвоню им на всякий случай. Ромео Коста: Я еду в больницу. Олли фБ: Нет необходимости. Ромео Коста: Я возьму с собой Дал. Олли фБ: Разве я не достаточно настрадался сегодня? Зак Сан: Не совсем. Тебе нужно, чтобы мы что-нибудь принесли? Олли фБ: Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ВЫ НЕ ПРИХОДИЛИ. Зак Сан: До скорой встречи. 14 Оливер Сглаз. Несчастье. Проклятие. Я принес несчастье всем, кто был мне дорог. Тогда. Сейчас. Ничего не изменилось. Ножки дешевого пластикового сиденья в приемной топорщились подо мной каждый раз, когда мой каблук подпрыгивал на линолеуме пола. Я стучал пальцами по коленям в ритме «Спящей красавицы». Мне следовало воспринимать это как предупреждение. Мне удалось прожить пятнадцать лет, не слыша ее. Однако воспоминания о том, как я танцевал под нее с Брайар, всплыли в памяти несколько дней назад на вечеринке, после того как наследница Монако попыталась заманить меня на быстрый секс в ванной комнате известного дворца. Заиграл вальс, испортив весь момент. Часы над приемной сверкнули на меня. Два часа ночи. Я вздохнул, размахивая рубашкой, которую я стащил у проходящего мимо. Несмотря на то, что на мне все еще были жалкие промокшие джинсы - те самые, в которых я спас Брайар, - я не чувствовал холода. Благодаря притоку адреналина я вообще ничего не чувствовал. Только знакомое волнение, возбуждение и отчаяние, которое накатывало на мое нутро всякий раз, когда мы с Брайар оказывались в одном почтовом индексе. Парамедики позволили мне сопровождать ее в машине скорой помощи, вероятно, потому, что я и сам выглядел не слишком привлекательно. К тому времени как мы приехали, Брайар потеряла сознание. Врачи отправили меня в отдельный процедурный отсек, проверили показатели и вызвали двух враждебно настроенных медсестер, чтобы те поругались со мной за то, что я надел рубашку на что-то сухое. С тех пор я занимал угол зоны ожидания на ближайшем к палате Брайар сиденье. Здесь меня допрашивали, что происходило примерно так: Медсестра: Мы не можем связаться с ее контактными лицами. Я: Ее контактные лица - это два нерадивых пламенных мудака. Медсестра: Тем не менее, мы не можем до них дозвониться, но мы будем продолжать попытки. Я: Не беспокойтесь. Ее родители пропали без вести с момента полового созревания. Я практически ее ближайший родственник. Но так ли это? Лучше спросить: А должен ли? Прошло два часа, а я все еще сидел в том же кресле и ждал новостей. Пожалуйста, не впадай в вегетативную кому. Я чертовски не люблю принимать важные решения. Я едва могу решить, что хочу на завтрак. Откинув голову назад, я ударился ею о стену и закрыл глаза. Больницы меня угнетали. Сильнодействующая смесь отбеливателя, антисептика и непередаваемого запаха страданий. Коктейль, с которым я хорошо познакомился за годы, просиживая часами возле операционных и отделений интенсивной терапии. Сквозь звук шагов, звонки телефонов и стаккато писков кардиомониторов послышался звук открываемой двери. — Господин фон Бисмарк? Я резко поднялся на ноги. Доктор Коэн пронесся мимо рядов кресел, остановившись совсем рядом с моим. По большей части я гордился тем, что не сужу о людях по внешности, но если бы мне пришлось выбирать врача для лечения Брайар, это был бы он. Лысый. Морщинистый. Суровый. Насколько я знал, ему могло быть как пятьдесят пять, так и восемьдесят три. Это не имело значения. Лишь бы он не был только что из ординатуры и не нарвался на свой первый провал. Опираясь на подлокотники, я поднялся на ноги, удивляясь собственной неустойчивости. — Что случилось? — Медсестры сообщили мне, что вы ближайший родственник мисс Ауэр. — Ага. Он пролистал множество страниц своего планшета, не сводя с них глаз. — Вы парень? Муж? Я покачал головой. — Старый друг. — А как насчет ее родителей? — Не в курсе. — Братья и сестры? Партнер? Я провел языком по внутренней стороне щеки, переминаясь с ноги на ногу. — Только я. Насколько я знал, у нее были с кем-то любящие, заботливые отношения. Но ее телефон утонул в воде, и у меня не было возможности достать его, так что, к сожалению (для него), оставался я. Доктор Коэн хмыкнул, постукивая острием ручки по доске для записей. Я использовал все свое самообладание, чтобы не выколоть ему глазные яблоки. — Ну? — Начну с хороших новостей. — Он сунул клипборд подмышку и достал из кармана пальто носовой платок, вытирая пот с блестящей кожи головы. — Мы провели компьютерную томографию, магнитно-резонансную томографию и рентген после проверки жизненных показателей мисс Ауэр. Кажется, все в порядке. На снимках отсутствуют переломы черепа, кровоизлияния и ушибы тканей мозга. Мы назначили ей противосудорожные препараты, чтобы подстраховаться, но переломов костей или других проблемных зон нет. Я кивнул, как школьник, ожидая, что вот-вот упадет другой ботинок. По моему опыту, плохие новости всегда сопровождались хорошими. Где-то в таком духе: Поздравляю, ты выжил, но ты будешь жалеть об этом каждый гребаный день своей жизни. — И все же... — Он прочистил горло и оглянулся на закрывшуюся дверь Брайар. — Похоже, что мисс Ауэр страдает от того, что мы называем, говоря медицинским языком, посттравматической амнезией. ПТА, сокращенно. Вам знакомо это понятие? — Только по сериалу «Дни нашей жизни». Я никогда не встречал человека, страдающего от амнезии. Вся эта концепция казалась мне сложной для понимания. Что-то такое, что беспрецедентно часто случалось только с героями мыльных опер и подсудимыми на шоу «Судья Джуди». И еще - я потратил большую часть своих двадцати лет, надеясь, что это случится со мной, но так и не дождался. — Посттравматическая амнезия - это преходящее состояние измененной работы мозга, вызванное травмой головы. Проще говоря, мисс Ауэр не помнит почти ничего из того, что произошло после ее госпитализации, и не может вспомнить элементарных вещей, касающихся ее нынешней жизненной ситуации. Брайар страдала от потери памяти? И как давно? Я моргнул, пытаясь осмыслить его слова. — Значит ли это, что она в сознании? — Да. Я пытался осторожно подтолкнуть ее память в надежде, что она передаст какой-нибудь контакт. Члена семьи или супруга. Ничего. Она не помнит. — Доктор Коэн поправил очки, которые плотно прилегали к его щекам с помощью ленты, обхватывающей голову. У него было лицо гончей собаки, и он пристально смотрел на меня. — Она все еще испытывает боль, несмотря на лекарства, которые мы ей даем, чтобы она чувствовала себя комфортно. Ее речь ясная и связная. Просто она, похоже, не помнит ничего из того, что было в последние десять лет. Именно тот период, который я не мог помочь ей вспомнить. Все время, что мы провели в разлуке, я намеренно избегал любых новостей о Брайар. Я приложил немало усилий, чтобы игнорировать родителей, когда они заводили речь о соседях по Женевскому озеру, отказался вкладывать деньги в компании со штаб-квартирой в этой стране и силой заставил отца найти кого-то другого для управления нашей недвижимостью в этом регионе. Внутри меня вспыхнул ужас. Единственное, что я знал о ее нынешней жизни, - это то, что она по-прежнему горяча. Если честно, ей не нужен был я, чтобы узнать это. Все, что ей было нужно, - это зеркало. — Понятно. — Я схватился за челюсть, двигая ею из стороны в сторону. — Как долго продлится эта амнезия? — Трудно сказать. Может пройти от пяти минут до пяти месяцев. Каждый случай уникален. — Доктор Коэн снова взялся за свой планшет, выдвинув из него ручку, зажатую между зубцами. — Существует множество шкал ПТА, которые зависят от характера первоначальной травмы, лечения, которое выбирает человек, и времени восстановления. — Это может длиться вечно? — Это крайне маловероятно. — Но вы не можете дать мне ответ со 100-процентной уверенностью. — В случае с травмами головы, и в частности с ПТА, просто нет возможности узнать. Все, что мы можем сделать, - это обеспечить ей благоприятную, стабильную обстановку для восстановления и помочь ей вернуть память с помощью когнитивной реабилитации. Фотографии, любимые места, распорядок дня. Воспоминания возвращаются в основном сами по себе, по мере того как мозг восстанавливается, но есть советы и хитрости, чтобы оживить их без риска навредить. Я провел пальцами по волосам. Благодаря грязному пруду, из которого я выловил Брайар, пряди собрались в хрустящие колечки. — Я оплачу все это. Лучшее учреждение, которое вы можете предложить, самый престижный персонал... — Учреждение? — Доктор Коэн поднял взгляд от своего планшета. — Большая часть реабилитационного процесса будет проходить дома. Полагаю, вы захотите, чтобы физиотерапевт приезжал к вам домой, поскольку вам нужно будет постоянно держать мисс Ауэр в спокойной обстановке. — Простите. — Я ткнул пальцем в свою грудь. — Вы только что сказали «мой дом»? Доктор Коэн нахмурил брови. — Господин фон Бисмарк, вы ведь ее ближайший родственник, не так ли? — Да, но... — Как вы уже поняли, у нее больше никого нет в этом мире. Мы не можем отпустить ее на произвол судьбы, если есть подходящий вариант. — А есть подходящий вариант? Он посмотрел на меня с подозрением, в его зрачках читалась ясная как день симфония осуждения. — Есть ли причина, по которой вы не станете им? Только то, что она меня ненавидит, я нарушил свое обещание, и она скорее упадет в воду, чем окажется в десяти футах от меня. Доктор Коэн положил твердую руку мне на плечо. — По словам мисс Ауэр, когда она в последний раз разговаривала со своими родителями, они сменили номера телефонов, чтобы избавиться от нее. Это было более десяти лет назад. Желчь подкатила к горлу. Боль, когда-то тупая и постоянная, как шрам, прокатилась по моему телу. Все, что я с таким трудом подавлял, снова нахлынуло на меня. Ее обстоятельства. Ее отчаяние. Мое предательство. Я передернул плечами и с удивительным спокойствием стряхнул руку доктора Коэна. — Я должен быть ее подопечным. Это было абсурдно. Маловероятно. И уж совсем неприемлемо, учитывая мои особенности жизни. Но в этом была и поэтическая справедливость. Я обещал быть рядом с ней и не смог. Самое меньшее, что я мог сделать, - это выхаживать ее. По всей вероятности, речь шла о неделях, а не о месяцах. Кроме того, какой у меня был другой выход? Оставить ее здесь? Получив от меня согласие, доктор Коэн перешел к следующему листу в своем планшете. — Социальный работник пригласит медсестру и специалиста по охране здоровья, чтобы обсудить потребности мисс Ауэр, но я дам вам версию с кратким описанием. — Он пристально посмотрел на меня, растягивая слова, словно я был деревенским идиотом, которому он только что доверил ядерные коды. — Вам нужно будет ухаживать за ней, возить ее на медицинские приемы для наблюдения, следить за тем, чтобы она вовремя принимала лекарства, и составлять ей компанию. — Составить ей компанию? У меня было такое чувство, что, когда Брайар вернет себе память, она еще больше разозлится, обнаружив, что я прижался к ней в самом уязвимом месте, а у нее уже было достаточно злости, чтобы заправить электростанцию. — Да. Займите ее. В окружении вас, ее друзей, людей, которым она небезразлична. Ей не пойдет на пользу, если она погрузится в депрессию и панику. Такое часто случается с амнезиаками, особенно с теми, у кого нет сильной системы поддержки. — Он снова устремил на меня пристальный взгляд. Я не мог его винить. Моя репутация дошла до всех закоулков Восточного побережья. — Я понимаю. — Будет лучше, если она не останется одна даже на короткое время. — Хорошо, что у меня нет настоящей работы. — Это не шутка, господин фон Бисмарк. — Он засунул ручку в карман пальто, и морщины закрыли половину его глаз, когда он нахмурился. — Она сейчас хрупка и уязвима, и единственный человек, о котором она вспоминает положительно, - это вы. Вы - ее система поддержки. От вас зависит, будет ли процесс выздоровления гладким или неровным. И не ошибитесь - вы обеспечите ей гладкий процесс выздоровления. — Что это значит? — Будьте с ней помягче. Не будоражьте ее. Если она верит в то, что это правда, не лопните ее пузырь. Смиритесь с этим. Даже если она думает, что она олимпийская бегунья. Что собака ее детства все еще жива. Или что ее парень, с которым она жестоко рассталась, все еще любит ее. Вы понимаете? Я приподнял бровь. — Вы просите меня солгать? — Я прошу вас любой ценой защитить ее психику, господин фон Бисмарк. Если вы не можете этого сделать, дайте мне знать прямо сейчас, и мы назначим ей сиделок. Это будет не то же самое, что близкий человек, но это лучше, чем бросить ее на растерзание волкам. Волк. Я был волком. Как он узнал? И все же... — Нет. — Я кивнул, сцепив челюсти, удивляясь тому, как меня раздражает его недоверие ко мне. Это был первый раз, когда кто-то, кроме Себастьяна, поставил меня в известность о том, как я обращался с Брайар. — Я могу это сделать. Я сделаю все, что потребуется. — Возвращение в реальность должно быть постепенным. Она будет чувствовать себя дезориентированной и беспомощной, и мы должны позаботиться о том, чтобы плохие новости доносились до нее в виде легкоусвояемых кусочков. Она, скорее всего, испытает разочарование, гнев и беспомощность, пока будет продираться сквозь сорняки, возвращаясь в настоящее. Я был на грани того, чтобы бежать в горы. Я не представлял, как приведу ее в свой дом при нынешней обстановке. Доктор осмотрел меня. — Мы все уяснили? — Да. — Хорошо. Она проснулась. Хотите ее увидеть? Смерть от тысячи порезов бумагой - это мой второй вариант? Потому что я приму его. Доктор Коэн вздохнул. — Ответ на мой вопрос - да. — Простите. Да. — Очень хорошо. Если вы настаиваете. 15 Оливер Я вошел в больничную палату Брайар, готовясь к тому, что меня покалечит разъяренная женщина или я буду иметь дело с пятилетним ребенком, который хотел, чтобы я поиграл с ним в лапту. Все варианты были наготове. Разумеется, не было никаких сомнений в том, что она увидит мое лицо, вспомнит о своей ненависти ко мне и тут же попытается заколоть меня любым острым предметом в палате. Но когда я толкнул дверь и шагнул внутрь, то обнаружил великолепную, усталую Брайар, смотрящую в окно и очень похожую на себя прежнюю. — Обнимашка? — Привет, Олли, — прошептала она, не поворачиваясь ко мне лицом, ее голос был обычным и хрипловатым. — Такое ощущение, что небо падает. Все кусочки внутри меня, которые мне удалось бессистемно склеить за эти годы, рассыпались, скапливаясь в яме моего желудка, как испорченный лобзик. Я прочистил горло, впиваясь ногтями в ладони. — Я подержу его для тебя. Наконец она повернулась и улыбнулась мне, похлопав по пустому месту на краю своей кровати. — Не стой здесь. У тебя целая жизнь, чтобы догнать меня. Ладно. Она определенно не помнила последние пятнадцать лет и тот факт, что я вел себя как придурок каждый день. Я занял место у ее бедра, жадно впиваясь в нее взглядом. Даже без макияжа, без прически, без модной одежды она все равно была прекрасней всех, кого я когда-либо видел. Ее красота была повсюду. В пурпурных, голубых и золотых лучах ее диких, полных сострадания глаз. Такие большие, почти нарисованные, придающие невинную остроту ее хаотичной красоте. В ее розовом бутоне рта, полном остроумия и юмора. В созвездии веснушек, рассыпанных по носу и щекам, в мягком изгибе ее бровей. В том, как ее смех проникал в мои кости и согревал их. Не было смысла искать недостатки. Я бы их не нашел. Я потратил более тридцати лет на поиски. — Я помню, что была неуклюжей, но, кажется, на этот раз я перестаралась. — Брайар вздохнула, небрежно переплетая свои пальцы между моими. Мой пульс участился до тысячи ударов, но я заставил себя сохранять спокойствие. Сегодняшняя Брайар скорее подожгла бы собственное лицо и потушила его ножом, чем была бы со мной мила. Но эта Брайар считала, что мы все еще друзья. Она сжала мою руку. — Ты можешь рассказать мне, что случилось? Я мог бы, но это поставило бы ее в стрессовую ситуацию, а доктор Коэн велел мне этого не делать. Поэтому вместо этого я поступил так, как умел поступать каждый мужчина, проведший последние пятнадцать лет в роли безответственного трахальщика. Я солгал. — Мы были в The Grand Regent. Ты хотела прогуляться. Мы пошли на поле для гольфа, которое сейчас ремонтируется, и ты случайно упала в воду. Это была самая белая ложь, которую я произнес за последнее время. Даже почти не ложь. Субъективная правда, на самом деле. Она моргнула. — Что заставило меня войти в воду? — Мы поссорились. Она нахмурилась. — Из-за чего? Да, ублюдок, почему бы тебе не сказать ей? Я уставился через ее плечо на картину с изображением вазы на стене. — Из-за цветочных композиций. — Что? Хороший вопрос. Какого хрена, фон Бисмарк? Я мог бы выбрать любую другую тему в мире - еду, климат, политику, лучшие места для отдыха, худшую начинку для пиццы (впрочем, это был бы короткий спор. Ответ - ананасы, и все это знали). Не могли же они повесить на стену картину о гендерном равенстве? — Мы поженимся? — Глаза Брайар загорелись, и впервые с момента нашего воссоединения ее губы расплылись в улыбке. — О Боже, Олли! Прежде чем я понял, что происходит, она сжала мои щеки в своих маленьких ладошках, притягивая меня для поцелуя. Я был ублюдком, но, видимо, во мне еще оставалась пара моральных принципов, потому что я осторожно взял ее за запястья, наклонил подбородок и поцеловал в покрытый марлей лоб. — Мы должны выбрать розы, Ол. Розы всех цветов. Красные. Белые. Розовые. Коралловые. Я люблю коралловые розы. — У тебя будет столько роз, сколько ты захочешь, дорогая. — Я винил свой рот, который очень хотел умиротворить ее после того, как годами подводил ее. Мой рот и все остальные части моего тела, кроме мозга. — Все цветы Америки и Европы вместе взятые. Когда я закончу украшать нашу свадьбу, во всем мире будет не хватать роз. Количество разводов взлетит до небес. День святого Валентина будет отменен. — Это... эм... психотропно романтично. Спасибо. — Брайар провела ладонью по моей ладони и поднесла костяшки пальцев к губам. — Медсестра сказала, что ты прыгнул в пруд, чтобы спасти меня. Я серьезно кивнул. Более достойный человек чувствовал бы себя виноватым за то, что сейчас происходит. Я не заслуживал обожания этой женщины, а тем более ее улыбки. Но мне было приятно. Снова быть героем в жизни Брайар. Пусть даже на несколько минут. Ты попадешь в ад, Оливер. Нет. Ты отправишься в место похуже. В чистилище нового типа, созданное для тебя и твоих грехов. Брайар наклонилась вперед и чмокнула меня в щеку. — Спасибо, что всегда спасаешь меня. Я неловко похлопал ее по бедру в ответ. Мой член, не получивший уведомления о том, что это кризис гигантских масштабов, тут же напрягся. Пора сменить тему. — Итак... — Я прочистил горло. — Расскажи мне, что ты помнишь. Она села прямо, став серьезной. — Я помню практически все, вплоть до того, как мне исполнилось четырнадцать или пятнадцать. Я помню наши летние каникулы на озере. Я помню свои увлечения. — Ее глаза заблестели. — Я помню тот день, когда ты застал меня за разглядыванием облаков на озере, и мы целовались несколько часов, пока наши губы не окрасились кровью. — А. Мой первый вкус кровавой игры. — Тебе это нравится? — Не особенно. Сегодня - да. За эти годы я перепробовал все возможные варианты, чтобы завести свою лучшую половину. Потребовалось десять лет, чтобы наконец признать, что мой единственный типаж, моя единственная - это Брайар Роуз Ауэр. — Хм... — Она наклонила голову и провела большим пальцем по костяшке моего пальца, не задумываясь об этом. — Я также помню переломы того, что, я уверена, является моим настоящим. — Например? — Я помню, что больше не общаюсь с родителями. — Она вскинула свои огромные глаза на мое лицо. — Это правда? Я кивнул. Это совпадало с тем фактом, что в больнице с ними не могли связаться. И тот факт, что она приписала меня к своим родителям и биологическому отцу во время нашей ссоры. Оливер = плохой. Следовательно, все трое ее родителей тоже должны были быть плохими. Брайар поджала нижнюю губу, размышляя над этим. — Я помню, что сменила имя на Брайар с Брайар Роуз, но не помню почему. Я знаю, что живу в США. Знаю, что работаю и что люблю свою работу. Чем я занимаюсь? — Ты - координатор по интимным вопросам. Она моргнула. — Это что, настоящая работа? — Ты следишь за тем, чтобы актеры чувствовали себя комфортно во время сексуальных сцен. Ты очень хороша в этом. Ты заставляешь людей чувствовать себя комфортно в своей шкуре. — Это мило. — Она кивнула, делая паузу, чтобы дать ему осмыслить сказанное. — А чем ты занимаешься? — Я помогаю людям чувствовать себя комфортно в чужой шкуре, — отмахнулся я. — На самом деле я в бегах по обвинению в нескольких убийствах... Она рассмеялась, и розовый цвет вернулся на ее щеки. Я не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя так... тепло. Ее смех. Ее счастье. Ее существование рядом со мной. Все это противоречило обещанию, которое я дал пятнадцать лет назад. Брайар усмехнулась. — Думаю, координатор интимных отношений имеет смысл. Должно быть, это все те тренировки, которые я получаю с тобой, да? Мой член приветствовал мою молнию с непревзойденным энтузиазмом. Не могу его винить. У него была голова, но не было глаз. Как еще он мог понять ситуацию? — Практика приводит к совершентсву. — Я прочистил горло, вспомнив, как доктор Коэн сжимал в кулаке мои яйца, чтобы не лопнул ее пузырь. — А мы с тобой перфекционисты, Обнимашка. — Когда мы поедем домой? — Они хотели бы оставить тебя здесь для наблюдения в течение сорока восьми часов. Она застенчиво улыбнулась. — Странно, что я скучаю по нашему дому и даже ничего не помню о нем? Одно можно было сказать с уверенностью - Брайар не помнила моего королевского промаха. Я провел большим пальцем по ее щеке, используя каждую унцию самоконтроля, чтобы не наклониться и не поцеловать ее. Это было бы неправильно. Безнравственно. Обычно я не задумывался об этих досадных вещах, называемых моралью. Ценности накапливались опытом, а не разумом, а мой жизненный опыт был дерьмовым. Но я хотел поступить правильно по отношению к Брайар. Я уже достаточно раз ее обижал. — Это совсем не странно. — Я сжал ее руку в ответ, понимая, что начал рыть еще более глубокую яму перед девушкой, которая всегда хотела иметь только дом. — Наш дом потрясающий. — У нас есть домашние животные? — Две собаки. Трио и Гизер. Она почесала нос. — Это ты придумал им имена? — Их назвали. — Какой породы? — Буквально все. — Я пожал плечами. — Оба - спасатели, слишком асоциальные и крысиные, чтобы их усыновили, так что нам пришлось их взять. У Трио три лапы и отсутствие уважения к личному пространству. Гизеру семнадцать, но он еще держится. Он меньшей породы, может быть, тридцать фунтов, так что мы надеемся, что он проживет еще пару хороших лет. — Конечно, мы спасли. — Она прикусила нижнюю губу, подавляя усмешку. — Мы хорошие люди, Олли? — Ты удивительна. Я - угроза для общества, но мы уравновешиваем друг друга. Она рассмеялась. — Держу пари, они отвратительны и очаровательны. — Уродливы как грех, — подтвердил я, доставая телефон из кармана. — Давай я тебе покажу. — Хорошая идея. Это может освежить мою память. Я знал, что это не поможет, ведь она никогда их не видела, но все равно показал ей собак, наблюдая, как она воркует, смеется и плачет над их видео с тупым собачьим дерьмом. Как я мог привести ее в свой дом? У меня там был кто-то еще. Кто-то, кто не любил делиться. Кто-то, у кого не было компании уже пятнадцать лет. Если бы у меня была голова на месте, я бы положил этому конец. Вместо этого я намеревался отвезти ее в дом, в котором она никогда не была, где не было ни одной ее вещи и никаких доказательств нашей помолвки. Ни фотографий, ни отпуска, ни воспоминаний, ничего. Пятнадцать лет назад я вычеркнул ее из своей жизни и начал все сначала. Ну, в основном. И не надо говорить о нашей предстоящей свадьбе. У меня было болезненное отвращение к моногамии. Я не был против брака как такового. Я даже видел его преимущества, экономические и социальные. Но я был не настолько глуп, чтобы жениться на человеке, который мне действительно нравился. Каждый день я видел, как Ромео и Зак, двое самых доминантных мужчин в зале заседаний, расхаживали по Потомаку со своими женами, словно воспитанные пудели. Нет, спасибо. Мне нравились мои яйца там, где они были. Крепко прикрепленные к моему члену. Брайар проникла в мои мысли. — Кстати, где мое обручальное кольцо? — Ты потеряла его в водной преграде, — ответил я, не моргая. Ее щеки покраснели. — О, прости. — Все в порядке. Это было простое кольцо за 500 тысяч долларов. У меня есть мамино, которое ждет тебя в сейфе. Кто-то должен был остановить мой рот. — О, Олли. — Она сжала мою руку. — Я так рада, что мы все еще вместе. Я отправлялся прямиком в ад. И, возможно, в комнату с Колумбом и королем Леопольдом. 16 Оливер Я с рычанием распахнул дверь в кабинет доктора Коэна. — Она думает, что мы помолвлены. Доктор Коэн поднял взгляд от экрана своего компьютера, который пискнул и тут же потемнел. Твидовый пиджак натянулся на его плечах, а потрепанный ранец уже перекочевал на живот. Он надел брелок на палец и, встав из-за стола, нахмурил брови за очками для чтения. — Что вы ей сказали? — Ничего. — Я вскинул руки вверх и начал вышагивать по его миниатюрному офису, не заботясь о том, что он только что закончил свою смену, не дождавшись четырех утра. — Я сказал какую-то глупость про цветочную композицию, и она сделала свои собственные выводы. Теперь она думает, что мы планируем свадьбу. Мы должны сказать ей правду. Он снял с вешалки шарф и накинул его на толстую шею. — Вы не скажете ей правду. — Она не должна думать, что мы вместе. Он обошел меня и двинулся к двери. — Она не может пойти к вам домой, чтобы прийти в себя, зная, что вы солгали ей об этом, а потом струсили. Я последовал за ним. — У меня дома нет ничего, что могло бы доказать, что мы были вместе. Ни фотографий, ни ее вещей, ни... — Позаботьтесь об этом. — Он спустился по лестнице в гараж, а я шел за ним по пятам. — Вы находчивый человек - миллиардер, говорят. Уверен, ваши люди могут принести несколько вещей из ее дома и сделать дюжину фотографий ИИ, изображающих вас двоих. — ИИ - это неэтично, — хмыкнул я, спускаясь по лестнице по двое и преграждая ему путь к следующему пролету. — Как и спать с большинством женщин на континенте. — Он остановился, с усмешкой глядя на меня. Должно быть, до кого-то дошли слухи о том, что я устроил припадок дерьма несколько лет назад в этой самой больнице. — Меня не волнуют ваши личные предпочтения, господин фон Бисмарк. Мисс Ауэр - моя пациентка. Не говорите ей, что вы ей солгали. Ее психика так же хрупка, как и она сама. В какой-то момент к ней вернется память, и она сама поймет, что вы не вместе. — И тогда? — Я почувствовал, как вспыхнули мои ноздри. — Она снова возненавидит меня за то, что я ей солгал. Он пожал плечами, обходя меня стороной. — Похоже, она уже ненавидела вас до этого. Не слишком много изменений, не так ли? Доктор Коэн исчез в следующем лестничном пролете. Я ударил ногой в стену, ругаясь на четырех языках, которые знал. Черт побери. 17 Оливер Через тридцать минут я сидел в больничном кафетерии вместе с Ромео, Даллас, Заком и Фэрроу, попивая теплый кофе по завышенной цене и выпечку трехдневной давности. Все это выглядело как одно большое, жирное вмешательство, что казалось несправедливым, учитывая, что мои привычки к алкоголю, сексу и кокаину были в значительной степени управляемыми. — Итак. Давай-ка проясним ситуацию. — Ром помешивал свой кофе, его внимательные глаза были прикованы к моему лицу. — Эта женщина, с которой мы никогда не встречались, - твоя возлюбленная детства, которая теперь ненавидит тебя до глубины души, но она внезапно страдает амнезией, поэтому думает, что вы двое женитесь? Я стиснул зубы. — Ты говоришь, что это смешно. — Это нелепость. — Зак сделал глоток своего кофе, отпрянув от вкуса. — Это звучит как ромком из прямого эфира. Губы Ромео растянулись в довольной ухмылке. — Только такой интеллектуальный титан, как Олли, мог попасть в подобное затруднительное положение. — Эта выпечка ужасна, — сказала Даллас, прищурившись на булочку с корицей, но тем не менее продолжила есть. — Это хуже, чем шутка про отца. Ромео взял булочку жены и поменял ее на печенье, которое он достал из внутреннего кармана костюма. — Значит, ты не можешь рассказать ей правду о природе ваших отношений? Я покачал головой. — Доктор сказал, что очень важно, чтобы она сама все вспомнила, а пока я должен создать для нее благоприятную обстановку. Зак зевнул. — Она получит лучшую поддержку, если ее похитит банда педофилов. — Ну, конечно. — Я закатил глаза. — Ей уже за тридцать. Она им не нужна. — Что ты сделал, чтобы она разозлилась и выкинула тебя из своей жизни? — От Фэрроу исходили сильные флюиды патриархата. Тот факт, что она могла разрубить человека на микроскопические кусочки, тоже не способствовал ее привлекательности в моих глазах. Я пожал плечами. — Как обычно. Переспал с ней, а потом бросил. Думаю, это задело ее больше, учитывая, что мы знали друг друга с рождения. Все сидящие за столом уставились на меня с разной степенью шока и отвращения. Кроме Даллас, которая все еще была поглощена своей выпечкой. А мне требовалось вмешательство. У кого есть такой сладкоежка, что его муж носит еду в карманах? — Я люблю все винтажное, но только не десерт, — пожаловалась Даллас, обнюхивая пирожное, прежде чем откусить от него кусочек. — Ты же не собираешься забирать ее домой, правда? — спросил Зак, сооружая трехмерного лебедя из больничной салфетки. Я отбивал такт на липком столе кончиками пальцев. — У меня нет выбора. Я уже приказал своим помощникам выследить ее домашний адрес и доставить ее дерьмо ко мне домой. Уровень усердия меня тоже удивил. Я же не мог стереть с лица земли наши отношения. Рано или поздно она бы вспомнила. Ромео ткнул себя пальцем в грудь. — Ты даже не разрешаешь нам заходить в твой дом. Я свернул салфетку и бросил ее на него. — Ты буквально устроил свою свадьбу в моем доме, ублюдок. — На заднем дворе. — Даллас готовилась в одной из комнат. Зак погладил свой подбородок, прищурившись. — В той, где ты не держишь своих секс-рабынь, предположительно. — Господи, за кого ты меня принимаешь? — Я провел рукой по своим взъерошенным волосам. Благодаря быстрому ополаскиванию в раковине по приказу Брайар они стали менее хрустящими. — Я держу их в подвале, а не на верхних этажах. Что это... любительский час? — Мне всегда это было интересно. Если предположить, что это сексуальные рабыни по обоюдному согласию... — Фэрроу бросила на меня пристальный взгляд, ее светлые брови сошлись вместе. — Как они выживают в подвалах? Я имею в виду, что запах там ужасный и сексуально отталкивающий. И не начинай мне рассказывать о том, сколько пищевых добавок тебе понадобится, чтобы оставаться здоровым... Ромео кивнул. — Наверное, им нужно принимать таблетки витамина D размером с голову Зака. — У меня совершенно пропорциональная голова по отношению к мозгу, большое спасибо. — Зак смахнул лебедя с салфетки на Рома: — Мне жаль, что не все из нас родились с плохо оборудованными черепами, в которых едва помещается мозг размером с яблоко. — Ром, после этого нам придется идти в пекарню, потому что ничего вкусного тут нет, — ныла Дал, стащив датский пирожок с салфетки Фэрроу. — Без проблем, Печенька. — Он поцеловал ее волосы, вернув свое внимание ко мне. — Ты не способен позаботиться о другом человеке. Я бы тебе и комнатное растение не доверил. — Пластиковое, — уточнил Зак. — Которое не нужно ни поливать, ни освещать. — Я с вами полностью согласен. — Я откинулся назад, перекинув мускулистую руку через спинку кресла. — Именно поэтому здесь потребуются командные усилия. Зак прищурился на меня. — Ты просишь нас посидеть с женщиной, которую мы никогда не видели? — Ну, ее нельзя оставлять одну, даже на минуту, и, черт побери, я не собираюсь останавливать свою жизнь только для того, чтобы ее обслуживать. У меня был секрет. Что-то, что держало меня вдали от Брайар все эти годы. Что-то темное и постыдное, чем я не мог ни с кем поделиться. Причина, по которой людей не пускали в мой особняк, каким бы грандиозным и большим он ни был. — Все в порядке. — Даллас подняла глаза от своего пирожного. — Я не собиралась позволять тебе возиться с этой невинной душой без присмотра. Я буду там каждый день, чтобы обеспечить безопасность этой девушки. Кстати, как ее зовут? — Брайар. — Красивое имя. — Фэрроу прислонилась к плечу Зака. — И ты сказал, что до Амнезии Брайар тебя ненавидела? — Ненавидит всеми фибрами своего существа, — подтвердил я. — Умная женщина. — Фэрроу кивнула. Они с Даллас переглянулись. — Мы будем там, чтобы помочь. Это должно было заставить меня почувствовать себя лучше. Но этого не произошло. Мне не нужны были люди рядом, потому что у меня не было времени на Брайар. У меня было все время в мире. Они были нужны мне, чтобы не дать мне совершить ошибку. Потому что Зак был прав. Доктор Коэн просто доверил кошке сливки. Брайар была искушением. А я? Я был идеальным грешником. 18 Оливер Даллас Коста добавила вас в «Семья Дороги Темного Принца» Олли фБ: Нет. Даллас Коста: ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ТЫ. Мы одна большая и счастливая семья. Олли фБ: Вы не моя семья. Фрэнки Таунсенд: моя семья, но нас двое братьев и сестер. нас не так уж и много. Зак Сан: И я, конечно, не рад, что делю почтовый индекс с некоторыми из вас. Фэрроу Баллантайн-Сан: Значит ли это, что мы получим новые детские фотографии Луки? Зак Сан: Надеюсь, что нет. Мне бы не хотелось блокировать жену моего лучшего друга. Ромео Коста: Следи за языком, Сан. Зак Сан: Ты имеешь в виду пальцы. Ромео Коста: Каждая фибра твоего тела должен бояться меня, когда ты проявляешь неуважение к моей жене. Фрэнки Таунсенд: найдите мне того, кто будет любить меня так, как Ромео любит убивать людей, которые обижают Дал. Даллас Коста: Итак, когда мы познакомимся с твоей случайной невестой, Олли? Олли фБ: Никогда. Даллас Коста: Сегодня вечером? Отлично. Мы принесем вино. Фрэнки Таунсенд: подождите. ЧТО? У Олли есть невеста? Олли фБ: Мне нужно сначала уточнить у доктора Коэна, можно ли знакомить ее со случайными трахарями, которых она никогда в жизни не встречала. Я не собираюсь рисковать ее выздоровлением. Фэрроу Баллантайн-Сан: Я и не знала, что она так много для тебя значит. Зак Сан: Зная его, он хочет избавиться от нее как можно скорее, чтобы продолжать использовать свой дом в качестве борделя. Даллас Коста: Я хочу получить ответ сегодня вечером. Как я уже сказала, я не доверяю тебе с непритязательной женщиной, страдающей амнезией. Олли фБ: Прежде всего, она не невзрачная. Она многое предполагает. Даллас Коста: Например? Олли фБ: Например, что она собирается стать моей женой. Во-вторых, я только что разговаривал с доктором Коэном, и, судя по всему, у нас все чисто. Единственное, что он сказал, это то, что мы определенно не должны говорить ей о том, чего не было. Так что не морочьте ей голову, хорошо? Фрэнки Таунсенд: подожди. мы говорим о моем боссе. о женщине, которую ты ввел в кому? Ромео Коста: Не планируя. Фэрроу Баллантайн-Сан: если ты воспользуешься этой бедной женщиной, я буквально вышью для нее новое пальто своим мечом. Зак Сан: Вот это идея, которую я могу поддержать. Фрэнки Таунсенд: брайар, верно? Олли фБ: Я серьезно. Не говори ей того, что не соответствует действительности. О мире. О ее жизни. Я стараюсь быть с ней настолько правдивым, насколько это возможно. Ромео Коста: Невозможно. Если бы это было так, она бы убежала в горы. Зак, ты видишь женщину на холмах перед твоим домом? Зак Сан: Дай-ка я проверю. Фрэнки Таунсенд: почему мне никто не отвечает? Олли фБ: Сколько ненависти я испытываю ко всем вам сейчас... Зак Сан: Нет. Никакой женщины на холме. Олли фБ: Она уже начала вспоминать некоторые вещи. Не думаю, что ей понадобится много времени, чтобы наверстать упущенное. Даллас Коста: Как я должна рассказывать ей о себе, если у нее даже нет социальных сетей? Я буквально проделала тонну работы и ничего. Фрэнки Таунсенд: это правда. я даже разговаривала с людьми, которые работают с ней на съемочной площадке. у нее нет ни FB, ни IG, ни Snapchat, ни TT. Она вообще существует? Олли фБ: Она настоящая, и она великолепна. Олли фБ: И еще, что здесь делает Фрэнки? Она даже не живет здесь. Фрэнки Таунсенд: ... мой отец выгнал меня из дома после того, как получил счет за пожар в вашем отеле. большое спасибо, олли. Олли фБ: Это научит тебя ответственности. Фрэнки Таунсенд: жаль разочаровывать, но если три раза бросить колледж не получилось, сомневаюсь, что получится у вас, сэр. Зак Сан: Никогда не думал, что увижу день, когда Олли не позволит Фрэнки обойти себя. Фрэнки Таунсенд: этот засранец даже не попытался переспать со мной, когда у него был шанс. Ромео Коста: Сюжет сгущается. Олли фБ: Извини, это просто я. Но я все равно его подтяну. Фэрроу Баллантайн-Сан: @ОллифБ, что случилось? Ты был так категоричен, что хотел переспать с Фрэнки. Зак Сан: Он никогда не был заинтересован. Вся его бравада - притворство. Я понял это много лет назад. Олли фБ: Вам не нравится, когда я гоняюсь за несовершеннолетними юбками. Вам не нравится, когда я НЕ гоняюсь за юбками малолеток. Вам просто не угодить. Даллас Коста: Мы придем завтра вечером на ужин, мистер Грешник. Олли фБ: Веди себя хорошо. Даллас Коста: И я приведу Луку. Зак Сан: У нас другие планы. Фэрроу Баллантайн-Сан: Нет, у нас нет. Олли фБ: Гав-гав. Зак Сан: Не будь таким самодовольным, Оливер. У меня такое чувство, что ты следующий. 19 Брайар К моменту выписки из больницы ко мне не вернулось ни одно воспоминание. Я провела нелепые часы во сне, гоняясь за очередной мечтой из прошлого. Той, который заполнил бы пробелы между сегодняшним днем и пятнадцатью годами назад. Но ничего не вышло. С другой стороны, в больнице меня поселили на последние несколько ночей в представительском номере, и каждое утро я просыпалась от вида Оливера, раскинувшегося на свободной кровати, его блестящие волосы мерцали в лучах свежего солнца. Я щелкнула верхним зеркалом в «Феррари» Оливера и провела языком по зубам. — Мне не терпится вернуться домой. Он совсем не прикасался ко мне с тех пор, как я пришла в себя, за исключением нескольких неловких отцовских объятий. Я мало что помнила о своей жизни, но помнила, как мы были подростками. Тогда нас нельзя было оттащить друг от друга даже с помощью пятилезвийного мачете. Мы всегда были на одном дыхании от того, чтобы прилюдно задрать друг другу ногу, и целовались до тех пор, пока во рту не становилось сухо и вонюче. Поэтому я была немного ошарашена священнической сдержанностью, которую проявил ко мне Оливер. На самом деле он был замкнут с тех пор, как я очнулась после сотрясения мозга. Не то чтобы он вел себя недружелюбно... но сдержанно. Может, он беспокоится за меня. Может, все это мне кажется. Я приподняла клок волос у виска, заметив там зеленоватый синяк. — Уверена, что возвращение в родные места поможет мне все вспомнить. — М-м-м-м... — Оливер барабанил длинными изящными пальцами по рулевому колесу, глядя на все и вся, но только не на меня. Я повернулась, чтобы улыбнуться ему в профиль. — Трио и Гизер будут так рады меня видеть. Никакого ответа. Глаза Оливера, закрытые капюшоном, по-прежнему были устремлены на дорогу. С легким вздохом я открыла бардачок и сделала глоток из своего «Стэнли». Как только я увидела, что ждет меня внутри, я принялась разбрызгивать воду по всему лобовому стеклу, задыхаясь от кашля. — Господи, — прорычал Оливер, сворачивая вправо и бросая на меня встревоженный взгляд. Машина позади нас засигналила, объезжая нас, и водитель погрозил нам пальцем. — Ты в порядке, Обнимашка? — Не знаю. — Я вытащила содержимое бардачка, включая светящийся в темноте член динозавра, пояс целомудрия BDSM и шипастый фаллоимитатор. — Какого черта ты делаешь со мной, когда мы в постели? Глаза Оливера расширились, а его невероятно скульптурные скулы стали ярко-розовыми. — Ничего такого, на что ты не дала бы согласия, мой маленький сексуальный котенок. — Я не могу припомнить ни одной моей версии, которой бы понравился шипастый фаллоимитатор. — Ну, она существует. Иначе его бы здесь не было. Я нахмурилась. — Это... удивительно. — Подожди, пока ты не увидишь свою коллекцию массажеров простаты в форме козла. Боже мой. Это должно быть исследование, связанное с работой. Я ведь работала координатором по интимной жизни, верно? — Тебе, наверное, придется показать мне, как им пользоваться. Я точно забыла. Оливер ненадолго закрыл глаза, его рот двигался в безмолвной молитве. Я вскинула бровь, запихивая наши секс-игрушки обратно в бардачок. — Почему ты ведешь себя так странно? — Как странно? — Ты... ну, не знаю... скованно. Он сжал руль до белых костяшек, перекладывая свои стальные булки на сиденье. — Обычно моя скованность - это бонус для тебя, а не жалоба. Я проигнорировала его очевидную эрекцию, читая показания спидометра. — А почему ты едешь со скоростью 30 миль в час? — Я пытаюсь обеспечить твою безопасность. — Надоедая мне до смерти? — Брайар, я... — Что случилось с Обнимашкой? Он открыл рот, закрыл его, потом снова открыл. — Ничего, — наконец ответил он. — В последний раз, когда мы разговаривали, ты не хотела, чтобы я использовал это прозвище. — Воу. Я полюбила это прозвище. Ссора в ночь аварии, должно быть, была серьезной. Я ненавидела идею быть невестой, но я выросла, фантазируя о свадьбе с Оливером. Должно быть, там была цветочная композиция, без которой я не могла обойтись. Я сменила тему, не желая пока поднимать ее. — У нас большой задний двор? — Да. — Он нахмурился, не отрывая глаз от дороги. — Но какое это имеет отношение к делу? — Ну, ты явно в конуре, и я просто хочу убедиться, что тебе удобно. И все же я не могла поверить, что попросила его не называть меня Обнимашкой, а он воспринял эту просьбу всерьез. Во всем этом было что-то подозрительное, но я не могла определить, что именно. От размышлений над возможными вариантами у меня в голове было такое ощущение, будто в ней сидит каждый неудавшийся барабанщик в стране. Что-то заставило Оливера чувствовать себя неловко рядом со мной, и мне нужно было выяснить, что именно. Его телефон зазвонил на центральной консоли. Мелодия звонка заплясала между нами. «Спящая красавица» Чайковского. Наконец-то хоть что-то напоминало мне о нас. Ностальгия закрутилась вокруг моего сердца. Она ушла так же быстро, как и появилась, но сомнения остались. Как же иначе? Ностальгия - это способ сердца удержать то, что не может сохранить время. Я проглотила ядро сомнения, решив растопить лед. Я подскочила на своем месте, прижав руку к сердцу. — ЧЁРТ ВОЗЬМИ! — Что? Что? — Олли свернул на обочину и включил аварийные огни, его глаза в панике блуждали по моей верхней части тела. — Что случилось? — Твой крошечный ноутбук умеет петь. — Я указала на телефон, прикрыв рот ладонью. — А танцевать он тоже умеет? — Может, что... — пролепетал он, глядя на свой телефон между нами. Его брови нахмурились, когда он взял его в руки. На экране высветилось имя Ромео. Оливер прикрыл рот рукой. — О, милая. Ты не помнишь. — Он провел рукой по моим волосам, отчего у меня по позвоночнику побежали мурашки, когда он аккуратно заправил за ухо прядь моей челки. — Это называется iPhone. Часть семейства смартфонов. Это не ноутбук. — Может ли... это... — Я прикусила нижнюю губу, бросая обеспокоенные взгляды то на телефон, то на его лицо. — Что? — Он наклонился вперед, отводя телефон от меня, как будто думал, что его близость может спровоцировать очередное помешательство. — Скажи мне. — Нет, нет. — Я покачала головой. — Ты подумаешь, что это глупый вопрос. — Я никогда не буду считать глупым то, что ты делаешь или говоришь, — заверил он меня. — Может ли это... — Я понизила голос до шепота. — Читать твои мысли? — Нет. — Он тихонько захихикал, взяв мои руки в свои. — Он не может читать твои мысли, но он может делать много других вещей. Ты можешь работать с ним. Он подключается к Интернету. В нем есть цифровой помощник под названием Siri, и она может отвечать на общие вопросы. О погоде и важных датах. Я моргнула, пытаясь сохранить прямое лицо. — А он работает на батарейках? Бедняга подумал, что я очнулась после путешествия в восьмидесятые. Я понимала, что поступаю с ним немного жестоко, но я не чувствовала себя нормально с тех пор, как проснулась, и это помогло мне хоть как-то осознать, кто я такая. — Ты заряжаешь его электричеством. Я откинула голову назад, нахмурившись. — Что такое электричество? Я увидела, как кровь отхлынула от его лица, а брови нахмурились. Прежде чем он успел осмыслить шутку, я опустила козырек и изучил свое лицо в зеркале. Я поморщилась, потирая лоб. — Оливер. — Что случилось? — Он суетился над моим лицом, разводя руки во все стороны, словно хотел дотронуться до него, но боялся, что сделает еще хуже. — Тебе больно? Нам нужно повернуть назад? Я знал, что они выписали тебя слишком рано. Давай вернемся. Знаешь что? Давай поедем в другую больницу. Я всегда ненавидел это место, а доктор Коэн - придурок. Есть один знакомый парень в Джонс Хопкинс. Он специализируется на всем, что связано с головой. Он сможет нам помочь, я обещаю. Если нет, мы можем... Боже мой. Я никогда не видела его таким. Если бы я его не остановила, он бы продолжал говорить. — Это не боль. — Я провела воображаемую линию между бровями. — Это морщина? — Что? — Морщина. — На лбу? — Он отдернул мою руку и изучил мое лицо. — Нет, это красный след от того, что ты колола его каждые десять секунд. — Какой сейчас год? — Год? — повторил он. — Сколько нам лет? — Мне 34. А тебе 33. — Но... — Я покачала головой. — Мне было всего пятнадцать. Он откинулся на спинку сиденья, потрепав меня по волосам. — О, черт. — У меня даже месячных не было. — О, черт, черт, черт, черт, черт, черт. — Только вчера Мимо усадила меня и сказала, что мальчики засовывают свои пиписьки в мою пипиську, чтобы делать детей. Его челюсть чуть не вывихнулась. Прошла секунда. Потом еще одна. И еще одна. Наконец он откинул голову назад и начал хохотать как маньяк, хлопая себя по лбу. — Ты маленькое дерьмо. — Пожалуйста, ты заслуживаешь гораздо большего дерьма за то, что использовал на мне массажеры простаты в форме козла. — Я оперлась плечом о сиденье и уставилась на него со смесью восторга и замешательства. Мы не были похожи друг на друга. И в то же время мне не было так комфортно, как рядом с ним. Я вздохнула. — Кстати, остынь. Со мной все в порядке. Я не собираюсь распадаться на части из-за того, что ты отвернулся на пять секунд. Следи за дорогой. — Ты не понимаешь. Я думал, ты умерла той ночью. Или еще хуже. — Есть что-то хуже смерти? — Да, — подтвердил он, его голос был ровным. В одно мгновение из машины исчезла радость. Я поплотнее натянула пышный кардиган, который подарил мне Оливер - рождественский подарок от некой Даллас, которая, судя по всему, была моей лучшей подругой, - и украдкой взглянула на него. Он крепко сжимал руль, машина стояла на парковке. Кончики пальцев чесались от желания разгладить морщинки между его бровями и убрать все, что случилось, что сделало его таким серьезным. Таким мрачным. Проблема была в том, что я не знала, что именно. Просто еще одно напоминание о том, что я потеряла. Каждое воспоминание, которое делало меня... мной. Это неправда. Я поймала свой взгляд в зеркале. Ты все еще та, которая важна. Ты все еще милая, умная и сострадательная. Тебе не нужны воспоминания, чтобы быть той самой девушкой, которая неистово любила Оливера фон Бисмарка . Чертовски сильно. В конце концов, мое сердце имело большее значение, чем мой разум. — Нам за тридцать, говоришь? — Я похлопала себя по лицу, изображая притворное благоговение перед зеркалом. — Должно быть, это ботокс. Черт, я хорошо старею. Как думаешь, когда у меня следующий прием? Он ослабил хватку на руле и завел двигатель, с усмешкой покачивая головой. — Я еще никогда не заботился о людях без памяти. — У меня есть воспоминания. Я просто не помню последние десять лет или около того. — Я надулась, глядя на дорогу впереди. Мы жили в прекрасном месте - диком, с вечнозелеными деревьями, полями для гольфа, реками и озерами. — На самом деле, я только что вспомнила кое-что недавнее. — О? — Олли приподнял бровь. — Поделись. — Я вспомнила, как шила пару прозрачных стрингов незадолго до того, как ударилась головой. — Так и есть. — Он усмехнулся. — Для фильма, над которым ты работала. — Почему в прошедшем времени? — Я нахмурилась. — Я собираюсь вернуться, как только смогу. Олли сглотнул. — Обнимашка, они... нашли замену. — Что? — Я чуть не подскочила со своего места. — Они не могут так поступить со мной. Мне нужно вернуться. Это поможет мне вспомнить. — Тебе нужно отдохнуть. — Он похлопал меня по бедру, и меня пронзила волна желания. — И задавай много вопросов. — Хорошо. Какая моя любимая поза в сексе? — спросила я. — Обратная наездница, когда я управляю тяжелой техникой. Это меня рассмешило. Теперь это было больше похоже на Олли, которого я знала. Страстный. Увлеченный. Настоящий. — Мы когда-нибудь... — Когда-нибудь...? — Шестьдесят девять? Он сделал двойную попытку. — Повтори? — Кончить еще раз или повторить еще раз? Неважно ( игра слов: Cum again и come again). Мне просто интересно, что будет, если я случайно укушу тебя за член, когда кончу. — Я покачала головой, забавляясь его автоматическим вздрагиванием. — Идем дальше. Где самое безумное место, где мы когда-либо занимались сексом? — Хм. — Он погладил подбородок, обдумывая вопрос. По призраку улыбки, растянувшей его губы, я поняла, что мест на выбор было много. — Версальский дворец, наверное. Я подавилась еще одним глотком воды. — Боже мой, мы что, были пьяны? — Трезвы, как злой, только что реабилитированный дядя на рождественском ужине. — Он покачал головой. — Даже в садах этого не делал. Прямо на троне. Я закрыла лицо обеими ладонями, мои уши покраснели, как индейка на День благодарения. — Ты лжешь. — Не-ет. — Он протянул на букву «Е». — Я также продержался с тобой сорок минут. — Теперь я знаю, что ты врешь. — Ладно, я соврал. — Он сделал паузу. — Я продержался пятьдесят минут, а не сорок. Я рассмеялась. Он тоже засмеялся. И на крошечную, мимолетную секунду мы снова были собой. Что бы это ни было. Оливер свернул направо, на широкую, обсаженную деревьями дорогу. Прошла добрая миля, прежде чем мы добрались до огромного тупика. С каждой стороны от него отходило по два особняка на бесконечных подъездных дорожках, а в центре возвышался третий особняк, стоявший в холме, который возвышался над остальными. Дома возвышались, как три короля, подавляя своими размерами и архитектурой. Ничто в этом виде не казалось знакомым. — Это Дорога Темного Принца. — Оливер постучал ногой по педали газа, наконец-то перейдя на более быстрый темп езды. — Моя - направо. Там есть свое озеро. Ну, это скорее залив, который впадает в Потомак. Тебе понравится. Я прочистила горло, гадая, когда же оно высохнет. — Ты имеешь в виду наше. — Что? — Он повернулся ко мне, смущенный. — О, да. Наше. Прости. У меня в животе завязался маленький узелок. Я отмахнулась от него, впитывая в себя впечатления от дома. — Это тот дом, который отец купил тебе после того, как провел год в командировке? — Ты помнишь это? — Да. Я помню, что у тебя была лошадь. — Она в конюшне на заднем дворе. Теперь у меня их две. Усэйн Кольт и Эл Капони. Я хихикнула в рукав. — Один для меня, а другой для тебя? Он припарковался рядом с римской статуей на выложенном золотым кирпичом автодроме, бросил тоскливый взгляд на окна южного крыла своего особняка и тяжело сглотнул. — Да. Может, я как-нибудь научу тебя ездить верхом на Усэйне Кольте. — У меня есть лошадь, а я так и не научилась ездить верхом? — Хочешь верь, хочешь нет, но ты не во всем лучшая. Я надула губы. — Это не то, что я помню. Он отстегнул мой ремень безопасности, обогнул машину и открыл мне дверь. Я приняла его руку, покачиваясь от последних порывов зимнего ветра. Пышные сады обрамляли возвышающийся каменный фасад поместья. Шпили и дымовые трубы пронзали небо. По витиеватым колоннам, обрамляющим двойные двери, полз плющ. Он жил в замке. Мы жили в замке. — Добро пожаловать домой, Обнимашка. Но это совсем не было похоже на дом. По непонятной причине он казался чьей-то позолоченной тюрьмой. 20 Оливер Я всегда знал, что Карма знает мой адрес и рано или поздно нанесет мне визит. Но я и представить себе не мог, что она вынесет наказание в виде моей первой и единственной любви, достающей из бардачка шипастый фаллоимитатор и вынуждающей меня оправдываться. Оправдания не было. Все началось как небольшой тест. Чтобы проверить, смогу ли я работать так же, как и все остальные, с реквизитом, неимоверным количеством алкоголя и ДНК длиннее, чем «Властелин колец». Как только я понял, что оборудование не поможет, я спрятал его в очевидных местах, чтобы сбить друзей со следа. Конечно, я знал, что они считают мой глупый поступок чуть менее правдоподобным, чем политическое обещание в предвыборный сезон. Но чем больше я нагнетал обстановку, чем больше старался сохранить ее в неприкосновенности, тем меньше они лезли на рожон. Впрочем, так было не всегда. В последнее лето, которое мы с Брайар провели вместе, - лето, когда у нас был секс, - все, что мне было нужно, это чтобы она дышала, даже не находясь рядом со мной, и мне этого было достаточно. Я толкнул дверь. — Добро пожаловать домой, Обнимашка. Трио и Гизер выскочили из семейной комнаты - Трио на трех похожих на прутики борзых ногах, а Гизер на скейтборде. Брайар присела и позволила двум моим уродливым, как грех, собакам лизать ее лицо и прыгать на нее, осыпая их носы поцелуями. Поскольку собаки, в отличие от людей, добры по своей природе, они не стали расспрашивать о незнакомце в их доме и отреагировали с энтузиазмом убежденного свифтианца. Трио перекатился на спину и подставил ей живот для поглаживания, а Гизер навострил свои большие ушки, умоляя почесать место за ними. — Ребята, вы рады видеть маму? Правда? — ворковала Брайар. Мне хотелось убить себя. Не из-за чувства вины, а потому что это давало мне возможность заглянуть в альтернативную вселенную. Ту, где я не облажался с Брайар. В которой она действительно могла бы стать матерью этих собак. В которой мне не нужны были шипастые дилдо и пояса целомудрия, чтобы сбить друзей со следа, потому что я боялся, что хоть унция их сострадания разрушит стальную стену, которую я воздвиг вокруг себя. Она минут двадцать возилась с собаками, пока я нервно поглядывал на второй этаж. Я знал, что мой сожитель не выйдет. Он никогда и не выходил. Ни разу за пятнадцать лет, прошедших с тех пор, как я разрушил наши жизни. Но он не хотел, чтобы она была здесь. У нас были ядерные аргументы по телефону по поводу ее переезда сюда. В конце концов, он ничего не мог поделать. Это был мой дом. Я прервал ее любовные утехи с щенками, потянулся к полкам из черного ореха от пола до потолка и достал голубую розу, которую выбрал заранее. — Роза для моей Брайар Роуз. Брайар подняла голову, ее рука обхватила Гизера. Трио бегал вокруг нее кругами, виляя хвостом так сильно, что его тело раскачивалось из стороны в сторону, не обращая внимания на сдержанную мамину улыбку. Ее зрачки сфокусировались на розе. Она медленно встала, вырвала ее из моих пальцев и прижала к своему маленькому носику. Мое сердце сжалось, и я даже не знал, почему. — Ты помнишь? — прохрипел я. — Думаю, да. — Ее пальцы перебирали лепестки голубой розы. Она казалась завороженной этим. — Я помню, как ты рассказывал мне, что каждая роза должна быть окрашена индивидуально, и что тебе приходится заказывать их откуда-то издалека. — Она подняла глаза. — Это наша традиция? Была, пока я все не испортил. — Да. — Я прочистил горло. — Да. Каждый день я дарю тебе одну из этих роз. — Каждый день? Подожди. — Она изучала розу, поднося ее к естественному свету, проникающему через окна. — Она не крашеная. Их выращивают вот так. Мне показалось, ты сказал, что их не разводили. — Нет. — Я почесал затылок, желая унять жар, поднявшийся к щекам. — Некоторое время назад я вложил деньги в ботанический стартап, которым руководила команда ученых из Дэвиса, Корнелла и Гарварда. Они разгадали код. У меня их полный двор. Я сказал, что избавился почти от всех следов Брайар. Ключевое слово: почти. Она была как надоедливая опухоль, засевшая во всех закоулках моих самых жизненно важных органов. Даже самый талантливый врач не смог бы удалить ее всю одним махом. Брайар подпрыгнула на носочках и от волнения сжала розу в кулаке. Ее голова закружилась в поисках двора. — Можно мне посмотреть? — Не спеши, гонщица. — Я положил руки ей на плечи, успокаивая ее, пока она не оказалась снова на больничной койке. — У нас есть все время в мире. Она прислонилась щекой к розе и улыбнулась мне. — Мы все еще ездим на Женевское озеро? Я улыбнулся в ответ, уверенный, что опухоль только что сбрила еще одно десятилетие моей жизни. — Постоянно, Обнимашка. 21 Оливер Надо отдать себе должное - я довольно быстро оправился от первоначального шока, выдав себя за ее жениха. Несколько дней назад мои помощники разыскали ее квартиру - дерьмовую студию в центре Лос-Анджелеса размером с мою полку для обуви. Я связался с ее хозяином, оплатил оставшуюся часть аренды и сообщил ему, что она переезжает ко мне. Он не задавал лишних вопросов, и мне захотелось его придушить. Я мог быть кем угодно. Преступником. Сборщиком долгов. Плохими новостями. Ты и есть плохие новости, и тебе лучше держать свои руки при себе, ублюдок, - прозвучал в моей голове южный говор Дал. Благодаря своей предусмотрительности я смог показать ей кое-что из того, что перевез на своем частном самолете из той дыры, которую она делила с несколькими крысами-нахлебниками и искусственным комнатным растением. Коллекцию ароматических свечей, игрушку сенбернара, которая была у нее с самого детства, и традиционный швейцарский набор для фондю. Перед тем как уехать в больницу вчера вечером, я набил свою гардеробную ее одеждой, обувью и туалетными принадлежностями, тщательно следя за тем, чтобы ее дерьмо было беспорядочно разбросано по ванной и шкафу для придания им аутентичности. — Мы живем в гротескно огромном доме. — Брайар повернула голову, чтобы полюбоваться витражами и французскими балконами. От всего поместья веяло деньгами и роскошью старого мира, а также тонкой фанерой того, кто пытался и не смог изжить свои грехи. — Но не похоже, что здесь много персонала? — Мы частные лица. Под «мы» я подразумевал его. Но она не хотела с ним встречаться. Они будут жить под одной крышей, и она никогда об этом не узнает. — И нам нравится заниматься сексом везде и в неурочное время, — добавил я, жестом указывая на фонтан размером с автомобиль, вода из которого каскадом стекала в мраморный бассейн. Отражение хрустальной люстры над головой сверкало на поверхности. — Слишком много потенциальных судебных исков. — Мы звучим дико. Я предпочитаю термин «безумно влюбленные». Она остановилась в игровой комнате и покрутила свободный стул рядом со мной. — И это мой стул? — Выточен прямо для твоей задницы. — Не похоже на мой стиль. — У тебя была фаза «Звездных войн». На самом деле, да, я проходил, запертый в этом месте на долгие часы, отчаянно пытаясь снова найти себе хобби. Но учитывая объем ее воспоминаний, она еще меньше поверит в правду. Мы прогулялись по залам со сводчатыми потолками, прошли мимо портретов Трио и Гизера в различных исторических костюмах, пронеслись мимо бального зала, который Ромео и Даллас использовали для своей свадьбы, и вернулись в Большое фойе. — Вот и все. — Я хлопнул в ладоши с победной улыбкой. — Два бассейна, один теннисный корт, корт для игры в боччи и домашний спортзал. Хочешь еще что-нибудь посмотреть? Мы уже потратили добрый час на прогулку по территории, половину которого она провела, охая и ахая над высаженными розами и пытаясь скормить яблоко Элу Капони, который с глубоким недоверием относился к незнакомцам. Он все еще злится, что ты его кастрировала , - сказала я ей, мысленно поблагодарив Себа за то, что он заставил меня остепенить старого Эла. — Да. — Брайар прислонилась к стене рядом с изогнутой лестницей и, скрестив руки, заглянула мне за плечо. Она дернула подбородком в сторону второго этажа. — Южное крыло. — Что, эта старая штука? — Я провел большим пальцем по плечу и усмехнулся. — Нет, не нужно. Это скучно. Там не на что смотреть. — Там самый большой балкон, прямой вид на озеро и несколько гребных лодок. — Брайар нахмурилась. — Должно же там что-то быть. Это что-то убьет нас обоих, если мы ступим на его территорию. Я преградил ей путь своим телом. А тела у меня было охренительно много. — Это место запрещено. Брайар окинула меня испепеляющим взглядом. — Что значит «запрещено»? — Какую часть предложения ты не поняла? — вежливо поинтересовался я. Я и не подозревал, что сотрясение мозга повлияло и на ее когнитивные способности. — Позволь уточнить: я поняла все и не согласна ни с чем. — Ее глаза сверкнули. — Это и мой дом тоже. Ты не можешь указывать мне, куда идти. Дорогая, твой дом - это прославленный туалет с занавеской из бусин, разделяющей туалет и кухню. Что еще было в ее доме? Ничего. Я разорвал договор аренды. Я ни за что не позволил бы ей вернуться в эту небезопасную дыру. Я все еще не знал, что она будет делать, когда вернет себе память. Скорее всего, мне придется подыскать ей новое место. Я надеялся, что она не слишком горда, чтобы принять помощь, потому что, купив ей хороший дом в безопасном районе, я бы чувствовал себя лучше от того, как мы расстались. — В южное крыло вход воспрещен, Брайар. Она сжала кулаки на талии. — Почему? Я закрыл глаза. Вдохнул. Решил рассказать хоть какую-то версию правды. — У меня есть темная сторона. — Это из-за затычек, которые я видела в машине? Потому что если да, то я совершенно не осуждаю. — Я сказал, что у меня есть темная сторона, а не потрясающая. Будь внимательнее. Она нахмурилась. — В чем секрет? — Это личное. — Я твоя чертова невеста. Черт. Точно. — Я... — Серийный убийца? Художественный вор? Мрачный жнец? — ... барахольщик. Да. Это лучшее, что я смог придумать. Что я могу сказать? До сих пор я никогда не жил в романтической комедии, где все - включая абсолютно все - идет наперекосяк. Глаза Брайар прищурились, превратившись в две подозрительные щели. Очевидно, она верила мне чуть меньше, чем Санта-Клаусу, способному всю ночь проскальзывать в дымоходы и вылезать из них на всех семи континентах и при этом оставаться веселым ублюдком. — Пропусти меня. — Там просто безумие. Я говорю о горах многоразовых пакетов, пустых картонках из «Костко», газетах шестидесятых, моей коллекции использованной туалетной бумаги... Она наклонила голову набок. — У тебя есть коллекция использованной туалетной бумаги? — Что я могу сказать? Сердце хочет того, чего хочет. — И в моем случае, очевидно, оно хотело бактерий. — Слушай, ты не можешь видеть мое дерьмо. — Я твоя будущая жена. Уверена, я видела твое дерьмо в буквальном смысле слова раз или два. Мужчины печально известны тем, что забывают смывать. Я это помню. Во время учебы в колледже я имела несчастье жить в одном общежитии. — Ее глаза расширились и загорелись. — О, Боже, Олли, я только что вспомнила. — Она захлопнула рот. — Я училась в Бэйлоре. — Мои соболезнования. — Я серьезно. — Она похлопала меня по груди, и все ее лицо засветилось. — Я вспомнила кое-что о своем прошлом. Но... — Она нахмурилась, наклонив голову. — Я вообще не помню, чтобы ты меня навещал. Разве я не должна была поехать в Гарвард? Почему я не поехала? Мы что, расстались в этот момент? — Что-то вроде этого, — пробормотал я. — Ага. Что ты сделал? — Почему ты думаешь, что я что-то сделал? — Потому что я бы никогда не стала рисковать нашими отношениями. Я слишком без ума от тебя. Что-то кольнуло в груди. Сердечный приступ? Нет. Хуже. Намного хуже. Черт, это было плохо. Потому что это заставило меня что-то почувствовать. Что-то, что не было полным презрением к жизни. — Ладно, да. Это был я, — проворчал я. Она вздохнула. — Ты изменил? У меня перекосило рот. — Нет. Я бы никогда тебе не изменил. Брайар сцепила руки узлом. — А с другими подружками? — Неважно. Их не было и никогда не будет. Это была ужасная правда. Она переминалась с ноги на ногу, скрестив руки, явно ожидая ответа. — Я как бы... — Я запустил пальцы в волосы, едва не пустив кровь от того, как сильно я потрепал кожу головы. — ... на некоторое время струсил. Мне нужно было пережить кое-что и отдохнуть от всех моих отношений. С Заком и Ромом я тоже не общался. — О. — Ее голос стал мягким. — Надеюсь, ты сможешь рассказать мне о том, что с тобой произошло. Нам нужно поддерживать друг друга. А теперь позволь мне посмотреть на твой беспорядок. — Не могу. — Я схватил ее за плечи - все еще изящные и восхитительные - и закружил, ведя прямо к северному крылу дома, где находились библиотека, гостевые комнаты, спальня хозяев и кабинет. — Мой психотерапевт говорит, что будет лучше, если ты этого не увидишь. Я не хочу, чтобы ты сказала об этом что-то плохое. — Что? Я бы никогда этого не сделала. — Уже сделала. Я ненавидел врать ей и еще больше ненавидел заставлять ее казаться придурком, но у меня не было выбора. Если она приблизится к этой части дома, может наступить конец света. Серьезно. Я бы не отказался, чтобы он задушил меня подушкой во сне. Это меньшее, что я мог для него сделать. Но для этого нужно, чтобы он вышел из своего крыла. А он этого не сделал. Он день и ночь бродил по темным коридорам, дулся, кипел, гноился в собственном гневе. Она остановилась, удивленная. — Правда? — Да. — Я потянул ее за собой. — Ты спросила меня, уверен ли я, что у меня достаточно вещей, потому что я все еще могу втиснуть иголку в правую часть потолка. — Боже мой, это так бесчувственно с моей стороны. — Брайар закрыла рот рукой. — С чего бы мне так говорить? — Ты злая пьяница. — Мне жаль. — Все в порядке. Вода под мостом. Я отправлялся в ад. И чтобы наказать меня, они прихватят с собой мою семью. Вероятно, мне придется круглосуточно наблюдать, как мои любимые родители сгорают на костре за мои грехи. Брайар прижала руку к сердцу и покачала головой. — Ты не можешь позволить мне пить алкоголь с этого момента и до свадьбы. — Просто пообещай, что никогда не будешь туда ходить, — надавил я, ненавидя тревожные нотки в своем голосе. — Последний раз, когда ты туда заходила, тебя похоронили в куче газет. Потребовалось сорок восемь часов и элитная команда, чтобы извлечь тебя из этой кучи. Ты была зажата в экземпляре «Атлантик», как рыба. — Мне так жаль. Она собиралась убить меня, когда к ней вернется память. Медленно. И мучительно. Возможно, меня бы это завело, но все же. Она остановилась недалеко от спальни. — Кстати, когда я смогу познакомиться с нашими друзьями? Надеюсь, никогда. Они бы все испортили, напомнив мне, что все это не по-настоящему. Впервые за долгое время мне было весело. Брайар была великолепна, забавна, остроумна и целеустремленна, но не безумна. Но в этом-то и заключалась проблема. Единственный способ разрушить мечту - это сделать ее реальностью. У меня наконец-то появилась Брайар Роуз. Я собирался потерять ее, причем очень эффектно. 22 Брайар Я не купилась на оправдание барахольщика. Оливер вышел из утробы матери минималистом. Ну, настолько минималистом, насколько может быть минималистом семейный миллиардер. Сколько я себя помню (в буквальном смысле), он держал свои машины в чистоте, свою комнату - аккуратной и в чистоте, а в бумажнике лежала всего одна черная карточка, в отличие от той, которую мне вернули в больнице, набитой до отказа карточками купонов, пенни и смятыми долларовыми купюрами. Даже сейчас, без помощи десятков сотрудников, его дом оставался безупречным. Двадцать тысяч футов, и ни одна ниточка не на месте. Я записала это в память, чтобы исследовать южное крыло, как только Оливер перестанет суетиться вокруг меня. Он оставил меня одну только для того, чтобы я сходила в туалет и переоделась в симпатичное платье из шкафа (я, однако, очевидно, оставила беспорядок в хозяйской спальне. Повсюду валялись рубашки, туфли и джинсы. Мне хватило приличия извиниться и пообещать убрать все утром). Ровно в семь часов Оливер проводил меня на ужин в патио на втором этаже с видом на озеро. Две служащие в униформе появились из ниоткуда и обошли нас с флангов. Одна из них поклонилась, сложив руки у основания живота. — Мисс Ауор, как хорошо, что вы вернулись. Я нахмурилась, когда Оливер выдвинул для меня стул. — Спасибо. Она произнесла мою фамилию через О, а не через Е. Она была новенькой? Неужели я спугнула ее предшественницу? Бродить по миру без воспоминаний было все равно, что управлять кораблем без компаса и GPS. Никаких достижений, которыми можно гордиться. Нет ошибок, над которыми можно было бы задуматься. Чистый лист, который почему-то казался более грязным, чем запятнанное прошлое. — Можешь звать меня просто Брайар, — добавила я. Ни за что на свете моя нынешняя сущность не стала бы настолько заносчивой, чтобы просить сотрудников обращаться ко мне по фамилии. Или заставлять их носить униформу. — Обслуживающий персонал новый. — Оливер обогнул стол, когда я опустилась на свое место, и занял место напротив меня. — Обычно мы заказываем еду на вынос, но доктор Коэн рекомендовал нам здоровое питание. — Он сделал паузу, проследил за выражением моего лица и добавил: — А агентство, в котором я нанимаю персонал, требует униформу. Я расслабилась, откинувшись на холщовую спинку. Официантка снова поклонилась, на этот раз ниже. — Мои извинения, Брайар. Меня не покидало ощущение, что я веду привилегированную жизнь. Многим в моей ситуации пришлось бы беспокоиться не только о провалах в памяти и периодических головных болях. Больничные счета, рабочие смены, уход за детьми. Я старалась не смотреть на Оливера. — Я когда-нибудь говорила тебе, какой ты потрясающий? Большинство мужчин не смогли бы справиться с такой ситуацией. Оливер справился с ней с изяществом. Мне повезло, что он стал моим партнером. Он не отрывал глаз от своего бокала с вином. — Да. — Ну, я серьезно. Мне так повезло, что я люблю тебя. Кстати, когда я в последний раз говорила тебе, что люблю тебя? — Ты произнесла эти слова прямо перед аварией. — Он добавил что-то под дых, что я не смогла разобрать. Это прозвучало как «Более или менее». Другой официант снял серебряный купол с моей тарелки, открыв мой ужин. Огромный портерхаус, спаржа, картофельное пюре с маслом и какой-то белый соус. Как только запах мяса втянулся в мои ноздри, я перегнулась через мраморные перила, и меня вырвало прямо в кусты роз. — Комплименты шеф-повару, который умудрился сделать так, что мою невесту стошнило еще до того, как она откусила хоть кусочек. — Оливер бросился ко мне, собрал волосы между пальцами эксперта и потянул их вверх. — Уберите от нее эту еду, — рявкнул он на своих подчиненных. — Ты в порядке, Обнимашка? Это мигрень? — Нет. — Я покачала головой, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Дело не в этом. Я... это неправильно. — Неправильно? — Он потянулся к спарже на своей тарелке и откусил ее своими жемчужно-белыми зубами. — Детка, эту корову откармливали на траве за 500 долларов с органическими букетами. Уверяю тебя, это лучший стейк, который ты когда-либо ела. — Дело не в этом. — Я покачала головой, отступая от стола. — Я... я думаю, что я вегетарианка. Он молча смотрел на меня, его рот был открыт, а лицо пусто. Я обняла себя за плечи, весь мой мозг взбунтовался. — А может, даже веган? Как мой жених мог не знать, что я не ем мясо? И почему южное крыло было под запретом? Все было бессмысленно. А мне сейчас очень нужна была здоровая доза здравого смысла. Когда он замолчал, я взглядом попросила его дать мне разумное объяснение. — Как ты мог этого не знать? Он подмигнул, пытаясь разрядить обстановку. — Кажется, у тебя никогда не было проблем с моим мясом. — Олли. — Черт. — Он сглотнул. Облизал губы. — Время правды, не так ли? Наконец-то. Я молча кивнула. — Правда в том, что ты страдаешь от недостатка витамина D. — Он вздохнул, схватил со стола кусок хлеба и сунул его в рот. — Я знаю. Моя будущая жена. Недостаточно D. Ирония судьбы гротескна. Но Бог умеет шутить жестоко. Витамин D? Он сделал глоток вина, впитывая мой невысказанный вопрос. — Да, ты вегетарианка, но твои врачи отмечали результаты анализа крови в прошлом. Я подумал, что сейчас самое время познакомить тебя с красным мясом. Тебе нужны цинк, В12, жирные кислоты, кальций, железо. Все, что нужно. — Он поднял руку, хотя я и не пыталась заговорить. — Я знаю, это ужасно с моей стороны, но я не могу рисковать тем, что ты упадешь в обморок, когда пойдешь к алтарю. Я хочу уладить это дерьмо как можно скорее. — Это неэтично и совершенно не по правилам. — Дорогая, это одна из наименее шокирующих вещей, которые я сделал за последнюю неделю, — пробормотал он. — Но я согласен. Я извиняюсь. Я сузила на него глаза. — А когда свадьба? — Мы еще не назначили дату. Чем больше времени я проводила со своим женихом, тем больше верила, что он преуменьшал масштабы нашей ссоры. Но, в конце концов, те Брайар и Оливер, которых я помнила, могли пережить любую ссору. Мы были так влюблены друг в друга в детстве. Так радикально преданы друг другу. И все же мне нужно было убить крошечное зернышко сомнения, проросшее в моем животе. — Сейчас я задам тебе несколько вопросов, хорошо? — Я положила руку ему на плечо. У него перехватило дыхание, и я тоже почувствовала толчок. Что-то чужое и странное. Незнакомое, от которого у меня забурчало в животе. — Хорошо. — У меня есть криминальное прошлое? Он поперхнулся вином. — Только за то, что преступно сексуальна. — Будь серьезным. — У тебя нет криминального прошлого. — Пауза. — Насколько я знаю, нет. — У меня есть татуировки? — Я знала ответ на этот вопрос только потому, что заметила чернила на бедре, когда переодевалась раньше. Наши глаза встретились, и в его взгляде промелькнуло что-то, чего я не смогла прочитать. Желание, и гнев, и тревога, и что-то еще. Что-то более темное. Гораздо более темное, чем я знала, на что он способен. Это был Олли. Мой счастливый суженый. Что с ним случилось? С нами? Мои ноздри вспыхнули. — Ты должен знать ответ на этот вопрос, Оливер. Есть ли у меня татуировки, и если да, то какие? Тишина повисла в воздухе, как гильотина. Он наклонил подбородок и медленно проговорил: — У тебя есть одна татуировка. Бедренная кость. Сражайся как девчонка. Шрифт «омар». Тебе нравится, когда я обвожу буквы кончиками пальцев, по одной за раз, пока ем тебя. Тебе нравится, когда я целую ее, когда просыпаюсь утром и облизываю тебя с ног до головы. Ты сделала ее в тот день, когда тебе исполнилось восемнадцать и ты поняла, что твои отношения с родителями официально закончились. Это было напоминание о том, что они тебе не нужны. У тебя есть ты сама. Семя зашевелилось в моем животе и умерло быстрой смертью. Это был Оливер фон Бисмарк. Мой Оливер. Правильный, подлинный и настоящий. Мальчик, который дарил мне синие розы и каждую ночь ложился спать с телефоном, поставленным на самый громкий звонок, на случай, если я позову на помощь. Я вела себя странно. Глупо. Неблагодарно. Чувство вины подняло жар к моим щекам. Как я вообще могла сомневаться в нем? — Прости меня. — Я обогнула стол и обняла его за плечи, притягивая к себе. — Прости, что сомневалась в тебе. Он обнял меня за талию и зарылся носом в мои волосы. — Это я должен сожалеть о том, что не уберег тебя. — По его телу пробежала дрожь. — Я пойду приготовлю тебе Aglio e Olio ( прим . спагетти с чесноком и оливковым маслом). — Я буду приходить смотреть за тобой и стараться не сорвать с тебя одежду, пока ты это делаешь. 23 Оливер Она стала вегетарианкой. Новость для меня. Моя душа едва не покинула тело, когда она спросила меня о своих татуировках. Я все еще помнил ту, которую она сделала себе в последнее лето, когда мы были вместе, как раз когда ей исполнилось восемнадцать. И я не солгал. Во всяком случае, не технически. Я действительно съел ее и проследил, как заживают эти буквы. Я целовал ее лучше, когда было больно. Остаток ужина прошел без особых происшествий. Брайар была забавной, наблюдательной, и хотя она не помнила ни адреса, ни друзей, ни работы за последние пятнадцать лет, ей не составило труда обстоятельно обсудить гребаного Ницше. Она только что вспомнила, что в колледже изучала философию. — Думаю, именно это я и имела в виду, говоря «сражайся как девчонка». — Она накручивала спагетти на вилку ложкой и глотала их, как ребенок, ухмыляясь мне. — Женщины - первопроходцы. Ницше был горьким человеком, у которого было больше проблем со здоровьем, чем у Vogue. Вежливое общество в основном сторонилось его за то, что он не верил в Бога, и он был таким же безденежным, как и средний студент. Шовинист, как и остальные его сверстники. Тем не менее, женщины заботились о нем. Умные женщины. Феминистки. Его сестра, мать, тетя, Лу Саломе. — Какая Лу? — Женщина, которой он трижды делал предложение. Блестящая писательница и интеллектуалка. Она отвергла все три предложения. — Почему она это сделала? — Она хотела выйти замуж за равного себе. Видишь ли, несмотря на общепринятые взгляды своего времени, Лу Саломе знала себе цену. Она поняла, как мало он о ней думает, и посчитала его меньшим, чем заслуживает. Это было не высокомерие, не жадность, не снобизм. Это был чистый факт. — И что же это за факт? Она взяла свечу и задула ее. — Мужская тень создана для того, чтобы скрывать свет женщины. Она стремится сдержать то, что не может контролировать. Ее мозг возбуждал меня. Я хотел трахать ее рот, зная все умные вещи, которые из него выходили. К тому времени как мы вернулись в спальню, я не переставал думать о том, что хочу с ней сделать. Очевидно, я не успел определиться с моралью с момента ее купания в пруду до настоящего момента. Она прошла в ванную, чтобы почистить зубы, пока я переодевался в пижаму в шкафу и разглядывал ее гардероб. Он был настолько прост, что я чуть не прослезился. Брайар обладала стилем, который можно было назвать уникальным. Она не одевалась так, словно каждый дюйм Земли служил ей подиумом, утопая в одежде нуворишей, на которую Даллас и Фрэнки ежемесячно спускали шестизначные суммы. Не одевалась она и как Фэрроу, жертва моды, отчаянно нуждающаяся в пересадке глаз. Нет, винтажные джинсы заполняли шкаф Брайар. Настоящие ковбойские сапоги, закатанные рукава и кожаные куртки. Крутой. Брайар была крутой. Она всегда была такой. Это была одна из причин, по которой я никогда не отходил от нее, когда мы были вместе. У меня никогда не было FOMO ( прим. страх пропустить что-то интересное). Я знал, что у меня уже есть лучшее. Я вернулся к кровати, взбивая подушки и отстирывая замысловатую конструкцию, которую горничная настаивала делать каждое утро. — Олли. — Что? — Я заскочил в ванную, отчасти ради возможности застать ее голой, но в основном потому, что искренне за нее волновался. На ней была обрезанная розовая футболка - без лифчика, соски втянуты - и тренировочные штаны, закатанные на талии. Зубная щетка висела у нее во рту, пена покрывала зубы. — Смотри, что я умею делать. Не дожидаясь ответа, она перевернулась в стойку на голове, сгибая локти дюйм за дюймом, а ноги подняла в воздух, прямые как стрела. Ее обрезанная футболка задралась, обнажив сиськи. Повторяю - ее сиськи были голыми, загорелыми, великолепными и прямо перед моим лицом. У нее был пирсинг в соске. Мой член шлепнулся на пресс, потекла сперма. — А ты знал, что я могу это делать? — пробормотала она, обхватив зубную щетку. — Заставить меня наложить в штаны, просто существуя? Конечно. Как человек вообще узнал, что может делать стойку на голове? Я сделал мысленную пометку следить за ней внимательнее, чтобы не обнаружить ее вверх ногами в кустах шипастых роз после неудачного четверного сальто назад. Зубная щетка со звонким смехом упала на пол. Брайар засияла, пена от зубной пасты потекла по ее щеке. — Я йог? — Очевидно. — Отлично. — Она все еще была вверх ногами, и ей был виден мой стояк. Я мало что мог с этим поделать. — Какие еще у меня есть увлечения? — Делать мне синие яйца. Она осторожно опустила ноги на пол, выпрямилась и направилась ко мне, покачивая бедрами при каждом шаге. — Мы можем позаботиться об этом, ты же знаешь. — Ее голос вился между нами, как дым. Она подошла ко мне вплотную, и как раз в тот момент, когда я подумал, что она обхватит меня за шею, она удивила меня, взмахнув ногой, как балерина, и подперев лодыжку моим плечом. Ее тело прижалось к моему, вся длина ее длинной ноги оказалась прижатой ко мне. Ее киска оказалась вровень с моей эрекцией. Мои глаза закатились. Я заставил себя закрыть их, задыхаясь, напоминая себе, что эта помолвка, в отличие от моего влечения, была ненастоящей. Если бы она была в здравом уме, она бы кастрировала меня прямо сейчас, используя кусачки для ногтей, чтобы максимально оттянуть боль. — Детка. — Я потянулся, чтобы поцеловать ее пуговичный носик. Клянусь, на секунду я почувствовал, как мой член уперся в губы ее киски сквозь одежду. — Мы не можем делать это прямо сейчас. — Я поцеловал пятку ее босой ноги, медленно помогая ей поставить ее на плитку. — Поверь мне, нет ничего, что я хотел бы сделать больше, чем... ну, тебя. Но нам нужно дать тебе время на адаптацию. Перед тем как ты потеряла память, мы поссорились. Ты злилась на меня. Я не хочу пользоваться тобой. Я не мог рассказать ей всю правду. Но я мог откровенно сказать, что заниматься сексом было не самой лучшей идеей. Конечно, это была чертовски замечательная идея. Возможно, лучшая идея, которая когда-либо возникала у кого-либо, где-либо, в любой точке цивилизации. Но ее истинное «я» не захотело бы этого. Повернувшись к раковине «Джека и Джилл», она выплюнула зубную пасту и налила воду в чашку, чтобы прополоскать зубы. — Из-за чего мы поссорились? — Я не могу тебе сказать. Она обернулась и вытерла рот тыльной стороной ладони. — Почему? — Доктор Коэн велел мне не беспокоить тебя ничем, что может тебя расстроить. То, что я сделал, тебя расстроило. Она сузила глаза. — Измена меня расстроила? — Как я уже говорил, я никогда не изменял тебе и никогда не изменю. — Я оперся локтем о дверной косяк и взъерошил волосы. — Однако, в духе полной прозрачности, я не воздерживался в тот период, когда мы расстались. И этот период длился пятнадцать лет. Она положила зубную щетку на место и бросила полотенце для лица в модную корзину для белья. — Ты меня беспокоишь. Я оттолкнулся от дверной коробки, подошел к ней, обнял за плечи и поцеловал в лоб. Мои губы задержались на ее коже. — Тебе не о чем беспокоиться. Я обожаю тебя. Я бы никогда не причинил тебе боль. У нас произошла заминка. Я просто хочу подождать, пока ты восстановишь память, прежде чем мы займемся сексом. Если после того, как ты все вспомнишь, ты все еще будешь хотеть меня в своей постели, я обещаю, что никогда не уйду. Она подмигнула мне. — Значит ли это, что мы не будем спать в одной постели? — Если тебе неудобно, я могу воспользоваться одной из комнат для гостей. — Нет. — Она положила ладони мне на грудь. Мы оба заметили, как бешено заколотилось мое сердце. — Я не хочу спать одна. Я хочу, чтобы ты был рядом со мной. — Твое желание - мой приказ. — Но никакого секса, пока я не вспомню? — Никакого секса, пока ты не вспомнишь. — Хорошо... но как только я это сделаю, ты должен будешь съесть меня в течение сорока минут. — Она подняла бровь. — Как ты делал это в Версальском дворце. — Это было пятьдесят минут, и конечно же. — Пока выводил буквы моей татуировки. — Договорились. Шансы на то, что она захочет иметь хоть какое-то отношение к моему члену, не говоря уже о других органах моего тела, после того как вернет себе память, были невелики. Мне некого было винить, кроме себя. 24 Оливер Девятнадцать лет — Поздравляю тебя с восемнадцатым днем рождения. — Брайар Роуз подняла свою рюмку с текилой в небо. — До дна. Она прижала рюмку к губам и откинула голову назад. Я сделал то же самое, ища в ее глазах признаки приближающегося срыва. Ее родители не явились в женевский дом, чтобы отпраздновать ее день рождения или выпускной. Они оставили сообщение экономке. Что-то о том, что в последнюю минуту получили приглашение на Виноградник Марты от сенатора. С тех пор Обнимашка разражалась плачем каждый второй час. Поэтому я принял решение забрать ее из этого дома, стены которого пропитаны гнетущими воспоминаниями. Мы отправились на поезде в Париж, чтобы провести ее день рождения в нейтральном месте. Как только мы приехали, она потащила меня в сомнительный салон, где девушка-гот с чернилами сделала ей татуировку на бедре. Для своего следующего завоевания она хотела набить желудок выпивкой, чтобы получить свой первый легальный опыт употребления алкоголя. Я приподнял бровь, изучая свою расстроенную подругу. — Ты в порядке? В своем мини-платье с румяными блестками и волосами, перевязанными лентой от Chanel, она выглядела как сошедшая с доски Pinterest. Брайар Роуз постучала костяшками пальцев по липкой барной стойке, замахнувшись указательным пальцем на очередную порцию напитков. — Персиковое. Никогда не было лучше. Бармен подошел к нам и разлил по четыре бокала. Пока мы ждали, Брайар Роуз выхватила у меня нетронутую рюмку, отмахнувшись ею, как профессионал. Годы, проведенные нами в тайне от всех, явно не прошли даром. Она откусила ломтик лайма и отбросила его, не поморщившись. — Спасибо, что пришел сюда. Я перекинул руку через спинку ее табурета, изучая ее лицо. По закону она могла пить во Франции, но я знал, что если она напьется посреди переполненного парижского бара, это не поможет ей чувствовать себя лучше. Я не был склонен к панике. Но сейчас я чувствовал себя довольно панически. То, что у Брайар Роуз дерьмовые родители, не было для меня новостью. Однако видеть ее побежденной, расстроенной и безнадежной - это точно. Обычно она держала свои эмоции в узде, была стойкой и непоколебимой. — Конечно. — Я щелкнул ее по кончику носа. — Я бы ни за что не пропустил встречу с тобой. Она провела кончиком пальца по ободку пустой рюмки и уставилась в ее дно. — Но ты не должен был приезжать этим летом. — Все в порядке. — Я повернулся на своем сиденье и с улыбкой поправил голубую розу, спрятанную за ее ухом. — В мире нет места, где бы я предпочел быть. Если бы я назвал последние пару дней дерьмовым шоу, это оскорбило бы дерьмовые шоу во всем мире. Впервые за четырнадцать лет моя семья не планировала провести лето в Женеве. Вместо этого папа снял на месяц домик на озере в центральном Нью-Йорке. Не для отдыха. Нет. Он дал понять, что ждет от меня и Себа участия в интенсивной стажировке в Саванне. В течение следующих десяти лет отец собирался передать нам The Grand Regent, и он будет проклят, если мы запустим эту цепочку в землю. Время пришло. Через несколько месяцев я поступлю на второй курс Гарварда. Себ тоже только что закончил школу досрочно, так что ни один из нас не мог выкрутиться. Я планировал провести следующий месяц, путешествуя по Европе с Брайар Роуз, прежде чем она присоединится ко мне в Гарварде. Мы официально сделали это. Или я так думал. Пару ночей назад она позвонила мне в слезах, переживая из-за того, что осталась одна в этом проклятом доме. Я бросил все дела и сел на самолет до Женевы, оставив за собой след из дезориентированного персонала, одного очень злого Себастьяна и властного отца, у которого дым валит из ушей. Я наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. — Я все равно приехал. В тот же момент она откинула волосы на плечо, непроизвольно закрыв мне губы. Я все еще мог уловить ее дыхание. Затхлый, кислый алкоголь. Я хотел поцелуем смыть с нее пьянство, боль, страдания. Хотел выпить это с ее губ. Чтобы нести бремя ее душевной боли. — Ну что ж, Обнимашка, думаю, самое время поужинать. — Я хлопнул в ладоши, одарив ее своей победной улыбкой. — Кто со мной? — Хм. Малыши, пенсионеры и люди, у которых нет часов? — Она изогнула бровь. — Сейчас пять часов дня. К черту еду. — С удовольствием включу ее в наш секс, если ты этого хочешь. Но тебе все равно нужно поесть. — Я не голодна. — Детка, я люблю тебя больше, чем порно, пиццу и холодное бельгийское пиво августовским днем, но если ты не набьешь свой желудок углеводами, то проведешь ночь в больнице из-за алкогольного отравления, а это отстойный способ отметить восемнадцать лет на этой планете. Брайар Роуз надулась и перевернула пустую рюмку вверх дном, подперев подбородок кулаком. — Я начинаю понимать, что праздновать особо нечего. — Обнимашка... Она оторвала взгляд от бокала и вперила свои голубые глаза с фиолетовым отливом в мое лицо. Их застилала сетка слез. — Но ведь это правда, не так ли? Мое сердце разбилось на триллион гребаных осколков. — Это не так. — Я благодарна за то, что учусь с тобой в Гарварде. Благодарна, что отныне буду проводить каникулы с твоей семьей. И я чертовски благодарна за твою преданность, твою самоотверженность, твою любовь... но ты всего лишь один человек. Ты - остров, Олли. Мой остров. Мое счастье или его отсутствие зависит только от тебя. Если ты исчезнешь из моей жизни... — Я никогда не исчезну из твоей жизни. Она грустно улыбнулась. — Если ты исчезнешь из моей жизни, ты заберешь с собой все самое лучшее. На самом деле, ты забираешь единственные части, которые я хочу потерять. Ты - лучшее и худшее, что когда-либо случалось со мной, Оливер фон Бисмарк. Если я потеряю тебя, у меня ничего не останется. Я ничего не мог на это ответить. Ее чувства были обоснованными, и я не мог винить ее за них. Родители отдали ее в школу для девочек, где она не вписывалась в общество, тем самым лишив ее возможности завести друзей. Они никогда не проводили с ней время, не знакомили ее с родственниками и не потрудились в нее влюбиться. Она была совершенно одинока. За исключением меня. Мне оставалось только убедиться, что меня достаточно. Я порылся в кармане в поисках бумажника, бросил несколько купюр на барную стойку и, перекинув ее через плечо, вынес из бара. Обнимашка даже не протестовала. Возможно, в этот момент она находилась в полукоматозном состоянии. Я выскочил из бара на улицу Риволи, моя девушка все еще была перекинута через мое плечо. — Хм... — Она провела ногтями по моей спине, отчего мой член напрягся, а кожа затрепетала. — Я думала, что Риволи - это итальянский, а не французский город. Я сделал глубокий вдох. — Ты имеешь в виду равиоли, детка. — Я хочу равиоли. Ты прав. Мне нужно немного углеводов. Тебе нужно немного меня. И тут возникла проблема номер два. Мы еще не сделали этого. Ну, не проблема как таковая. Наш общий девственный статус, наверное, должен был беспокоить меня больше, чем беспокоил, но мне было наплевать. (Все каламбуры, конечно же, в точку). До сих пор мне казалось, что это неправильно. Не тогда, когда мы с Брайар Роуз виделись всего восемь недель в году. Я полагал, что это произойдет, когда она присоединится ко мне в Гарварде. Будут свидания. Вечера кино. Неограниченное количество времени, чтобы построить эту повседневную близость. Мне было хорошо быть девятнадцатилетним девственником, но двадцатилетний девственник - это уже перебор. — Боже, какая у тебя восхитительная попка. — Обнимашка икала, массируя мою задницу через джинсы посреди оживленной улицы. — Я хочу ее укусить. — Это заслуга тренера Смита. Я никогда не пропускаю ни одного дня для ног. — Я старался сохранять легкий тон, ища ресторан, в котором не было бы слишком много народу. Однако в Париже было лето. Все было занято. Еще одна заминка. — Я думаю, нам нужно заняться сексом. — Я думаю, тебе нужно поесть, выпить галлон воды и вздремнуть восемь часов, — возразил я. Ни за что на свете я не стал бы заниматься сексом с этой женщиной, когда она находится в уязвимом состоянии. — Я точно знаю, что делаю, Оливер. Даже если мы расстанемся завтра утром, ты все равно останешься единственным человеком, которому я захочу подарить свою девственность. — Как бы я ни был рад это слышать, Оливер ничего не сделает, пока тебе не станет лучше. Я заметил небольшое кафе в конце квартала и поспешил туда. Мы привлекали любопытные взгляды, не говоря уже о нескольких скандальных взглядах женщин, которым не понравилось, что я выставляю молодую женщину в мини-платье как приз. Масляный аромат круассанов ворвался в мои ноздри, как только мы вошли в кафе. (Я занял самое дальнее место в углу и заказал все, что было в меню. Супы, сэндвичи, десерты, смузи и кофе. Плюс две бутылки газированной воды. Потом я наблюдал, как моя девушка поглощает почти все содержимое стола. — Помедленнее, Обнимашка. — Я гладил ее по волосам, пока она ела, как женщина, которую только что спасли после шести лет жизни в пустыне. — Еда никуда не убежит. — Я не так уж и голодна. — Она отложила вилку и откинула голову назад, закрыв глаза. — Я просто пытаюсь заполнить пустоту внутри себя. Но никакая еда этого не сделает. — Ты права. Еда не заполнит эту дыру. — Я сглотнул, ненавидя то, что как только мы заговорили о дырках и их заполнении, мой член уже думал о другой дырке. — Но хорошие друзья - да. Новая семья, которую ты однажды создашь. У тебя еще столько всего впереди. Твоя жизнь только началась. И я не могу дождаться, чтобы принять в ней участие. Она высунула мизинец, на кончике которого виднелась капелька соуса. — Обещаешь? Я обхватил ее мизинец и пожал. — Обещаю. — Такое ощущение, что небо падает. — Если небо упадет, я подержу его для тебя. Брайар Роуз усмехнулась, удовлетворенная моим ответом, и принялась доедать круассан. После того как она очистила все тарелки, я отвел ее в ближайший номер отеля и усадил на диванчик в холле, пока оплачивал номер. Положив ключ-карту в передний карман, я понес Брайар Роуз в стиле медового месяца в наш номер. К тому времени она уже давно вырубилась и храпела, прижавшись к моей груди, которая колотилась как отбойный молоток. Мой телефон заплясал в кармане. Папа. Или, может быть, Себ. Они оба решили подружиться со мной, набросившись на мою задницу по поводу отказа от дома у озера. Конечно, им очень нравилась Обнимашка, но они не могли понять, почему я должен бросить все, чтобы быть здесь. Не тогда, когда через несколько недель она присоединится ко мне в Америке в день переезда новичков. Передача дел, презентации компании, заседания совета директоров. Отец грозился передать все это Себу, что, честно говоря, выглядело как отличное времяпрепровождение. Мы с Брайар Роуз считали, что худшая работа в мире - это быть пустым костюмом. Она - потому что винила в своем одиночестве рабочие амбиции отца. А я - потому что хотел делать что-то, что сделает меня счастливым. Я не знал, что это такое, но она обещала помочь мне это выяснить. Мелодия звонка затихла в моем переднем кармане, а затем запустилась снова, когда я взгромоздил Брайар Роуз на одну руку, а другой вставил ключ-карту в отверстие. Я распахнул дверь и влетел внутрь, не выпуская из рук потерявшую сознание подругу. Она громко захрапела, когда я рухнул вместе с ней на кровать королевских размеров. Я достал телефон и, подергав волосы за корни, провел пальцем по экрану, чтобы ответить на звонок. — Что? — Ты уволен, — объявил Себ с явной чеширской ухмылкой. Я вскочил на ноги и стал стаскивать с плеч пиджак, роясь в карманах в поисках бумажника. — Ты не мой босс. — Пока нет. — Себастьян хмыкнул. — А вот папа очень зол. Он думает, что ты сбежал из-за киски. — Он сделал секундную паузу. — Другими словами, он знает правду. — Это чушь, и ты это знаешь. — Я бросил взгляд за плечо, чтобы проверить, как там Обнимашка. — Даже если я это знаю, папа не знает. Я нащупал бумажник в заднем кармане. — Мне все равно. Правда. Не уверен, что присутствие девятнадцатилетнего парня из колледжа что-то изменит в деле враждебного поглощения обанкротившегося отеля в Саванне. Они выживут и без меня. И еще, я никогда не брошу официальную стажировку ради секса. Даже если бы это означало, что я наконец-то займусь сексом с девушкой, которую любил с тех пор, как приучился к горшку. (Она, кстати, опередила меня на целых шесть месяцев.) К тому же Себ в любом случае стал бы лучшим генеральным директором, чем я. У моего младшего брата было интеллектуальное и аналитическое преимущество, хотя я компенсировал его упрямым драйвом. — Ты должен. — Себ сделал театральную паузу. — Я убедил отца отдать мне ключи от ранчо «Норт-Оукс» в конце лета. — Ублюдок, — прорычал я и выскочил из комнаты. Обнимашка нуждалась в воде и обезболивающем. Статуэтка. « Ты знал, что я хочу взять туда Брайар Роуз ». Я все спланировал. Я пригласил всех своих близких друзей на ранчо в Миннесоте, чтобы познакомить ее с людьми, с которыми, как я знал, она найдет общий язык. Ромео. Зак. Несколько девушек из Гарварда, которые не были бы злыми девчонками. Осенью она ворвется в университетский городок с целой компанией друзей. Это не будет повторением Сюрваль-Монтрё. Себ меня опередил. У него всегда была соревновательная жилка. Для него жизнь была одной большой, жирной гонкой. — Проспал - проиграл, приятель. — Мой младший брат хихикнул. Его сопровождал знакомый треск открываемой банки пива. Этот придурок, вероятно, закинул ноги на стол в папином кабинете, а телефон зажал между ухом и плечом. — У меня большие планы на это ранчо. Много вечеринок. Я впорхнул в лифт и вышел из него на парижскую улицу. — Да, да. — Ты же знаешь, я неравнодушен к хорошему озеру. Мне нужно сохранить расписание гребли на следующий сезон. Я толкнул дверь в аптеку и направился прямо в секцию для тупых пьяных туристов, забитую обезболивающими, лекарствами от тошноты и маленькими туалетными флакончиками. — Ты забыл спросить, зачем я здесь. Если Ромео и Зака я считал своими самыми близкими друзьями, то Себастьян был рожден, чтобы стать моим лучшим другом. В буквальном смысле. Мама сказала, что создала его для меня после того, как я вцепился в сына кузины смертельной детской хваткой. Тем не менее, он мало что знал о ситуации с Обнимашкой. Отчасти потому, что я хотел защитить ее частную жизнь, но в основном потому, что Себу было наплевать на всех, кто не был им самим. Мне всегда казалось, что Себу нужна трагедия, чтобы встряхнуться. Что-то, что напомнило бы ему, что он не такой уж и неприкасаемый. — Я не забыл, чувак. — Себ рассмеялся на другом конце провода. — Просто меня это мало волновало. Мне захотелось набить ему морду. Вместо этого я набрал корзину и начал загружать ее вещами, которые были нужны Брайар Роуз. Долипраном, жидкостями, электролитами, углеводами и цинком. — Когда-нибудь твои закидоны догонят тебя, — ворчал я, направляясь к кассе. Я не хотел терять время. Мне нужно было вернуться в комнату на случай, если Брайар Роуз стошнит или еще что-нибудь. — Не, я молниеносен. Кстати... — Себ щелкнул пальцами по другой линии. — Я также убедил папу позволить мне взять зеленый Ламборджини на лето. Мне было очень легко уговорить его, так как я застал его за тем, как он жаловался Мануэлю о твоей чешуйчатой заднице. Папин операционный директор и правая рука. Отлично. По всей компании ходили слухи, что я безответственный кассовый аппарат. — Я вернусь туда, как только смогу. — Я стиснул зубы, швырнул несколько купюр в сторону кассира и ворвался обратно в отель. — Я просто хочу убедиться, что с Брайар Роуз все в порядке. Себ впервые стал серьезным. — Она больна? — Нет, ничего такого. Просто у нее была дерьмовая неделя. — Мои паучьи чувства подсказывают мне, что твоя станет еще более дерьмовой, когда ты вернешься сюда. Иногда я всерьез ненавидел его. — Ты можешь хотя бы сказать ему, что это срочно? Я мог бы позвонить папе сам, но это заняло бы несколько часов. Забота о Брайар Роуз требовала от меня лазерной фокусировки прямо сейчас. — Конечно, если не забуду. — Не все шутки ради, Себ. — Нет. — Он зевнул. — Но этот разговор - да, иначе я бы не смеялся. — Я… Но он бросил трубку. Ублюдок. 25 Оливер Я проснулся от неожиданности, захлебнувшись собственным потом. Рука, обхватившая мое бедро, не дала мне подняться на ноги. Мой член упирался в пресс. Полный, толстый и на сто процентов твердый. Может быть, из-за сна - о Париже с Брайар, о том, как она умоляла меня трахнуть ее прямо на улице. А может, от того, что маленькая, мягкая рука сейчас держала его в тисках. — Брайар. Она не шелохнулась. Простыни сбились в комок у наших лодыжек. В темноте я едва мог различить силуэт ее стройной фигуры. Я толкнул ее в плечо и ужаснулся, когда она крепко сжала его, немного покрутив вверх-вниз. — Твою мать. Она захрипела и пнула меня по голени. Черт побери. Я пытался оттолкнуть ее пальцы от себя, один за другим, но она стонала, не желая отпускать меня. Мои яйца сжались. — Ты должна освободить меня, или я кончу на весь потолок. Это не преувеличение. Хотя мне не нравилось спать рядом, я уделял приличное количество времени знакомству своего члена с кулаком. Но в последнее время я этим пренебрегал. Все свободное время в последние несколько дней я проводил в больнице с Брайар. Утром наблюдал, как она вытягивает руки на солнце, как рукав спадает с ее изящного плеча. Вечера, когда она смотрела на меня, впившись зубами в губы, приглашая сделать то же самое. А ночами я спал рядом с ней, слушая ее тихие стоны. Она всегда была такой. Склонной к диким снам. В ту пьяную ночь в Париже ей приснился самый грязный мокрый сон, который она когда-либо описывала. Это было чудо, что я сохранил девственность до девятнадцати лет. Брайар закинула ногу на ногу и, наконец, освободила мой член от своей хватки. Как только она освободила меня, я переложил ее на бок и воздвиг между нами Великую стену из подушек, чтобы спасти... ну, свою эрекцию. — Ол? Я замер, дыхание на секунду застыло в горле. — Да, Обнимашка? Она не ответила. Я перевел дыхание и уставился в потолок, считая овец. Я понял, что сегодня мне уже не удастся поспать, но я должен был попытаться. Это будет моя последняя ночь крепкого сна перед тем, как в отеле начнутся масштабные ремонтные работы. Спустя несколько минут после того, как она позвала меня, она что-то прохрипела во сне. Я повернул шею, пытаясь расслышать. — Не уходи, Олли. 26 Оливер Ромео Коста: Мы можем опоздать. Зак Сан: Почему? Ромео Коста: Даллас. Фэрроу Баллантайн-Сан: Что делает Даллас? Даллас Коста: Размышляю о том, как спортзал может быть одновременно счастливым местом моего мужа и моей личной тюрьмой. Ромео Коста: Я не виноват, что ты сказала своему врачу, что эмоционально переедаешь после родов. Даллас Коста: Нет, я сказала, что после родов я СТАЛА есть, и это вызывает у меня эмоции. Разница есть. Зак Сан: А есть ли она? Даллас Коста: Безусловно. Это моя заводская настройка по умолчанию. Теперь он думает, что я страдаю от послеродовой депрессии и мне нужно что-то, чтобы выпустить эндорфины. Ромео Коста: Что посеешь, то и пожнешь. В данном случае - ешь. Даллас Коста: Как можно прописывать физические упражнения? Это даже не лекарство. На самом деле, после этого мне не нужны будут лекарства. Моя задница горит. Фрэнки Таунсенд: опоздала к чему Зак Сан: Где Оливер? Это был его сигнал, чтобы вывалить в чат посредственную анальную шутку. Каламбур. Ромео Коста: Пропал с хозяйкой. Возможно, нам придется принести еду, если он забыл, что на званом ужине нужно кормить гостей. Фэрроу Баллантайн-Сан: @Фрэнки Таунсенд, добро пожаловать (обратно) на соседский ужин у фон Бисмарков. Фрэнки Таунсенд: с каких пор. почему никто никогда ничего мне не говорит Фрэнки Таунсенд: привет? 27 Брайар — Что-то не так с этим ребенком. — Оливер нахмурился, глядя на свой телефон, через несколько секунд после того, как подтвердил, что наши друзья будут здесь с минуты на минуту, чтобы поздравить меня с ужином. — Наверное, они привезут Луку сегодня вечером. — Он практически твой племянник. — Я закинула ноги на кофейный столик, не привыкшая жить в таком большом доме, где мебель не касается стен, - или привыкла? — Все, что в нем есть странного, он впитал через тебя, как через осмос. — Откуда ты знаешь, что это не вина Даллас и Ромео? — Потому что я помолвлена с тобой. Мне не нужно их вспоминать, чтобы знать, что это на сто процентов ты. — Ты можешь съесть эти слова, когда встретишь их на самом деле. — Он остановился, отводя одного из поваров от южного крыла. — Особенно Даллас. Как только Оливер оставит меня в покое, я планировала выяснить, насколько велика проблема его накопительства. В любой день. Единственная проблема? Он не отходил от меня с тех пор, как меня выписали из больницы. Разве у него нет работы? Хобби? Друзей? Я вздрогнула, когда порыв ветра лизнул мои руки. — Что случилось с Даллас? Олли нахмурился, пинком закрывая двери патио. — Для начала, когда она узнала, что беременна, она купила всему району одинаковые комплекты свитшотов. — Он уложил меня под толстое тканое одеяло. — Буквально ходила с ними от двери к двери, как продавец Библии. Я наморщила нос, ерзая в своем новом коконе, чтобы устроиться поудобнее. — Что такое свитшоты? — Наполовину свитер, наполовину джинсы, и на сто процентов преступление против человечества. — Может, она готовилась носить их всю беременность и не хотела быть единственной. — Ха. Именно так она и сказала. Я вздрогнула, вырвавшись из своего кокона. — Я только что что-то вспомнила? — Может быть, — отмахнулся он, накидывая одеяло мне на плечи. — Ты все еще вечно мерзнешь, Обнимашка. — Не совсем свежие новости. Ты ведешь себя так, будто не сталкивался со мной десятилетиями. — Я наклонилась вперед, столкнувшись носом с его носом. — Что вообще случилось с малышом Лукой? Он быстро отмахнулся, заставив меня нахмуриться. — Я часто ловлю себя на том, что он заглядывает мне в душу. Такое ощущение, что он участвовал в двух мировых войнах, погиб в последней и вернулся во вселенную, чтобы судить меня. — Олли налил воду из графина в украшенный бриллиантами стакан и отпил половину. — У него даже морщинки есть. — Младенцы удивительно морщинистые. Кстати, когда ты подаришь мне одного? Он выплеснул воду на мое одеяло. Я нахмурилась от такой реакции. Неужели он не хотел детей? Тогда он всегда говорил мне, что я создам свою собственную семью и он будет рядом на каждом шагу. Я откинулась на диванную подушку. Крошечные кусочки щелкнули вместе. Возможно, именно из-за этого мы и поссорились той ночью. Я могу представить себе серьезную ссору из-за детей. Я хотела их. Отчаянно. Мы оба это знали. Как раз когда я открыла рот, чтобы спросить, через парадную дверь ворвалась целая орава людей в разной степени хаоса. Пять абсурдно привлекательных людей вальсировали в дом, словно владели им, - такие красивые, что мне было трудно удержать челюсть на замке. Никакого малыша Луки сегодня не было , заметила я. — Кажется, я сломала ваш замок, — объявила розововолосая богиня. На ней был едва заметный слип, который могла бы принять за нижнее белье, и недовольная гримаса усталой наследницы. С которой я, к сожалению, познакомилась в школе-интернате. Прежде чем я успела остановить ее, я напряглась и опустила одеяло, не зная, вернулась ли я в ледяные залы Surval Montreux. — БОСС! — Она подбежала ко мне и обняла за плечи, прежде чем я успела среагировать, опрокинув меня на себя. — Я скучала по тебе. Тебе нравится моя новая прическа? Я их покрасила. Так лучше, правда? Должно быть, это одна из сестер Таунсенд. Оливер предупреждал меня об уровне их энергии. — Я не помню твоих старых волос. — Я посмотрела на Олли, который оттащил ее от меня, усадив обратно на свои пятидюймовые каблуки. — Я твой босс? — Ты была моим боссом. — Она надулась. — Меня уволили. — На самом деле тебя никто не нанимал, Фрэнклин. — Олли направил ее прочь от меня и обратно в фойе, а затем повернулся ко мне. — Она пригласила себя на съемочную площадку, когда услышала, что тебе нужен ассистент. А потом быстро устроила пожар. — О. Хорошо. Насколько помню, то всегда была одиночкой. Я не могла поверить, что это мои друзья. Они были такими... необычными. Оливер кивнул. — Дерзость в малой степени вдохновляет. — Говоря о вдохновении, я решила стать влиятельным человеком. — Фрэнки обхватила локтем кого-то, кто смутно напоминал ее. Даллас, - предположила я. — Обещаю, это настоящая работа, сестренка. Перестань вылизывать меня в наказание. — Не та работа, которая убережет тебя от неприятностей, а мы с Ромом только этого и хотим. — Даллас распустила шарф на шее, не торопясь осмотреть особняк. — Не могу поверить, что ты даже не пускал меня через парадную дверь, Оливер. Не пускал? Лучше спросить - почему не пускал? — Я позволил тебе выйти здесь замуж. — Оливер положил руку мне на поясницу, направляя толпу в столовую. — И дал тебе комнату, чтобы ты подготовилась. — А ты впихнул меня в нее через заднюю дверь, как переполненное буррито. — Она повернулась ко мне, переплетая наши пальцы. — Я Даллас. — Она ткнула большим пальцем в сторону задумчивого, возвышающегося мужчины позади нее. — А это мой муж, Ромео. Ромео кивнул, но ничего не сказал. Он помог жене выйти из пальто, повесил его на вешалку и пододвинул ей кресло, а затем занял место рядом с ней. Фрэнки села по другую сторону от Даллас. Напротив них в креслах устроилась оставшаяся пара. Зак и Фэрроу. — Фэрроу. — Девушка помахала рукой и дружелюбно улыбнулась. Высокая, стройная и золотистая, она могла бы сойти за модель Victoria's Secret. — Но ты можешь звать меня Фэр. Поздравляю с тем, что ты жива. — Спасибо. — Я улыбнулась в ответ и повернулась к ее мужу. — А ты Зак, верно? Закари Сан, которого я помнила по детским описаниям Олли, представлял собой черно-белую картину. Замысловатая, траурная, потрясающая и отчаянно нуждающаяся во всплеске цвета. Похоже, он понял это. Он облокотился на спинку кресла своей жены, которая, как и я, принимала ксанакс. Оливер отодвинул для меня место во главе стола. Я села, наблюдая, как он прогуливается к противоположному креслу, ожидая, что он сядет туда. Вместо этого он придвинул стул ко мне, втиснувшись в небольшой промежуток между мной и Заком. Я отодвинула свой, чтобы дать ему место, не в силах сдержать хмурый взгляд, который прошелся по моему лицу. Он буквально не отходил от меня с тех пор, как попала в больницу. Я похлопала его по бедру. — Я не утону, если ты оставишь радиус в два фута. Он пожал плечами и щелкнул пальцами, пока персонал ресторана не начал разносить еду. Для меня ризотто с лаксой, свиная голень каре-каре, краб в мягком панцире и вегетарианская паста том-ям. Я накрутила лапшу букатини на вилку и обратилась ко всей группе. — Ребята, вы можете описать, каково это - встретить меня в первый раз? — Конечно, — протянул Ромео, удивив меня. Я не ожидала, что он первым вызовется. — Я помню это, как будто это было сегодня. — То есть вчера? — Я подняла бровь, потрясенная американской системой образования. — Фраза звучит так: «Я помню это, как будто это было вчера». Призрак улыбки заиграл на его лице. — Да. Конечно. Даллас толкнула его локтем в живот. — Ромео хотел сказать, что до того, как вы встретились лицом к лицу, он не верил в твое существование. Фэрроу кивнула. — Зак тоже не верил. Зак переложил углеводы на одну сторону своей тарелки и принялся за белок. — Мы думали, что ты - воображаемый друг, которого Оливер выдумал от одиночества. Оливер нахмурился, двигая челюстью взад-вперед, а его нож все еще был воткнут в свиную отбивную. — Почему вы так думали? Я достаточно часто упоминал о ней. — Себ сказал нам, что она вымышленная. — Когда он это сделал? Фэрроу повернулась к Заку. — Кто такой Себ? Я выпрямилась, потрясенная тем, что забыла спросить о нем в этом хаосе. — Где Себ? Даллас заговорила, проглотив целую ножку краба: — Что такое Себ? Фрэнки присвистнула. — Себ - это звучит круто. Зак ответил первым. — Себастьян фон Бисмарк - младший брат Оливера. Вилка Даллас шмякнулась на тарелку, выплеснув лаксу на блузку. — У Оливера есть брат? Как я этого не знала? Хороший вопрос. Это был абсурдно красивый, безумно талантливый младший брат лучшего друга ее мужа. Они жили на одной улице. Конечно, Себ постоянно навещал их. Я вспомнила, как Оливер говорил, что родители взяли с него обещание разрешить Себу ночевать у них, когда он захочет. Ромео промокнул соус с рубашки Даллас тканевой салфеткой. — Потому что Себастьян решил выбросить свой гребной талант в мусорное ведро, чтобы жить из рюкзака, как технарь на пенсии в разгар кризиса среднего возраста. Себ? Бросил греблю? Живет в рюкзаке за границей? Тот самый Себастьян фон Бисмарк, который не мог съесть ни одного блюда, не превратив его в соревнование? Что случилось? Рядом со мной Оливер побледнел. Я знала, что лучше не спрашивать его в присутствии стольких людей, но непременно спрошу, как только все уберутся из дома. Зак кивнул. — Воистину, я должен поблагодарить его. Фэрроу изогнул бровь. — О? — На протяжении многих лет, каждый раз, когда мама начинала читать мне нотации, она всегда смотрела на этот дом через дорогу и вспоминала, что всегда могло быть и хуже. Оглядываясь назад, можно сказать, что ее ужас был направлен и на Оливера. Фэрроу вздохнула. — О, Констанс. Я уставилась на Оливера, которому вдруг показался особенно интересным его розмариновый хлеб. Неважно, что он не сообщил мне о Себе. В конце концов, меня только что выписали из больницы с четкими указаниями не напрягаться. Важно было то, что он, похоже, испытывал глубокий дискомфорт, и я хотела ему помочь. Я ломала голову, что бы такого положительного сказать о Себе. Многое приходило на ум, но я остановилась на том, что отмечали все при первой встрече с ним. — Себ красивый. Оливер вскинул голову. Он посмотрел на дверь, словно ожидая, что Себастьян ворвется в любую секунду без приглашения. Фрэнки облизнула губы. — Я просто знала, что он будет более восхитительным фон Бисмарком. — Ты его даже не видела. — Даллас стащила гребешок с тарелки сестры, затем креветку с тарелки мужа. — Ты знаешь о его существовании всего две секунды. — И что это были за славные две секунды. — Она наклонилась ко мне. — Расскажи мне больше. — Он мускулистый, — начал я. — Дико соревнуется. Смешной в странном, ненавидящем весь мир смысле. Безумно умный, даже не пытаясь. Когда он входит в комнату, клянусь, все головы поворачиваются в его сторону. С каждым описанием Оливер напрягался. Я никогда не видела его таким... расстроенным. Не то чтобы он не умел это скрывать. Но я знала этого человека всю нашу жизнь, видела каждый его уголок, обнимала его, когда он оплакивал свою бабушку. Оливер был расстроен. Возможно, он поссорился с братом. Себ и впрямь много лаял. Я решила сменить тему и обратилась к Даллас. — Расскажи мне немного о себе. Чем ты зарабатываешь на жизнь? — Я мама, которая сидит дома. — А раньше? — Была заложницей. — О, хорошо. — Я ждала, что она начнет рассказывать, но она не стала, и я сосредоточилась на ее муже. — А ты? — Я международный торговец оружием. Нож, зажатый между пальцами, упал на кафель. — Например... настоящим оружием? — И танками, и ракетами, и истребителями. — Он сверкнул хищной улыбкой, оскалив острые зубы. — Если тебе когда-нибудь понадобится граната М67, ты знаешь, где меня найти. — О. Ладно. — Я скрыла свой ужас принудительной улыбкой, переключив внимание на Фэрроу. — А ты? — Спортсменка. Наконец-то. Кто-то нормальный. — Каким видом спорта? — Фехтование. Ну, бывшая фехтовальщица. Меня поймали на жульничестве. Это был целый скандал. Команда США чуть не бросила меня, но я все равно ушла и стала тренером. О. Боже мой. Боже. Это были мои лучшие друзья? Кто-нибудь из этих людей был нормальным? Зак. Это должен был быть Зак. Оливер как-то сказал мне, что он полный квадрат, у которого нет ни одной смешной косточки в теле. («Для этого нужно было бы сделать что-то с-м-е-ш-н-о-е, а у него на это аллергия»). Я повернулась к Заку. — А ты? — Я занимаюсь инвестициями. — Какие-нибудь знакомые компании? — Dot Cum. — Dot Come? — Я нахмурилась, ломая голову и не находя ответа. Должно быть, это было что-то новенькое. — Что это? — Крупнейший порносайт в Америке. Никого . Ни один из них. Ни одного нормального человека. Даже Фрэнки, которая, судя по всему, завалила мою работу и устроила пожар. Я уставилась прямо на Оливера, который избегал моего взгляда, даже когда я пнула его голенью под столом. Он поморщился, но продолжал смотреть на дно своего бокала с вином. — Это же такой замечательный сайт. Throbbin' Hood 7. — Фрэнки сцепила пальцы и поцеловала их. — Поварской поцелуй. — Она покачала головой, разочарование омрачило ее милое лицо. — А говорят, что сиквелы мертвы... — Что ж, это был прекрасный ужин. — Оливер притворно улыбнулся, обнимая меня за плечи. — Разве вы все не рады снова приветствовать нашего лучшего друга? 28 Оливер Какое дерьмовое шоу. Меня осенило, что мои друзья так же надежны, как однослойная туалетная бумага. Конечно, я доверял им доставить меня в больницу во время сердечного приступа. Или увеличить мой инвестиционный портфель настолько, чтобы налоговая инспекция прослезилась. Но я никогда не должен был доверять им Брайар - и уж точно не тогда, когда это доверие требовало от них быть тем, кем они никогда не станут. Нормальными. Как только я вытолкал их пятерых из фойе на подъездную дорожку, я захлопнул дверь, не заботясь о замке. Фрэнки, действительно, сломала его. Потрясающе. Мой параноик убил бы меня, если бы кто-то вошел в дом, поднялся по лестнице и обнаружил его хандрящим в южном крыле. — Оливер. — Так устал. — Я зевнул, невнятно произнося слова, и все еще стоял спиной к Брайар. — Мы должны пойти спать пораньше. — Почему Себастьян едет через всю Европу? — Вообще-то, в Азию. — Я демонстративно покачивался, пока мы шли в спальню. — Бали, по состоянию на два дня назад. — Он должен быть на Олимпиадах. — Детка, они бывают только раз в четыре года. — Я серьезно. — Брайар запыхалась, не поспевая за моими нарочито длинными шагами. — Что говорят об этом твои родители? — Ничего. Они его любят. Он – их любимчик. ( прим . В оригинале Password child.) — Что это вообще значит? — Это значит, что его имя - их пароль для всего. — Я распахнул дверь в спальню и плюхнулся на кровать, снимая ботинки и бросая их туда, куда их посылала сила тяжести. — Просто чудо, что их банковские счета не опустошили хакеры. — Ты что-то от меня скрываешь. Да. Однажды ублюдок, всегда ублюдок. Вместо ответа я громко захрапел, застонав в своем фальшивом сне. Она выдохнула свое разочарование и ушла. Через минуту я услышал журчание душевой лейки. К тому времени как она улеглась в постель и заснула, я все еще бодрствовал. По правде говоря, я хотел рассказать ей. Я хотел рассказать ей все. О своем соседе. О своем брате. О той ночи пятнадцать лет назад. О том, почему я ее подвел. Но я не мог. Я дал обещание и уже разрушил достаточно жизней. Как обычно, мне с трудом удалось заснуть. Я включал шумовой аппарат, подаренный мне терапевтом, считал овец, играл в лапту со спящей Брайар и насвистывал «Спящую красавицу». Спустя несколько часов сон поселился в моих костях, но я знал, что он принесет с собой кошмар. Он всегда так делал. 29 Оливер Девятнадцать лет Если бы я мог выбрать один момент, который останется на всю жизнь, то это было бы сейчас. С Брайар Роуз, отсыпающейся от похмелья, когда я наблюдал за ней из подвесного шезлонга на крошечном балконе, а весь Париж расстилался под нами. Она раскинулась на простынях, как на картине, - мягкая, красивая и спокойная. Я знал, что, когда она проснется, морщинка между ее бровями вернется и она найдет способ погрызть свои и без того измученные ногти. Я вздохнул и начал прокручивать сотни непрочитанных сообщений от папы, мамы и Себа. Вечер наступал и наступал, перетекая в ночь. Мне нужно было заказать билет на обратный рейс в США, но я не хотел оставлять ее, пока не буду убежден, что с ней все в порядке. Технически она могла бы вернуться со мной в Штаты. Но папа и Себ никогда бы не позволили нам это пережить. Себ выдавил бы из меня все дерьмо, но только потому, что он никогда не упускал возможности. А вот папа. Он скрывал свое разочарование, хотя я видел это в его затяжных взглядах и глубоких вздохах. Нет. Он рассчитывал, что я буду работать на все сто. Изучу компанию изнутри и снаружи. Он ожидал, что я буду сосредоточен. Это означало следование первоначальному плану, который мы с Брайар Роуз разработали, даже если это означало несколько недель разлуки. Я не помню, как заснул в шезлонге, но как только услышал хриплый голос Брайар Роуз, назвавшей меня по имени, вскочил на ноги и побежал в комнату. Она вытянула руки над головой, полностью проснувшись, а на простынях лежали веером сокровища, которые я привез из аптеки. Она глотнула таблетку, ее щеки и нос загорели, а глаза все еще были сильно зажмурены от усталости. — Ты смотрел, как я сплю? — Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке. Она кивнула. Я прислонился бедром к комоду, изучая ее. — Ты...? — Мне будет лучше, как только ты заставишь меня забыть. — Она с улыбкой похлопала по месту рядом с собой. — Иди сюда. Я подошел к ней и сел с другой стороны кровати, избегая ее личного пространства. Облегчение от того, что она поправилась, разлилось по моей груди. Не просто в порядке, а больше не раздавлена. Я вытащил меню из зажатого между гостиничными приветственными пакетами для гостей — Хочешь заказать еду в номер? — Сейчас три часа ночи. — Она фыркнула. — Уверена, они уже закрыты. — Уверен, что нет... — Я пошевелил бровями. — ...за правильные чаевые. Брайар Роуз рассмеялась. Смех затих у нее в горле. — Кажется, мне нужно привыкнуть к тому, что я безденежная студентка. Не думаю, что мои родители будут оплачивать счета за большинство моих вещей. — У нас все получится. — Я похлопал ее по ноге, прекрасно зная, что у меня все получится. Мне даже не пришлось бы просить родителей. У меня были собственные сбережения. Их хватит на два года обучения в колледже и оплату общежития, а в планах было и больше. Я прижался губами к ее лбу на несколько секунд, вдыхая воздух. Сухо. Влага испарилась во время сна. Она оттолкнулась ногой, играя с моим бедром. Я обхватил ее рукой и начал массировать. — Послушай, Обнимашка. Мне нужно отвезти тебя обратно в Женеву. Папа ждет, что я вернусь домой на стажировку. — Может, ты просто проведешь здесь ночь? — предложила она, оживившись. Я прикусил нижнюю губу и покачал головой. — Я бы хотел. Но я... — Да ладно, Олли. Я не видела тебя целый год. — Это очень важно для меня, — признался я, помолчав. — Эта стажировка. Даже объясняя ей это, я чувствовал себя дерьмом. Это был ее восемнадцатый день рождения, и ее родители бросили ее на произвол судьбы и покончили с ней, не подарив ни кекса, ни поздравительной открытки. И вот я здесь, зажатый из-за какой-то хреновой стажировки, которую мне навязал отец для компании, которую я все равно унаследую. Она повернулась и поползла вверх по моему телу, опираясь руками и коленями на кровать. — По крайней мере, попрощайся со мной вежливо. — Послушай, я не хочу торопить события... Но прежде чем я успел закончить фразу, она прижалась своим пахом к моему стояку. Ее непрозрачное нижнее белье не скрывало влажности между бедер. Я чувствовал, как она готова к моему прикосновению, даже сквозь джинсы. Я втянул воздух. Мы и раньше целовались и даже занимались фиктивным сексом, но это было совсем другое ощущение. Она опустила голову и зачерпнула губами мою нижнюю губу, дразняще посасывая ее. — Мы никуда не торопимся. Ее язык прошелся по моему рту, приоткрывая его, и вскоре мы разделили страстный поцелуй. Кончики ее пальцев переместились к моему торсу под рубашкой, прокладывая путь вверх по грудной клетке. — Я хочу, чтобы ты меня трахнул, — умоляла она, проводя ногтями по моей груди. — Я хочу, чтобы ты трахнул меня, с тех пор как мне исполнилось шестнадцать. Я хотела этого, когда была пьяна, и хочу сейчас, когда я трезвая. Я хочу чувствовать, как ты двигаешься во мне. Наполняешь меня. — Я не так хотел, чтобы это произошло. И все же мои руки сами собой двинулись по задней поверхности ее бедер, раздвигая ее ноги. Мои пальцы обхватили гладкую, покрытую солнечным загаром плоть ее попки. Я прижал ее к своей эрекции, разминая ее тугую, влажную киску о свой стояк сквозь одежду. — Мы так долго ждали, — сказал я сквозь поцелуй. — Я хочу, чтобы это что-то значило. — Это действительно что-то значит. — Ее рот проследил за моим, когда она говорила. — Если нет ни свечей, ни вина, ни хижины в метель, это не значит, что все это не по-настоящему. Нам не нужны клише. Я искал не клише. Это был идеальный момент. Момент, когда наши эмоции не горели так ярко, что в любую секунду готовы были взорваться. Но сейчас не мое сердце было под угрозой воспламенения. Брайар Роуз расстегнула пуговицу на моих джинсах и спустила молнию, наклонившись, чтобы снова поцеловать меня. Я был на восемьдесят три процента уверен, что вкус у нас обоих был отвратительный. Ее губы прочертили линию моей челюсти, горячие и мягкие, двигаясь вниз по моему телу. — У тебя есть презерватив? Она задрала мою рубашку до самой шеи, оставив много кожи для поцелуев. Я чувствовал себя как в бреду, в самом худшем из возможных вариантов. Как будто я находился на тонкой грани между счастливым пьянством и пьянством до потери пульса. — Презерватив? — спросил я, дезориентированный. Кажется, я потерял понимание английского языка. — В смысле, я мог бы... — Я замялся, пытаясь разобраться в хаосе, царящем в моей голове. Пока я размышлял, Брайар Роуз взяла мой болезненно твердый член в рот и, схватив его за корень, принялась облизывать. Я зашипел. Все мое тело жаждало ее. Где-то на задворках сознания я вспомнил, как Себастьян запихивал презерватив в мой бумажник, когда я спешил из дома у озера в аэропорт. Он послал мне ухмылку, призванную вывести меня из себя. — Ты забыл свои презервативы, брат. — Я не собираюсь пользоваться презервативами, засранец. — Я потрепал его по лбу костяшками пальцев. — Она в смятении. — Еще лучше. Однажды у меня был секс на одну ночь с девчонкой, чей кузен только что умер. Она была дикой. — Ты ужасный человек. — Я также не так хорош, как другие существа. — Себастьян усмехнулся, запихивая один презерватив в мой бумажник. — Все равно возьми. Поблагодаришь меня потом. — Хорошо, скажи папе, что я вернусь как можно скорее и что это было срочно. — Да, да. Повеселись с принцессой Авророй, брат. — У меня есть презерватив, — сумел прохрипеть я, зачарованно глядя на макушку головы Брайар Роуз. Ее волосы рассыпались во время пьяного дебоша. Они разметались по моим бедрам и кровати, пока она брала меня в рот, отсасывая неловко и восхитительно, и, черт возьми, я вот-вот кончу. Я собрал ее волосы дрожащими пальцами, слишком одолеваемый эмоциями и возбуждением, чтобы понять, что происходит на самом деле. — Детка, я сейчас лопну, если ты не остановишься. Я уже так близко. Она подняла голову, ее губы распухли и стали розовыми от того, что она опустилась на меня. Я неуклюже притянул ее к себе и поцеловал, ощущая на губах землистый вкус моего члена. Все мои чувства взбесились. Я не знал, что с собой делать. Это было слишком много и недостаточно одновременно. Я схватил ее за лицо и дико поцеловал, перевернул нас на кровать и снял с нее трусики. Мой телефон на тумбочке разразился сообщениями, но я проигнорировал их. Я утонул в Брайар Роуз, смакуя ее, принимая все, что она предлагала, и теряя связь с реальным миром. Я сжал ее платье в кулаке, разрывая его на части. Она задыхалась, бормоча что-то о том, что у нее нет сменной одежды. Я даже не смог до конца понять, что она сказала, настолько меня затянуло в этот момент. Момент, которого я ждал с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать. Ее трусики исчезли. Как и мой самоконтроль. Повсюду были руки. Лапающие, хватающие, ласкающие. Не знаю, как мне удалось оторваться от нее за те семь секунд, которые потребовались мне, чтобы схватить бумажник и достать презерватив, но нам потребовалось три попытки, чтобы намотать его на мой член. Потом она снова легла на кровать, когда я обхватил ее руками, и я, наконец, сделал вдох и взял себя в руки. — Ты уверена, что хочешь это сделать? — Я поцеловал ее волосы. Ее нос. Впадинку на шее. — Мы можем остановиться. Мы можем подождать. Мы можем сделать это, когда ты наконец вернешься домой... — Я дома. — Она прижала ладонь к моему сердцу, и оно заколотилось о нее с такой силой, что я испугался, что причиняю ей боль. — Дом там, где ты, Олли. И это было все, что мне потребовалось, чтобы прижаться к дому. Это было похоже на нелегкую битву, когда я входил в нее. Она была тесной и уютной, а еще была преграда в виде ее девственности. Но я также чувствовал, как она намокла. Как она готова ко мне. А Брайар Роуз была не чужда боль. Она даже не поморщилась. Просто прижалась ко мне, кожа к коже, когда я зарылся в нее так глубоко, что каждый дюйм меня таял внутри нее. Я подождал секунду, чтобы унять сердцебиение. — Ты можешь двигаться. — Она погладила меня по волосам и поцеловала. — Все не так уж плохо. — Спасибо, но я стараюсь не получить здесь сердечный приступ. Мы оба рассмеялись в неуклюжем, небрежном поцелуе. — Тебе хорошо? — спросила она. — Это рай. Идеально. — Я вдохнул, выдохнул и повторил это действие, как будто оно было для меня в новинку. — А тебе? — Я люблю тебя внутри себя. Я люблю тебя и снаружи, но когда ты внутри меня, я чувствую себя целой. Как будто ты часть моего тела. Когда я входил и выходил из нее, у меня начали появляться звезды. Наслаждение было слишком сильным, грани кульминации настолько интенсивными, что я забыл, как дышать. Мы держались друг за друга, как будто это была поездка, которую мы не думали пережить. Брайар Роуз тяжело дышала, встречаясь со мной бедрами, скрежеща, раздвигая ноги еще шире. — Я сейчас кончу, — объявила она первой. Это наполнило меня гордостью - и одновременно облегчением, поскольку я был уверен, что не смогу сдержать надвигающийся на нее праздник спермы. — Я тоже. Все произошло сразу. В хаотичной симфонии похоти, любви и смеха. Повсюду дрожь. Глаза закатывались. Глубокий животный смех, проникающий в наши кости. Мы кончили вместе в объятиях друг друга. Это было так волнующе для нас обоих, что мы не могли не целоваться, не хихикать и не щипать друг друга, как будто только что достигли того, что не удавалось никому в истории. Мы прыгнули с тарзанки без веревки и каким-то образом выжили. — Вот дерьмо! — Я скатился с нее и провел рукой по лбу. На коже выступил пот, пульс бился от запястья к виску. — Что это было? Она перекатилась на бок и ошарашенно улыбнулась. — Я не знаю, но можем ли мы оба согласиться, что нам нужно делать это каждый день, три раза в день, пока мы не устанем от этого? — Если под тремя разами в день ты подразумеваешь шесть раз в день, а я уверен, что ты это и имеешь в виду, то я согласен. Она хихикнула. Я посмотрел вниз между ее бедер. На них виднелись красные полосы. Я потянулся, чтобы погладить окровавленную часть. — Было очень больно? Она покачала головой, устремив на меня свои прекрасные глаза. — Не очень. Но достаточно, чтобы я была рада, что сделала это с кем-то, кто стоит этой боли. Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но мой телефон снова начал пищать. Звон. Звон. Звон. Звон. — Возьми. — Она кивнула. — Это должно быть важно, и я знаю, что тебя здесь быть не должно. Я потянулся к тумбочке и взял свой телефон. Себ фБ: Мне удалось достать для тебя билет в последнюю минуту, потому что я буквально гребаный святой. Твой самолет вылетает через пару часов из Шарля де Голля, так что тебе нужно тащить туда задницу ПРЯМО СЕЙЧАС. Если ты доберешься сюда за ночь, думаю, отец поймет, что это был экстренный случай за 24 часа, и отпустит тебя с наследством в целости и сохранности. Себ фБ: Если нет, я обещаю нанять тебя уборщиком в одном из отелей, когда приму управление <3 Я издал недовольный звук и перевел взгляд на нее. — Ненавижу это делать... Правда. Я знал, что папа в конце концов смирится, если я его брошу, но за это время он может лишить меня свободы на десять лет, а это включало доступ к моему пособию. Не имея гарантий от псевдородителей Обнимашки, я исходил из того, что расходы на ее образование и наш будущий дом и семью полностью ложатся на меня. — Ты должен идти. — Она улыбнулась, прикусив нижнюю губу. — Все в порядке. Я знаю. Я очень благодарна, что ты приехал на двадцать четыре часа, чтобы отпраздновать мой восемнадцатый день рождения. — Я тоже. Я быстро поцеловал ее, затем сразу же вскочил на ноги и схватил свои боксеры и джинсы. Я даже не стал вытирать яйца. Просто стянул использованный презерватив, наполненный примерно двумя галлонами моей спермы, завязал его узлом и бросил в урну под письменным столом. — Ты в порядке, чтобы отправиться в Женеву самостоятельно? Я говорил, как заправский мудак. Как те бесполезные трахари, на которых девушки жаловались в колледже и которые заботились только об одном. Я напомнил себе, что на самом деле не являюсь мальчишкой. Что я разделю с этой девушкой всю свою жизнь - и очень скоро. Что через несколько недель мы будем вместе, в одном колледже, в одном городе, на расстоянии одного дыхания друг от друга. Тогда все наконец-то станет нормальным. Она спрыгнула с кровати и схватила свое платье. — Ага. Платье висело на ее кулаках в клочья, благодаря тебе. Она попыталась надеть его, но оно было разрезано в месте декольте. Обнимашка вздрогнула. Я повернулся, чтобы посмотреть на нее. — Вот дерьмо. — Не беспокойся об этом. — Она помахала мне рукой, слегка посмеиваясь. — Я воспользуюсь гостиничным халатом и выйду на улицу, чтобы купить себе что-нибудь утром. А тебе нужно успеть на самолет. Иди. — Я не оставлю тебя без одежды и с кровью между ног. Я повернулся, чтобы броситься к ней, но тут снова зазвонил мой телефон. Черт возьми, Себастьян. — Нет. — Брайар Роуз начала выталкивать меня за дверь. — Я знаю, как твой отец увлечен бизнесом. Не разочаровывай его. Иди. Серьезно, я могу нанять кого-нибудь, чтобы он принес мне что-нибудь из одного из магазинов внизу. Это же Париж, черт возьми. Здесь нет недостатка в бутиках. — Но... Обнимашка издала еще одно хихиканье. — Иди, Олли, иди. Она подтолкнула меня к ванной. Спотыкаясь, я надел ботинки и двинулся к выходу, похлопывая себя по куртке и карманам, чтобы убедиться, что у меня есть бумажник, телефон и паспорт. Я остановился у двери, обхватив ее лицо обеими ладонями. Я не хотел, чтобы наш первый раз был таким. Я хотел обниматься, прижиматься к ней и смотреть тошнотворно романтичные фильмы. Но для всего этого еще будет время. Скоро. — Я люблю тебя. — Я поцеловал ее. — Увидимся через несколько недель. Она усмехнулась. — Увидимся через несколько недель. — Вечность начинается сейчас, — пообещал я ей. Тогда я этого не знал, но я лгал. 30 Брайар Если что и было хорошего в этом ужине, так это то, что Оливер решил перестать следить за мной. Разница между ужином до и после него была как день и ночь. До ужина Оливер не спускал с меня глаз. Я практически каждую минуту карабкалась по стенам идеального пышного особняка, который не был похож на мой собственный. Он следовал за мной повсюду, за исключением редких перерывов на туалет и душ. Он никогда не выпускал меня из виду. Этот человек был неумолим. Как курица наседка. Он заставлял меня решать головоломки, играть в судоку, пить оздоровительные коктейли каждые несколько часов и сопровождал меня в долгих прогулках вдоль озера, ссылаясь на то, что свежий воздух «полезен для души». Он обращался со мной так, словно я была Бет из «Маленьких женщин». В любую секунду готовая взорваться. Хрупкая, как сухой лист. Я настаивала, что чувствую себя прекрасно. У меня все еще была мигрень, и мышцы болели после падения в пруд. В остальном я чувствовала себя дезориентированной только потому, что не все помнила о своей жизни. Но после ужина я почти загнала Оливера в нашу спальню, готовая выпытывать у него о Себастьяне, и обнаружила, что он отключился на кровати. Не нужно было быть детективом, чтобы понять, что он притворяется. Запыхавшись, я ворвалась в ванную и разбросала одежду по всем поверхностям, прекрасно понимая, что мой самопровозглашенный жених-барахольщик терпеть не может беспорядка. После душа я вернулась в спальню с полотенцем, плотно обернутым вокруг груди. Он встретил меня храпом. На следующее утро я проснулась в пустой постели и с одинокой голубой розой на тумбочке. Никакой записки. Я спустилась вниз по лестнице и пошла на кухню за масляным ароматом блинов. Он наколол вилкой целую стопку на тарелку, обильно полил сверху кленовым сиропом и поставил ее на остров рядом с полным стаканом свежевыжатого апельсинового сока. Я поднесла стакан к губам, приклеившись глазами к французскому окну от пола до потолка с видом на озеро. Мои глазные яблоки горели от желания смотреть на него. Изучать его. Чтобы понять, что он от меня скрывает. Меня убивало, что между ним и его братом должно было что-то произойти. Я всем сердцем верила, что Оливер фон Бисмарк любит меня больше всех на свете. Но его младший брат определенно был сильным претендентом на первое место. Почему он не хотел мне об этом сказать? Наверняка доамнезийная Брайар уже знала правду. — Я собираюсь сыграть в гольф. — Олли протянул мне салфетку, поцеловал в макушку и взял банан и протеиновый батончик. — Даллас должна быть здесь с минуты на минуту. — Нет, не должна. — Я отпила сока. — Ты ненавидишь гольф. Ты всегда говорил, что это самый скучный вид спорта в мире. — Второй по скучности вид спорта в мире, — возразил он. — Нет ничего скучнее керлинга. Это все равно что смотреть, как люди вытирают пол в замедленном режиме. Он прислонился бедром к стойке, изображая расслабленность. Как будто он не избегал меня прошлой ночью. Может быть, я слишком много думала. За ужином он выпил кучу вина. Ирония судьбы заключалась в том, что, когда в моей голове не было воспоминаний, она была переполнена всем остальным. Вопросы. Мысли. Заговоры. Я откусила от блинчика, удивляясь тому, что он теперь умеет готовить. — Куда ты на самом деле идешь? — В любом случае. — Он открыл холодильник и достал из него готовое блюдо. Сколько же этот человек съел? И можем ли мы себе это позволить, даже с нашим статусом миллиардера? — Мне это стало нравиться. — Нет, не нравится, — решительно заявила я, зажав стакан между пальцами. — А еще на тебе деловой костюм. Скажи мне, куда ты идешь. Он засунул в рот очищенное вареное яйцо целиком, недовольно хмыкнув. — Ты когда-нибудь позволяешь вещам ускользать от тебя? — Да. — Я нарезала еще один блинчик. — Я позволила своим родителям сбежать от меня. Хотя, честно говоря, хорошо бы от них избавиться. — Эти ублюдки не стоят твоих чихательных бактерий. — Он нахмурился, глядя на свои Patek Philippe, и пробормотал что-то грубое о том, что Даллас везде опаздывает, даже на собственную свадьбу. — Не волнуйся. Мои родители боготворят тебя и не могут дождаться, когда ты снова увидишь их. — Он ободряюще улыбнулся мне. — Мама всегда говорила, что ты похожа на дочь, которой у нее никогда не было. — Отличная смена темы. Она мне тоже нравится. А теперь куда ты собрался? Он застонал, роясь в своих запасах еды в поисках второго вареного яйца. — Заседание совета директоров в отеле. Я крутанулась на своем сиденье, и моя челюсть чуть не упала на пол. — Ты возглавил The Grand Regent? Он кивнул, схватив бутылку с шейкером и баночку с протеиновым порошком. — Папа уже давно не в себе. — С ним все в порядке? — Он здоров. — Олли кивнул, когда я расслабленно откинулся на спинку кресла, облегчение захлестнуло мое нутро. — Он по-прежнему генеральный директор, но делами занимаюсь я. — Это дико. — Похоже, люди всегда так реагируют, когда узнают, поэтому мы и держим это в секрете. Мне не нравилось, что он принижает себя, притворяется тупым, хотя это не так. — Как долго это продолжается? — Почти одиннадцать лет. И опять же - мало кто об этом знает. Даже Ромео, Зак и их супруги не догадываются. — Он высыпал две толстые ложки порошка в шейкер и залил его соевым молоком и греческим йогуртом. — Так что, пожалуйста, не упоминай об этом. Я потерла часть лба, уже освобожденную от марли. — Зачем тебе скрывать это достижение от друзей? — Чем больше ожиданий, тем больше провал. — Он встряхнул шейкер и сделал глоток. — Они думают, что я глупый наследник. Ну и пусть. Ромео и Зак познакомились с Олли в детском саду, как раз тогда, когда он понял, что все остальные дети ему не по душе. Они втроем - толстые, как воры, - разъезжали по Потомаку как маленькие угрозы с чудаковатым IQ и еще более чудаковатой тягой к неприятностям. Я очень сомневалась, что Ромео и Зак приняли бы Олли в свои ряды, если бы действительно считали его глупым наследником. К тому же это было бы совершенно не похоже на его характер в детстве. Он был озорным, да. Конечно, он был полон бесконечных шалостей. Но он никогда, никогда не был глупым. Я отнесла это к еще одной вещи, которую Оливер скрывал от меня, рядом с ссорой, которая привела к аварии. Реально, я знала, что доктор Коэн приказал ему не рассказывать мне о том, что меня расстраивает. И все же... Я не могла не ненавидеть себя за то, что потеряла память. Без амнезии все это не было бы проблемой. — Я буду дома не раньше чем через пару часов. Будь молодцом, Обнимашка. — Оливер повернулся к двери. Он остановился, повернулся ко мне спиной и подошел, одарив меня еще одним поцелуем, на этот раз зацепив раковину моего уха. — Держись подальше от южного крыла. Последние пару дней он следил за мной, как ястреб, следя за тем, чтобы я не приближалась к нему слишком близко. — М-м-м-м... — Я обожаю тебя, — прошептал он. — Я люблю тебя. Я повернулась, чтобы улыбнуться ему. Он не улыбнулся в ответ. Он выглядел серьезным. Грустным. Потерянным. Опустошенным? Но почему? Разве не хорошо, что я его любила? Это было единственное, что я хорошо помнила. Не наши отношения, а острое чувство принадлежности, где бы он ни находился. Я ненавидела то, что амнезия изменила динамику наших отношений. Очевидно, он все еще любил меня, но чувствовал себя неловко, показывая это. С большей уверенностью, чем у меня было, я схватила его за руку, нацепив свою лучшую ободряющую ухмылку. — Я мало что помню, но почему-то знаю, что никто и никогда не смотрел на меня так, как ты. Он вздрогнул. 31 Оливер GUAC 'N ROLL: Счастливой зимы! Доставайте свои пуховики и отправляйтесь в Guac 'N Roll. Напишите в ответ «БРР-РИТТО» и получите БЕСПЛАТНЫЙ буррито! Только первые 1000 ответов. Даллас Коста: БРР-РИТТО. Олли фБ: Прости? Олли фБ: Две секунды? Олли фБ: В последний раз, когда я писал тебе, ты оставила меня в НЕПРОЧИТАННЫХ на неделю. А на это ты отвечаешь в течение двух секунд? Даллас Коста: Это бесплатный буррито! Олли фБ: И ты миллиардер. Даллас Коста: Подожди. Оливер? Ты даже не любишь сетевую еду. Ты назвал ее позором кулинарного искусства. Даллас Коста: Во-первых, фастфуд не считается. Это терапия для души. Даллас Коста: Во-вторых, ты завел новый номер только для того, чтобы донимать меня? Олли фБ: Мне бы это не понадобилось, если бы я мог рассчитывать на то, что ты будешь своевременно отвечать на мои сообщения. Даллас Коста: Если речь идет о том, чтобы посидеть с твоей притворной невестой, я буду там через час. Няня Луки попала в аварию. Олли фБ: Забери ребенка. Даллас Коста: Брайар не собирается причинять себе вред без присмотра взрослых в течение шестидесяти минут. Олли фБ: Я не об этом беспокоюсь. 32 Брайар Даллас должна была приехать, чтобы посидеть со мной в любой момент. Таким образом, у меня оставалось несколько минут на то, чтобы побыть одной. Персонал дома бродил вокруг, выполняя свои обязанности и не обращая на меня никакого внимания. Их было немного, и на втором этаже их не было совсем. Джекпот. Как только «Мазерати» Оливера (сколько, черт возьми, у нас машин?) выехал из гаража на 12 машин, я бросилась к окну в фойе и поднялась по изогнутой лестнице. Чувство вины захлестнуло меня, когда я добралась до запретной пристройки к дому. Оливер недвусмысленно попросил меня не заходить в южное крыло. Но он не имел права закрывать от меня целую часть нашего дома. Мы были равны. И он лгал насчет барахолки. К тому же он признался, что скрывал от меня вещи, чтобы не расстраивать меня, как в том загадочном споре, который произошел между нами перед моим несчастным случаем. Если я не возьму на себя инициативу и не докопаюсь до правды, то, возможно, никогда ее не узнаю. Трио и Гизер наступали мне на пятки, пока я пробиралась к закрытой части территории. Длинный изогнутый коридор тянулся вдаль без видимого конца, темный и промозглый, с душным воздухом заброшенного дома. Занавески с черными полосами затмевали естественный свет. Поскольку мой телефон находился в ремонтной мастерской, я полагалась на собак, чтобы ориентироваться в темноте. Мы шли целую минуту, прежде чем достигли каких-то ворот для домашних животных. Трио и Гизер остановились у моих ног и посмотрели на меня сверху вниз. — Вы никогда раньше здесь не были, да? — Я отперла замок и распахнула ворота. — Лучше бы мой жених не прятал здесь экзотических животных, ставших предметом торговли. Собаки подождали, пока я войду внутрь, и последовали моему примеру. С Гизером на его скейтборде, прижавшимся к нему животом, мы шли не спеша. — Не волнуйся, дружище. — Я потянулась вниз, чтобы погладить его по голове. — Мамочка не оставит тебя. Я выпрямилась и с удивлением обнаружила, что вокруг разбросаны груды случайных безделушек. Возможно, я просчиталась. Возможно, у моего жениха действительно проблемы с накопительством. Прищурив глаза, я пыталась разглядеть предметы. Некоторые все еще оставались в коробках, красиво завернутые, с атласными бантами, обнимающими толстый цветной картон. Я взяла Трио на руки и почесала ему за ухом. — Может, у папочки действительно проблема с накопительством. Мы продолжили идти по коридору, стараясь избегать коробок, которые стояли по обеим сторонам. В конце концов, Гизер постоянно натыкался на них, и я поменяла его с братом местами, засунув его скейтборд под мышку, пока держала его. Коридор, казалось, продолжался целую вечность, прежде чем мы достигли вершины крыла, состоящего из круглой семейной комнаты и других помещений. Я растерянно моргнула. Все выглядело опрятным и очень обжитым. На экране назойливого стодюймового телевизора, установленного на стене, шел турнир по гребле. Я провела инвентаризацию в тускло освещенной комнате. На журнальном столике стояла недопитая газировка со льдом. Стопка школьных учебников рядом с ним. Рядом с ним и почти готовый пазл из 5000 деталей. Из одной из комнат доносился треск радиоприемника. Комментаторы спортивной передачи описывали соревнования по скачкам под рев ликующей толпы. Трио склонил голову набок и жалобно заскулил, передавая мне свое плохое самочувствие. — Все в порядке. Ты можешь остаться здесь. А я пойду поищу. Здесь кто-то жил. И я понятия не имела, кто это был. И почему. Я усадила Гизера на его скейтборд, и мое сердце бешено заколотилось в груди. Он подкатил к дивану и рухнул на ковер напротив него. Радио доносилось из самой дальней комнаты, но я решила сначала попробовать открыть ближайшую дверь. Я постучала, отчаянно пытаясь услышать ответ сквозь оглушительный пульс. С той стороны меня встретила тишина. Распахнув дверь, я обнаружила ультрасовременный домашний спортзал. Пусто. Передо мной тянулись ряды тренажеров. Скамья для жима лежа, машина Смита, обширная стойка для гантелей, а также параллельные брусья, процедурный стол и палки для передвижения. Оборудование для физиотерапии. Здесь кто-то лечился? В этом был смысл. Это место было достаточно уединенным, с участком озера вдали от любопытных глаз соседей. Я уставилась в окно на открывающийся вид. К озеру примыкала небольшая лодочная станция. Во время первого осмотра этого места я заметила внутри лодки. Гребля, как называл их Себастьян. Он был одержим этим видом спорта. Но это оборудование не могло принадлежать ему. Он не прятался от мира. Напротив, он украшал его своей ослепительной красотой и обаянием. Еще более растерянная, чем прежде, я вышла из комнаты и постучала во вторую дверь. И снова никакого ответа. Я открыла ее. На этот раз меня встретила полностью оборудованная кухня. Здесь были микроволновая печь, две духовки и плита. В углу стеклянные дверцы закрывали промышленный холодильник, открывая мне прямой вид на полки внутри. Разноцветные фрукты, овощи, мясо и сыры. — Господи, Олли. Если ты действительно прячешь здесь животных, ставших жертвами торговли... Я попятилась назад. Спиной я ударилась о что-то твердое и высокое. Я задыхалась, крутясь вокруг себя, чтобы найти декоративное растение. — Черт побери! Я покачала головой и направилась к третьей двери. Я постучала. Ответа не последовало, но на этот раз я готова была поклясться, что услышала внутри какое-то шарканье. Скрежет мебели. Мои руки стали липкими. Я снова постучала. — Эй? Кто-нибудь есть? Стук, стук, стук, стук, стук моего сердца. С трудом сглотнув, я повернула дверную ручку и толкнула дверь, всего на пару дюймов. Почти полная темнота окутала комнату. Обе шторы задернуты на окне, оставляя по краям слабые лучи света. Я смогла разглядеть кое-какую мебель. Кровать с балдахином, комод, множество трофеев и сертификатов, выставленных на полках. Сердце защемило в горле. Я едва могла дышать. Я просунула голову между дверью и ее рамой и впервые увидела его. Себастьян. Самый красивый мальчик на свете. Он сидел спиной ко мне, его силуэт поражал воображение. Его треугольный торс, покрытый мускулами, был сгорблен. Его кудри - все еще медового оттенка, как я могла судить даже в темноте, - струились вокруг ушей и на затылке, как у скульптуры «Лаокоон и его сыновья». — Себ? — прошептала я. Я не могла поверить, что ни разу не спросила о нем с тех пор, как очнулась после беседы. До ужина я полагала, что он просто гуляет, покоряя мир одной очаровательной ухмылкой за другой. Он всегда был любимым сыном. Спортсменом. Хитрым братом. Амбициозным графом. Оливер шутил, что Себ должен был быть первым. Его родителям это понравилось бы. Но я не была так уверена. Фон Бисмарки осыпали любовью обоих своих детей. Если они и отдавали предпочтение Себастьяну, то никогда этого не показывали. Себ не ответил. Если бы не легкое движение его спины при каждом вздохе, я бы подумала, что он статуя. — Себастьян, это я. Брай... — Я знаю, кто ты, — оборвал он меня, его голос был отстраненным и чужим. Жестокий. — Ты не имела права врываться сюда. Я прижалась к двери, растерявшись. Он на меня обиделся? Я сделала что-то не так до того, как потеряла память? — Мы... Я что-нибудь тебе сделала? — Нет. Все в порядке. А теперь убирайся к чертовой матери. — Но... почему? — Я хочу побыть один. Это прозвучало как настоящий рык, и если бы я не знала ничего лучше, если бы не узнала эти выразительные ангельские локоны, по краям горящие красным, как ореол, когда на них падает солнечный свет, я бы приняла этого холодного человека за незнакомца. — Себастьян, это глупо. Если что-то случилось, просто скажи мне. Мы же взрослые люди. Я… — Ради всего святого, уходи, — прорычал он, поднимаясь со своего места и вставая во весь свой устрашающий рост. Он сжал кулаки у боков. Я вздрогнула. Все внутри меня сильно сжалось, но я не двинулась с места. Ему явно было больно. Я не знала, почему. Но одно было совершенно ясно: ничто не заставляет чувствовать себя так одиноко, как осознание того, что тебе больно, и никто не придет тебе на помощь. Самые тяжелые битвы ведутся в тишине, когда никто не видит шрамов. Я рысью вошла внутрь, приглашая Трио и Гизера рукой. Я даже не заметила, что они последовали за мной. Конечно, Себ не стал бы жестоко обращаться с собаками. — Нет. — Я закрыла за нами дверь. — Мы здесь, чтобы составить тебе компанию. Из его горла вырвалось пренебрежительное фырканье. — Мы? Он подошел к окну и рывком распахнул шторы. Яркие солнечные лучи разом залили комнату. Я вздрогнула, прикрывая глаза. Когда я опустила руку, он все еще стоял ко мне спиной. — Теперь ты королева, Брайар Роуз? — Просто Брайар, — ответила я, удивляясь, как он еще не знает этого. — И со мной здесь Гизер и Трио. Это заставило его на мгновение замереть. Я знала, что он хотел повернуться и посмотреть на них, но не сделал этого. Вместо этого он сцепил руки за спиной и уставился в окно, из которого открывался вид на огромное поле. Никто не мог увидеть его с этого ракурса. Слишком много колонн, углов крыш и шпилей, закрывающих эти окна. Почему-то я знала, что он выбрал эту комнату для себя именно по этой причине. — К тебе уже вернулась память? — Похоже, его это не волновало. — Нет. — Я зарыла обиду, прочистив горло. — Ну, пока нет. Я все время вспоминаю что-то новое. Он ничего не ответил, но и не остановил меня. Я восприняла это как победу и шагнула вглубь комнаты. Здесь было душно. Пыльно, воняло кислым мужским потом и агонией. — Я помню все наши совместные лета, — отметила я. — И предыдущие дни. — Его загадочные слова закончились легким вздрагиванием, когда он услышал, что я приближаюсь к нему. — Мне не нужны эти воспоминания. В них был не настоящий я. Я подошла ближе. — Не делай больше ни шагу, Брайар. Я не буду отвечать за то, что произойдет дальше. Он хотел напугать меня. Угрожать мне, чтобы я отступила. — Что случилось? — Я сделала паузу, смягчая голос. — Почему ты так злишься? — Почему ты такая любопытная? — Естественное любопытство в сочетании с потребностью в подтверждении, — честно ответила я. — Не могу представить тебя таким злым. Не обращая внимания на его предупреждение, я подошла ближе. Возможно, это было неправильным поступком - не дать ему пространства, в котором он нуждался. Но что-то подсказывало мне, что он был один очень долгое время. Дольше, чем недели и месяцы. Годы. Что он жаждал человеческого прикосновения больше, чем следующего вздоха. Говорят, одиночество - это не одиночество. Это ощущение, что тебя не замечают. Себастьян терпел и то, и другое, и это превратило его в тень прежнего себя. — Ты всегда был таким радостным. — Я сморгнула соленую жидкость, удивляясь, как это я начала плакать. — Таким ярким. Таким красивым... Он мрачно усмехнулся. Вся его спина заурчала от этого. Я оказалась всего в нескольких футах от него. Его затрудненное дыхание раздавалось между нами. На его шее блестели мелкие бисеринки пота. Моя близость заставляла его нервничать. А значит, и нас обоих. — Достаточно сказать, что я больше не являюсь ни тем, ни другим. — Он провел пальцем по подоконнику, собрав гору пыли. Как я поняла, домработницы никогда не заходили сюда и не убирали. — Я не тот ребенок, которого ты помнишь, Брайар. Я чудовище. Изгой. Оливер поступил правильно, сказав тебе не приходить сюда. Я причиню тебе боль. — Я не боюсь. — Почему? — спросил он. Почти с удивлением. Неужели люди теперь боятся его? Неужели он совершил что-то ужасное? — Потому что я могу не знать, что произошло за последние пятнадцать лет, но я знаю твое сердце, и оно доброе. Снова тишина. Он так и не повернулся ко мне лицом. Я сложила два и два. Трио и Гизер обошли его с каждой стороны. Гизер прижал голову к его ноге, а Трио запрыгнул двумя передними лапами на подоконник, следя за тем, на что уставился Себ. Себастьян заглянул вниз и провел костяшками пальцев по голове Трио. Пушистый щенок лизнул кончики его пальцев и уставился на него с открытым обожанием. — Я больше не красивый, — сказал Себ через некоторое время. Я закрыла глаза. Из одного из них скатилась одинокая слеза. — Я заставляю детей плакать. — Дети - плаксы. Не обращай на них внимания. Они маленькие королевы драмы. Он не рассмеялся. — Мои собственные родители с трудом смотрят на мое лицо. Я неуверенно положила руку ему на плечо. Все его тело превратилось в камень. Он вздрогнул, и я почувствовала мурашки на его рубашке. Он дрожал, таял от простого прикосновения. Мне пришлось сдержать крик, который грозил вырваться из моего рта. — Брайар... — Посмотри на меня, Себастьян. — Я не могу. — Можешь. Мне хотелось обнять его сзади, прижаться к нему всем телом, укрыть его, как плащом, но я знала, что он еще не готов к этому. Себастьяну придется заново открывать жизнь с нуля, как и мне. Дыхание за дыханием. Прикосновение за прикосновением. По одной улыбке за раз. Но это будет происходить в его собственном темпе и по его собственной воле. Исцеление приходит, когда ты готов - и ни секундой раньше. Солнечный свет лизнул его кожу, обнажив извилистый длинный шрам, который тянулся от плеча до кончика пальца. Казалось, что кто-то пытался содрать с него кожу. — Никто никогда не видел меня таким. Даже мои лучшие друзья. Никто, кроме Олли, моих родителей и нескольких сиделок. — Он тяжело сглотнул. — Даже им пришлось подписать железный договор о неразглашении. — Я член семьи, — напомнила я ему. — Мы выросли вместе, Себ. Ты можешь мне доверять. Он схватился за подоконник и стиснул его до крови. Я отошла, чтобы дать ему свободу. Он так сильно дрожал, что я чуть было не попросила его не делать этого. А потом он повернулся, и вся вселенная обрушилась на меня. 33 Брайар Себастьян. Красивый, золотистый Себастьян. Он больше не был похож на себя. Его тело осталось невредимым - сильное, широкое, худощавое, мускулистое. Бронзовое, как у бога. А вот его лицо. Оно выглядело так, словно злобный зверь пытался разорвать его в клочья и почти преуспел в этом. Зазубренные раны затянулись. От правой челюсти до скулы тянулись злые красные полосы. На месте левой щеки зиял кратер. Часть верхней губы тоже была разбита, а изящный нос, который когда-то был изящным, теперь погрузился вместе с отсутствующей щекой. Вдобавок ко всему Себастьян еще и хмурился. Моей рефлекторной реакцией было упасть на колени и сблевать. Не из-за его внешности. Ну, да. Из-за его внешности. Но не потому, что она вызывала у меня отвращение. А потому, что она была отвратительна ему. Он не мог жить с собой, и эта мысль печалила меня. Я заставила свою дрожащую руку подняться и провести по глубокому хмурому изгибу его бровей. Он зашипел, инстинктивно отстраняясь, явно шокированный прикосновением. Я не отстранилась. Прошло несколько секунд, прежде чем он снова прильнул ко мне, закрыв глаза, чтобы насладиться человеческим прикосновением. Одинокая слеза скатилась из его правого глаза по щеке. Я подавила рыдание. Его рот перекосился набок в гримасе. — Я уже не так красив, да? О, нет. Я подумала, слышал ли он, как я вчера за ужином восторгалась его красотой перед девушками. Я сравнивала его с божеством. — Повязка на глазах - это очень сексуально. — Я пожала плечами, разглаживая стойкую морщинку на его лбу. — Я всегда была в команде капитана Крюка. — Крюк был злодеем. — Злодеи - это просто непонятые герои. — Да. Ну. — На его лице промелькнуло недовольство. — Меня прекрасно понимают. Вполне понятна горечь. Собаки завиляли хвостами и обступили нас, почувствовав глубину момента. — Мы столько лет живем в одном доме, и я никогда не видела тебя таким? — прошептала я. Он облизнул свою разбитую верхнюю губу. — Хм, — последовал его неопределенный ответ. — Когда это случилось? — Пятнадцать лет назад. Пятнадцать лет назад. Сейчас ему было за тридцать. Он провел половину своей жизни в этих стенах, вдали от цивилизации. Я обхватила его лицо руками. — И ты сидишь здесь целый день один? Он лишь слабо кивнул. О, Себ. У него все еще был тот же великолепный загар. Должно быть, он каждый день часами сидел у окна и смотрел на мир, который жил без него. — Так будет лучше. — Должно быть, он почувствовал мое сомнение, потому что поспешил объяснить. — Каждый раз, когда моя мать видит меня, она начинает безудержно плакать. Отца вырвало, когда он впервые увидел мое лицо после аварии. Оливер - единственный, кто может спокойно смотреть на меня, и даже он делает это, потому что у него нет выбора. Что он имел в виду? Почему у Олли не было выбора? В моем мозгу пронеслось множество вопросов, но вместе с тем и облегчение. Внутри меня поднималось чувство вины. Я не могла сдержаться, чтобы не опустить плечи от осознания того, что Оливер, должно быть, хранил этот секрет для своего брата. А не потому, что не любил или не доверял мне. — Прости, что я повторяюсь, но... что с тобой случилось, Себ? Он сжал мое запястье, убирая мои руки от своего лица. Я чувствовала, что ему было тяжело отвергать единственное человеческое прикосновение, которое он испытывал за последнее время. — Сейчас не время. Не могу поверить, что показал тебе свое лицо. Господи. — Он оторвался от меня и зашагал по просторной комнате, качая головой в недоумении. — Ты не можешь рассказать Оливеру. — Почему? Разве Оливер не был бы счастлив, что мне удалось связаться с Себом? Поговорить с ним? Они были братьями, ради всего святого. — Он разозлится из-за того, что я показал тебе свое лицо, и запишет меня на Met Gala в этом году. — Я скажу ему, что у меня ушли месяцы на то, чтобы уговорить тебя на это, — пообещала я. Себастьян покачал головой. — Он также не будет рад нашему разговору. Он будет бояться, что я все испорчу для него. Теперь, когда ты его, он никогда тебя не отпустит. — Теперь, когда я его? — Я вытерла пыль пальцем, проведя им по краю рамы кровати. — Что ты имеешь в виду? Как долго длился наш первый разрыв? — Черт. — Себ хихикнул. — Я имел в виду, что теперь, когда тебя выписали и ты оправилась от ранения. — Ты не это имел в виду. — Я посмотрела на него. Он пронзил меня своим взглядом. — Я не твой парень, Брайар. Ты не можешь заставить меня говорить. Очередная мигрень ворвалась в мой мозг. Вместе с ней пришло воспоминание. Я стояла у ворот этого самого особняка и отчаянно трясла их. Шел проливной дождь. Я была молода. Зла. Голодна. Моя одежда прилипла к телу, как пиявки. Рыдания вырывались из моего рта, когда я опускалась на колени. Грязь облепила мои голени. Я дрожала от холода, умоляя Оливера открыть ворота. Но он не открыл. Я знала, что он дома, но он не открыл. Почему он был так жесток? Так ужасно поступил со мной? Что я такого сделала? Себ нахмурился, оценивая меня. — У тебя все хорошо? Я даже не осознала, что начала хвататься за голову и задыхаться. Это было воспоминание, а не кошмар. Что-то осязаемое, случившееся в прошлом. В ноздри ударил запах мокрого металла, а холод от промокшей одежды проник глубоко в кости. — Неужели Оливер в какой-то момент выгнал меня из дома? Лицо Себа не могло принять иного выражения, кроме хмурого, но, казалось, оно разгладилось от удивления. — Что ты имеешь в виду? Я указала на дверь. — Я только что вспомнила, как я стояла за этими воротами и умоляла впустить меня. Взгляд Себастьяна потемнел. — Это история Оливера, которую он должен рассказать. — Но я... — Границы, — прервал он меня. — Уважай их, или в следующий раз я тебя не пущу. Мои глаза чуть не вылезли из глазниц. — Смело с твоей стороны полагать, что мне нужна твоя компания. — Учитывая, что Олли - мой главный интеллектуальный конкурент, и он всегда на расстоянии пука от шутки про какашки, думаю, можно с уверенностью сказать, что ты будешь часто сюда наведываться. Мне отчаянно хотелось узнать правду, но я также не хотела, чтобы этот момент был посвящен мне, когда Себастьян, казалось, переживал свой собственный прорыв. Пришлось повременить с откровением. — Итак... — Я запрыгнула на его комод, заставляя его - и себя - смотреть на его лицо. Чтобы привыкнуть к нему. — Чем ты занимаешься здесь целый день? — Тренируюсь. Готовлю. Гребу. — Он пожал плечами, глядя на все, кроме меня. — Я учусь дистанционно по любой онлайн-программе, которая меня устроит. Сейчас у меня четвертая степень. — Ни хрена себе. Что ты изучаешь? — Управление бизнесом в Кембридже и Северо-Западном университете, психологию в Университете Джона Хопкинса, а сейчас - кибербезопасность в Технологическом институте Джорджии. — Ты всегда был таким умным. — Ум ни хрена не значит, если ты не знаешь, как его использовать. — И Оливер - твой единственный спутник? Себастьян почесал левую щеку, или то, что от нее осталось. — В основном. Хотя бывают дни, когда мы не видимся. Вопреки общему мнению, он работает. И довольно тяжело. В другие дни у меня нет настроения общаться. Мы видимся примерно один-два раза в неделю. Себастьян, по сути, был отшельником. Когда-то этот человек был самым востребованным подростком во всем западном мире. Он встречался с настоящими принцессами. Он был юным олимпийским гребцом. Он даже выступал на TED. — Что люди говорят о твоем исчезновении? — Я вспомнила бредовую историю о путешествии с рюкзаком, но, конечно, никто на нее не купился. — Наверное, задают вопросы. — Они думают, что я уехал жить в Индию. Медитировать после психического срыва. — Горькая усмешка раздалась в его груди. — Очень эффективная ложь. И правдоподобная. Подумай об этом. После долгих лет, проведенных в качестве спортсмена и одаренного студента, я решил, что хочу вырваться из крысиных бегов. И я сбежал в рай. На пляж Радханагар. — Но ты самый конкурентоспособный человек в мире. — Никто не знает этого, кроме семьи. — Он пожал плечами. — Мне не нужно работать или доказывать кому-то свою состоятельность. Время от времени кто-нибудь говорит, что заметил меня в каком-нибудь отдаленном ашраме. Это придает мне дополнительную привлекательность. — А твои родители? — Знают, что я здесь. Но слишком напуганы, чтобы смотреть на меня. — Этого не может быть, — запротестовала я. — Они обожают тебя. — Они иногда навещают меня, и мы разговариваем через дверь, — мягко признался он. — Я не позволяю им видеть меня. Это приводит их в смятение. — И твой отец тоже? — Особенно Феликс. — Он поморщился. — Старик находится в глубокой депрессии. Теперь все стало понятно. Почему Оливер взял на себя управление. Почему он тайно взвалил на свои плечи всю семью фон Бисмарков. Себ пошевелил челюстью взад-вперед. — Отец так и не смог полностью оправиться от моего несчастного случая, хотя его там и не было. Думаю, его довел до предела тот факт, что я был уничтожен. Запятнан. Не подлежу восстановлению. — Он жестом указал на свое лицо. — Нетрудно увидеть себя их глазами. Сломанный. Испачканный. Ничего хорошего. — Не может быть, чтобы они видели тебя именно так. — Во мне вспыхнул гнев. — Они не могут... Остаток фразы застыл у меня в горле, как только я услышала женский голос, окликнувший меня с балкона снаружи. — Брайар? Йо-хо-хо. Это твоя лучшая подруга во всем мире. Где ты? Мы с Себастьяном обменялись встревоженными взглядами. Себ схватил меня за руки и повел обратно из своей комнаты. — Ты должна уйти прямо сейчас. Она не может прийти сюда. Я попятилась назад. — Но мы еще не закончили разговор. Собаки последовали за мной на улицу, Гизер со своим скейтбордом. — Говори за себя. Я уже тридцать минут как закончил этот разговор. — Я здесь всего пятнадцать минут. — Правильно. — Себастьян начал закрывать дверь перед моим носом. — Делай выводы сама. Я просунула ногу между дверью и рамой за секунду до того, как он захлопнул ее. — Подожди. — Что? — Я приду потусоваться с тобой завтра. Мы вместе разгадаем эту головоломку. — Я жестом указала на его семейную комнату. — Мой врач говорит, что головоломки полезны для моего мозга. — Мне не нужна компания. — Он скрежетнул зубами. Это были прекрасные зубы. Большие, белые и ровные. — А мне нужна, — прощебетала я, не желая сдаваться. — Я отчаянно нуждаюсь в этом. Голос Даллас зазвучал громче, она начала поиски внутри дома. Себ сузил глаза. — Нет. — Да. — Брайар? Ты наверху? — Даллас пела на заднем плане, ее голос был тревожно близок. Я расправила плечи, отказываясь сдвинуться с места. Себастьян поднял бровь, выражая явный вызов. — Отлично. — Его зубы лязгнули, когда он сцепил челюсти, двигая ими из стороны в сторону. — Приходи завтра. — Спасибо. — Я потянулась и поцеловала его в правую щеку. — Нам будет весело. — Очень сомневаюсь. — Да, мы будем веселиться, — крикнула я, уже бежавшая по коридору с собаками. — Приведи собак, — пробормотал он. И тут же мое сердце распахнулось, и внутрь хлынул солнечный свет. 34 Оливер Ромео Коста: Итак. Ужин прошел хорошо. Зак Сан: Если под словом «хорошо» ты подразумеваешь дно, то да. Супер хорошо. Теперь осталось, чтобы Даллас выполнила свою часть работы. Зак Сан: Полагаться на то, что Даллас что-то сделает, лишь немногим менее рискованно, чем полагаться на Никсона с ключами от набитого до отказа хранилища. Ромео Коста: Кстати о моей жене, я только что вернулся из дилерского центра McLaren. Купил Даллас машины двенадцати разных оттенков, чтобы они всегда подходили к ее нарядам. Зак Сан: Вчера сделал то же самое для Фэрроу, но с Pagani. Ромео Коста: Это не конкурс по измерению члена, Зак. Олли фБ: Очевидно. Вы знаете, что я выиграю. Никакого конкурса. Олли фБ: Так зачем ты нам это рассказываешь? Ромео Коста: Рад, что ты спросил. Потому что в автосалоне я подслушал разговор двух джентльменов, которые клялись и божились, что ты - член совета Grand Regent. Зак Сан: Не хочешь прокомментировать это? Олли фБ: Мой отец иногда посылает меня напомнить своим сотрудникам, что все может стать намного, намного хуже, если я возьмусь за дело. Ромео Коста: Видишь ли, я думал об этом. Но тот же джентльмен настаивал на том, что ты последователен, уравновешен и потрясающе хорош в своем деле. Олли фБ: Ты уверен, что это был дилерский центр McLaren, а не реабилитационный центр? Дневные запои не так уж и распространены. Зак Сан: Ты скрываешь от нас тот факт, что ты умный, Оливер? Олли фБ: Отрицательно. Олли фБ: Я имею в виду... Нагатури. Зак Сан: Я всегда подозревал, что ты умный. Ромео Коста: Твоя история о возвращении с летних каникул с частичной лоботомией, которая снизила твой IQ, никогда не имела смысла. Зак Сан: У тебя солидный инвестиционный портфель. Ромео Коста: И ты говоришь на четырех языках. Зак Сан: И ты пилот с сертификатом ATP. Ромео Коста: И ты не был настолько глуп, чтобы лечь в постель с головной болью, известной как моя невестка. Зак Сан: Без обид, Ром, но Даллас - это не прогулка по парку. Олли фБ: Скорее, пробежка по Парку Юрского периода. Ромео Коста: Осторожнее. Ты, кажется, очень привязан к этим яйцам. Я бы не хотел сделать из них автомобильный брелок для Даллас, чтобы повесить на одно из ее новых зеркал заднего вида. Олли фБ: Она скорее попробует пожарить их с карамелизованным луком и инжиром. Зак Сан: Почему ты не сказал нам, что у тебя есть работа, Оливер? Олли фБ: Это не работа. Моя семья не может меня уволить. Ромео Коста: Что еще ты от нас скрываешь? Олли фБ: Только эти три тела. Олли фБ: И не спрашивайте меня, где я был во времена убийцы Зодиака. Ромео Коста: Кстати, Даллас действительно прибыла к тебе домой. Олли фБ: Я в курсе. Ромео Коста: Она очень весело проводит время с Брайар. Олли фБ: Если Даллас ее испортит, я подам на тебя в суд за эмоциональный ущерб. Зак Сан: Осторожнее, иначе мы придем к выводу, что ты действительно хочешь жениться на этой женщине. Ромео Коста: Это будет холодный день в аду, когда Оливер фон Бисмарк пойдет к алтарю, которому не место в Walgreens, чтобы купить еще немного смазки. 35 Брайар Я слишком рано заговорила. На самом деле Оливер не решил перестать следить за мной. Если, конечно, не считать пять звонков за тридцать минут адекватным личным пространством. Зазвонил изящный беспроводной телефон в доме Коста. На зеленом экране высветилось имя Оливера. Пусть будет шесть. Я нажала на кнопку ответа, прервав его прежде, чем он успел сказать: — Ты уверен, что она моя подруга? Его глубокая усмешка заполнила другую линию. — А почему бы и нет? — Может быть, дюжина или около того красных флажков. — Даллас? Красных флажков? Она совершенно нормальная. — Нормальная? — Я носила Луку в BabyBjorn, одной рукой поглаживая густую гриву темных волос на его голове, а другой поднося телефон к уху. — Она принесла в дом книгу в мягкой обложке. — Она грамотная. Некоторые назвали бы это прекрасным качеством. — А потом она достала свой Kindle. — Возможно, ей надоела мягкая обложка. — Нет. Она проголодалась. — Только не говори мне, что она съела Kindle? — Она использовала его как закладку. Для своей книги в мягкой обложке. Представьте себе мой шок, когда женщина раскрыла специальное издание, засунула Kindle между страницами и захлопнула книгу, бросив ее на журнальный столик. Оливер ответил на звонок, и через звонок послышался стук клавиатуры. — У людей есть причуды. Это нормально. Я прошлась по гостиной Даллас и Ромео, наслаждаясь сменой обстановки по сравнению с нашим особняком. — Потом мы поехали в «Тако Белл». — Фастфуд - это тоже нормально. — Клавиши приостановили свой стук. — А тебе можно есть во время восстановления? — Это неважно, доктор Коэн. — Я повернула голову, проверяя, не вошла ли в дом женщина, о которой шла речь. — Даллас использовала отделение для солнцезащитных очков в машине как подставку для тако в перерывах между светофорами. — Ладно, это просто гениально. Нельзя держать тако и вести машину. Это небезопасно. — Олли продолжал печатать. — Где она вообще? Она оставила тебя без присмотра? — Я не ребенок. Мне не нужна забота. Она оставила бумажник в машине и пошла за ним. — Я подождала немного. — Спроси меня, почему? — Лучше не надо. — Она покупает вещи по телевизору, Ол. — Я вскинула свободную руку, вызвав улыбку Луки, когда мы покачивались вместе. — Она единственный человек, которого я когда-либо встречала, который покупает вещи по рекламе. — О котором ты знаешь. — Дело в том, что я провела с ней двадцать минут за просмотром QVC, и Ромео вот-вот станет гордым обладателем бритвы для ног, страусиной подушки для путешествий и наволочки для Николаса Кейджа. — Она твоя лучшая подруга, — настаивал Олли. — Она и Фэрроу. Я вздохнула. Честно говоря, я не сомневалась в этом. Не совсем. Да, Даллас могла быть... многословной. Но я сразу поняла, что у нее золотое сердце. И вообще, мне нравились ее причуды. Мне хотелось каждую секунду общаться с ней в твиттере, чтобы поделиться с миром ее потрясающей красотой. Никто бы в это не поверил, но все же. К тому же было логично, что я подружилась с супругами лучших друзей Оливера. Я тянула время. Заполняла наш разговор чем попало, чтобы не нарушить обещание, данное Себу. Каждый раз, когда Олли звонил мне, я все ближе и ближе подходила к тому, чтобы потребовать ответа. — Если бы ты была зажимом для сосков, где бы ты спряталась? — Даллас ворвалась в гостиную, с руками, полными приспособлений для кормления. — Спроси друга. Меня. Я и есть друг. — Мне пора. Даллас вернулась. Всегда тебя люблю. — Я положила трубку и указала на что-то бежевое и силиконовое, зажатое между роскошными диванными подушками. — Вон там? Даллас откинулась на спинку дивана, оставаясь на кухонной стороне ее открытой планировки. — Это опять Олли? — Ага. — Только не говори мне, что он злится, что я тебя вытащила. — Она подхватила силикон, опознала его как слюнявчик и бросила свою добычу на кухонный остров. — Не дай бог я повредила хоть один волосок на голове его драгоценной жены. — Невесты, — поправила я, хотя при слове „жена“ у меня в животе сверкнула молния. — Ты станешь миссис Оливер фон Бисмарк. Десятилетняя Брайар Роуз заплакала бы жирными, счастливыми слезами. Тридцатитрехлетняя Брайар хотела поскорее перенестись на свадьбу, чтобы попрыгать на его костях. Он ни за что не отказал бы мне в брачную ночь, будь то воспоминания или их отсутствие. Я никогда не знала, чтобы Олли был таким сдержанным. Даллас приостановила поиски зажимов для сосков. — Тебе нужно чаще бросать ему вызов. Я нахмурилась. — А разве я так не делаю? Лучше спросить - а до аварии мне это было нужно? Я отказывалась быть ограниченной. — Неважно. По моему скромному мнению, ты никогда не должна позволять своему мужчине успокаиваться. — Ей было легко говорить. Она только что рассказала мне историю о том, как ее муж принял на себя настоящую пулю ради нее. — Бог создал человека, чтобы его игнорировали. Это буквально написано в Библии. — Это в версии короля Якова или в Новой Американской? — Что первым делом делает Ева? Съедает яблоко. Бум. — Она щелкнула пальцами. — Она проигнорировала просьбу Адама. — Это была просьба Бога. — Я прижала ее дремлющего сына к своей груди, гадая, сможет ли он во сне впитать хоть что-то из этого разговора. — И результат был довольно ужасным. Все человечество изгнано из рая. — Кто ты? Пастор? — Даллас потягивала свой фраппучино, барабаня миндальными ногтями по чашке «Старбакса». — Девушка захотела перекусить и занялась самообслуживанием. Я моргнула. Я не была уверена, что согласна с ее версией событий. Я не помнила ничего подобного из курсов по истории религии, которые посещала в Сюрваль-Монтро, но Даллас выросла в самом сердце Библейского пояса. Дал покачала головой, продолжая искать зажимы. — Суть в том, что Олли нужно напоминать, что ты - самостоятельная личность. Он не может запереть тебя в этом месте, как сказочную принцессу. Она была права. И у меня было полное намерение затронуть эту тему с Оливером, как только я верну себе память. Хотя бы одно. Подойдет любое воспоминание. Каждый раз, когда я сосредотачивалась на прошлом, головные боли возвращались с новой силой. Я начала чувствовать себя безнадежной. Хетти, личный повар Коста, вошла на кухню с двумя сумками, полными продуктов. — Я же говорила вам, ребята, что быстро вернусь. Даллас захлопала в ладоши и помчалась к Хетти. — Что ты купила? — Я купила свежих раков в «Трещащих когтях». — Хетти завязала свои фиолетовые волосы в пучок и надела фартук на татуированную шею. — Сегодня на ужин вьетнамский каджун. У меня тоже есть андуй. — Почему бы тебе не остаться на ужин? — Даллас на мгновение повернулась ко мне, прежде чем открыть духовку и заглянуть внутрь в поисках своей секс-игрушки. — Какие тебе нравятся сосиски, Брайар? — В свинье, которой они принадлежат. — Я похлопала Луку по спине, пробираясь между кухней и гостиной. — Я вегетарианка. Разве не странно, что буквально никто в моей жизни не помнил об этом? — Конечно, ты вегетарианка. Теперь я вспомнила. — Хетти смахнула с лица прядь волос, открыла коробку с хлебом и достала зажимы для сосков, передав их своему работодателю. — Бинго. Даллас убрала зажимы в карман своего платья. — Ты святая. Хетти повернулась ко мне. — Что тебе приготовить? — Перекусить? — Я почесала висок. — То есть... крекеры «Ритц» с арахисовым маслом - звучит здорово. Хетти и Даллас обменялись обеспокоенными взглядами, как будто я попросила съесть голову того самого ребенка, которого держала на руках. — Она в процессе работы, — оправдала Даллас мой, очевидно, отвратительный выбор. — Итак. Брайар. Я навела справки об амнезии и о том, как помочь тебе вернуть память. Я закусила нижнюю губу. — Правда? Я не знала, радоваться мне или нервничать. Даллас, казалось, была полна благих намерений и плохих решений. — А гугл считается? Потому что если да, то да, точно. — Дал рухнула на островной табурет, раскрыв блокнот. — Я буду задавать тебе вопросы, и это даст твоему мозгу «тренировку», так сказать. Она усмехнулась. Она была красива в стиле старого Голливуда. Объемные каштановые волосы, бледно-зеленые глаза и дизайнерское платье, которое многие сочли бы слишком формальным, чтобы надеть его на свадьбу, не говоря уже о доме. Я кивнула. — Я буду стараться изо всех сил. — Какой твой любимый цвет? — Легко. Синий. — Всегда синий. С самого детства. Я улыбнулась. — Цвет роз, которые Олли дарит мне каждый день. — Где ты училась? Я перечислила дюжину или около того школ, в которых училась по всему миру, с легкостью отвечая на ее следующие вопросы. Имена и род занятий моих родителей. Места, где я жила и отдыхала. Имена известных личностей. Некоторые шалости, в которые меня втягивал Олли. Когда мы перешли к моей взрослой жизни, я начала испытывать трудности. Дал ущипнула за хвост нахального рака и дернула, обезглавив его. — Ты помнишь что-нибудь о том, как быть координатором интимных отношений? Я продолжала маршировать с Лукой в его переноске, хмуря щеки. — Я помню колледж, кажется. В висках запульсировало. Вспышки лиц мелькали в моем мозгу, как неисправная лампочка. Я вцепилась в край столешницы, костяшки пальцев побелели. В воздухе летали болельщицы. Знаки развевались на ветру. Крики и песнопения. Зеленый цвет Бэйлора. Золото университета. Тонкая рука, протянутая к нам, и озорная ухмылка. — Хейзел, — воскликнула я, и мое сердце забилось в бешеном ритме. — Я помню свою соседку по комнате. Хейзел Локлир. — Твою соседку? — Даллас пососала голову рака. — Из школы-интерната? — Из колледжа. Бэйлор. — Это в Техасе, да? — В Уэйко. Внезапно я с уверенностью вспомнила, что осталась подругой Хейзел. Хорошими подругами. В моей памяти всплывали кусочки ее лица. Ее невероятно длинные волосы. Ее злобное чувство юмора. Ее выходки всегда напоминали мне об Оливере. И наряд, в котором она победила на конкурсе «Мисс Ламби». Она хранила его на манекене, который я расшила для нее голубыми розами. — Я помню свою соседку по комнате. — Я не смогла сдержать ухмылку. — Ее звали Хейзел. Мы до сих пор дружим. — Твоя соседка по комнате... из твоего университета в Техасе? — Да. Дал потрогала подбородок, испачкав его соусом ша-банг. — Разве сейчас не весенние каникулы? Я открыла интернет-приложение на новом телефоне, который Олли оставил для меня на консоли в фойе. В нем не было ни моих контактов, ни фотографий. В ремонтной мастерской не смогли устранить повреждения на старом. — Ага, — подтвердила я. — Здесь сказано, что сейчас весенние каникулы. — Я думаю, что в ближайшем будущем нас ждет поездка в Техас для всех девочек. — Даллас запихнула в губы две андуйские сосиски и поспешила закончить. — Хетти, заводи самолет. Я позвоню Фэр. Она захочет быть там. Олли наложил бы вето на эту идею, беспокоясь о моей безопасности, но я не хотела обращать на это внимание. Пришло время узнать, кто я такая вне рамок наших отношений. И Даллас Коста была как раз тем человеком, который мог мне в этом помочь. 36 Брайар Четыре часа спустя я стояла на территории кампуса Бэйлора, справа от меня - Фэрроу, слева - Хэтти, а позади нас - Даллас с Лукой, пристегнутым к ее груди. Он ворковал, пытаясь ухватиться за все своими пухлыми кулачками. Через площадь на нас падал солнечный свет из блестящих окон. В моем мозгу пронеслись отблески прошлого, исчезнувшие так же быстро, как и появившиеся. Лапша. Вегетарианские роллы. Листовая зелень. Я прикрыла глаза, указывая на здание. — Я обедала там в перерывах между занятиями. Я потратила все свои доллары на питание в «Панде» в первый месяц пребывания здесь. Первоначальное чувство вины за то, что я летела частным самолетом, исчезло. Я не знала, как относиться к существованию самолета - или к тому, что мы с Олли, судя по всему, владели идентичной моделью и постоянно использовали его для личных поручений по всему миру. Это казалось чрезмерным и нерациональным. Особенно если учесть, что Даллас сделала остановку в Новом Орлеане, чтобы отведать жареного цыпленка в «Дуки Чейз». (Она заверила меня, что если я еще и заеду в Cafe Du Monde за биньями, то поездка станет экологически чистой. Практически автопутешествие.) Даллас закружилась вокруг меня, ее шикарное платье веером развевалось у лодыжек. — Если я по чему и скучаю в колледже, так это по шведским столам. Фуд-траки. Хвостовые стоянки. Леди и Джой. Фэр фыркнула. — Ты проучилась в колледже около недели, а потом бросила. Фургоны с едой. Вечеринки в багажнике машины. — К лучшему. — Даллас вздохнула. — Мои профессора хотели, чтобы я ушла оттуда больше, чем я сама. Час «Доктора Пеппера». Дремота в подвале The Sub. Я пыталась обратить на них внимание, но боль, пронзившая мой череп, швырнула меня лицом в мусорный бак. Меня вырвало от ранее съеденных бинье и кафе. Назойливая пятерка на экзамене по стратегическому менеджменту. Беспокойство, сопровождавшее ее, а затем горько-сладкое осознание того, что родители больше не присутствуют в моей жизни и не заботятся о ней. Фэрроу собрала мои волосы в хвост и заправила их за рубашку. — Может, это была не такая уж хорошая идея. — Нам пора уходить. — Даллас переминалась с ноги на ногу, потирая мне спину. — Мне так жаль, Брайар. Я иногда слишком волнуюсь и делаю все не обдумав. Я приняла от Хетти влажную салфетку и, проведя ею по губам, покачала головой. — Нет. Я хочу остаться. Мне это необходимо. Даллас и Фэрроу обменялись напряженными взглядами, но спорить со мной не стали. Мы впятером пробирались мимо полчищ одеял для пикников, растянутых на травяном поле, которое заканчивалось колоссальным фонтаном. Струи воды взлетали в воздух на тридцать футов, когда мы пробирались мимо. Я подошла к плоскому зданию из красного кирпича и провела кончиками пальцев по выбитой на цементе табличке. — Раньше я здесь училась. Библиотека Муди. Сзади есть сад с коробками. Я готовилась к экзаменам, растянувшись на животе рядом со статуей медведя. Девушки последовали за мной, когда я почти бегом направилась в Пенланд, где я жила на первом курсе. — О, Боже! — Я закрыла рот рукой, разрываясь между смехом и плачем. — Я все это помню. По крайней мере, я помнила все о колледже. Это означало, что я также помнила, что во время учебы в колледже я точно не была с Олли. Мы даже не поддерживали связь. Шквал вопросов обрушился на мой мозг. Почему мы расстались? Как долго длилось наше расставание? Поэтому ли я выбрала Бэйлор, а не Гарвард? Я могла бы спросить у девочек. Конечно, как мои лучшие подруги, они знали. Но моя гордость - и тот грызущий жар на щеках, который я отказывалась называть смущением, - не позволяли мне затронуть эту тему. К тому же доктор Коэн предупредил меня, что любая шокирующая новость может вызвать острую реакцию. Мы пролетели полстраны. Лучше перестраховаться. Фэрроу переплела свои пальцы с моими и Хетти и бодрым шагом повела нас по дорожке, устланной травой. — Общежития, кажется, в той стороне. Я скачала карту в самолете. — Не нужно. — Я чуть не завизжала. — Я тоже это помню. Впервые с момента пробуждения в больнице все выглядело знакомым. Здание. Сады. Воздух. Все казалось реальным. Ну, может быть, не все. И уж точно не незнакомец, который выкрикивал мое имя, преследуя нас. — Брайар? Брайар Ауэр? — Он водрузил очки на нос и побежал к нам. Его выбеленные солнцем волосы развевались на ветру во всем своем белокуром великолепии. — Это ты? — Мы знакомы? — Я подтолкнула Фэр локтем. — А я его знаю? Она пожала плечами. — Я новый член «Дороги Темного Принца». Я не знаю. Я наклонила голову, пытаясь определить, кем он был, но не смогла. Он казался примерно моего возраста, может быть, достаточно молодым, чтобы быть очень сексуальным профессором или, возможно, помощником преподавателя. За то время, что мне потребовалось, чтобы придумать ответ, он успел сократить расстояние между нами, положив кулак на каждое колено, чтобы перевести дух. Я вежливо улыбнулась ему. Он ткнул пальцем мне в лицо. — Ты - та самая сука. Моя улыбка исчезла. Фэрроу придвинула меня к себе, откинула плечи назад и скрестила руки. — Скажи это еще раз. Инстинктивно я обогнула Фэр. На моем лице появилась дикая улыбка. — Если ты считаешь меня сукой, то я уверена, что ты это заслужил. Ого. Я это сказала? — Заслужил?! — Он вскинул обе руки вверх. — Моя невеста бросила меня из-за тебя. Я на девятом году обучения в докторантуре, потому что мне пришлось взять несколько промежуточных лет, чтобы заработать на обучение, после того как она забрала с собой все свои сбережения. Ее сбережения? Теперь я была уверена, что он это заслужил. Фэр двинулась к нему, готовая высказать ему все, что думает, и я любила ее за это. Я положила руку на ее предплечье и повела ее за собой. Я смогу с ним справиться. Почему-то я знала, что смогу. Я часто стояла за себя. Я проверила свои несуществующие часы, постукивая ногой по тротуару. — Мы знакомы? — Да. Мы познакомились на Raya ( прим . Приложение для знакомств) в прошлом году. В Западном Голливуде. Это выбило меня из колеи. — Я была на Raya в прошлом году? — Я покосилась в сторону девушек, изогнув бровь, как бы говоря: «Какого хрена?» — Почему я была на Raya в прошлом году? Даллас нахмурилась, закрывая уши своему малышу. — Ты встречалась с этим придурком? — Дело не в этом. — Его плечи тряслись, ярость едва сдерживалась. — Не прикидывайся дурочкой. Я зевнула. — Должно быть, не запоминается. — Ты не горячая штучка. Я только свайпнул тебя, потому что ты назвала Бейлор своей мамой. И знаешь, как ты мне отплатила? — Я бы хотела знать. И раз уж ты об этом заговорил, может, ты знаешь, почему я была в приложении для знакомств по завышенной цене, почему мы встретились в Западном Голливуде и куда, черт возьми, вписывается мой жених? — Я отправил тебе сообщение в Инсте, а ты создала групповой чат с моей невестой, где выкладывала фотографии своих коллег, говорила ей, что они придумали лучшие пикаперские фразы, чем я, и помогла ей назначить свидание вслепую с одним из них. Фэр присвистнула. — Эпично. — Ты такая классная. — Даллас вздохнула, обнимая меня за плечи. — Если бы я не была так травмирована разрывом третьей степени во влагалище от Луки, я бы забеременела, только услышав это. Хетти захлопала. — У тебя большие яйца. На самом деле, так оно и было. Я вдруг вспомнила, что у меня появились яйца после того, как я бросила родителей. Все детство я вела себя осторожно, делая все возможное, чтобы не смущать Джейсона и Филомену Ауэр. Но в колледже у меня вырос позвоночник. Я поклялась больше никому не позволять наступать на меня. Мы с Хейзел спускались по этим ступенькам так, будто нам принадлежал каждый дюйм кампуса. Парни охали над нами повсюду, куда бы мы ни пошли, передавая нам свои номера на футбольных матчах, лекциях и вечеринках. Мы прыгали с вечеринки на вечеринку, где Хейзел учила меня раскрепощаться и наслаждаться жизнью. И все это время я ни разу не разговаривала с Оливером фон Бисмарком. Фэрроу откинула волосы на плечо, умудряясь смотреть на него снизу вверх, несмотря на разницу в росте в три дюйма. — Почему ты все еще здесь? С этими словами она обхватила меня за локоть и повела нас четверых прочь от моего зияющего свидания Raya. Хетти достала карту на своем телефоне. — Ты помнишь, в каком общежитии ты остановилась? — Пенланд Холл. — Я указала вниз по тропинке, мимо теннисных кортов. — Это здесь. Остаток пути мы шли, как человеческая цепь, сцепившись локтями. Столкновение со своим прошлым в одиночку пугало меня, но я была благословлена тем, что делаю это с такими хорошими друзьями. — Думаю, это все, что мы можем пройти, прежде чем они нас выгонят. — Фэрроу остановилась перед низкими ступеньками, ведущими к главной двери. — У нас нет карточек-ключей. — Карточки? — Брови Даллас сошлись вместе, по ним потекли капли возмущения. — У нас есть шарм. Нам не нужны карточки. Конечно, после флирта у стойки регистрации мы направились в мою старую комнату в общежитии. Мое сердце заколотилось, готовое выскочить из груди. Свадьбы в часовне Миллера. Попытки и неудачи в плавании на байдарке на пристани. Боулинг в студенческом центре. Воспоминания нахлынули на меня с пугающей скоростью. Я не сводила глаз со скрипучих полов, решив побороть головную боль. Мы свернули в коридор и направились к моей старой комнате. Я наткнулась на спину Фэр. Даллас испустила вздох. Фэрроу рыкнула. Хетти окнула. — Что он здесь делает? — раздраженно прошипела Фэр. Я подняла голову. Я проследила за их взглядом и увидела мужчину, стоящего перед дверью моей старой комнаты в общежитии. Мой жених, выглядящий на пятьдесят оттенков взбешенным. 37 Оливер Ромео Коста прислал изображение. Ромео Коста: Лука в своей первой ковбойской шляпе. Зак Сан: Черт возьми, это милый ребенок, который совсем не похож на картошку с подгузником и поведением. Зак Сан: (Я делаю это правильно?) Олли фБ: Непостижимо. Ты говоришь как совершенно настоящий человек. Это новое обновление ChatGPT, которое ты тестируешь? Зак Сан: Да. Олли фБ: Оно не работает. Ромео Коста: Согласен. Прямиком в мусорную корзину. Олли фБ: @РомеоКоста, я не знал, что вы, ребята, в Техасе. Ромео Коста: Это не так. Даллас и Фэрроу взяли Брайар, чтобы проверить ее старый колледж. Олли фБ: ??? Ромео Коста: Они хотят проверить, не вызовет ли прогулка по Бэйлор воспоминаний. Олли фБ: Но я только что разговаривал по телефону с Брайар. Она ела биньеты. Ромео Коста: В Новом Орлеане. Олли фБ: В Новом Орлеане. Ромео Коста: Небольшая остановка перед Вако. Даллас настаивала, что не сделать этого будет пустой тратой бензина. Зак Сан: Они тебе не сказали? Олли фБ: Нет. Зак Сан: О, это неловко. Я прошу прощения за причиненные неудобства. Может ли штат Техас помочь тебе еще чем-нибудь или суд может прерваться на перерыв? Ромео Коста: OpenAI нуждается в серьезной доработке, @ЗакСан. Олли фБ: @РомеоКоста, скажи своей жене, чтобы она отвечала на мои звонки, пока я не сжег твой гребаный холодильник. Ромео Коста: Это все веселье и игры, пока ты не угрожаешь закускам Печеньки. Олли фБ: С ней моя невеста. Ромео Коста: Твоя фальшивая невеста. Зак Сан: Чувства должны быть настоящими. Ромео Коста: Это чат ИИ или ты говоришь? Зак Сан: Я, но открывашка с завязанными глазами может определить чувства. Олли носит свое сердце на рукаве. ( прим . англ. идиома - душа нараспашку). Ромео Коста: До секунды назад мы даже не знали, что у Олли есть сердце. Олли фБ: Я лечу туда, чтобы схватить Брайар, потому что вы, два ублюдка, не можете держать своих жен в узде. Ромео Коста: Похоже, у тебя та же проблема с бедной женщиной, которая считает, что помолвлена с тобой. Олли фБ: Она в хрупком состоянии. Ромео Коста: Сегодня она боролась с Хетти в нашей гостиной. И победила. С большим перевесом. Олли фБ: Если с ней что-то случится, все в этом суде умрут. Зак Сан: В деталях кроется совершенство. Это не значит, что суд не совершает ошибок. По меньшей мере, четыре процента приговоренных к смертной казни невиновны. Ромео Коста: Сожги этот ChatGPT и начни с нуля, чувак. Олли фБ: Серьезно. Это худший собеседник, чем тот чувак из «Доктора Фила». Зак Сан: Доктор Фил. Олли фБ: Я так и сказал. Зак Сан: Нет, это его имя. Чувака из «Доктора Фила» зовут Доктор Фил. Ромео Коста: Не беспокойся. Он, наверное, думает, что все ток-шоу - это удаленная сцена из «Главной больницы». Олли фБ: Если бы. Я перестал смотреть после того, как Хелена наложила проклятие на Люка и Лору у алтаря. Она не могла подождать до свадьбы? Зак Сан: Как и ты, видимо. 38 Оливер Сердце у меня екнуло, как только Брайар появилась в поле зрения. Я вскочил на ноги и провел трясущейся рукой по волосам. С ней все в порядке. Цела и невредима. Почему, черт возьми, твое сердце вырывается из груди? — Оливер. — Даллас запрыгала на месте, хихикая, как будто у меня не было намерения задушить ее голыми руками. Единственное, что меня останавливало, - это тот факт, что ее муж-психопат стрелял ракетами из танков просто ради забавы. — Какой приятный сюрприз. Ищешь следующую подружку? Фэрроу обвела пальцем общежитие, жестикулируя студенткам, которые останавливались поглазеть. — Возрастная категория вроде бы подходящая. Мне было бы неприятно оказаться на главной странице TMZ как раз в тот момент, когда я завоевал коллективное уважение членов правления The Grand Regent. Они и так не были согласны с моим односторонним решением осушить гигантский пруд, который они считали центром нашего поля для гольфа. Однако мне пришлось это сделать из-за того, что моя невеста едва не потеряла в нем жизнь. Фальшивая невеста, ты бредовый имбецил. — О, я всего на год младше Олли, — невинно сказала Брайар, пропустив мимо ушей шутку Фэрроу, которую я не оценил. Даллас сунула соску в рот Луке, подняв на меня бровь. — Ты решил присоединиться к нам? — Что выдало меня? — Я сверкнул ей злобной улыбкой. — То, что ты похитила мою невесту? — Похитила - это слишком сильно сказано. — Даллас закатила глаза, остановившись передо мной. — Я предпочитаю «увезли в спонтанный отпуск». — Тогда я предпочитаю термин «страстные объятия». — Вместо чего? — Вместо «удушья», что я и собираюсь с тобой сделать. — Мы делаем это ради нее, Оливер. — Фэрроу подвела Брайар к двери, которую я в данный момент заблокировал, все еще пытаясь прояснить ее память. — Она заслуживает того, чтобы узнать больше. Перевод: Она заслуживает того, чтобы помнить, что ты - кусок токсичного, пылающего дерьма. Я всегда знал, что Фэрроу крепче груды ржавых гвоздей и такая же приятная. Брайар провела ногтями по волосам, выдергивая пряди из бессистемного хвоста. — Уф. Я бросился к ней и придержал ее за локоть, когда она покачнулась. — Ты в порядке? — От моего взгляда Даллас, Фэрроу и Хетти могли бы сравняться с землей парковочные сооружения. — Доктор Коэн сказал, что одно плохое воспоминание может отбросить ее прогресс. — Я в порядке. — Брайар прислонилась к моему боку. — Просто... мне кажется, я кое-что вспомнила. Мое сердце упало. Чем ближе она была к правде, тем дальше мы отдалялись друг от друга. Я не ожидал, что она действительно будет со мной. Да и не хотел, чтобы она была. В конце концов, я не заслуживал ни капли ласки в своей жизни. Я просто... не был готов к тому, что она снова возненавидит меня. Брайар щелкнула пальцами. — Я помню ту драку. Вот дерьмо. Даллас бросилась к Брайар, чуть не опрокинув Луку из-за своего нетерпения. — Что ты помнишь? — С Хейзел. Я попятился, ненавидя себя за то, какое облегчение принесли мне ее слова. Она не помнит тот день. Хетти помогла Брайар выпрямиться. — Что случилось? — Я выгнала ее. Подождите. — Брайар покачала головой. — Это была не драка. Нет, нет. Ко мне пришел мальчик. Он был... — Она нахмурилась, сосредоточившись на простой деревянной двери. — Он был моим парнем. Его звали Грант. Грант заслуживал того, чтобы лежать в безымянной могиле на глубине шести футов под землей по той простой причине, что когда-то он дышал одним воздухом с Брайар. — Грант. — Глаза Даллас сверкнули, практически излучая волны чистого восторга. — Как весело. Как долго вы были вместе? Брайар схватилась за голову, ее глаза сузились, явно пытаясь осмыслить откровение. — Думаю, долго. — Ладно, хватит нести чушь, — прорычал я на Даллас, вклиниваясь в толпу женщин и кладя руку на спину своей фальшивой невесты. — Милая, пойдем домой. — Она все помнит, — запротестовала Даллас. — Ты мешаешь нам. — У нее мигрени, и я не помню, чтобы доктор Коэн упоминал о том, что нужно летать с ней по всему миру и показывать ей места, чтобы помочь ей восстановиться. Ей нужен отдых. — Я пытаюсь помочь. Я оскалил зубы, совсем одичав. — Все, к чему ты прикасаешься, становится радиоактивным. — Я хочу помнить. — Брайар отошла от меня, бросив на меня взгляд. — Да, у меня болит голова, но это жизненно важно, если я хочу вспомнить. Мне кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как я очнулась от комы, но у меня нет никакого прогресса. Ты не понимаешь, каково это - не иметь своих воспоминаний. Мои воспоминания - это я. — Ты все еще ты, Обнимашка. Смешная, умная и великолепная. — И непонятливая, и дезориентированная, и расстроенная. Почему ты не хочешь, чтобы мои воспоминания вернулись так же сильно, как и я? Это наша история любви, которую я забыла. — Хочу. Я не хочу. Как только она вернет свои воспоминания, она уйдет. И я не смогу ее преследовать. Не нарушив обещания, данного Себу. А зачем, собственно, тебе за ней гнаться, придурок? Она не твоя. Более того, она ненавидит твои гребаные кишки. — Я тебе не верю. — Она повернулась к двери, прежде чем я успел ответить, и провела пальцем по крашеному дереву, словно это давало ей ключи от прошлого. — Грант был моим давним парнем. Два, может быть, три года. Это откровение резануло по моей груди, словно кто-то провел по ней мечом и залил открытую рану отбеливателем. Я не имел права расстраиваться, учитывая то, через что я заставил пройти эту женщину. И все же. За пятнадцать лет я так и не расстался с ней. Никогда не было отношений, которые длились бы больше двух часов, не говоря уже о двух-трех годах. — Я просто пытаюсь помочь, — объяснил я, наблюдая за тем, как Брайар хмурится, вникая в мои мысли. — Доктор Коэн сказал избегать всего, что может тебя расстроить. — Подожди, как ты так быстро сюда добрался? — Ее взгляд метался между мной и коридором, а затем перешел на похитителей, как будто в них были все ответы. Я убрал телефон в карман, теперь мне больше не нужно было, чтобы Даллас отвечала на мои чертовы звонки. — Мой частный самолет. — Оливер, это абсурд. Почему ты не позвонил? — Я звонил. Я позвонил всем вам, как только узнал, что вы здесь. Никто из вас не взял трубку. — О. — Брайар достала из кармана свой новый телефон и моргнула, увидев сто пропущенных звонков. — Мой все еще был в авиарежиме. Фэрроу пожала плечами, ковыряя грязь под ногтем. — Мой всегда в беззвучном режиме. — У тебя нет моего номера, — добавила Хетти. — Я всего лишь кухарка твоей подруги. — Я получала твои звонки. Я просто игнорировала их. — Даллас поцеловала Луку в макушку и снова повернулась к Брайар. — Итак, что еще ты помнишь? — Здесь есть общая комната с бильярдным столом. — Она ткнула большим пальцем себе за спину. — Я хочу проверить ее. Мне кажется, я помню, что там произошло что-то важное. — Оу. — Даллас подергала бровями. — Вы с Грантом делали гадости на столе? — Нет, это как-то связано с Хейзел. — Почему бы тебе не взять Брайар посмотреть на это, Хетти? — Фэрроу ухватилась за оба локтя, отталкивая их. — Так Даллас, Оливер и я сможем спокойно убивать друг друга, а вы воспользуетесь временем, которое у нас есть здесь до отлета обратно. Я смотрел, как Хетти ведет Брайар по коридору, не отрывая глаз, пока ее последний атом не исчез из поля моего зрения. В глубине моего нутра зашевелилось что-то тошнотворное. Я должен был прекратить это дерьмо. Наши отношения с Брайар закончились в тот самый момент, когда я наплевал на свою семью. Я должен был помочь ей прийти в себя, а потом мы больше никогда не увидимся. Я был в долгу перед ней. Яростный узел, затянувшийся внутри меня, мог быть только чувством вины и беспокойством за ее здоровье. Вот и все. Как только Брайар и Хетти удалились, Даллас повернулась ко мне, ее рот был широко открыт, и впервые не так, чтобы в него можно было запихнуть целый ненарезанный торт. — Ни хрена себе, Олли. — Она хлопнула себя рукой по груди. — Ты влюблен в нее. — Это смешно. — Я бросил на нее взгляд. — Я не влюблен... Это сложно. Мы знаем друг друга с пеленок. Я беспокоюсь о ней, ясно? Даллас погладила себя по подбородку, погрузившись в раздумья. — Я никогда не думала, что ты способен заботиться о чем-то, что не является следующей стоянкой для твоего пинка. — Технология существует, — пробормотал я. — Но не для тебя. — Фэрроу пролистала свой телефон, не удосужившись взглянуть на меня. — Ты был запрограммирован как старомодный засранец. Я не думала, что у тебя есть такие возможности. Даллас сияла. — Должно быть, новое обновление программного обеспечения, верно? Фэрроу сделала движение рукой, чтобы прервать шутку, как в меме Джона Хилла. — Последняя аналогия была излишней. Даллас вздохнула. — Внутренние шутки - это как свежеиспеченное шоколадное печенье. Никогда не знаешь, когда остановиться. Без Брайар, которая могла бы стать свидетелем этого, я повернулся к ним, положив руки на талию. — Пора прекратить это дерьмо. Вы перегнули палку. Очень сильно. Фэрроу сделала паузу, палец завис достаточно долго, чтобы она фыркнула. — А мы переступили? Даллас покачала Луку вверх-вниз. — Ты попросил меня помочь Брайар. Я помогаю Брайар. Если бы мы положились на тебя, она бы не восстановила память еще лет десять. Вот это идея. Я провел рукой по волосам. — Ты не должна была увозить ее с моей территории, тем более в другой штат. Ты понимаешь, насколько она нежная? Это не гребаная игра. А если бы я ей понадобился? — Похоже, ты был ей очень нужен на протяжении всей жизни, а тебя все не было. — Фэрроу прищурилась, засовывая телефон в карман. — Не притворяйся, что тебе вдруг стало не все равно. Она, конечно, была права. Это был мой вечный позор. Но пока она была в Европе, а я сам себе запретил искать ее, мне удалось загнать чувство вины на периферию мозга. Теперь, когда она была передо мной - ослепительная, прекрасная и до чертиков любимая, - чтобы оторвать меня от нее, нужна была амнезия. Я смочил губы и вдохнул. — Это последний раз, когда вы двое берете Брайар куда-либо без моего разрешения. Мне пришлось сорвать целое гребаное заседание совета директоров, чтобы оказаться здесь. — О чем ты говоришь? — Даллас фыркнула. — Ты как я. Ты даже никогда не встречался с работой, не говоря уже о том, чтобы держать ее в руках. Черт. Правда выскользнула наружу, как фотография члена, случайно отправленная в групповой чат с кучей вложений. (Урок усвоен. Отправляйте по одной фотографии за раз.) Даллас и Фэрроу уставились на меня, ожидая объяснений. У меня подпрыгнул мускул на челюсти. — Не думаю, что вы знаете меня, когда речь идет об этой женщине. — Мне кажется, мы вообще тебя не знаем, — согласилась Фэрроу. — Я начинаю понимать, что у тебя есть работа, что ты не так уж глуп и способен на чувства. Сейчас было не время говорить обо мне. — Еще раз затеете это дерьмо с Брайар, и я превращу жизнь всех на Дороге Темного Принца в ад. Вы не должны перечить мне, когда дело касается этой женщины. Не подвергайте ее риску. Не принимайте глупых и необдуманных решений. Она моя подопечная. Моя ответственность. Я должен ее защищать. — Я посмотрел между ними. — Я ясно высказался? Даллас и Фэрроу обменялись взглядами. Они никогда не видели меня таким. Я никогда не видел себя таким. Я даже не знал, что меня это так волнует. Но когда я понял, что они забрали ее, я думал только о том, что если. Что, если она боялась летать? Что, если она чувствовала себя одинокой? А вдруг самолет разобьется? Что, если кто-то сказал что-то обидное? Что, если она ничего не помнит и ушла разочарованной? Что, если она все вспомнила, а меня не было рядом, чтобы обнять ее? Наконец, после некоторого молчания, лицо Даллас украсила тошнотворно-сладкая улыбка. Она сияла так, словно знала что-то, чего не знал я. — Кристально чисто. — Конечно. — Фэрроу вернулась к своему телефону. — Продолжай врать ей. Ты единственный, кто верит, что делаешь это для ее блага. Скоро она вспомнит, почему вы оба потеряли связь. — Так... — Даллас вытерла руки. — Что теперь? — Теперь... — Я уже начал бежать по коридору в сторону общей зоны, где бы она, черт возьми, ни находилась. — Я собираюсь забрать свою невесту и убраться отсюда нахрен. 39 Брайар Неизвестный номер: Предупреждаю: твой мальчик потратил добрых тридцать минут на то, чтобы обшарить все вокруг, как будто нашел тебя под собачьей кроватью Гизера. Брайар Ауэр: Себ? Себ фБ: Единственный и неповторимый. Брайар Ауэр: Не теряй мой номер, потому что я не могу гарантировать, что не выброшусь из самолета вместе с твоим братом. Себ фБ: Не стесняйся целиться в Миссисипи. Я слышал, что кишечная палочка в это время года очень токсична. Себ фБ: Ты обещала навестить меня снова. Брайар Ауэр: Обещала. Навещу. 40 Брайар — Это действительно необходимо? Я ворвалась в кабину частного самолета Оливера, размахивая маленьким пузырьком с белым порошком внутри. От ярости из-за его выходки в Бейлоре у меня уже закипала кровь. Я не стала сдерживать свой пыл. Еще десять минут, и меня бы прорвало. Я знала это. Так. Чертовски. Близко. Я уже помнила больше, чем надеялась до поездки. Мою соседку по комнате. Моего парня. Мои специальности. Во множественном числе. Маркетинг-менеджмент и философия. Мой любимый напиток: капучино с миндальным молоком. Текила на вечеринках. #TeamOasis, а не Blur. Дженнифер Энистон вместо Бранджелины. Я не пила виски и проводила выходные, работая волонтером в приютах. Я прочитала биографию Стива Джоба, наверное, семнадцать раз, прежде чем потеряла ее в реке Бразос. Оливер бросил взгляд на пакет из кресла пилота, нажимая одну из сотен кнопок, расположенных перед ним. — Да, это действительно так. Я вскинула руки вверх, стараясь не выпустить наркотик, который он запихнул в эту штуку. — Ты не полетишь домой в состоянии наркотического опьянения. Что за человек жил со мной? — В запое? — Он отвел глаза от пасмурного неба. — Обнимашка, это безглютеновая мука. Я беру ее с собой повсюду, потому что в ресторанах очень плохо относятся к целиакии. По моим щекам пробежал красный жар. Я действительно знала это. Конечно, я знала. Я помнила это с давних времен. Повара в доме у озера готовили еду небольшими партиями специально для него. — Прости. — Я испустила вздох - а вместе с ним и малейшую толику гнева. — Но я все еще злюсь на тебя. — Я знаю. — Он пожал плечами, щелкнув еще одним рычагом. — Не то чтобы у тебя были причины для этого. Я спас тебя от тех людей. — Тех людей? Я обожаю своих друзей. — Ты только технически познакомилась с ними, — заметил он. — И ты должна согласиться, что Даллас - это много. — Много чего? — Буквально всего. — Согласись, что не согласен. Мне нравится ее характер. — Какой? У нее их много. — Он отрегулировал дроссель и дифферент, поддерживая стабильную крейсерскую скорость. — Не представляю, как Ромео удается сохранять рассудок. Хотя, судя по его поведению, как только его жена входит в комнату, я уверен, что он больше не обладает им. Очередная головная боль пронзила мой череп. Я схватилась обеими руками за виски и сильно сжала стакан, как будто голова отделится от шеи, если я не буду его держать. Из меня вырвался стон. Я покачнулась на своем месте за его креслом. — Мне нужно сесть. Он встал и повел меня к креслу второго пилота. — Садись рядом со мной. Я подняла руку, зная, что он будет отворачиваться от девушек. — Со мной все будет в порядке. Это скоро пройдет. Если бы я не боролась с землетрясением в 9,5 баллов в своем черепе, я бы, наверное, обрадовалась тому, что впервые оказалась в кабине пилота. Вместо этого с моих губ сорвался горловой стон. — Видишь, вот что я имел в виду. — Оливер стиснул зубы. — Гребанная Даллас. Частные самолеты летают выше, чем коммерческие авиалинии. Высота ужасно влияет на головную боль. Вот, я принес тебе Адвил. — Он достал из кармана пару зеленых таблеток и протянул их мне вместе с водой. Я выпила их, поморщившись. — Почему частные самолеты так делают? — Более тонкий воздух. Меньше пробок. Экономия топлива. — Он включил автопилот и уделил мне все свое внимание, поглаживая мою спину маленькими кружочками. — Чем выше ты летишь, тем меньше топлива ты сжигаешь. А поскольку частные самолеты легче коммерческих, у нас лучшее соотношение тяги и веса. — Это не общеизвестно. — Нет, Даллас этого не знает. Она такая же осведомленная, как гребаный младенец, только вполовину не такая милая. — Ты сейчас невероятно груб. — Она должна была оберегать тебя. — Если бы это был мультфильм, из его ушей валил бы пар. — Она нарушила данное мне обещание. Я не уважаю людей, которые не выполняют своих обещаний... Оставшаяся часть фразы пропала в его горле. Я хотела спросить, что он имел в виду, но не могла ни на чем сосредоточиться. — Моя голова убивает меня. — Я хныкала во все горло. — Надеюсь, турбулентности не будет. — Жирные шансы. На высоте 45 000 футов очень мало дождя и снега. Тебя ждет спокойная поездка. — Он пошевелил языком во рту. — Кстати, там есть сексуальный намек. — Заткнись, Олли. Я все еще злюсь на тебя. — Справедливо. — Он пожал плечами и снова сделал паузу. — Просто для ясности... ты злишься на меня, потому что я появился на твоем туре для маленьких девочек или потому что у нас есть частный самолет? Верный вопрос. Честно говоря, его неожиданное появление не так уж сильно меня разозлило. Это было даже романтично, в том смысле, что красных флагов было достаточно, чтобы быть ошибочно принятым за карнавал. Я видела, как беспокойство проступало сквозь его глубокие борозды, когда я застала его вышагивающим возле моей комнаты в общежитии. Одна рука скрещена, второй кулак поджат под подбородком, а ноги тяжело стучат по ламинированному дереву. Он мог бы стать плакатом для никотиновой абстиненции. Помогало то, что он был прав. Мне не следовало отправляться в спонтанную поездку через всю страну. Доктор Коэн не разрешил мне никаких поездок. Более того, он настоял на том, чтобы я побольше отдыхала дома. — Наверное, насчет частного самолета, — пробормотала я, хотя это тоже звучало неправильно. Эта скрытая ярость продолжала кипеть в моей крови с тех пор, как я очнулась от комы. Достаточно было малейшей искры, чтобы довести ее до кипения. Где-то глубоко внутри мозг понимал, что я в ярости на своего жениха. Я помассировала виски, отгоняя неуверенность, пока не потеряла голову от пульсации. — Как часто ты летаешь на этой штуке? Осознание того, что мы владеем частным самолетом, взволновало и затошнило меня в равной степени. Я не боялась летать, не чувствовала той тошноты в животе при взлете, и все же... Мне было не по себе. Я задумалась, почему. — Чаще всего нет. — Олли отключил автопилот, вернув руки на штурвал. — Я стараюсь уделять работе хотя бы десять часов в неделю. Это успокаивает меня. Сохраняет свежесть. Я поерзала в кресле второго пилота, пытаясь устроиться поудобнее. — Это ужасно для окружающей среды. — Насколько я знаю, Даллас привезла тебя сюда на частном самолете, а не на метле. — Он взглянул на меня из-за плеча. — Можно ли сказать, что ее не подвергли монологу Греты Тунберг? — Верно. — Я откинула голову назад, уставившись на регуляторы освещения. — Она мой друг. Когда-нибудь я надеюсь воззвать к ее здравому смыслу... — Удачи в деле. — Но ты же мой будущий муж. Мы должны принимать важные решения вместе. — Я подняла руки вверх. — А летать по всему миру, создавая углеродный след трех президентов, - это неслыханно. — Трех президентов? Это уж слишком. — Он надул щеки. — Эти ублюдки перелетают с поля для гольфа на поле для гольфа, если солнце садится слишком быстро. Я раздула щеки. В кабине можно было пожарить яичницу - разительный контраст с салоном, который можно было использовать как морозильную камеру. — Не будь умником. — Я задрала рукава и закинула их на плечи. — Тому, что мы делаем с окружающей средой, нет оправдания, Оливер. Глаза Олли поймали вспышку кожи на моих руках. Он напрягся, следя за моими движениями. — Очевидно, ты забыла о наших поездках на Виноградник Марты и о мясных деликатесах, которые ты поглощала за доской. Ты выставила Даллас так, будто она придумала голодовки. — Это не смешно. Я зацепила пальцем горловину футболки и потянула, впуская воздух в щель. Боже, почему здесь так жарко? — Он сломан? — Мои руки зависли над вентиляционными отверстиями. — Нам нужно начать летать коммерческим рейсом. Я схватила подол рубашки и задрала его, закатав под грудь и заправив в лифчик. Олли оторвал взгляд от облаков и посмотрел на меня. Он тяжело сглотнул, его голос стал резким. — Ты должна прекратить это делать. — Почему? — Потому что мне трудно смотреть вперед, а я очень хочу, чтобы мы добрались до дома. Я фыркнула. — Ничего такого, чего бы ты не видел раньше. Ты даже не видишь мой лифчик. Его горло перехватило от очередного глотка. — А что, если я скажу, что каждый раз с тобой будет так же, как в первый раз? — Тогда я бы сказала, что надеюсь, что со мной все будет иначе, потому что, когда мы впервые переспали, мне показалось, что ты - машина, которая режет холодное мясо, только с моими внутренними органами. О, черт. Я вспомнила ту ночь, поняла. В Париже. В мой день рождения. Филомена и Джейсон бросили меня, и Оливер спас положение, увезя меня на поезде. Татуировка. Танцы на улицах. Питье вина. Небрежные оргазмы на хрустящих простынях в отеле. Олли прижал руку к груди. — Это самое приятное, что мне когда-либо говорили. Я рассмеялась, несмотря на себя. Это должен был быть серьезный разговор. Неудивительно, что я стала координатором по интимным вопросам, подумала я, все еще думая о Париже. Если бы каждый раз, когда мы занимались любовью, все было бы так, как в ту ночь, то, держу пари, он не смог бы выгнать меня из спальни. Внезапно мне не терпелось восстановить свои воспоминания по другой причине. Залезть в штаны моего жениха. Облака устилали тропинку под нами пуховыми одеялами. Когда мы прорезали небо, меня что-то поразило. — Эй! — Я нахмурилась. — Я защитник окружающей среды. Это должно было быть причиной узла в моем нутре, который никак не хотел распутываться. — Как же мне чертовски повезло, — пробормотал он, почти слишком тихо, чтобы я могла расслышать. — Все становится все лучше и лучше. — Нет. — Я покачала головой, поднимаясь со своего места, накачанная настолько, что могла бы побороться с олимпийцем. — Я имею в виду, что на самом деле я активный защитник окружающей среды. — Адреналин забурлил в моей груди. — Я хожу на митинги в мэрии, когда они голосуют за уничтожение парков и лесов. Я использую только экологически чистые продукты и пишу письма своим местным представителям. Стэндинг-Рок. Климатическая забастовка. Кейстоун. Берлин. Сотни тысяч людей. Речи. Скандирования. Марши. Музыка. Стихи. Надежда. Сердцебиение отдавалось в ушах. Я покачнулась, отказываясь бороться с воспоминаниями, хотя тошнота грозила свалить меня с ног. Я вцепилась в подлокотник, заставляя себя подняться. — Я... я... я обнимаю деревья. Многострадальный вздох пронесся мимо его зубов. — Конечно, обнимаешь. — Тебе это не нравится во мне? — Я уставилась на него, ошеломленная. — Это... как бы моя жизненная миссия. Я очень забочусь об окружающей среде. Неужели Оливер думал, что я очнусь от комы и стану другим человеком? Он должен был знать, как я отношусь к частным самолетам. Почему он пренебрег этим? Конечно, у него было свое агентство. Я не могла ожидать, что он не воспользуется им из-за того, что мои пристрастия не совпадают с его, но я ожидала, что он будет уважать меня настолько, чтобы не пускать на частные самолеты. Ладно, сегодня, с моей травмой, я все понимаю. Но до комы... Перспектива представляла собой возможность, которую я не могла переварить. Когда-то давно я отказалась от своих моральных принципов ради мужчины. Мужчины, который спас меня в детстве, но все же мужчины. Я мало что помнила о себе, но точно знала, что ненавижу мужей, которые приказывают своим женам, не считаясь с их желаниями. Насколько я понимала, брак, построенный на послушании, - это не брак, а тюрьма. — Есть шанс, что тебе будет глубоко наплевать на поездки на итальянские и французские ривьеры за покупками? — Оливер начал готовиться к нашему спуску. — Потому что это устойчивая привычка для нас, и таким образом я смогу сохранить свое авиационное хобби. В выигрыше. Я сморщила нос. — Ты ужасен. Он подмигнул. — Ужасно-сексуальный? — Ужасный-ужасный. — Просто проверяю температуру. — Он пожевал внутреннюю сторону щеки, посмотрев на меня. — Ледяная. И скоро станет еще холоднее. Раньше я никогда не была неприятной без причины. Я же не знала, что фон Бисмарки владеют целым флотом реактивных самолетов. Черт, семья Ромео производила их - и истребители, и танки, и, возможно, чертово ядерное оружие. Тяжелые пилюли, но не те, к которым я не смогу привыкнуть. Так почему? Почему я так расстроилась? Потому что дело не только в самолетах, - прозвучал голос сквозь головную боль . Дело в стейке, который он тебе подал. Еда, которую предложила Даллас. Ссора, о которой он тебе не рассказывает. Это ребенок, которого ты считала своим младшим братом, - запертый в заброшенном крыле холодного замка площадью 20 000 квадратных футов, который не чувствуется домом. — Ну, и что ты хочешь, чтобы я сделал? — Оливер провел языком по своим идеальным передним зубам. — Перестать летать на самолетах? Да. Но даже я посчитала эту просьбу неразумной. Главный вопрос заключался в том, как мужчина, которого я люблю, так мало заботится о мире, который мы оставим нашим детям. Если только... Мое сердце заколотилось. Я попыталась поймать его, прижав руку к груди. — Олли. — Что теперь? — пробормотал он себе под нос. Мы вообще ладили? — Мы планируем завести детей? Он избежал этого вопроса в тот вечер, когда мы ужинали. И не собирается сегодня. Оливер бросил на меня нечитаемый взгляд. И снова я оказалась в замешательстве. Мы говорили о создании семьи с самого первого свидания. Он знал, на чем я остановилась. Мы ни за что не обручились бы, не обсудив этот вопрос. А если бы мы это сделали, он не стал бы сглатывать комок в горле размером с Бэйлор. — Мне все равно. — Он поднял плечо, не встречаясь с моими глазами. — Оставляю это на твое усмотрение. — Ну, я хочу их. Но ты это уже знаешь. — Хорошо. Я обещаю усердно работать над тем, чтобы это произошло. — Разве тебя не волнует мир, который ты оставишь нашим детям? Он нахмурился и посмотрел на облака. — Разве Илон не колонизирует Марс? Илон? Они были знакомы по имени? Он дружил с этим парнем? Забудьте об этом. Я не хотела этого знать. — А если так? — Мы купим им несколько лотов. С ними все будет в порядке. Я покачала головой. — Это возмутительно. — Эй, эй, мы еще даже не смотрели на прайс-лист. — А что будут делать другие люди, которые не настолько богаты, чтобы купить жилье на Марсе? В светлых глазах Оливера мелькнуло что-то подозрительно близкое к раздражению, но он сохранил спокойный голос. — Дорогая, меня почти не волнуют жизни моих лучших друзей. Заботиться о жизни гипотетических будущих незнакомцев - это слишком. Я сжала губы, подавляя крик. — Я действительно не знаю, что мы нашли друг в друге. Я бы сказала, что мы привязались друг к другу, как возлюбленные в детстве, но четырехлетний промежуток между нашими романами, размером с колледж, доказывал обратное. — Буду рад продемонстрировать тебе, как только к тебе вернется память, — проворчал он, демонстративно нажимая на кнопки, в чем я была на пятьдесят процентов уверена, что он нажимал их только для того, чтобы отвлечь меня. — Ты когда-нибудь думаешь о том, что не является сексом? — Редко - и не по своей воле. — Не могу поверить, что тебе уже за тридцать. На самом деле я не могла поверить, что это тот самый Оливер фон Бисмарк, по которому я сохла в детстве. Что с ним случилось? Но я подозревала, что знаю. Себ. — Я тоже. — Он отрегулировал дроссели. — Поверь мне. Мягкий гул двигателя гудел в моих ушах, сопровождаемый случайным подтверждением от диспетчера. Между нами повисла тишина. Неуютная, напряженная. Это не молчание. — Итак... — Оливер прочистил горло, возобновляя разговор из ниоткуда. — Полагаю, ты не будешь присутствовать на официальном открытии искусственного горнолыжного курорта The Grand Regent в Палм-Спрингс? Я удивленно повернула голову в его сторону. — Это же пустыня. — Пока через тридцать лет она не станет пляжем. Моя челюсть изо всех сил пыталась удержаться на месте. — Чья это была идея? Он указал на себя. — Олли. — Обнимашка. — Где я была, когда это случилось? — Наверное, на моем члене. Я не могу насытиться тобой, и ты всегда доводишь меня до исступления. Я застонала. — У меня такое чувство, что мы токсичны вместе. Он подмигнул. — Ад и рай - это одни и те же ощущения при разной температуре. Я опустилась на свое место, не обращая внимания на то, что перешла на дурное настроение. — Какие еще у тебя есть планы по разрушению мира, о которых я должна знать? Он не отрывал глаз от неба, и только раздувание ноздрей свидетельствовало о том, что он меня услышал. — Никаких, о которых я могу подумать. Я пожевала нижнюю губу. — Мне действительно нужно восстановить память, не так ли? — Не стоит торопиться. Я подожду. — Он крепко сжал рулевое колесо. — Даже если это убьет меня. 41 Оливер Ромео Коста: Что это я слышу о том, что Оливер бежит в Техас за своей фальшивой невестой, как будто у него есть эти досадные вещи, называемые чувствами? Олли фБ: У нее амнезия. Она, блядь, не в порядке. Олли фБ: Как и твоя жена, кстати, и у нее нет сотрясения мозга в качестве оправдания. Зак Сан: С каких это пор ты стал альтруистом? Ромео Коста: С каких пор он ПЕРСОНАЖ? Мы что, теперь его очеловечиваем? Зак Сан: И что Фэрроу имела в виду, говоря, что тебе пришлось «прервать работу», чтобы добраться туда? Сексуальные отношения - это не работа, Оливер. Если только ты наконец не открыл аккаунт на Онлифанс. Олли фБ: @РомеоКостa, твоя жена перешла все границы, и мы собираемся обменяться словами по этому поводу. Ромео Коста: Я трясусь в своих сапогах. Олли фБ: Когда завтра вы снова придете сюда на ужин, чертовски важно, чтобы вы не наделали глупостей. Зак Сан: Например? Олли фБ: Разговаривать. Олли фБ: Просто дышите и улыбайтесь. Зак Сан: Я слышал, к ней начинает возвращаться память. Плохие новости для тебя. Олли фБ: Не очень. Ромео Коста: Почему? Олли фБ: Она вегетарианка-эколог, которая доводит мою задницу до забвения. Я думаю, может, это действительно подростковая влюбленность, которая заставила мальчика Оливера влюбиться в нее. Зак Сан: Я считаю, что это полная херня. Зак Сан: Ты все еще безнадежно влюблен в эту женщину. Ромео Коста: Согласен. Олли фБ: Просто ведите себя хорошо завтра вечером, ублюдки. Ромео Коста: Посмотрим. 42 Брайар Я спряталась у озера. Как только мы въехали на подъездную дорожку, я оправдалась, выскочила на палубу из гостиной и помчалась к кромке воды. Трио и Гизер бежали за мной по пятам, требуя внимания. Впервые Оливер не пытался присоединиться ко мне. Видимо, он тоже чувствовал себя подавленным этим. С нами. Я знала, что страдаю от амнезии, но что-то меня беспокоило. Той естественной связи из нашей юности - как прилив, приходящий и уходящий, но всегда постоянный - больше не существовало. Может быть, это было связано с тем, что мы взрослели и открывали себя. Может быть, любовь изменилась с возрастом и стала меньше заполнять пробелы, а больше создавать нечто целое. А может, любовь просто изменилась, когда перестала быть потребностью и стала выбором. И все же я не могла избавиться от ноющего чувства, что злюсь на него. Калейдоскоп голубых, фиолетовых и розовых оттенков отражался в озере. Я, спотыкаясь, шла по деревянному причалу. В конце его стояли два шезлонга, выходившие на прозрачную воду. Для Олли и Себастьяна, поняла я. Я двинулась к шезлонгам, надеясь и страшась встретить там Себа. Мне хотелось выпытать у него ответы. Проверить, как он себя чувствует. С другой стороны, мне нужно было время, чтобы разобраться в своих мыслях. Гизер запыхался, отставая. Я подхватила его на руки и засунула его скейтборд под мышки. Трио унесся без нас, молниеносно, несмотря на отсутствие ноги. Он перепрыгивал со стула на стул, отвечая на мой вопрос. Никакого Себастьяна. Никакой инквизиции. Никаких ответов. Это имело смысл. Чтобы Себ остался незамеченным, он мог выходить из своего крыла только глубокой ночью, чтобы его не заметили. О, Себ. Когда ты в последний раз позволял солнцу целовать твою кожу? Как только Трио устроился в адирондаке, я прислонила скейтборд к столбу и села на другой стул, посадив рядом с собой Гизера. Мягкие волны шептались о сваи. Ветер свистел между причалом и скалой напротив озера, вызывая мурашки на руках. Я вывернула рубашку из бюстгальтера, спустила рукава и обняла колени, прижав их к груди. Это озеро не могло сравниться с величием Женевского озера. И все же я представила, как мы с Оливером целуемся там, на траве у берега, в опасной близости от того, чтобы устроить представление всем нашим соседям. Как только это воспоминание врезалось в мой череп, я захлопнула глаза и откинула голову на спинку кресла. Головная боль нарастала, как темный шторм, собирающийся на горизонте. Деньги. Исчезли. Груда пыли и лжи. Гизер ковылял к причалу. Вскоре они с Трио бегали кругами, лаяли и играли, не обращая внимания на мою борьбу. Походка позора. Указывающие пальцы. Злобный шепот. Горячие слезы. Воспоминания дразнили меня, лизали края моего мозга, а затем исчезали, оставаясь недосягаемыми. Дождь. Железные ворота. Слезы. Так много слез. Я гналась за воспоминаниями, как за марафоном без финиша. Что-то в них казалось монументальным. Как будто в ту секунду, когда они развернутся во мне, моя жизнь изменится. — О, Боже. Мигрень захлестнула меня. Я перевернулась на спину, едва успев перевесить голову через край причала и выблевать оставшиеся булочки в приветливые волны. Опорожнив желудок, я перевернулась на спину и уставилась на прекрасные облака. Роза с длинным стеблем. Сердце. Бриллиантовое кольцо. Все то, что должно было сделать меня счастливой. Вместо этого я чувствовала пустоту. Нет, не пустоту. Злость. 43 Брайар Буря внутри меня не желала отступать. Она громыхала между грудными клетками, темная и бушующая, когда час спустя я входила в дом, тщательно скрывая свои эмоции. Если бы я их выпустила, они утопили бы нас всех, тяжелые и удушливые, как упрямые тучи, цепляющиеся за свою форму. Оливер встретил меня в фойе. Он тоже только что вошел в особняк, очевидно, вернувшись с пробежки. Если он и заметил бурю внутри меня, то никак это не прокомментировал. С его виска на промокший женский свитер стекала струйка пота. Он вытер лоб подолом рубашки, обнажив тощий пресс и глубокий V. Он мог бы сойти за полубога. Подмигивание, которое он послал мне, поймав мой взгляд, говорило о том, что он тоже это знал. Внезапно в меня ворвалась идея, едва не сбив меня с ног тяжестью своей глупости. Она была ужасной, блестящей, ничтожной и, возможно, единственной, которая могла успокоить мою бурю. — Ну-ну. — Оливер ухмыльнулся, отхлебнув воды из своего стакана. — Если это не мой личный вегетарианский климатический вои. Он отбросил бутылку на кухонный остров, проходя мимо него, а его глаза внимательно изучали мое тело сверху вниз. — Ну-ну. — Я повторила его движения, пробежавшись взглядом по его телу. —Если это не мой личный безработный сексуальный маньяк. Он схватился за сердце. — Только не говори, что ты меня загуглила. — Да. — Я улыбнулась, догоняя его длинные шаги и стараясь не фыркнуть, когда он чуть не споткнулся от моего подтверждения. Он бы облегчил себе задачу, если бы сообщил, что именно я узнала, но именно поэтому я этого и не сделала. — Никаких упоминаний обо мне. Ты обычно прячешь меня на чердаке? — Никогда. — Он издал драматический вздох. — Там я держу своих любовниц. Нет, ты просто не любишь быть в центре внимания. — Ты тоже никогда не любил. Но это не значит, что он им не пользовался. Люди смотрели на него независимо от того, хотел он этого или нет. Это было в порядке вещей - обладать таким уровнем притяжения, который больше подходит для магнита. — Хочешь заказать? — Он перекинул через плечо тренировочное полотенце. — Или нанимать водителя DoorDash, чтобы он тащил наш ужин сюда, слишком вредно для окружающей среды? Мне стало интересно, думали ли женщины, пришедшие за мной, что смогут его исправить. Наверное, так и было. Оливер фон Бисмарк был богат, красив и весел. Должно быть, за ним бегало столько женщин, что из них можно было бы в один момент собрать футбольную команду. — Заказать можно. — Я махнула ему рукой, на моем лице появилась беззаботная ухмылка. — Куда ты направляешься? — В душ. — Какое совпадение. Я планирую заняться горячей йогой в ванной. Я присоединюсь к тебе. По инстинкту его глаза метнулись ко мне, но потом он отвел их. — Не думаю, что это хорошая идея. Мы поднялись по лестнице в главную спальню, бок о бок. Я не преминула столкнуться с его рукой, хотя он предложил мне достаточно места, чтобы держаться подальше. — Согласна не соглашаться. — Я стащила его полотенце, вытирая затылок. — Мне нравится пар из душа. Мне так легче дышать, и твое присутствие там не будет мне мешать. — Ты будешь мне мешать. — Ты выживешь, милый. — Я похлопала по его железным булочкам, подмигнув. Он подпрыгнул, уставившись на меня широко раскрытыми глазами. — Ты только что похлопала меня по заднице? — Да. А что? Я заставила тебя чувствовать себя неловко? Он покачал головой, почти глядя на меня. Мы прошли в главную ванную комнату. Оливер хотел протестовать, когда я вошла к нему, но я лишила его голоса в ту же секунду, когда сорвала с себя рубашку и лифчик, одним движением стянув джинсы и нижнее белье. Они шлепнулись на стену, когда я отшвырнула их в сторону. Оливер стоял передо мной, разглядывая меня по меньшей мере шестьдесят секунд подряд. — У тебя инсульт? — Я пошевелила пальцами ног в белых носках до колен и вытянула руки над головой, откинувшись назад с зевотой. Моя гибкость, как приверженца йоги, могла сравниться с тарзанкой. — Если так, то ты ведь не рассердишься, если я отправлю тебя в Скорую с кем-нибудь из персонала, верно? Час пик - это так неприятно. — Ну, разве я не счастливчик, что нашел тебя? — пробормотал он, выпуклость на его серых трениках увеличивалась с каждой секундой. — Самый счастливый. — Я потянулась, чтобы ущипнуть его за щеку, зная, что ему это всегда не нравилось. — Начинай принимать душ. Я голодна. Когда он не сделал ни шагу, я повернулась к нему спиной и переместилась в позу собаки, открыв ему прекрасный вид на свою задницу и ноги. Позади меня он вдохнул, нащупал край прилавка и зажал его пальцами. — Господи, Обнимашка. — Голос Олли прозвучал грубо и отчаянно. — Ты пытаешься меня убить? — Почему? Это работает? Судя по бульканью, он поперхнулся собственным языком. — Хм? — Одним быстрым движением я перешла на боковую доску, скользя правой ногой по внутренней стороне левой ноги, пока она не достигла верхней части бедра. — Ты что-то сказал? Оливер не ответил, пока я вытягивала свободную руку вверх. На самом деле он даже не шелохнулся с тех пор, как я разделась. Без предупреждения я подняла правую ногу высоко в небо, открывая ему вид на свою голую киску. Мои соски запульсировали, напрягшись от вожделения. Между бедрами блестела влага, видимо, открыто приглашая. Оливер просто стоял, жалобно переминаясь с ноги на ногу, стараясь не прикоснуться к себе. — Милый, ты можешь начать душ? — Я сползла вниз, полностью разделившись. — Этот пар сам по себе не образуется. — Не могу не согласиться. — Его адамово яблоко подпрыгнуло. — Здесь столько пара, что мои яйца вот-вот воспламенятся. Каким-то образом ему удалось оторвать от меня взгляд и сорвать с себя одежду, разбросав ее по плитке. От его тела мне хотелось плакать. Мое ядро пульсировало, отчаянно желая быть заполненным. Чтобы меня гладили. Быть поглощенной этим мужчиной. Он был совершенен. Каждый его дюйм. Широкие плечи, мускулистые руки и безупречная грудь. Он подошел к стеклянному шкафу и приоткрыл дверь, возившись с ручками. Спрей зашипел, наполняя комнату туманной дымкой. На зеркалах и стенах собирался конденсат, а воздух становился все жарче. Оливер оперся предплечьем о кварц, отчаянно пытаясь не дотянуться до своего члена. Он неимоверно разросся, кончик стал почти фиолетовым. На нем уже блестела жемчужина спермы. Я знала, что мой план будет простым, но не ожидала, что настолько. — Ты можешь притронуться к себе, малыш. Я не буду злиться. — Я подмигнула, поднимаясь на ноги и хватаясь за пятку в позе полумесяца. — Я тоже хочу потрогать себя. Оливер застонал от боли, обхватил свой член и сильно сжал его, не поглаживая. Он наклонил подбородок вниз. Вода каскадом струилась по его идеальной фигуре, по белокурым локонам, в которые я любила запускать пальцы, потому что они пахли летом, кокосами и мальчиком, которого я любила. Он смахнул сперму. — Мне очень тяжело. — Я вижу. — Мой взгляд скользнул к его члену, который прилип к его прессу, как пиявка, после того как он освободил его от своей хватки. — Ты не против, если я поглажу киску? — А... что? — Он выглядел ошеломленным. Отвлеченным. — Ну, знаешь... отполировать жемчужину. Поиграть на гитаре. Он несколько раз моргнул, готовый взорваться. — У тебя есть чувство юмора. Он выглядел удивленным. Ах, да. Потому что я фригидный, угрюмый защитник окружающей среды. — Чувство юмора - и либидо человека, который только что открыл для себя секс. Кроме того, я готовлю лучшую пиццу, которую ты когда-либо пробовал. Но ты это уже знаешь, будущий муженек. — Я подмигнула, жестом указывая на свою киску. — А теперь можно? — Да. Конечно. Если ты хочешь, то есть. — Вообще-то, на улице становится холодновато. — Я сняла носки и бросила их в кучу одежды, которую он оставил. — Не возражаешь, если я войду? Я обещаю не трогать тебя. Я уважаю твое нежелание заниматься сексом, пока я не верну себе память. — Вообще-то, может, это не... Я прошла в массивную душевую, не обращая внимания на его протесты. Четыре причудливые душевые лейки усеивали потолок. Я щелкнула по случайной, нетронутой ручке крана, активируя функцию дождя. Ухмыльнувшись, я заняла скамейку в углу и раздвинула колени, демонстрируя ему всю себя. Я была не просто мокрой. Я была пропитана . Нельзя было отрицать, что я нахожу этого мужчину восхитительным. Что бы я ни чувствовала по отношению к нему, я не могла отрицать влечение. Оливер перестал протестовать и бросать на меня жалкие взгляды. Он сполз по кафельной стене и стал наблюдать за мной. Вода собиралась по шву его розовых губ, оседая на кончиках ресниц. Его глаза были закрыты капюшоном. Пьяные от вожделения. Его член раскачивался вверх-вниз, как маятник, отчаянно пытаясь погрузиться во что-то. В меня. Я хотела быть заполненной им. Всем им. Перед глазами заплясали воспоминания о нашем первом разе. Я глубоко впилась ногтями в его спину, не в силах сдерживаться, потому что он был таким большим. Таким толстым. Восхитительное ощущение, что мы слились воедино. Я потянулась к своему клитору и начала массировать его указательным пальцем, дразня мизинцем свое отверстие. Моя киска издавала жадные звуки, готовая к тому, чтобы ее покорил стоящий передо мной мужчина. Соски были такими твердыми, такими чувствительными, что малейшее дуновение ветерка заставляло меня качаться и дрожать. — Твоя киска так прекрасна, — прохрипел он, облизывая губы. — Как бы я хотел поглотить ее. — Можешь. — Я нарисовала кончиком пальца улыбку на своем клиторе. — Будущий муженек. Он закрыл глаза и откинул голову назад, снова сжав в кулак свой член. — Что ты делаешь со мной? — Эй... — Я старалась сохранить спокойный тон. Деловой. Чтобы скрыть, как он на меня влияет. Я была на грани оргазма. Только от того, что он смотрел, как я играю со своим клитором. — Тебе нужно намылиться. Ну, знаешь... чтобы привести себя в порядок. Он потянулся к золотому флакону Guerlain, дважды выплеснув его на ладони. — Надо. Его сильные пальцы пробежались по плечам, спине и груди. Я ускорила темп на своем клиторе, используя другую руку, чтобы создать V с указательным и средним пальцами, чтобы раздвинуть губы моей киски. Его грудь поднималась и опускалась все быстрее. Он издал звук, что-то похожее на стон. — Ты не против, если я тоже почищу свой член? — Нет. — Мой голос был густым и сиропным, так не похожим на меня. — Гигиена превыше всего. Мои бедра покачивались взад-вперед в ритме биения наших сердец. Даже из душа я все еще чувствовала его. Его горячее дыхание. Его невозможный пульс. Его глаза касались меня повсюду. Я хотела утонуть в этом мужчине и никогда не выныривать на поверхность. Он мог бы погубить меня, если бы захотел. На самом деле я почти потеряла план. Свою цель. Причина, по которой я заставила его поддаться искушению. Рука Олли скользнула по его члену от корня до головки. — Мы должны это прекратить. Он провел большим пальцем по щели на кончике, дрожа от вожделения и возбуждения, и его глаза впились в мои. — Нет. — Я ускорила ритм. — Я слишком близко. — Я не могу. Я не могу. — Оливер покачал головой, отпустив свой налившийся член. Вода хлестала его по спине, когда он упирался обеими ладонями в мозаичную плитку. — Это не нормально. Я не могу так поступить с тобой. — Я так близко. Я действительно была близка. Тяжелая одышка прорвалась сквозь меня. Я покрутила свой клитор, прежде чем погрузить в себя два пальца. Я не знала, как это объяснить, но я знала, что это было горячее, чем любой секс, который у меня когда-либо был - и когда-либо будет. Просто осознание того, что Оливер здесь. Передо мной. Теряет рассудок - свой разум - из-за меня. Это было все, чего я когда-либо хотела. И все же. И это волновало и угнетало меня одновременно. — Я вижу это. — Он сглотнул. — У тебя захватывает дух, когда ты кончаешь. Это было все, что мне нужно, чтобы подтолкнуть меня к краю. Мое сердце забилось, кожа покраснела, а стены запульсировали, когда горячая волна удовольствия прокатилась по мне, начиная от кончика черепа и до самых пальцев ног. Я парила, закручивалась в спираль, поддаваясь сладостному желанию. Прошло мгновение, и все мое существование зависло в воздухе. Я откинула голову назад, закрыла глаза и позволила себе почувствовать перемены. Через несколько мгновений я открыла глаза и обнаружила, что Оливер уже стоит на ногах. На его талии висело полотенце. Он смотрел на меня со смесью растерянности и ужаса. Меня осенило, что я только что сделала. Как близко я была к тому, чтобы переспать с ним. Я встала, усмехнулась и подошла к нему, покачивая бедрами. Его взгляд задержался на них, прослеживая очертания моей талии, а затем переместился вниз между бедер. Я остановилась, когда дошла до него, и провела пальцами, которые были внутри моей киски, между нами. Я приподняла бровь. — Хочешь попробовать? — Больше всего на свете, — прохрипел он. — Но я не могу. Пока к тебе не вернется память. — Ну что ж. И все же я придвинулась к нему ближе. Мои соски целовали его грудь, когда я встала на цыпочки и потянулась за его спиной, чтобы выключить кран. Как только он зажурчал, моя кожа покрылась колючками от хрустящего воздуха. Оливер затаил дыхание, когда мы соприкоснулись. Опьяненная властью над ним, я погладила его по соскам. Он затаил дыхание и стал жутко неподвижным. Его глаза захлопнулись. Он глубоко втянул воздух, вдыхая мои пальцы. Из глубины его горла вырвался стон. — Брайар. Я потянулась, прижимаясь к его обнаженному телу, как к луку. — Может быть, в следующий раз, да? Моя стекающая киска встретилась с его полотенцем - и с пульсирующей эрекцией, которую оно не смогло скрыть. — Определенно, блядь. Я развернулась и пошла прочь. 1:0 в пользу гостевой команды, мудак. Я вела счет. Потому что раньше, перед озером, которое напоминало мне то, у которого мы влюбились, я, наконец, вспомнила свое уродливое прошлое. Пятнадцать лет назад Оливер фон Бисмарк бросил меня. На этот раз уходить буду я. Но не раньше, чем нанесу ему рану, более глубокую, чем та, которую он нанес мне. 44 Оливер Ромео Коста: Ну? К ней вернулась память? Олли фБ: Нет, но мне собираются ампутировать член, чтобы я перестал терзать ее каждую ночь. Зак Сан: Ты не думал спать в разных кроватях? Или домах, учитывая, что вы практически незнакомы. Олли фБ: Как бы отреагировала Фэрроу, если бы ты сказал ей, что хочешь спать в разных кроватях? Ромео Коста: Она бы перевернула его, как донер-кебаб, и наблюдала, как он медленно кружится над огнем, пока она читает ему список величайших достижений его деловых конкурентов. Олли фБ: Спасибо. Ромео Коста: Ты можешь просто сказать ей правду. Олли фБ: Доктор Коэн сказал, что это отбросит ее назад. Ромео Коста: С каких это пор ты заботишься о том, чтобы поступать правильно? Олли фБ: Это меньшее, что я могу сделать после того, как разбил ей сердце. Зак Сан: Лучше разбить сердце, чем ломать свои яйца. Ромео Коста: Бедный Зак. Он наконец-то открыл для себя секс и больше не способен думать о том, что находится в голове над его плечами. Олли фБ: Кстати, об угрожающих яйцах: вы двое все еще придете сегодня на ужин, верно? Ромео Коста: К сожалению. Даллас приглянулась твоя невеста. Олли фБ: Фальшивая* невеста. Зак Сан: Настоящие* чувства. Олли фБ: Все, что я чувствую к ней, это сочувствие и чувство вины. Ромео Коста: Это уже больше чувств, чем ты проявлял ко всем женщинам, с которыми был за последние пятнадцать лет. Олли фБ: И все же... все же не так много, как Закари Сан, унизивший себя перед целым стадионом спортивных болельщиков, в унизительнейшем из всех унижений. Тебе повезло, что никто не успел снять это на камеру, иначе ты стал бы интернет-сенсацией. Зак Сан: ИИ обнаруживает отклонение класса «А». Ты говоришь так, будто закручиваешься в спираль. Олли фБ: Если я и кручусь, то только потому, что Даллас купила Брайар блокнот. Ромео Коста: Хм... это странно с ее стороны. Я... осмелюсь сказать... горжусь? Зак Сан: И в чем проблема? Олли фБ: Проблема в том, что Брайар пишет в нем каждый раз, когда я говорю что-то, как терапевт после того, как ее клиент говорит ей, что он думает, что живет в симуляции. Зак Сан: Странная специфика. Ромео Коста: Признайся, фон Бисмарк. Возможность того, что Брайар узнает правду, пугает тебя до смерти. Зак Сан: Так называемый последний, кто стоит на ногах, теперь стоит на коленях. Олли фБ: Жаль разочаровывать, но я в этой позиции только для интенсивного орального секса. Ромео Коста: Даю две недели. Зак Сан: Я даю одну. Оллли фБ: На что мы ставим? Ромео Коста: На твою моторную яхту. Олли фБ: Отлично. А если пройдет две недели, а я так и не буду влюблен, вы оба вложите деньги в мой стартап. Зак Сан: В последний раз повторяю, Оливер, нет рынка для клея для тако. Олли фБ: А должен быть. Эти штуки разваливаются быстрее, чем самоконтроль Даллас на шведском столе. Зак Сан: Тогда не заказывай хрустящие тако. Олли фБ: Мне не нравятся мягкие тако. Они мокрые. Мне кажется, что я жую мокрое кухонное полотенце. Ромео Коста: Клей - это не выход. Зак Сан: Если только вопрос не стоит так: на чем можно поймать кайф, если ты безработный школьник? Олли фБ: Моя ставка. Мои правила. Если я выиграю, ты вложишь деньги в этот стартап. Ромео Коста: Конечно. Но ты не выиграешь. Олли фБ: Приготовьте свои карманы, господа. Зак Сан: Знаменитые последние слова. 45 Оливер Храп Брайар прорвался сквозь тихий воздух, как удар гонга. Если наш предыдущий инцидент в душе как-то повлиял на нее, она никак не подала виду. Более того, она уснула меньше чем за минуту, провалившись в дремоту, как только ее череп коснулся подушки. И откуда, черт возьми, это взялось? Я ожидал драки после нашей разборки в Бейлоре. Мы оба практически гудели от сдерживаемого разочарования, которое я прятал, говоря себе, что она скоро уедет. Все вернется на круги своя, все вернется на свои места. Я вернусь к своей счастливой и свободной жизни. Она вернется к своей работе в Лос-Анджелесе. Никаких обещаний не было бы нарушено. Никакой радикальной лжи. И абсолютно никаких прикосновений. Чего я никак не ожидал, так это того, что чуть не умру от синих яиц, потому что самая сексуальная женщина, которую я когда-либо встречал, решила выступить передо мной в Цирке дю Солей обнаженной. Я напряг слух до предела, ища признаки жизни в южном крыле, понимая, что отсюда ничего не уловить. Даже прижав уши к двери его спальни, я не услышал бы брата. Себастьян любил хранить полное молчание, просто чтобы помучить меня. Он знал, что я слишком глубоко вчитываюсь в каждый признак жизни, вселяя надежду туда, где ей не место. Часы проходили в тишине, лишь изредка похрапывала Брайар. Как и каждую ночь с тех пор, как я уничтожил семью фон Бисмарков, я боролся со сном. Это стало моим ритуалом с первой ночи, когда я обнаружил, что моя ошибка повторяется в моих кошмарах, как только я закрываю глаза. Прошло пятнадцать лет, и все равно я с полной уверенностью знал, что ждет меня по ту сторону век. Плеск воды. Рев двигателя. Пугающая тишина. И кровь. Так много крови. Я пробовал терапию, лекарства, иглоукалывание, гипноз. Красный свет, медитацию, тренировки до изнеможения. Ничего не помогало. Она приходила, как всегда, и я боролся с ней до тех пор, пока больше не мог. А на следующий день этот настойчивый ублюдок возвращался по той же причине. Кошмары - это способ разума напомнить тебе, где у тебя болит. Скомкав простыни вокруг талии, я ворочался, считал овец, вспоминал каждый момент, предшествовавший моей грубой ошибке, и сдался. Звуковой аппарат подал мне сигнал. Я включил белый шум, установив таймер на отключение за полтора часа до пробуждения Брайар. Шипение и шум убаюкивали меня, приглашая к тому же кошмару. 46 Оливер Девятнадцать лет Можно было бы провести целые исследования о том, как мое тело умудрялось функционировать в Нью-Йорке, в то время как мой разум оставался за тысячи миль в Европе с Брайар Роуз. Она благополучно добралась до Женевы, не встретив на своем пути особых препятствий. А именно: путешествовала в халате в отеле и отбивалась от засранца-таксиста, который пытался к ней приставать. В общем, меня мучило чувство вины за то, что я оставил ее в Париже на произвол судьбы. С другой стороны, ее родители в итоге вернулись в Женеву. В последнюю минуту изменились планы с сенатором. По крайней мере, Обнимашка была не одна, хотя мы все согласились, что плодовитый серийный убийца, жаждущий следующей жертвы, был бы лучшей компанией. Тем временем я добрался до дома у озера до утра, а это означало, что в Европе у меня был всего один день отдыха. Так, пит-стоп. Тем не менее, папа умудрился разозлиться из-за этого. Я притворился, что унижаюсь, и провел следующие две недели, издавая звуки ковра, записывая всякую хрень в электронные таблицы и бегая за папой, его операционным директором и советом директоров, пока они показывали мне и Себу канаты управления компанией. Каждый день я отсчитывал минуты до воссоединения с Обнимашкой. В перерывах между отсчетом я подсчитывал цифры, проводил симуляцию обслуживания клиентов и сдавал папин экзамен на шестнадцати страницах. Я сдал его. С трудом. Себ получил пять с плюсом. Ублюдок. В наш последний день в доме у озера в Саванне папа решил, что достаточно нагрузил наши задницы, и дал нам выходной. — Вы продемонстрировали настоящую преданность делу и исключительные знания в области гостеприимства и управления отелями. — Он смотрел, как я и Себ входим в его домашний офис с пустым выражением лица. — Вы заслужили небольшой перерыв. Я оживился. — Перерыв, в смысле... поездка в Европу? Отец постучал костяшками пальцев по столу из красного дерева. — Перерыв в смысле: пойти поиграть на заднем дворе. Себ нахмурился. — Нам не пять лет. — Все равно я не буду награждать тебя каждый раз, когда ты оправдываешь мои ожидания. — Отец раскрыл папку, уже закончив разговор. — Чтобы получить приз, вы должны его превысить. Поджарьте пару стейков и выпейте пива, пока я буду заниматься своими делами. Губы Себа дернулись в уголках, когда он поддразнил меня: — Вомп, вомп. Папа пожал плечами. — Можешь воспользоваться старым понтоном, если сможешь вытащить его на берег и заставить работать. — Ну и денек выдался, — пробормотал Себ. — Двигайтесь. — Папа хлопнул в ладоши. — Некоторым из нас есть над чем поработать. Мы с Себастьяном выскочили из папиного кабинета, пока он не передумал, и захлопнули за собой дверь. По другую сторону тяжелого дуба мы обменялись приветствиями, и на наших лицах появились одинаковые жирные ухмылки. — Ни хрена себе. Целый день отдыха. — Себ подергал бровями. — У кого-то хорошее настроение. Наш отец любил нас. Объективно говоря, он был справедливым, участливым и страстно любил свою семью. Но он был и строгим. Конечно, мама всегда говорила, что правила - это любовь, обернутая в осторожность. Себ хлопнул меня по плечу и направился со мной на задний двор. — Что ты хочешь сделать, любовничек? Моя девушка. Я хочу заняться своей девушкой. Ты можешь это осуществить? Я почесал подбородок. — Я имею в виду, мы могли бы поехать на понтоне на другую сторону озера. Там есть барбекю, антикварные лавки, туристическое дерьмо. — Антикварные магазины? — Себ схватился за невидимые жемчужины на шее и задыхался, выражение его лица стало плоским. — Знай свою аудиторию, брат. — Извини, Себ. Бордели в этом штате нелегальны. — Как будто мне когда-нибудь придется платить, чтобы переспать. — Он повернулся ко мне и зашагал назад по причалу, жестом показывая на свое лицо. — Посмотри на меня. — А я должен? — Я чертов бог. — Ты съел на завтрак восемь шариков кокаина? Он усмехнулся. — Идем. Давай поедем в центр и перепихнемся. — Если мы поедем в центр, ты трахнешься, а мне придется сидеть в холле дрянного мотеля и ждать, пока ты помоешь свой член в раковине на кухне, потому что я подвезу тебя домой. Опыт доказал мою правоту. Себастьян хихикнул. — А Зак и Ром этим летом будут рядом? Я покачал головой. — Нет. У них свои дела. Мы забрались на понтон, который кто-то припарковал рядом с папиной мини-яхтой. Хотя она и не дотягивала до своего соседа за двадцать миллионов долларов, но все равно была отличной машиной, вся в серебристо-черном виниле, с современными стереосистемами и причальными фонарями. В ней даже был складной столик для обеда. Со всеми этими делами мы с Себом уже давно не делали ничего интересного вместе. Я был рад провести немного времени с младшим братом. Во время нашей стажировки Себ умудрялся излишне нагнетать обстановку, постоянно пытаясь превзойти меня, когда мне было буквально на все наплевать. На самом деле я вернулся только потому, что знал: деньги фон Бисмарка помогут создать семью с Брайар Роуз. Люди, не знавшие Себа, считали меня умным и элегантным, знающим толк в цифрах. Как только они знакомились с ним, то переводили меня в разряд туповатых братишек. В конце концов, он был умнее, красивее и амбициознее. Он безжалостно добивался всего, что попадалось ему на глаза. Он отделял свою личную жизнь от работы, школы и спорта так, как я никогда не мог. Это давало ему преимущество передо мной. Но мне было все равно, что я не самый лучший брат. Я просто хотел, чтобы мы поладили. Я запрыгнул в понтон вслед за Себом, вставил ключ в замок зажигания и завел мотор, наклонив рычаг газа вперед. Лодка помчалась вперед, разрезая прозрачную бирюзовую воду, как нож. Себ засучил рукава и достал нам пиво из маленького холодильника под одной из скамеек. Он откупорил крышки большим пальцем и протянул одну мне. Я сделал медленный глоток, всматриваясь в горизонт на нашем пути к острову, примыкающему к дому на озере. — Разве это не скучно - все время трахать одну и ту же девушку? — Себастьян оперся локтями о перила. — Разве тебе не хочется разнообразия? — Не совсем. В жизни есть нечто большее, чем просто намочить свой член, Себ. Мы с Брайар Роуз занимались этим всего один раз, но я уже давно знал, что для меня это будет только она. Мне не нужен был никто другой. Да и зачем? У меня было всего две руки, и они обе были нужны мне, чтобы удержать ее. — Да, я знаю. — Он сделал еще один глоток пива, пока понтон мчался по озеру. — А еще есть гребля и барбекю. Я фыркнул и покачал головой. — Ужасно. — Кстати, об ужасном... — Он похлопал меня по спине сзади и с ухмылкой схватил за плечо. — У меня плохие новости. Ага. Я знал это лицо. Это было лицо засранца, который получал удовольствие от того, что портил мне день. У Себа была злая жилка. В этом смысле он напоминал мне Ромео. Портил людям день ради спорта. В качестве неапологетичного бонуса. Я застонал. — В чем дело? — Пока ты был в Европе, я хотел подкрасться к одной из девушек, с которыми я встречаюсь в Instagram... Девушек. Во множественном числе. Господи. Я не осуждал, но, черт возьми, мой брат был полным игроком. Я почувствовал, как у меня защемило челюсть. — Ладно. — В итоге мне всегда случайно нравится одна из их фотографий, сделанных в 1588 году или что-то в этом роде. — Он захихикал, сделав еще один глоток пива. — Поверь мне, нет ничего более унизительного, чем знать, что кто-то получил уведомление о том, что тебе понравилось их дерьмо, еще до того, как они достигли половой зрелости. Я пристально посмотрел на него, не обращая внимания на путь к острову. — Верно. И? У меня было чувство, что я знаю, к чему это приведет. — В общем, ты оставил свой iPad валяться в общей зоне, и я подумал, что не помешает проверить ее профиль через твой аккаунт в Insta. Так я и сделал. — Себ... — предупредил я. — Я случайно лайкнул одну из ее фотографий в бикини на пляже - я же говорил тебе, что моим пальцам нельзя доверять рядом с горячими девушками, - и она тут же написала мне. Ну, тебе. — Он фыркнул. — Только я забыл, что использую твой профиль, и начал с ней общаться. — Себастьян Леопольд фон Бисмарк. — Мы быстро нашли общий язык. — Он отхлебнул еще пива, игнорируя мой нарастающий гнев. — Вдруг на моем экране появилось около дюжины уведомлений, и я понял, что ей нравятся все твои фотографии. Только я думал, что это мои фотографии. Так что я начал лайкать все ее фотографии в ответ. И оставлять комментарии. — Комментарии? — Я едва шевелил челюстью, так сильно она была сжата. — Какие комментарии? Мы с Брайар Роуз каждый день проверяли социальные сети друг друга. Она никак не могла пропустить это в долгосрочной перспективе. — Ничего особенного. Я похвалил ее за тренировки и генетику. Ну и все в таком духе. — Ты сказал, что она горячая, — уточнил я. — Горячая. — Он вздохнул. — То есть, по факту она такая и есть. — Ты маленький говнюк. — Я заглушил двигатель и поставил пиво на палубу, а затем принялся хватать Себа за воротник рубашки. — У меня есть девушка. Она, скорее всего, увидит это, если уже не увидела. Как ты мог быть таким чертовски беспечным? Я прижал его к рулю. Металл впился ему в спину. Мне было все равно. — Господи, прими чертову таблетку успокоительного. Просто скажи Брайар Роуз, что случилось. Она поймет. — Он попытался вывернуться из моей хватки, но я был выше, больше, сильнее. — Или я пойму. Неважно. Она знает, что ты никогда не изменишь. — Это было нарушением моей личной жизни. — Я ткнулся лицом в его лицо. — Ты можешь взять этот гребаный дом на ранчо. Ты можешь манипулировать папой, чтобы он подарил тебе «Ламборджини». Делай все это мелкое дерьмо. Мне все равно. Но не смей вмешиваться в мои отношения, Себастьян. — Буратино. — Он отпихнул меня от себя, издав храпящий звук. — Ты думаешь, что ты такой охуенно крутой, потому что у тебя есть постоянная девушка? Я попятился назад, ударившись затылком о сиденье. Себ сделал паузу, чтобы допить свое пиво. — Слезь со своей высокой лошади, чувак. Половина прелести в том, что тебе не приходится ежедневно терпеть ее задницу. Она живет на другом конце света. — Он погрозил мне пальцем и снова повернулся к рулю. — Я сказал, что мне жаль. Я свернул шею, хрустнув пальцами. — Как будто ты, блядь, это серьезно. Он снова включил мотор и повернул понтон обратно к дому на озере. — Найди кого-нибудь другого, чтобы распутать свои гребаные трусики. Ты, маленькая плакса... Он снова завел мотор, когда я схватил его за край рубашки, оттащил назад и ударил о палубу. Он взвизгнул и бросился мне на шею. Я ударил его по левой щеке, зацепив челюсть. Себ сплюнул на меня кровь и разразился жутким хохотом. — Боже, какой же ты неудачник. Он откинул голову назад. — Какого хрена, Себ? — прорычал я. — Почему ты ведешь себя как мудак? — Потому что ты сделал меня им, — прорычал он. — Ты всегда был таким хорошим мальчиком, Оливер. Постоянная девушка. Хорошие оценки. Ответственный. Непоседливый. Друг всех. Ты знаешь, что нужно сделать, чтобы тебя заметили как второго ребенка? Я заехал ему в лицо еще одним кулаком, но он увернулся, пригнув голову вбок и схватив меня за костяшки пальцев. Он вывернул мое запястье внутрь, перевернув нас так, что теперь он сидел на мне. — Мне нужно было быть лучше в спорте, лучше в школе, лучше во всем, — выплюнул Себастьян, прижав меня к палубе за локти. — Мне постоянно приходится обгонять тебя, чтобы хоть как-то напомнить им, что я жив. Понтон бесцельно носился по озеру на большой скорости. Ни один из нас не взялся за руль. Пальцы Себа сомкнулись на моей шее. Он не сжимал ее достаточно сильно, чтобы убить меня, но постарался сделать все возможное, чтобы напугать меня до смерти. И теперь я понял это. Напряжение, которое витало между нами все лето. Себастьян устал от моего присутствия, как и я от его. Да, он превзошел меня своим великолепием. Но папа обожал меня. Не из-за моих оценок, спорта или успеваемости. А за то, каким человеком я был. Потому что я был верен одной девушке, как он был верен маме. Потому что мне нравилось играть с семьей в «Джангу» и «Уно» вместо того, чтобы ходить в гости. Потому что я был... собой. Любимый, надежный Оливер. — Отпусти меня, — прохрипел я, задыхаясь от того, что еще оставалось в легких. Себ не отпустил. Он просто смотрел на меня с раздувающимися ноздрями, мертвыми глазами и безгубым ртом. И тогда я все понял. Я знал, что бы это ни было, оно долгожданное. Я глубоко вздохнул, подтянул колени к груди и со всей силы оттолкнул его от себя. Себ пролетел через всю лодку, ударившись о перила. На его лице отразилось удивление, когда он перевалился назад через короткие перила и с плеском упал в озеро. Я вскочил на ноги, смех застрял у меня в горле. Не было лучшей поэтической справедливости, чем осознание того, что этому маленькому засранцу придется вплавь возвращаться на берег. Он мог это сделать. Все в его команде гребцов показывали отличные результаты в вольном стиле, и до причала оставалось не больше нескольких минут. Но это было до того, как я услышал его. Неповторимый скрежещущий звук, как будто рубят мясо. Что-то застряло в сверхмощном моторе. Лодка заглохла. Я рванулся вперед, когда лодка потеряла скорость и заскользила по воде, используя оставшийся импульс. Я подбежал к транцу и заглянул через край. О, черт. Красный. Так много красного. Я не видел своего брата. Должно быть, он ушел под воду. — Черт, — прошипел я, бросаясь к рулю. Я врубил двигатель. Он с визгом остановился. Я подождал, пока поплавок полностью успокоится, и прыгнул в озеро с головой, не снимая одежды. Пульс стучал в ушах. Я не знал, смогу ли я это сделать. Не слишком ли поздно спасать брата. Я нырнул с открытыми глазами и взмахнул рукой, чтобы убрать струйки крови. Как только она растворилась в озерной воде, я заметил Себастьяна. Он висел на пропеллере, почти приклеившись к нему. Сначала меня чуть не затошнило от облегчения. Я пересчитал его руки и ноги, все еще прикрепленные к телу. Он цеплялся за пропеллер изо всех сил, чтобы не упасть, а это означало, что он жив. Я подплыл к нему, обхватил его туловище подмышками и потянул вверх. Я запаниковал от его веса, но адреналин придал мне сил. — Господи, какой же ты тяжелый. — Я втащил его на корму, как жирную дохлую рыбу. — Чем тебя кормят мама с папой? Он не ответил. Я перевернул его на спину. И тогда я увидел это. Его лицо. Или его отсутствие. Черт, черт, черт. Пропеллер сильно задел его. Куски его лица раскололись. Раскололась на две части. Щека. Часть лба. Все было красным, залитым кровью, и все же я видел, что его лицо совсем не его лицо. Его линия роста волос начиналась где-то в середине черепа. И он не отвечал мне. Я и не думал, что он сможет. Из его верхней губы сочилась кровь. — Себ, Себ, Себ. — Я прижал ладони к его груди, стараясь не заплакать от его затрудненного дыхания. — Мне так жаль, что я толкнул тебя. Я сейчас все исправлю. Держись. Мне нужно было как можно скорее вернуться на берег. Я бросился к штурвалу, запустил двигатель и помчался к причалу. Схватив телефон, я вызвал скорую помощь, а затем родителей, умоляя их подождать меня на причале. Все это время в моей голове царил беспорядок. Я сделал это. Я столкнул Себастьяна в воду из-за чего-то такого глупого, такого обыденного. Из-за проклятого недоразумения в Instagram. Он не издал ни звука. Мне приходилось смотреть на него каждую секунду, пока я пробирался к берегу. Он все еще лежал, задыхаясь. Мне пришло в голову, что он только что потерял единственное, чем он славился, - свою внешность - и что он никогда ее не вернет. Он никогда не простит меня. То, что начиналось как соперничество между братьями, официально переросло в чистую, без примесей ненависть. Я разрушил жизнь своего младшего брата. И я ничего не мог сделать, чтобы изменить это. 47 Брайар Я проснулась готовая к битве. Вооружившись воспоминаниями - всеми воспоминаниями, - я поняла, что не смогу долго оставаться в этой позолоченной клетке. Не потому, что Оливер меня выгонит. Этот засранец по-прежнему считал, что я ничего не знаю. И не потому, что мне нужно было работать, ведь мой следующий проект появится не раньше середины июля. Скорее, если я не выберусь отсюда, то могу убить своего жениха голыми руками. Никаких изысков. Никакой изощренной мести. Никаких пыток, которые я представляла себе вчера до инцидента с йогой в душе. Мне не терпелось бросить правду в лицо Оливеру и посмотреть, как он будет корчиться. Придется подождать до сегодняшнего шикарного ужина с его друзьями. Даллас. Фэрроу. Хетти. Все они предали меня. Лгали мне в лицо и притворялись, что близки со мной. Они жалели меня? Считали забавным, что я живу с человеком, который однажды разбил мне сердце и бросил меня? Нет. Я быстро отбросила эту мысль. Если бы девушки были согласны с действиями Оливера, они бы не повезли меня в Бэйлор, чтобы подправить мне память. Я бы избавила их от своей мести. Однако я намеревалась посмотреть, как далеко они зайдут во лжи. Сегодня за ужином. Где я планировала заставить всех на этой забытой улице признаться в своих преступлениях. От предвкушения у меня заныло под кожей. Я перекатилась на бедро, заметив, что половина Оливера пуста, а его телефон все еще заряжается на тумбочке. Мой зажужжал на подушке рядом со мной. В следующий раз, когда будешь рыться в моей гребной экипировке, верни ее в том виде, в котором нашла . Себ. Чертов ворчун. Должно быть, он тоже знал. Но я не могла на него обижаться. Он не собирался со мной общаться. Я ворвалась в его владения. А не наоборот. Я набрала сообщение и заколебалась, но все равно нажала «отправить». Я верила, что Себ оставит наши разговоры при себе, тем более что он не хотел, чтобы Оливер узнал, что я в курсе его состояния. Брайар Ауэр: Я знаю правду. Себ фБ: Что ты собираешься делать? Никаких извинений. Никакого признания своей роли во лжи. Ничего. Это было так похоже на Себа - прежнего Себа, - что я чуть не улыбнулась. Брайар: Я сожгу это место. Себ фБ: Только со мной, пожалуйста. Я нахмурилась, на девяносто девять процентов уверенная, что он говорил это буквально. После моего неприятного разрыва с Оливером меня убило то, что Олли добился расторга с Себом. Я всегда считала его своим младшим братом. Жестоким, нецензурным младшим братом, но все же братом. Все мои сообщения Себу остались неотправленными. Он заблокировал меня. Тогда я предположила, что это было сделано из лояльности к его брату, но теперь я знала, что он просто отгородился от всего мира. И это напомнило мне. Месть. Я прошла в гардеробную - единственное, чего мне будет не хватать в этом доме, кроме Гизера и Трио, - и выбрала самое откровенное бикини, которое у меня было. Если Олли думал, что вчера у него были синие яйца, то теперь его ожидало совсем другое. Потребовалось не более двадцати минут, чтобы обнаружить Оливера, попивающего кофе в саду. Он нашел спокойное место с видом на озеро и голубые розы. Я устроилась перед открытым окном, решив заниматься утренней йогой в прямой видимости от него. Он поднял глаза от своего ноутбука и дважды перевел взгляд на мой наряд. Я опустилась в позу «вниз головой», ожидая, что у него будет стояк, который, надеюсь, приведет к некрозу. После утренней тренировки я вошла на кухню в одних «Дейзи Дюк» и ярко-красном бикини. Мурашки разбежались по рукам, но мучить Оливера было беспрецедентно важно. Тот отчаянно пытался сосредоточиться на лежащей перед ним таблице. — Хорошо спал? — пропела я. — Конечно. А ты? — Он сделал глоток своего макиато, уже вернув свое внимание к ноутбуку. Оглядываясь назад, я должна была заметить очевидные признаки. Мясо. Самолет. То, как он погружался в работу всякий раз, когда нянчился со мной. Оливер хотел как можно меньше иметь со мной дела, пока ко мне не вернется память, но я отказывалась облегчать ему задачу. Не потому, что он солгал мне о нашей помолвке, выставив меня полной дурой. А потому что я помнила, что он со мной делал. Каждую. Жестокую. Вещь. То, как он лишил меня девственности и бросил. Та позорная прогулка по мощеной парижской дороге, почти голая, с тонким гостиничным халатом, обвязанным вокруг моих плеч. Пристальные взгляды, шепот, отказ пускать меня в бутики. Последовавшие за этим горячие слезы. Внезапное молчание Олли после этого. Ни звонков, ни сообщений, ни электронной почты. Ни одного подарка, которые он обычно присылал мне во время своих путешествий. Я появилась в этом самом доме, перед этими самыми коваными железными воротами, но получила отказ. Снова. А потом - те обмены в Instagram. Так публично, как будто он хотел показать мне, что изменил мне. И больше всего я помнила, как после всего случившегося этот континент так и не стал достаточно большим для нас обоих. Я выбрала Лос-Анджелес, потому что это было самое отдаленное место в Америке от Мэриленда, не считая Аляски и Гавайев. И все равно я видела его лицо. Постоянно. И в журналах сплетен, и в светских колонках, и даже на слушаниях в Конгрессе. Оливер был везде, как бы я ни старалась вычеркнуть его из своей жизни. На этот раз он оказался в ловушке. Не сможет избавиться от меня. —Было немного жарко. — Я сжала чашечки бикини, пока треугольники не стали едва прикрывать мои соски, решив дать ему попробовать его собственное лекарство. — Думаю, сегодня я буду спать голой, если ты не возражаешь. Оливер поперхнулся кофе, расплескав половину его на экран своего дорогого устройства. Он схватил салфетку и промокнул уголки губ. — У тебя теперь аллергия на одежду? — Теперь? — Я посмотрела на него под занавесом ресниц, невинно моргая. — Я гордая нудистка, Оливер. Для меня это образ жизни. Я помню это очень отчетливо. Я никогда не хожу по дому в одежде. Она заставляет меня чувствовать себя... Он застонал. — Разумной? — Замкнутой. — Либо твои сиськи будут скованы, либо я - когда буду убивать всех, кто смотрит на тебя голой. — Тебе действительно не стоит так ревновать. Я помню почти все свои студенческие годы, и я переспала со многими парнями. По моим подсчетам, не менее двухсот. — А у тебя не было постоянного парня? — Грант. Грант Дуайер. — Я вздохнула, делая вид, что глубоко задумалась. — Вот он был настоящим джентльменом. Не то что тот парень. — Другой парень? — Вэнс Смит. — Я наморщила нос, вызывая фальшивые воспоминания. — Мы познакомились на заправке. — Там, где происходит первая встреча всех известных людей. — Примерно через три недели я бросила его, потому что он потребовал, чтобы я избавилась от своей коллекции вибраторов. — Он что? — Оливер, казалось, был в большем ужасе, чем я, хотя я знала, что это чистая выдумка. — Это все равно что уволить его су-шефа за то, что он помогал ему готовить. — Между тем Грант был мечтателем. Полный революционер. Он согласился на свободные отношения. — Открытые отношения, — ошарашил Оливер. — Да, — солгала я. — За те три года, что мы встречались, я переспала с сотнями мужчин. Он даже смотрел несколько раз. Жаль, что ему пришлось переехать в отдаленную деревню на другом конце света, чтобы спасать детенышей тюленей от разливов нефти. Грант тоже защитник окружающей среды. — У вас были свободные отношения с экологом, который бросил свою научную степень, чтобы спасать детенышей тюленей от нефти. — Да. Разве он не душка? — Он нечто, — пробормотал Олли в свою кружку. Я подошла к его драгоценной кофеварке, сложной модели, которая, должно быть, стоила пятизначную сумму. Поднявшись на цыпочки, я потянулась за кружкой в верхнем шкафу. Моя грудь колыхнулась от этого движения. Оливер обернулся, заметно взволнованный. — Хочешь, я сделаю тебе кофе? — Все в порядке, я справлюсь. Садись и отдыхай. — Осторожно. Мама сделала ее для меня на заказ в Италии. Это единственная в своем роде и незаменимая машина. Производитель закрылся много лет назад. Я отмахнулась от него. — Ты такой беспокойный. Он вернулся к своему ноутбуку. Я взялась за один из клапанов кофеварки и повернула его не в ту сторону, целенаправленно отвинчивая. Он с лязгом отвалился. — Вот черт. — Я зашипела, хлопнув себя по ляжке. — Я сломала кофеварку. Ты ведь не против? Если бы он присмотрелся, то понял бы, что на то, чтобы прикрутить вентиль обратно, уйдет секунд десять, но он этого не сделал. Дым практически сочился из ушей Олли. Он оставался неподвижным, лицом к ноутбуку, вероятно, потому, что не хотел кричать на меня. Он прочистил горло, его позвоночник выпрямился. — Все в порядке. Я подошла к промышленному холодильнику, достала холодную заварку и опустилась рядом с ним, послав ему свою лучшую победную улыбку. Он нахмурился, глядя на свой экран. Я была занозой в его боку. Он еще не знал, что я собираюсь пустить ему кровь. — Итак... — Я громко отхлебнула кофе, что было его главной придиркой с детства. — Я подумала... о нашей свадьбе... Он заскрипел зубами, заставляя себя поднять на меня глаза. — Да? — Даллас упоминала, что ты устроил здесь ее свадьбу. — Да, — протянул он, его опасения были очевидны. — Она прислала мне папку с распечатанными твоими письмами. Те, что ты прислал ей с предложениями по поводу свадьбы. Я опустила ту часть, где мы хихикали в самолете над тем, насколько нелепыми были большинство из них, и коллективно согласились, что Оливеру нужно усилить свою игру в троллинг. Мне, с другой стороны, помощь в этой области не требовалась. Олли закрыл ноутбук, тщательно подбирая слова. — Это была шутка. — Правда? Я нашла несколько отличных идей в папке. — Я наколдовала восьмидюймовый скоросшиватель и бросила его на стол. От его веса зазвенела вся рама. — К тому же Дал сказала, что ты, кажется, в восторге от них, так что я решила включить в свадьбу все, что смогу. — Дал? — повторил он, наблюдая, как я бездумно перелистываю страницы. — Да. Ее прозвище, глупыш. Я не собираюсь называть свою лучшую подругу ее полным именем. Я просто... я не... — Я пожала плечами. — Я чувствую себя такой благословенной, находясь в отношениях с тобой. — Правда? — Ты - все, что я когда-либо хотела. Ты никогда не подведешь меня. Никогда не солжешь мне. Никогда не бросишь меня, как это сделали мои родители и Купер. Ты ставишь меня на первое место, всегда. — Я смотрела ему прямо в глаза, наблюдая, как он вздрагивает от каждого слова, которое я произношу. — Я люблю тебя, Оливер. Он ничего не ответил. Что он мог ответить, если в нем не было ни одной из этих черт? Я вздохнула, остановившись на странице, которую заложила в закладки. — Я не хочу быть невестой и делать из свадьбы все, что я хочу, поэтому я лучше просто приму твои предложения и буду их выполнять. Не то чтобы я вообще помнила, чего хочу. Это решает эту проблему. — Да. Абсолютно. — Он, казалось, погрузился в размышления, все еще помня мое предыдущее описание. Я перегнулась через стол и вывела его из задумчивости, крепко поцеловав в щеку. — Как будто ты думал заранее, когда составлял это. — Я думал о том, как бы поиздеваться над Ромео и Дал , поскольку ни тот, ни другой на тот момент не хотели жениться друг на друге. — Не будь смешным. Они явно влюблены. Кто бы стал жениться на ком-то по любой другой причине, кроме любви? — Я сделала паузу и заставила его посмотреть в глаза, изогнув бровь. — Ты ведь любишь меня, верно? Он отвел глаза. — Конечно. — Что ты любишь во мне больше всего? — Твою креативность. Возможно, ты могла бы применить ее, чтобы спланировать свадьбу с нуля. — Он потянулся к папке, пытаясь вырвать ее из моих пальцев. — Тебе это не нужно. Я отмахнулась от его руки. — Не будь смешным. Ты уже проделал всю эту работу. Было бы обидно, если бы она пропала зря. — Нет, правда. — Впервые он выглядел искренне запаниковавшим, вероятно, вспомнив все свои нецензурные предложения. — Без проблем. — Я хочу, чтобы мы исполнили дуэт «Любовь - открытая дверь». — Я сделала паузу. — Ну, знаешь, песня из «Frozen». Его брови взлетели вверх. — Ты хочешь, чтобы мы спели песню из Frozen? — Да. — На нашей свадьбе? Я кивнула. — Это хороший дуэт. Ты не Сантино Фонтана, но я уже записала нас на уроки пения. Она авторитетный тренер. Бродвейские актеры поклоняются ей. У нее дикий список ожидания, но я потянула за ниточки. — Вот это да. — Такими темпами его брови приклеятся к потолку. — Не думаю, что я смогу это сделать. На работе много дел. — Не беспокойся о своей работе. Я уже связалась с твоим ассистентом и попросила его назначить подходящее время для наших встреч. — Я отмахнулась от него и выхватила его макиато, только для того, чтобы скорчить гримасу и выплюнуть глоток обратно в чашку. С преувеличенной гримасой я протянула ему чашку обратно. — Упс. Просто вспомнила, что не люблю макиато. Я так хорошо продвигаюсь, не так ли? — Поразительно. — Он уставился в свой испорченный кофе, а затем снова поднял глаза на меня. — Подожди. — Олли нахмурился. — Разве принцесса Анна даже не вышла замуж за того чувака в конце дуэта? — Верно. — Я сделала паузу, удивившись. — Откуда ты знаешь? У тебя есть племянницы и племянники? — Нет. — Он потер затылок, его высокие скулы слегка покраснели. — Как я могу не знать? Это общеизвестно. — Для мужчины средних лет, у которого нет детей и молодых родственников? — Я сузила глаза. — Вряд ли. — Во-первых, я не среднего возраста. Во-вторых - отлично. Frozen on Ice был чертовски горячим, ясно? Что может не понравиться? Две горячие сестрички в кошачьей драке, конькобежцы с отличными задницами и закуски. — Он жестом указал на себя. — Я всего лишь человек. — Мой любимый человек, — поправила я его. — Я знаю, ты не указал, какой музыкальный номер ты хочешь исполнить в переплете, но мне кажется, что эта песня нам очень подходит, понимаешь? И не волнуйся, я записала несколько предложений, которым мы можем точно следовать. — Нам это и не нужно. — Где она? — Нахмурив брови, я перелистывала страницы и щелкнула, когда нашла нужную. — Здесь. Совпадающие татуировки. Это такая романтичная идея, Оливер. Я думаю о полноценном портрете лица друг друга в цвете. Я знаю, что ты добавил в свой лукбук только черно-белые фотографии, но наша любовь так полна красок, что было бы обидно затушевать ее. Его щеки окрасились в зеленоватый оттенок. — Как насчет того, чтобы закрепить эту идею с татуировкой? Мы можем начать с Frozen... Я прервала его. — Когда у нас свадьба? — Мы еще не назначили дату. — Он добавил под дых: — И слава богу, что так. — Я думаю, это должно быть очень скоро. Например, в этом месяце, — убежденно сказала я. — Нет смысла ждать. Мы оба больше не весенние цыплята. Я хочу начать делать детей прямо сейчас. — Наверное, сначала тебе нужно вернуть память. — Он кашлянул в кулак. — Я имею в виду, ты даже не выбрала платье. — О, но я выбрала. — Я хлопнула ладонями по обеденному столу, отправив в полет старинную коробку из-под сигар. Он героическими инстинктами удержал ее от падения на пол, поставил рядом с собой и окинул меня неохотным взглядом измученного родителя, развлекающего своего малыша во время адского прилива сахара. Оливер сцепил пальцы и изучал меня. — Когда ты успела найти платье? — На самолете в Бэйлор. Мы с девочками смотрели фильм про Барби. Он провел языком по внутренней стороне щеки, сложив руки на груди. — Ага. Я указала между нами. — Мы так похожи на Марго Робби и Райана Гослинга... — Прости, но Райан Гослинг, блядь, хотел бы иметь мою линию челюсти. — Все равно. — Я пожала плечами. — В любом случае, она надела это великолепное розовое мини-платье... — Мини-платье. — ... и я подумала, что оно будет так очаровательно смотреться у алтаря. Особенно если ты наденешь подходящий наряд от Кена. — Я не надену подходящий наряд Кена. Я вздохнула. — Почему? — Потому что я хочу спасти хоть немного своей гордости после того дуэта из Frozen. Возможно, я слишком много наговорила. Я слишком преувеличила свою марку «не в себе». Мне нужно было сделать свою актерскую игру более правдоподобной, если я хотела вытянуть из него пытку. — Олли. Это твои идеи. В чем проблема? Или дело во мне? Ты не хочешь на мне жениться? — Я зажала рот рукой и разрыдалась, мысленно поблагодарив клиента, получившего «Оскар», за то, что он научил меня плакать по заказу. — Я думала, ты меня любишь. Две горничные в униформе вошли на кухню с продуктами, заметили, что я плачу как ребенок, и, развернувшись, быстрым шагом направились прочь, чтобы избежать сцены. Оливер смотрел то на них, то на меня, теряя терпение. — Ладно, — огрызнулся он, сжав кулаки. — Я надену дурацкий костюм Кена. Господи. — Дурацкий? Он дизайнерский. Дал нам его подарила. Костюм сшит из настоящих золотых нитей и усыпан красными бриллиантами. Они стоят почти двенадцать миллионов за штуку. Его глаза чуть не вылезли из глазниц. Если бы Олли не разрушил мою жизнь, я бы сейчас его пожалела. — Спасибо за командную работу. — Я перестала плакать и причитать одновременно. — Хочешь знать, что еще я приготовила для нас? Он просто смотрел на меня глазами, которые говорили о том, что его душа высосана досуха, и скорая смерть не может наступить слишком рано. Я восприняла это как знак продолжать. — Дал упоминала, что ты любишь сексуальные намеки, поэтому я хочу, чтобы на нашем свадебном торте были изображены мы в 69 лет. Он уперся основаниями ладоней в глазницы, массируя их. — Я также люблю поло. Но это не значит, что я хочу ехать к алтарю на лошади. — Почему нет? — Я оживилась. — Это отличная идея. Он просто уставился на меня. Я знала, что свадьба была гипотетической. Однако его раздражение было вполне реальным. — На самом деле, — продолжила я. — Я увидела это на странице 8, раздел 7, часть А. Кстати, ты очень организован. Чтобы соблюсти дух своей организованности, я пометила свои избранные места липкими записками с цветовой координацией. Красные - пропуск. Желтые - возможно. Зеленые - обязательно. Мы оба посмотрели на кожаный «кланкер», который сейчас находился в моей смертельной хватке. Из скоросшивателя должны были торчать сотни зеленых липких записок. Когда не ответил, я продолжила. — Единственная причина, по которой я не заговорила о верховой езде, заключается в том, что я не помню, можешь ли ты все еще ездить верхом на том уровне мастерства, который необходим, чтобы перемещаться по узким проходам. — Может быть, мы могли бы взять уроки и для этого, — отшутился он. — Не думаю, что мы сможем вместить еще один. — Я нахмурилась, но потом сменила хмурый взгляд на задорное подпрыгивание. — О. Я видела твою идею с пакетами для подарков. Это блестяще. — Тебе придется подтолкнуть меня к воспоминаниям. — Ты посоветовал Ромео подарить гостям акции его компании, но раз это наша свадьба, мы можем подарить гостям акции The Grand Regent. — Точно. Потому что шампанское и Адвил - это слишком просто. — Именно. Твои идеи гениальны. Я не буду ставить их себе в заслугу. А вот следующая идея - моя. — Я прижала папку к груди. — Подожди, пока ты не услышишь, кого я хочу пригласить после церемонии. Оливер похлопал по столу в поисках своей коробки с сигарами и открыл ее, вытащив толстую кубинскую сигару и прикурив от своей Zippo. Я свела брови, изображая озабоченность. — Все в порядке? — Никогда не было лучше. А что? — Потому что ты прикурил сигару наоборот. Он откашлялся, повертел сигару и снова зажег ее. — В общем... — Я потерла руки. — Готов к драгоценному камню? — Да, дорогая. — Оливер попыхивал сигарой, искоса поглядывая на меня. — Не знаю, как ты сможешь превзойти все эти замечательные идеи, но я весь внимание. У меня было такое чувство, что он фантазирует о том, как убить меня сотней разных способов. — Свадьба состоится в... — Я барабанила по столу, стараясь не поцарапать дерево своими дешевыми кольцами. — Науру. Я широко раскинула руки в улыбке. В его челюсти дрогнул мускул. — Науру? — Да. Я никогда там не была. А ты? — Нет, — сказал он, — поскольку для посещения самой маленькой островной страны в Тихом океане требуется гостевая виза, а во всем мире есть только десять посольств, которые ее выдают. — Недостижимые вещи гораздо желаннее, не так ли? — Я подперла подбородок кулаком, устремив на него мечтательный взгляд. — Уверена, ты меня этому научил. — Брайар, туда можно долететь только через Брисбен, а рейс отправляется раз в неделю. Единственный. Перевезти туда гостей невозможно. — Ты не можешь написать «невозможно» без слова «возможно». — Ты также не можешь написать «непредумышленное убийство» без слова «смех» ( прим . Игра слов: manslaughter и laughter ). — Он сжал сигару в кулак с такой силой, что она раскололась посередине. Крошки табака посыпались на стол. — К чему ты клонишь? — Я думаю, мы сможем это сделать, — уверенно сказала я. — Однажды ты сказал мне, что можешь сделать все, что захочешь. Я не понимала, почему он так взволнован. Не похоже было, что свадьба вообще состоится. — Мой друг отправился на Науру. Риггс Бейтс. Он фотограф Nat Geo. — Оливер макнул сломанную сигару в свой макиато, наполненный слюной. — Он сказал, что, когда приземлился там, ему пришлось добираться до отеля автостопом. — В чем проблема? Мы будем передвигаться большими группами. Мы будем в безопасности. — В этом месте нет массового общественного транспорта. — Удивительно, правда? Они потребляют ноль кубических футов природного газа на душу населения. Так заботятся об окружающей среде. — Я переместилась на край своего кресла, практически вибрируя. — Я слишком волнуюсь по этому поводу. Оливер перекладывал сигару с одного края кружки на другой и просто смотрел на меня, не говоря ни слова. Кажется, я действовала ему на нервы. Хорошо. Пора переходить к финалу. — Свадьба состоится ровно через месяц, так что отметь в своем календаре. — Я стукнула кулаком по его столу. — Ты можешь быть куколкой и разослать приглашения? Я встала, обогнула стол и взяла его щеки в руки, разминая их, как надоедливая тетя. Когда я отпустила его, он застонал. — За дело. Кого ты хочешь пригласить? — О, всех, кого, по твоему мнению, я хотела бы там видеть. Ты же знаешь, что у меня больше нет памяти. С этими словами я направилась к выходу из кухни. У меня было много вещей, которые нужно было уничтожить, и относительно мало времени, чтобы сделать это. А еще мне нужно было собрать вещи. — Эй, куда это ты собралась? — окликнул он меня. — Навести порядок в своем гардеробе. — Я не потрудилась повернуться к нему лицом. — Мне показалось, что я видела там несколько старых вещей, которые можно отдать на благотворительность. Он знал, что его ждет. Я планировала опустошить весь его шкаф. Мне показалось, что я услышала стон Оливера о том, что карма - сука, прежде чем скрыться в коридоре. Да, она такая, муженек. Но я еще хуже. 48 Брайар Себ фБ: Поедание вегетарианских суши с голой груди Оливера на обед?????? Прикол. Брайар Ауэр: Фу. Ты это видел? Себ фБ: Это и бис. Жаль, что я не сфотографировал лицо Оливера, когда ты сообщила ему, что перевела все часы в доме, потому что не веришь в переход на летнее время. Брайар Ауэр: Боже, твои уши, должно быть, развили сверхзвуковую силу. Себ фБ: Я все вижу и слышу из окна. Брайар Ауэр: Совсем не жутко. Себ фБ: Не меняй тему. Брайар Ауэр: Ты все еще злишься, что он прервал твой девичник? Себ фБ: Что-то вроде того. Брайар Ауэр: Кровь должна быть в крови. Себ фБ: Зачем останавливаться на крови? 49 Оливер Олли фБ: Я думаю, она издевается надо мной. Зак Сан: Ты можешь быть более конкретным? Каждая женщина на планете Земля трахалась с тобой в какой-то момент. Олли фБ: Очень смешно, мистер 30-летний девственник. С тех пор как мы узнали, что Зак был девственником, когда встретил свою жену, я старательно напоминал ему об этом каждую свободную минуту. Олли фБ: Брайар. Она не может быть такой невыносимой. Ромео Коста: В каком смысле? Олли фБ: Она только что спланировала самую ужасную свадьбу в истории брака. Ромео Коста: А тебе какое дело? Свадьба не настоящая. Зак Сан: ИЛИ НАСТОЯЩАЯ. Ромео Коста: Мы делим яхту по времени, Зак. Зак Сан: К черту. Ты сказал две недели. Я сказал одну. Кто окажется ближе всех к временной шкале, тот и победил. И да, я сижу здесь с секундомером. Олли фБ: Я думаю, ты не понимаешь. Она не Даллас. Ее жизненная миссия - не заставлять окружающих терять рассудок. Она обычно мягкая, забавная и потрясающая. Ромео Коста: Похоже, у тебя есть склонность вызывать в людях самое худшее. Зак Сан: Это правда. Помните ту замужнюю, которая пыталась поджечь твой дом? Ромео Коста: Или ту чокнутую светскую львицу, которая пыталась похитить твоих собак? Зак Сан: Или фанатка, которая пыталась украсть твою сперму? Олли фБ: Я сейчас заплачу. Зак Сан: Пожалуйста, веди прямую трансляцию. Ты же знаешь, я люблю хорошие срывы. Олли фБ: Она так же бесит, как и возбуждает. Ромео Коста: Что это значит? Олли фБ: В основном то, что у меня сейчас случится сердечный приступ. 50 Оливер Существовала большая вероятность того, что я не выберусь с ужина живым. Только если моя невеста не имеет к этому никакого отношения. Я не знал, что Брайар приготовила для меня, но не верил, что она случайно сломала кофеварку (она не была неуклюжей) или что она спонтанно решила меня обмануть, мастурбируя, пока я принимал душ, и придумав йогу в бикини (что, как подтвердил интернет, было, к сожалению, не реально). Она что-то замышляла. Я ничего не мог с этим поделать, кроме как ждать, когда упадет гильотина. Если бы мне повезло, она снесла бы мне голову и положила конец этому жалкому существованию. Брайар и Себ получат заслуженный хэппи-энд, а мама с папой наконец-то избавятся от вторничных ужинов с единственным сыном, который удосужился прийти. Когда приготовления к празднику шли полным ходом, я, обойдя своих подчиненных, зашагал по огромным коридорам своего особняка, главным образом чтобы еще раз проверить, не подожгла ли Брайар что-нибудь за те двадцать минут, что ушли на кормление Эла Капони и Усэйна Кольта. Убедившись в отсутствии пламени, я устроился перед окном с видом на озеро. Сцепив руки за спиной, я изучал пустую гребную лодку Себастьяна. Сегодня он не сможет ею воспользоваться. Не с учетом того, что столик кейтеринговой компании был накрыт на берегу озера. Они приготовили ужин из восьми блюд на воде, в основном вегетарианский, чтобы угодить Брайар, хотя Хетти сделала несколько дополнений. Полуночные ряды оставались единственной отдушиной моего брата. Единственное время, когда ему было удобно выходить из своего крыла на свежий воздух. Чувство вины кольнуло меня в груди. Я покачал головой и прокрался к его крылу, оглядываясь направо и налево, чтобы Брайар меня не увидела. Меньше всего мне хотелось, чтобы она обнаружила, что там живет мой затворник, несносный, озлобленный на все мироздание брат. Чтобы она увидела, как я превратил Себастьяна фон Бисмарка, одного из самых востребованных людей в мире, в тень самого себя. У меня была противоположность «прикосновению Мидаса». Я превращал в дерьмо все, к чему прикасался. Все портил. Неизменно. Включая мои отношения с Себастьяном, Брайар и родителями. Собаки преследовали меня, когда я зашел на территорию Себастьяна. Хм. Странно. Они никогда раньше не заходили на эту сторону дома. Я открыл двое детских ворот, стараясь закрыть их тихо, чтобы не привлечь внимание Брайар. Даже при площади в двадцать тысяч квадратных футов я не мог быть слишком осторожным. Себ не поднял глаз, когда я вальсировал прямо в его спортзал. Я знал, что найду его там. Приклеенный к гребному тренажеру - он всегда гребет - в одних черных спортивных шортах. Его тело блестело от пота, каждый дюйм покрывали натруженные мышцы. Я отказывался верить, что его сняли со счетов из-за лица. Как будто лица имеют значение для женщин. Если бы они имели значение, Пит Дэвидсон до сих пор был бы девственником. — Если это не брат дорогой. — Себастьян потянул за ручку и откинул ее назад, прежде чем скользнуть внутрь, его движения были плавными и контролируемыми. — Чем я обязан этому визиту? Обычно я отправлял ему сообщение перед тем, как прийти. Ему нужно было время, чтобы подготовиться к встрече со мной. Единственный человек, с которым он согласился встретиться лицом к лицу. У нас была ровно одна назначенная встреча в неделю, на которой мы в полном молчании смотрели семидневные серии «Дней нашей жизни» и расставались как ни в чем не бывало. Примерно раз в две недели мне удавалось убедить Себа провести со мной дополнительный вечер. Мы занимались на улице, в глухом лесу за территорией дома, но только поздно вечером. Или делились едой, которую я привозил от мамы. Но я никогда, никогда не проверял его спонтанно. Я даже не знал, что заставило мои ноги привести меня сюда. Может, я хотел похвалиться Брайар, но это лишь подпортило бы ему жизнь. А может, я надеялся, что он, наконец, освободит меня от обещания, которое вырвал из меня после того, как я разрушил его жизнь. В любом случае этого не произойдет. Я знал это. И все равно... Я оперся плечом о дверной косяк, засунув руки в передние карманы. — Сегодня вечером на улице будет званый ужин. Я просто хотел предупредить тебя. Его спина содрогнулась от сухого смешка. — Следишь, чтобы монстр не выскочил из клетки и не напугал твоих гостей? Мне чертовски не нравилось, что он считал себя монстром. Когда он смотрелся в зеркало, он видел то же лицо, что и я, и не мог разглядеть в нем того, кого стоило бы любить. — Ты прекрасно знаешь, что я ничего не хочу больше, чем видеть тебя там, как ты ужинаешь с нами, снова общаешься. — Я говорил так тихо, что сомневался, слышит ли он меня. — О. Ну разве ты не душка? У меня подпрыгнул мускул на челюсти. Я проглотил рык разочарования. — Я просто хочу, чтобы ты был счастливым. — Боюсь, тебе следовало подумать об этом до того, как ты испортил мне лицо. Он защелкнул ручку на место и поднялся, схватив с перил маленькое полотенце и вытирая им лицо и волосы. Он бросил его в корзину для белья, подхватил бутылку с аминокислотами из шейкера и направился ко мне. Лицо Себастьяна так и не зажило. Не совсем. Это было нелегко признать, но это была правда. Я сделал его полностью измененным, с недостающими частями и кусками сшитой кожи. — Как я и говорил, спасибо, что предупредил. — Себастьян встретил мой взгляд, и его голубые, как океан, глаза уставились на меня. — Что-нибудь еще? — Пойдем со мной к пластическому хирургу. — Отчаянная мольба в моем голосе вывела меня из себя. Я не должен умолять его об этом. — Давай изучим наши возможности... — Мне совершенно неинтересно накладывать помаду на свинью. — Его металлический смех эхом разнесся по коридору. — Ничто не заставит меня выглядеть так, как раньше. Я хочу вернуть свое прежнее лицо. Я хочу вернуть свою прежнюю жизнь. Если выбирать между обрывками или ничем, я выберу ничего. — Почему ты такой упрямый? — Я зарычал, расстроенный. — Почему ты такой глупый? Я покачал головой. — Мама должна была позволить тебе капать по ее ноге. Это заставило его фыркнуть. — Ты безнадежный романтик, если полагаешь, что папа открыт для чего-либо, кроме миссионерской практики с целью размножения. Его плечо столкнулось с моим, когда он выскочил за дверь и направился в свою комнату. Я последовал за ним. — Никто не хочет быть одиноким. — Нет? — Он ворвался в ванную комнату, где включил кран. Вода хлынула внутрь. — Тогда почему ты до сих пор один? Мрачная ухмылка исказила его щеки. Он точно знал, почему я один. Он знал, чего я хочу - и что именно из-за него я это потерял. Ни один из нас не хотел этого признавать. После того как я дал обещание, мы больше никогда не говорили об этом. — Я один, но не одинок. — Я махнул рукой в сторону озера, где поставщики провизии, вероятно, уже закончили готовить наш с ребятами ужин. — Я вижусь с нашими родителями почти каждую неделю... — И ненавидишь каждую минуту. — У меня есть друзья... — Приятели по тренировкам, у которых есть свои семьи и круги общения. Себастьян никогда не упускал случая напомнить мне, что Ром и Зак были связаны друг с другом теснее, чем я с кем-либо из них. Я был третьим лишним. Тот, кто пригласил себя на их вечеринку из двух человек, когда я обнаружил, что большинство людей невыносимы. К тому времени они были знакомы уже пять лет, росли по соседству друг с другом. А после несчастного случая с Себом... Ну, я не хотел сближаться с кем-то еще. — Проститутки, — в отчаянии отметил я. — У меня бывают перепихоны. Я наслаждаюсь сексом на одну ночь. Ладно. Секс на одну ночь. В единственном числе. Просто чтобы попробовать. Предупреждение под спойлером: это было отстойно. После этого я сдался. По правде говоря, мне нравилось подшучивать над Заком за то, что он девственник, но за время своего короткого брака он, наверное, занимался сексом в пятьдесят раз больше, чем я за всю свою жизнь. — А я наслаждаюсь долгими прогулками в аду с моими лучшими приятелями Дамером и Банди. — Себастьян фыркнул, взяв с прилавка маленькую бутылочку с солью для ванн. — Я не куплюсь на то, что ты продаешь, Оливер. Ты такой же несчастный и одинокий, как и я. Просто тебе лучше удается притворяться, что это не так. Ты просил меня быть таким , - хотелось кричать мне. Но вместо этого я проглотил свое разочарование, похоронив его рядом с обидой. Он высыпал соль в воду. Его тело постоянно болело. Он использовал промышленное количество солей, масел и поливитаминов, чтобы попытаться облегчить боль. Я расправил плечи. — По крайней мере, я не прячусь от мира. Он откинул голову назад и издал горький смешок. — Попробуй пожить в моем теле хотя бы минуту, и ты тоже почувствуешь. Это заставило меня замолчать. Я знал, что он прав. Я просто не хотел, чтобы он был прав. Себастьян присел на край ванны, наблюдая, как соли шипят в воде, превращаясь в молочный цвет. — Что-нибудь еще, старший брат? — Вообще-то, да. Мне нужен совет. — Skyn ultra-thin, хотя Trojan Magnum тоже подойдут ( прим . Марки презервативов) Я проигнорировал его шутку. — Брайар ведет себя как чертовка. Я не знаю, что с ней не так... — А ты не пробовал отключить ее от сети, перезагрузить, а потом снова подключить, но на этот раз не разрушая ее жизнь? Мои зубы сомкнулись. Я постарался сохранить нейтральный тон. — Как я уже сказал, в последние пару дней она была непокорной. Она может попытаться проникнуть в твое крыло. — Верно подмечено. Я буду драться с ней в любое время и в любом месте, где она захочет. — Ты не тронешь ни одного волоска на ее голове, — возразил я, и мой тон прозвучал резче и грубее, чем я намеревался. Это заставило Себа поднять глаза от воды. — Прости? — Ты не сможешь ее тронуть, если она придет сюда. Или устраивать сцену. Если ты хоть немного заставишь ее чувствовать себя неловко... — Тогда что? — Он встал. Себ жил для того, чтобы заставить меня чувствовать себя маленьким, виноватым и незначительным. — Что ты тогда сделаешь? Я твой младший брат, чью жизнь ты разрушил. Ты не посмеешь мне мстить. Может быть, дело было в постоянных мелких пакостях, которые Брайар устраивала мне. Может, дело в десятилетии бессонных ночей. Может быть, дело в напряжении от того, что самая сексуальная женщина планеты терлась об меня двадцать четыре часа в сутки. Но впервые с тех пор, как я разрушил жизнь Себа, я сорвался. Я рванулся вперед, встав с ним нога в ногу и вцепившись ему в лицо. Наши носы почти соприкоснулись. Тяжелый вздох вырвался из моих губ. Я даже не знал, почему. Почему я, наконец, решил прорваться сквозь это дерьмо. — Мне плевать, что я сделал с тобой почти два гребаных десятилетия назад, Себастьян. — Я ткнул пальцем ему в грудь. — Это была ошибка, и я плачу за нее каждый день. Дорогой ценой. Я попросил прощения. Я постоянно прошу. Но сейчас я говорю тебе: если ты причинишь боль этой женщине, я уничтожу тебя и не оставлю ничего, что можно было бы запятнать. Ты понял? Его голубые глаза заблестели. Я подумал, не заплачет ли он. Интересно, сможет ли он вообще. Я никогда не видел, чтобы Себастьян плакал. С тех пор как ему исполнилось пять. И даже после того, что я с ним сделал. — Если она тебе так дорога, почему ты согласился ее бросить? Из-за тебя, - хотелось закричать мне. Потому что я был слишком занят, пытаясь сделать все лучше для тебя. Пытался исправить тебя. Я не мог спасти вас обоих, поэтому выбрал тебя. Я вспомнил тот момент, когда пообещал Себастьяну держаться подальше от Брайар. Он сидел на больничной койке, а я держал зеркало и смотрел, как он распутывает бинты на лице. Как только он увидел себя, его вырвало. На зеркало. На мою руку. На простыни. На кафель в палате. Затем он повернулся ко мне, абсолютно серьезный, и спросил: — Ты хочешь загладить свою вину? Я кивнул, сердце заколотилось в горле. — Я дам тебе все, что ты захочешь. — Что угодно? — Все, что угодно, — пообещал я. — Я хочу твоего счастья. Я покраснел, испугавшись того, как он это воспримет. — Себ... — Уходи от Брайар Роуз. Мне показалось, что он ударил меня. — Что, прости? — Ты отнял у меня все шансы на счастье. Я лишаю тебя. Оставь Брайар Роуз, живи своей жалкой жизнью без нее и помни, каково это, когда у тебя отнимают то, что тебе дороже всего. Я мог бы сказать «нет». Сказать ему, что он сказал это только от злости, страха и разочарования, что потерял все. Что, возможно, через месяц, или год, или даже пять он пожалеет о том, что попросил меня отказаться от нее. Но он не пожалел. Вместо этого я согласился. — Потому что ты меня попросил, — тихо сказал я, хотя сама себе не верил. — Это полная чушь, и ты это знаешь. — Себастьян отступил назад, покачал головой и выключил кран. — Но ладно. Я обещаю не разрывать ее на части, если она найдет сюда дорогу. — Спасибо. — Но я не могу обещать, что не буду говорить о тебе гадости. Он уже стягивал с себя шорты - мой сигнал уходить. — Все в порядке. — Я махнул рукой за спину. — Вступай в клуб. — Я председатель. — Я захлопнул дверь перед его носом, покачав головой, но не раньше, чем он успел крикнуть: — Не волнуйся, Олли. Если тебе от этого станет легче, я уверен, что она ненавидит тебя меньше, чем я. 51 Оливер Пушечное ядро с обрыва. Алкогольное отравление. Повесившись на бороде официанта длиной по пояс, которая, как я клялся, попала в мое вино. Я не знал, как покончу с собой сегодня вечером. Я просто знал, что убьюсь. В данный момент я размышлял о том, чтобы схватить свой нож для стейков и проткнуть им сердце. Хотя я был открыт и для других способов, включая (но не ограничиваясь ими) набивание карманов камнями и бросание в озеро (спасибо, Вирджиния Вульф), а также старый добрый прыжок в «Ламбо» и нажатие на педаль газа на протяжении всей поездки в ближайший дуб. Сказать, что ужин был ужасным испытанием, все равно, что назвать цунами мокрым. Ужин не был ужасным. Это была жестокая бойня масштабов Джека-потрошителя. Полное уничтожение жалких остатков моей души. Как ни странно, причудливая обстановка напоминала мне сказку. Длинный обеденный стол в деревенском стиле тянулся по периметру причала, по бокам стояли деревянные скамьи. На простой льняной скатерти красовались канделябры из искусственного рога и голубые розы. Свечи светились оранжевым светом, освещая наши лица. Нежные волны бились о берег, путаясь в песке, а затем отступали. Мы набили свои лица резными гранатами, импортным шампанским и свежим деревенским хлебом. Все было прекрасно. Совершенно идеально. Если не считать компании. — Розы без колючек. — Брайар взяла одну из роз, только что сорванную в нашем саду, и провела по бархатистым лепесткам своими нежными пальцами. По ее щекам пробежала горькая улыбка. — Выщипывать шипы у роз - все равно что удалять когти у кошки. Это оставляет их беспомощными, чтобы защитить себя. Такой ли ты человек, Олли? Все взгляды за столом обратились ко мне. — Нет. — Я сдержал всплеск разочарования, стараясь говорить беззаботно. — Я просто беспокоился о том, что Даллас может получить травму. Она... э-э... уникальна. Ромео отложил нож для стейка, похлопал себя по уголкам рта, как опытный аристократ, и продолжил рычать на меня: — Тебе предстоит несколько чертовски уникальных операций по восстановлению костей, если ты сейчас же не извинишься перед моей женой. Его жена, однако, не обиделась. — Брайар, мне нравится твое платье. — Даллас похлопала ее по обширному декольте, облаченному в расшитое платье от Валентино, которое стоило больше, чем нью-йоркская квартира. — Откуда оно? — Дай-ка я проверю. — Брайар потянулась назад и, прищурившись, сорвала бирку с горловины своего коричневого платья в горошек. В воздухе раздался звук рвущейся ткани. — Похоже, это лучшее платье Target. — Она повернулась и посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. — Правда, Олли? Ты не мог вложить деньги в приличную одежду для меня? Ты настолько дешев? Ромео поперхнулся своим горьким виски. Зак фыркнул. Глаза Фэр метались между мной и моей фальшивой невестой. Я глубоко, успокаивающе вздохнул. — Это все ты, мой маленький воин-эколог. Ты не веришь в дизайнерскую одежду. — Это одежда, а не астрология. Это не вопрос веры. — Брайар закатила глаза, опрокинув в себя весь мой фужер с шампанским. — Это быстрая мода. Роскошная мода не противоречит устойчивому развитию. Стелла Маккартни, Burberry, Chloe. У многих дизайнеров есть экологичные коллекции. Просто признай, что ты скуп. Это подытожило суть нашего ужина. Все сорок семь минут. Кто-то спрашивал Брайар о чем-то или делал ей комплимент, а она находила способ использовать новую тему, чтобы разжалобить меня. В настоящее время я был не очень гордым обладателем примерно пятнадцати новых дырок, а поставщики провизии еще даже не подали основное блюдо. — Я возьму тебя завтра за покупками, — пробормотал я в свой стакан. Мне нужно было что-то покрепче. Цианид, например. Единственная причина, по которой я не утопил Брайар в роскошных платьях, заключалась в том, что доктор Коэн подчеркнул важность сохранения ее старых вещей, включая гардероб. Для нее может оказаться пагубным столкнуться с целым шкафом, полным вещей, которые она никогда не выбирала. Мой тяжелый взгляд метнулся к окну Себастьяна. Затемненные шторы закрывали его по всей длине. Если бы я не цеплялся за каждый сантиметр ткани, то не заметил бы ничего. Малейший шорох. Себ был там. Прижатый к окну. Спрятанный за занавеской. Он хочет быть здесь, внизу. Он хочет снова жить. Но он не стал этого делать, и я допил остатки коктейля, жалея, что не выбрал цианид. Поскольку я отказался признать миллионную ссору, которую она пыталась затеять, Брайар проигнорировала мои слова, посчитав, что я ее не интересую. — Итак, Ромео. Ты работаешь торговцем оружием полный рабочий день? — Она повернулась к нему. — Я не знаю, что это такое, поскольку мой будущий муж не работает. Он поджал губы, подавляя смех. — Верно. — Знаешь, вчера я гуляла по участку и нашла его немного скучным. Я подумала, не мог бы ты оказать мне услугу. — Может. — Даллас кивнула от имени мужа, даже не услышав, в чем заключается эта услуга. — Как хочешь, подруга. Можешь на нас положится. — Спасибо. — Брайар с ухмылкой набросилась на свой вегетарианский суп-жуму, следя за тем, чтобы на лицах каждого не появилось признаков ужаса. — Не хочу вас беспокоить, но я просто не знала, где еще можно достать огнемет. Фэрроу подавилась куском хлеба. Зак опустил ложку в свою poulet aux noix и похлопал ее по спине. — Как весело. — Даллас загорелась и отсалютовала Брайар своим бокалом. — Зачем? — Я вхожу в эпоху готических девушек. — Брайар указала на утес через озеро. — Кусты там такие зеленые. Они портят всю атмосферу. Ромео изогнул бровь, первым прервав ошеломленное молчание. — Значит, ты хочешь... сжечь их? — Что? — Брайар огляделась вокруг, изображая удивление. — Ты знаешь другой способ быстро сделать его черным? К тому же, уничтожение дерьма - это очень терапевтично. Спроси Оливера. Он делает это со своей жизнью каждые несколько лет. По столу прокатилась волна смеха. У меня защекотало в челюсти. Не нужно было обладать хрустальным шаром, чтобы понять, к чему приведет эта ночь. Я мог уйти и покончить со своими страданиями, но остался из-за малейшего шороха занавески. Из-за крошечной возможности того, что Себастьян может наблюдать за нами сверху, впитывая наш смех через осмос. — Ох... — Даллас хлопнула себя по лбу. — Я забыла про гриоту, которого приготовила Хетти. — Она отодвинула стул и вскочила на ноги. — Если я вам понадоблюсь, я буду на кухне, буду жарить поросенка, как только что сделала Брайар. — На самом деле, я с удовольствием проведу экскурсию по твоему рабочему месту. — Брайар все еще не сводила глаз с Рома. — Я слышала, что Даллас загнала танк в яму. Зак фыркнул в свои хрустящие камни. — Нет, она заставила танк упасть в яму. Разница есть. — В любом случае. Я бы с удовольствием провела экскурсию по этому месту. Я вспомнила, что являюсь большой поклонницей огнестрельного оружия. — Брайар похлопала себя по бедру, как будто у нее там что-то спрятано. — У меня есть своя коллекция, чтобы показать это. Ромео потянулся за своим бокалом, оттопырив пальцем воротник рубашки. — У тебя есть оружие? — Много. Я начинала с малого, с четырех 500 S&W Magnum, но потом они мне немного надоели, и я смогла заполучить несколько исторических военных пистолетов и даже полностью автоматический пулемет. Чушь. Мои люди обыскали всю ее дерьмовую лос-анджелесскую квартиру вдоль и поперек. У нее не было ни одного пистолета. И уж точно не пулемета. Я, конечно, не стал ей в этом отказывать. Я знал, чем обязан ей. Зак сузил глаза. — Что, черт возьми, ты собираешься делать с полностью автоматическим пулеметом? — Я могу придумать только одно. — Даллас, которая только что вернулась, посмотрела между мной и Брайар, явно развлекаясь. — Три, если считать его яйца. — Я бы с удовольствием посмотрел на твою коллекцию оружия, Брайар. — Ромео потакал ей, прекрасно понимая, что мои артерии вот-вот разорвутся по всему столу. — Это будет честью для меня. — Кстати, о чести... — Брайар повернулась к Заку. — Я тут недавно кое-что вспомнила. Однажды мне выпала честь сделать для тебя кучу денег. Он снисходительно улыбнулся ей. — О? — Несколько лет назад я стал номером один на твоем порносайте. Доход от рекламы, детка. — Секс-видео? — Фрэнки расплескала вино по столу. — Даже я этого не делала. Подруга. — Она наклонилась через стол, чтобы дать пять, и ее ладонь соприкоснулась с ладонью Брайар. — Ты была бы самым крутым боссом на свете. — На самом деле... — Брайар надула грудь. — Думаю, я до сих пор на первом месте в поисковой выдаче по определенному извращению. Я нацепил на лицо фальшивую улыбку, притворяясь, что меня интересует мой хвост. Скорее всего, Брайар уже все узнала и решила отплатить мне за все по полной программе. Она хочет, чтобы ты потерял рассудок и все, что осталось от твоего терпения, напомнил я себе. Вероятно, она полностью восстановила память и знает, что ты не станешь ей противостоять. В конце концов, я должен был сыграть ей на руку, если только она не лгунья и не маньяк. Отлично. Чертовски здорово. Моя жизнь становится все лучше и лучше. — Ты меня поражаешь. — Фэрроу похлопала Зака по плечу, ее брови сошлись вместе с насмешливым сочувствием. — Почему? — За то, что владеешь секс-сайтом, когда ты сам был девственником столько лет, пока не встретил Фэрроу. Должно быть, это было тяжело. — Моя фальшивая невеста прижала пальцы к губам, расширив глаза. — Без каламбура, конечно. В этот момент я извивался и ерзал на своем месте так, словно моя задница горела. Брайар подначивала меня. Она хотела расширить границы. Посмотреть, как далеко она сможет зайти, пока я не столкнусь с ней, чтобы выставить себя в еще большем свете. Каждая частичка моего существа хотела обмануть ее в ответ. Она хотела свадьбу в стиле Frozen в глуши? Давайте, блядь, разберемся . Я был бы не первым, кто моргнул бы в этой дурацкой игре в салочки. Я придумал мелочь. Зак порезал свою свинину, изображая скуку. — Откуда ты знаешь, что я был девственником? — Фэрроу рассказала мне об этом в самолете в Техас. — Она ткнула пальцем в сторону Фэр. — Ой, простите. Это был секрет? Мы все знали, что никому из них нет до этого дела. На самом деле, единственным человеком за этим столом, у которого еще оставались какие-то настоящие секреты, был я. В эти дни мои друзья жили без стыда. Возможно, именно поэтому из всех грязных секретов на дороге Темного Принца Брайар выбрала именно эти темы. Безопасные. Она хотела расширить границы, но не наступать ни на чьи пальцы, кроме моих. Моя рука сжалась в кулак, обхватив ложку. Ромео вернул разговор в прежнее русло. — Что за извращение? Официанты направились к нам в белой униформе, убирая со стола тарелки и подавая нам на десерт дос макос и кокийтль. — Чик пас. — Брайар откусила пончик и подняла бровь. — Знакомо? Я не знал, смеяться мне или плакать. Душить или целовать эту невозможную женщину. Я только точно знал, что она провела последние двадцать четыре часа, вытягивая из меня ноги, и что у нее отличное чувство юмора и остроумие. Я покрутил в руках свой напиток и наконец произнес. — Забавно, что ты так много помнишь о своем прошлом, Обнимашка. — Разве это не здорово? — Брайар ухмыльнулась в ответ. — А еще я вспомнила, что мы купили тебе насос для увеличения твоего сам-знаешь-чего. Его уже доставили? Даллас приложила руку к груди и закрыла глаза. — Можем мы все просто взять и оценить, как Брайар перехитрила Оливера? Зак повернулся к Брайар. — Как называется твое секс-видео? Она открыла рот, чтобы ответить, и, хотя я был на девяносто девять процентов уверен, что секс-видео, о котором идет речь, не существует, я прорычал. — Я собираюсь пробить твое лицо на другой планете, если ты задашь ей еще хоть один вопрос об этом, Сан. — Да ладно, Олли. Я горжусь своим прошлым. — Брайар схватила мое колено под столом и стала массировать его, пробираясь пальцами по внутренней стороне бедра, едва не вырвав стон из моего горла. Она играла грязно. — Я имею в виду, разве ты не гордишься своим прошлым? Хорошо. Теперь я знал, что она все помнит. Каждую постыдную деталь, которая привела нас сюда. — Ты права. — Я сосредоточился на том, чтобы не кончить в штаны, как кто-то вдвое моложе меня. — Пожалуйста, продолжай. И раз уж ты здесь, когда ты вернула себе память? Как долго ты разыгрывала этот фарс? В моей голове был полный бардак. Мой член, однако, был очень ясен в своих чувствах. Он хотел прорваться сквозь мою молнию и попасть в млечный путь. — Итак... — Брайар повернулась к Заку. — Помнишь «Две девушки, одна чашка»? — Помню. — Зак одарил меня быстрой, довольной ухмылкой человека, который знал, что мои муки сродни мукам Иисуса Христа на последнем издыхании. — Это важная веха в культурной сфере порнографии. — Мы с моим бывшим парнем воссоздали его с помощью мороженого и орешков. Решай сам, какую пару я имею в виду. Все за столом рассмеялись. Я хотел перейти к части о моем убийстве из милосердия. — Серьезно. — Брайар отложила вилку и пододвинула к себе тарелку. — Именно поэтому я решила стать координатором по интимным отношениям. Это моя миссия в жизни - вывести на экран как можно больше обнаженных тел и сексуальных моментов. Зак отсалютовал ей. — Мы благодарим тебя за службу. — Она прекрасна. — Фрэнки обмахивала себя рукой. — Серьезно, я одержима. — Я тоже, — согласился я. Даллас украла у Ромео десерт. — Твой со-звезда - тот бывший, о котором ты говорила в Техасе? Грант? — Он самый. — Эколог, спасающий тюленей, — пробормотал я в свой напиток. Даллас указала на Фэрроу. — Мы с Фэр нагуглили его. — И что вы думаете? — Брайар подергала бровями. — Горячий, да? — Абсолютно. Если с Олли не сложится, он симпатичный. К черту. Я несильно хлопнул по бокалу, разлив джин по ободку. — Что именно? Ответ Брайар последовал мгновенно. — Его брови. — Его брови, — отмахнулся я. Она постучала пальцем по подбородку. — И его зубы. — Его зубы? — И он любит читать эротику. — Ооо... — Это привлекло внимание Даллас. Она рванула вперед, забыв о гаитянских пончиках. — Серьезно? Это сексуально. Ромео сузил глаза, уводя разговор в сторону. — Скажи мне, Брайар. Ты помнишь что-нибудь из Техаса? — О поездке? — Брайар кивнула. — Я помню все, что мне рассказывали девочки. Например, как Фэрроу обманом пробилась на Олимпиаду, но в итоге не участвовала. Фэрроу пожала плечами, ничуть не обеспокоенная. В списке вещей, которые она хотела бы скрыть, это не занимало и десятого места. Мы все знали, что Фэрроу стала чем-то вроде живой легенды после инцидента на Олимпиаде, а Даллас считала, что мир будет функционировать спокойнее, если никто не будет иметь работы. Прекрасно. Когда дело касалось девушек, Брайар надевала детские перчатки, но для меня она выпустила когти. — И я помню, как Даллас никогда не держалась за работу... — Она повернулась к Дал с безмятежной улыбкой. — ... и что ее, по сути, продал в брак отец, который никогда ее не поддерживал. К счастью, она влюбилась в своего похитителя, у которого, к счастью, есть средства, чтобы финансировать ее пристрастие к покупкам. Черт, она пришла на этот ужин с чеками. Я мог только представить, что она скажет обо мне, когда неизбежно придет моя очередь. Даллас пожала плечами, стащив объедки с тарелки сестры. — Я вышла замуж за миллиардера. Я не собираюсь устраивать лимонадный киоск у входа. Это то, что есть. — Ладно, это не очень весело, — пискнула Фрэнки. — Я знаю, что не поехала в эту поездку, но может, ты и меня вспомнишь? — Она подняла руку вверх и помахала ею, как ученик, которому не терпится ответить на вопрос в классе. «Я тоже. Я тоже». Я не смог сдержать стон. Все было плохо... и скоро станет еще хуже. Брайар медленно наклонила голову в сторону Фрэнки, на ее лице застыла безмятежная улыбка. — Я приберегла лучшее напоследок, Фрэнки. У меня свело желудок. Впервые за сегодняшний день лицо Брайар ожесточилось из-за кого-то, кто не был мной. Брайар выдержала взгляд Фрэнки. — Сегодня, приводя в порядок дела своего жениха в его кабинете, я наткнулась на его банковские выписки. Она заходила в мой кабинет? Когда? Как? Я редко выпускал ее из виду. — Это самое странное. — Брайар покачала головой. — У него было много, много счетов на кредитной карте, которые вели в дизайнерские магазины, и все они находились в Джорджии. Я подумала - кого Оливер может знать, кто живет в Джорджии? Кто-то, кому он был бы настолько близок, чтобы отдать свою кредитку. Кто-то достаточно безрассудный, чтобы оплачивать сорокатысячные счета за платья и туфли. — Она положила подбородок на кулак. — Как ты думаешь, чье имя я придумала? — Я... эм, Пош Спайс? — Фрэнки с надеждой улыбнулась. — Она любит хорошие дизайнерские сумки. Закрыв глаза, я спрятал лицо в ладонях. Ирония заключалась в том, что я никогда не прикасался к Фрэнки, и у меня не было никакого желания. — Ты, Фрэнки, — спокойно сказала Брайар. — У тебя роман с помолвленным мужчиной, который вдвое старше тебя. Надеюсь, ты довольна собой. Брайар встала, взяла с колен салфетку и бросила ее на стол. — На самом деле нет. — Фрэнки поднялась. Слезы застилали ей глаза. Она бросилась за Брайар, которая топала обратно в дом. — Клянусь, я не трогала его. Никогда. И не потому, что не пыталась. — Она остановилась, чтобы бросить на сестру извиняющийся взгляд. — Прости, Дал. Даллас вздохнула. — Все в порядке. У нас в семье нехватка витамина D. Фрэнки продолжала гоняться за Брайар по траве. — Он бы меня не взял. Несмотря на мое желание заползти в пасть одного из многочисленных огнеметов Ромео, что-то заставляло меня идти за ними. Возможно, осознание того, что Брайар не хотела убивать Фрэнки. Она хотела получить мою голову на блюде. Вот тебе и вегетарианство. — Он не хотел меня брать, и я знаю почему. Потому что он одержим тобой. — Фрэнки приподняла платье, чтобы бежать быстрее. — Он всегда был одержим тобой. Я поняла это, когда впервые увидела вас двоих в отеле. Ты - это он. Все остальные были лишь отвлекающим маневром. Брайар взялась за ручку двери на задний двор и рывком распахнула ее. — Он мужеложник. — Он святой, — возразила Фрэнки, следуя за ней в дом. — Он испорчен. — И ты тоже. — Это прозвучало как редкий слух. Возможно, это был единственный момент осознания, который я когда-либо наблюдал со стороны Фрэнки. — И я. Все мы. Идеал - это так скучно. Это предсказуемо. А недостатки делают вещи интересными. Я проскользнул мимо Фрэнки и схватил Брайар за плечо. — Фрэнки, вернись на улицу. — Я не могу этого сделать, когда она на меня злится. — Фрэнки вскинула руки вверх, как ребенок. По ее щекам текли слезы. — Она думает, что у нас роман. Я бы никогда так не поступила. Я бы никогда не стала встречаться с кем-то, кто занят. Я бросил взгляд на лестничную площадку. Брайар уже скрылась в спальне. Мне не терпелось встретиться с ней лицом к лицу. Выяснить, что она знает. Электричество пробежало по каждой трещинке моего тела. Впервые за много лет я почувствовал себя живым. Наполненным чем-то большим, чем страдание. Я направил Фрэнки к двери на задний двор. — Она не думает, что у нас роман. — Конечно, думает. Она сама так сказала. — Я имею в виду, что даже если и так, ей все равно. — Я отпихнул ее обеими руками. — А теперь уходи. Пожалуйста. — Не раньше... — Фрэнки. Убирайся к чертовой матери, пока я не вызвал охрану и не вышвырнул тебя на улицу. Хорошо? Мне нужно поговорить с моей невестой. Моей невестой. Что за шутка. Все было кончено. Брайар меня раскусила. Я должен был встретить музыку лицом к лицу. И что это за музыка? Это был не концерт. Скорее, хэви-метал. И все же я пошел. Даже с готовностью. Потому что даже ее ненависть была лучше, чем ее безразличие. 52 Брайар Себ фБ: Слышал это дерьмовое шоу. Себ фБ: Я и все жители Восточного побережья. Себ фБ: Все нормально????? Себ фБ: Полагаю, это означает, что ты уходишь. Себ фБ: Не уходи. 53 Брайар Все пошло не так, как планировалось. План состоял в том, чтобы заставить всех признаться в своей лжи, а затем вырваться оттуда как крутой, с гордо поднятым подбородком, как будто мне наплевать на уловки Оливера. Я не планировала, что «любовница» моего жениха будет бежать за мной в слезах. Я не планировала, что мои так называемые лучшие подружки будут наслаждаться тем, что их поджаривают. Я не планировала, что лучшие друзья Оливера будут потакать моим нелепым заявлениям. Очевидно, - и я унесу это с собой в могилу, - эти люди не были полными отстойниками. Даже наоборот. Они согласились пойти на поводу у абсурдного плана Олли не потому, что их забавляло выставлять меня дурой, а потому, что они были порядочными людьми и не хотели рисковать моим выздоровлением. К тому же Даллас и Фэр не нужно было везти меня в Техас, чтобы подправить мне память. Они сами так решили. В любом случае я найду время, чтобы извиниться. Не они бросили меня после того, как я лишилась девственности, заставили гулять голой по улицам Парижа и бросили меня через несколько недель, только для того, чтобы потом рассказать о месяцах открытого флирта в социальных сетях с какой-нибудь горячей моделью из Instagram с грудью в десять раз больше моей. Тебе все равно, тебе все равно, тебе все равно. Ты покончила с Оливером давным-давно. Пришло время уехать и больше никогда его не видеть. Я покатила оба чемодана к двойным дверям хозяйской спальни, не обращая внимания на Оливера, когда он появился в кадре. Он на несколько минут задержался с Фрэнки, и мне стало интересно, о чем они говорили. Не твое дело, Брайар. Верно. Они могут трахать друг друга до тех пор, пока оба не получат ожоги третьей степени, и все, что меня волнует. И все же от одной мысли о том, что у них роман, у меня по коже поползли мурашки, а в животе заурчало. Оливер закрыл за собой двери и преградил мне путь. На его лице отразилась целая гамма эмоций. Гнев. Удивление. Решимость. Я никогда не видела его таким. Таким... оживленным. — Пожалуйста, пропусти меня. — Я продела рюкзак через руку и закрепила его на спине. — Спасибо за комнату и питание, но я бы хотела вернуться домой. — Ты вернула себе память. — Его ноздри вспыхнули. — Ты все помнишь. Я нетерпеливо улыбнулась. — Особенно ту часть, где я тебя ненавижу. — Когда ты вспомнила? — Не твое дело. — То, что ты там сделала, было недопустимо. — Он указал за спину на званый ужин. — Мы действительно собираемся говорить о недостойном поведении? — Я склонила голову набок, сложив руки на груди. — Потому что тебе, возможно, придется сесть и подстраховаться на час или семь. Он прищурился на меня, покачал головой, а затем поднял ладони в знак капитуляции. — Слушай, я знаю, что ты, наверное, злишься... — Я не злюсь. Я испытываю облегчение. Я точно помню, на чем мы остановились, и теперь могу жить дальше, будучи уверенной в том, что никогда больше не увижу твоего лица. — Тебе не кажется, что я заслуживаю того, чтобы закончить наш разговор с Великим регентом после всего, что я для тебя сделал? — Напомни мне, что ты для меня сделал? — Я бы позволила своей челюсти упасть на пол, но она наверняка была испачкана человеческими жидкостями, о которых я не смела думать. — Натравил меня, оставил в чужой стране, бросил или... — Спас тебе жизнь, приютил, выхаживал тебя, перевез все твое дерьмо через всю страну, только чтобы ты могла почувствовать себя нормальной. — Точно. — Я щелкнула пальцами. — Я забыла, что обязана тебе жизнью за то, что ты не бросил меня умирать после того, как загнал меня головой вперед в водную преграду. Спасибо... — Я сжала ладони вместе. — ...за твое милосердие, щедрость и, прежде всего, за твою человечность, которая не знает границ. Кстати, ответ на твой вопрос - можно ли тебе закрыться или нет - отрицательный. Если я не получила своего пятнадцать лет назад, то, полагаю, тебе нужно подождать еще как минимум пятнадцать, прежде чем мы сравняем счет. А теперь, пожалуйста, я могу идти? — Можешь. — Он отошел в сторону, больше не преграждая мне путь к двери. Это меня немного удивило. Оливер был не из тех, кто падает без боя. — Желаю удачи. Я схватила оба чемодана, по одному в каждую руку, и подкатила их к краю изогнутой лестницы. Между мной и лестничной площадкой стояла целая тонна ступенек. По меньшей мере две дюжины. Я недооценила свои силы. У меня не было настроения тащить оба чемодана за ручки, поэтому я подталкивала их пальцами ног, наблюдая со своего места наверху, как они падают на первый этаж. Они подпрыгивали со ступеньки на ступеньку, надеясь по пути помять его драгоценный мрамор. Его пол мог выдержать несколько ударов. Он заслужил это. Отлично. Я имела в виду то, что сказала. Прошло пятнадцать лет, а я так и не смогла смириться. После стольких лет это не должно было иметь значения. Но это имело значение. Он стал совершенно другим человеком, нежели тот парень, в которого я влюбилась, но я все еще оставалась собой. Девушкой, которую отвергли все, кого она когда-либо любила, - ее мать, ее отец, ее биологический отец и ее первая любовь. Эта стена, которую я воздвигла - колючая, злая и твердая, - была единственным, что могло меня защитить. Дойдя до лестницы, я достала из джинсовой куртки телефон и проверила его. Себ оставил мне кучу сообщений. Мы проводили время вместе, когда Оливер давал мне свободу, и он уже начал привыкать к тому, что я заглядываю к нему по несколько раз в день. Он даже перестал прятать лицо в тени. Чувство вины пробирало меня по позвоночнику. Отъезд уничтожил бы весь прогресс, которого он добился. Я знала это. — Кстати, — протянул Оливер с перил второго этажа, опираясь локтями на гладкое красное дерево. — Куда именно ты планируешь отправиться? Прости, Себ. Я не могу оставаться здесь с этим ублюдком. — Домой. — Я бросила на Оливера убийственный взгляд. — В Лос-Анджелес. — О. — Он поморщился, усиливая театральность. — Об этом. Я сверкнула на него глазами. — Что? — Я расторг твой договор аренды и продал твою машину, — объявил он, пожав плечами. Теперь я полностью повернулась к нему. — Что? — У меня не было выбора. Я думал, ты останешься здесь на несколько месяцев. Так сказал доктор Коэн. Я перевел деньги от твоей машины на твой сберегательный счет. Кстати, тебе действительно стоит сменить пароли. Они все те же, что и пятнадцать лет назад. Я пнула свой багаж, положив руки на талию. — Ты не имел права так поступать. — Я должен был принимать ответственные решения. Эта квартира все равно не подходила для тебя. Никакой безопасности. И машина была старше тебя. — Я не настолько стара. — Ты винтаж. — Да пошел ты. — Что? Мне нравится винтаж. Я сжала губы в тонкую линию. Я не хотела стоять здесь и препираться с ним. У меня были дела поважнее. — Прощай, Оливер. — До свидания, Брайар, — ответил он, его тон был легким и игривым. Я заказала «Убер» до ворот его особняка и вышла через главный вход, зная, что его гости остались на другом конце территории. Мой так называемый жених не последовал за мной, пока я тащила свои чемоданы по гравийной дорожке, пройдя все четверть мили без единого шага за спиной. Я удивилась, почему это меня беспокоит. Это было именно то, чего я хотела. Оставить его и прошлое позади. И в то же время это было похоже на расставание заново. Может быть, двигаться дальше - это не то же самое, что отпустить. 54 Оливер Так ли чувствовал себя Себастьян, спрятавшись за плотной занавеской и наблюдая, как мир живет без него? Я стоял у окна на втором этаже, скрытый от посторонних глаз, и прихлебывал виски из стакана, к которому у меня не было аппетита. К моим воротам подъехал «Убер». Водитель соскользнул со своего сиденья и открыл багажник, без особых усилий закинув внутрь потрепанные чемоданы Брайар. На заднем дворе продолжался званый ужин - со вторым блюдом, любезно предоставленным Хетти, которая уже пронесла гаитянские блюда на вечеринку ранее. Судя по всему, мои гости с аппетитом уплетали не столько вегетарианское меню, которое я составил, чтобы успокоить свою фальшивую невесту, сколько дерьмовое шоу под названием «моя жизнь». Моей бывшей фальшивой невесты. Я сделал здоровый глоток янтарной жидкости, давая ей побулькать во рту. Отпустить ее было правильным решением. У меня не было другого выбора. Между нами ничего не было. Черт, все, что у нас было, - это ностальгия. А этого было недостаточно. Я был ублюдком, который испортил ей жизнь. Она была блестящей, ослепительной, сильной, независимой и забавной. С впечатляющей карьерой и телом для йоги, которое ставило супермоделей в тупик. Я старался держаться стойко, изображать спокойствие, притворяться, что ее слова не проникли сквозь мою кожу в самые глубины души. По большей части мне это удавалось. Если бы я попытался, то смог бы перекрыть дорогу в аэропорт в любой момент. Черт, да я мог бы позвонить нескольким членам правления Delta и United и отменить на ночь все вылетающие рейсы из этого района, если бы действительно постарался. Я мог бы задержать ее. Может быть, даже остановить ее. Но я этого не сделал. Последние несколько дней были разочаровывающими, забавными, пугающими и запутанными, но в то же время захватывающими. Я хотел и препирательств, и шуток, и сексуального напряжения, и постоянных попыток перещеголять друг друга. И все же... я отпустил ее. Впервые после ранения Себастьяна я признал, что не давал клятву бросить Брайар, потому что был обязан Себастьяну. Я сделал это потому, что мысль о том, что я раковая опухоль для окружающих меня людей, усиливалась с каждой минутой. После аварии Себ ни разу не встретился со мной взглядом. Папа качал головой при виде меня. Мама даже не могла долго находиться со мной в одной комнате. Моя собственная семья не верила в меня. Как я мог ожидать, что Брайар поверит? Я не хотел испортить ее жизнь так же, как жизнь Себа. Поэтому я ухватился за его требование и использовал его как предлог, чтобы сделать то, что я уже планировал сделать. Я с головой погрузился в задачу исцеления брата и оборвал все связи с Брайар, зная, что мое присутствие только усложнит ее жизнь. Я не заслуживал ничьей любви. Как и в ту ночь, я выбрал то, что было правильно для Брайар. Я выбрал ее путь и потерял из виду свой собственный. Пассажирская дверь Убера захлопнулась. Приус выкатился из тупика и скрылся из виду. Я бросил стакан с виски в окно и смотрел, как он разлетается на куски, жидким золотом стекая по голому бетону. 55 Брайар — Чертовы попутчики, вечно что-то не договаривают. Водитель Убер поглаживал свои густые усы, крепче сжимая пальцы на руле. При его словах я вывернула шею и заглянула в заднее окно. Спортивный «Фиат» пронесся в опасной близости от нас, почти поцеловав наш бампер. Водитель мигнул фарами, подавая сигнал остановиться у обочины. Вокруг нас не было ничего, кроме густого леса и кромешной тьмы. Ветреная дорога тянулась в сторону города, совершенно пустая, если не считать нашего «Приуса» и «Фиата». По обе стороны росли сосны. Если он врежется в нашу машину, нас никто не спасет. Я достала телефон и разблокировала экран. — Может, позвонить в полицию? — Да что с ним такое? Из-за него мы все погибнем. — Мой пожилой водитель прибавил скорость, обе руки крепко держали руль. — Да. Звони в полицию, милая. — Подождите. — Мое сердце заколотилось. — Вы видите его лицо? Ты такая мазохистка, Брайар. Я не узнала «Фиат». Но если вдруг это был Оливер, я не могла заставить себя сообщить о нем. Более того, возможность того, что он будет преследовать меня, меня радовала. Мне действительно нужно было вернуться к своему психотерапевту. — Не совсем. — Водитель прищурился на зеркало заднего вида. — Не могу разглядеть его лицо. На нем черная маска и бейсболка. Но у него длинные волосы. — Он подергал ртом из стороны в сторону. — Светлые волосы. Возможно, вьющиеся. Симпатичный парень. Молодой. Вероятно, Рифраф. Они отдыхают здесь время от времени. Не может быть. Ни за что, черт возьми. — Остановитесь, — приказала я, сердце заколотилось в груди. — Что? — Его губы нахмурились. — Почему? — Пожалуйста. Просто сделайте это. Он коротко вздохнул и вытер рот. — Хорошо. Но я посчитаю это как дополнительную остановку. Тебе придется изменить это в приложении. — Хорошо. — И лучше поставьте мне пять звезд, леди. Он посигналил направо и прижался к обочине. Фиат последовал его примеру и припарковался позади нас. Я вылезла с заднего сиденья и захлопнула дверь, обогнув багажник другой машины. Водитель вышел, и весь воздух из моих легких устремился наружу. Себастьян. Он оставил свое крыло. Он покинул дом. — Ну и наглость у тебя. Ты знаешь это? — Он сжал кулаки и засунул их в карманы куртки. — Встать и уйти, не попрощавшись, вот так. Себ расхаживал взад-вперед, отказываясь смотреть мне в глаза. Все его тело дрожало, и я знала, что это не от холода. О, Себ . Он так напоминал мне того мальчишку, который ходил за мной и Оливером по пятам, когда мы играли в пиратов в джунглях и гоняли друг друга с горок. До того как он стал звездой студенческого спорта, он был единственным младшим братом, которого я когда-либо знала. — Прости меня, — тихо сказала я, имея в виду это. Мне захотелось обнять его, но он отшатнулся бы, если бы я это сделала. — Я хотела попрощаться. Это было очень неожиданно... — Ты не хотела. — Он поднял руку, чтобы поправить кепку на голове. Никто не мог видеть, как он выглядит. Не то чтобы кто-то проходил по этой дороге за последние пять минут. — Как долго ты это планировала? Как давно к тебе вернулась память? — Я вспомнила, как вернулась из Бейлора, — призналась я. — На озере. Это просто нахлынуло на меня, и внезапно те обрывки воспоминаний, которые я не могла осмыслить, обрели весь смысл в мире. Он откинул голову назад, вздыхая, пока занимался подсчетами. Мы с ним работали над головоломкой после того, как я вчера прервала душ Оливера. Я не могла заснуть, не проверив, как там Себ. Мы закончили оставшиеся кусочки, выпили пива и вспомнили детство. Я ни разу не упомянула о возвращении памяти. Я не хотела, чтобы что-то поставило под угрозу великолепный сюрприз, который я приготовила для Олли. Не то чтобы я думала, что Себ сдаст меня. Сейчас все это казалось таким ребячеством. Я так увлеклась местью Оливеру, что забыла, что Себастьян тоже может пострадать. Плечи Себа опустились. — Значит, ты решила уехать? Я опустила голову, сжимая в кулаке подол пиджака. — У меня своя жизнь в Лос-Анджелесе. Взгляд моего водителя прожег дыру в моей спине. — Оливер сказал, что твой следующий проект будет только летом. Ты все еще восстанавливаешься. Чувство вины защемило мне грудь. Он привязался, а я беспечно ушла, не попрощавшись. Я лучше других знала, каково это - держаться за воспоминания, которые кто-то уже забыл. Равнодушие ранило так же сильно, как и прощание. Я прикусила нижнюю губу, пока теплая кровь не запеклась на языке. — Мне очень жаль. Нет никаких оправданий. — Я переступала с ноги на ногу, с трудом подбирая слова. — Я была эгоистичной и мстительной. Я... я не думала. — Ты даже ни черта не добилась, знаешь ли. — Себ пнул одну из передних шин, его руки все еще были засунуты глубоко в карманы. — После всего, что Олли сделал с тобой, эти мелкие уловки не являются достаточно большой местью. Твоя расплата еще не закончена. — Эй, леди. — Водитель высунулся в окно всем туловищем. — Ты идешь или как? Я тут всю задницу отморозил. Я улыбнулась жалкой улыбкой, игнорируя его. — Лучшая месть - это исцеление, и, кажется, я к этому иду. Если я его сломаю, это не поможет мне исцелиться. Себ скрипнул зубами. — Тебе нужно закрепить, то что начала. Его гнев вспыхнул с новой силой. Он вился вокруг нас, густой и ощутимый. Отчаянный. Он наконец-то нашел, с кем поговорить, кроме Оливера, и не хотел, чтобы я уходила. Даже если это означало бросить брата под автобус. Я сомневалась, что это как-то связано со мной или нашей прошлой дружбой. Должно быть, его тошнило от того, что единственным собеседником был его страдающий от чувства вины брат. — У тебя есть возможность изменить его. — Себ сделал паузу. — Изменить меня. Я почувствовала, что качаюсь. В буквальном смысле. Наклоняюсь к нему, надеясь, что он заберет выбор из моих рук и примет решение за меня. Может быть, даже подхватит меня и бросит на пороге Олли. Братья фон Бисмарк не делили между собой даже одного целого сердца. Где-то за последние двенадцать лет они разбили свое. Я бы с радостью собрала осколки, но я не могла забыть о том, что Оливер мне изменил. Я не была глупой. Временная шкала, в которой Олли бросил меня, совпадала с аварией Себа. Но измена? Это случилось раньше. Он даже оставил публичный комментарий в ее Instagram в то утро, когда лишил меня девственности, пригласив ее раздеться для него по FaceTime. — Мэм. — Водитель распахнул дверь и зашагал за мной, стуча по крыше своей машины. — Вы тратите мое время. Мне нужно кормить детей. Себастьян схватился за шею, наклонив голову так, что я даже не могла разглядеть его маску. — Я так долго был один, что не помню, как это - ждать чего-то. За те несколько дней, что ты была здесь, ты заставила меня почувствовать себя... ну, нормальным. Мне так не хватало нормальности. — Мэм. — Водитель опустился на свое место и несколько раз просигналил, чтобы привлечь мое внимание. — Вы едете или как? — Твой брат не захочет, чтобы я там была, — сказала я Себастьяну, уже обдумывая эту абсурдную идею. Это будет всего лишь на несколько месяцев. Пока я не перейду на следующую работу. В этом был смысл. У меня не было ни квартиры, ни машины, куда можно было бы вернуться. Нужно было выплачивать студенческие кредиты, а также некоторые долги, которыми меня обременяли родители. Я могла бы накопить денег, сидя на корточках у Оливера. Поискать что-нибудь хорошее. Может быть, отдохнуть несколько недель. Я вкалывала как проклятая с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать. Никаких отпусков. Даже оплачиваемых отпусков не было. Даже в перерывах между проектами я давала частные уроки начинающим актерам, у которых были проблемы с близостью на экране. Друзья называли меня «подругой стрингов». По словам Элизы и Анжелики Гамильтон, возможно, настало время сделать перерыв. — Это было бы намного слаще. — Себастьян уже держал ключи в руках, покачивая их за петлю на пальце. Он знал, что я соглашусь остаться. — Ты будешь сводить его с ума, но у него не хватит духу избавиться от тебя. — А где я буду спать? — Я потерла лоб, ошеломленная тем, что действительно хочу вернуться. Хотя почему бы и нет? Это была бесплатная комната и питание, и я должна была помочь другу детства. Разозлить Оливера не было главной целью, но я считала это приятным бонусом. Себастьян распахнул объятия. — Любая из семнадцати свободных комнат для гостей. Я подняла палец вверх. — Хорошо, но у меня есть некоторые правила. Водитель потерял терпение. Он обогнул машину, открыл багажник и со злостью вышвырнул мои чемоданы. Я не могла его винить. Я планировала оставить жирные чаевые в приложении. Себ пошевелил ключами, чтобы привлечь мое внимание. — Положись на меня. — Я хочу, чтобы мы каждый день ужинали вместе. Тебе нужно привыкнуть к тому, что ты постоянно находишься с людьми. Себ отшатнулся, задыхаясь. — Не будь навязчивой. — Не обещаю. — Я подняла второй палец. — Правило номер два: я хочу, чтобы ты иногда выходил из крыла в дневное время. — Твердое нет. — Не обязательно выходить из дома, — уточнила я, понимая, что это разовая акция. Себастьян не был заинтересован в том, чтобы открыться миру, по крайней мере пока. — Тебе нужно солнце на коже. Тебе нужно дышать распустившимися цветами. Это пойдет тебе на пользу. Он фыркнул. — Я не собираюсь меняться, Брайар. Я просто хотел бы побыть в компании несколько недель. Вот и все. — Конечно. — Я кивнула, зная, что это его разозлит. — Я серьезно. — Я тоже. — Ты всегда была раздражительной. Он топал к моим чемоданам, бросая их с пугающей легкостью. Держа по одному в каждой руке, он пронесся к своему багажнику. В промежутке между его мастер-классом по тяжелой атлетике и моим глупым решением провести отпуск в особняке моего заклятого врага водитель Убера скрылся в тумане ругательств. — Ты всегда был снисходительным мудаком, — предложила я, пробираясь на пассажирское сиденье. Мы оба забрались в машину. Себ завел двигатель. Как только он сел, я увидела это. Дрожь пробежала по каждому дюйму его тела. Он весь дрожал. Должно быть, ему потребовалась вся его сила воли, чтобы выйти из дома. — Какая часть самая страшная? — спросила я, когда он сделал разворот и вернулся на тропинку, с которой мы приехали. — Страх быть замеченным или начать все сначала? Множество актеров приходили на съемочную площадку, испытывая стыд за свое тело. Актеры, которые сильно похудели, что привело к появлению лишней кожи. Актрисы с большими родимыми пятнами, целлюлитом и шрамами от кесарева сечения. Правда заключалась в том, что ничье тело не было идеальным. Даже мои клиентки, самые великолепные люди на планете Земля, все равно боролись с неуверенностью в себе. Но если я и узнала что-то стоящее из своей работы, так это то, что бриллиант по-прежнему сияет с трещинами. — К сожалению, первое. — Себ фыркнул за своей маской, и я поняла, что он хочет снять ее, как и то, что он не осмелится это сделать. Неважно, что никто не ездил по этой дороге в час ночи. Он даже не хотел, чтобы темнота видела его шрамы. — Не пойми меня неправильно. Начинать все сначала было бы утомительно. Переход от полного одиночества к населению не будет веселым, но я справлюсь. Чего я не вынесу, так это взглядов. Отвращение. Жалость. Он замолчал и поехал по Дороге Темного Принца. Как раз когда я подумала, что он прекратил разговор, он добавил: — Первую половину своей жизни я провел, выглядя как полубог. Перспектива ходить по этой земле в облике монстра приводит меня в ужас. Прекрати использовать это слово. Оно не перестает колоть мне сердце. — Монстр? — Я фыркнула. — Ты не монстр, Себастьян. Ты пережил нечто невероятно травматичное, хотя я до сих пор не знаю, что именно. Надеюсь, однажды ты мне расскажешь. — Я тоже надеюсь, что когда-нибудь расскажу. Остаток пути мы провели в молчании. Мы оба разговаривали с настоящими монстрами. С теми, что у нас в голове. 56 Оливер Себастьян исчез. Как только Брайар ушла, я отправился проведать его. Шок от того, что все его комнаты были пусты, заставил меня потянуться к телефону, чтобы набрать 9-1-1. Я остановил себя. Едва-едва. Конечно, паниковать из-за пропажи тридцатидвухлетнего мужчины можно было бы счесть нелепым. Но он также был тридцатидвухлетним мужчиной, который никогда не выходил из гребаного дома. Я рылся в его дерьме, шарил по коридорам, как демон, вверх и вниз, внутри и снаружи, пытаясь найти его. Ничего. Я выгнал своих гостей, не потрудившись придумать причину, а затем протопал в комнату охраны, чтобы проверить, не ушел ли он. Он ушел. В «Фиате», который персонал иногда использовал для поездок по делам. Я попробовал позвонить. Сразу на голосовую почту. Когда все остальное не помогло, я довел себя до запоздалого психического срыва, выпил остатки виски и вышел на крыльцо, чтобы утопить свои печали в выпивке. Это чертово клише, я знаю. Сапоги на перилах, Macallan прямо из бутылки. Только я и ночь. Но я никогда не был чужд клише. В конце концов, я рекламировал себя как пустоголового плейбоя, который плывет по течению жизни. Лапы Трио и Гизера постукивали по деревянному настилу под моим сиденьем, возвещая о своем прибытии. — Да, точно. — Я бросил на них взгляд, поднимая бутылку. — Папочка у вас - говнюк. Эй, по крайней мере, вы богаты и у вас есть деньги на лечение. Я пил, чтобы заглушить свои страдания, надеясь, что каждый глоток приблизит меня к тому, чтобы забыть о своей реальности, но он лишь служил увеличительным стеклом, приближая меня к правде. Я разрушил жизнь своего брата. Я украл у него шанс на счастье. Из-за меня он стал ходячим мертвецом. Единственная женщина, которую я когда-либо любил, унизила меня сегодня вечером, а затем ушла от меня, но не прежде, чем дала понять, как сильно она меня ненавидит. Мои друзья согласились с моей бредовой историей о лоботомии, потому что в то время у них было свое дерьмо. Они просто приняли мое изменение личности - как полного и абсолютного шута, которого волновали лишь погони за юбками и вечеринки, - спокойно. Даже когда я пытался собрать воедино некое подобие жизни, я отказывался показать им, что обладаю хоть какими-то искупительными качествами - что я работаю, что забочусь о брате, что мне не все равно, - потому что это заставило бы их попытаться исправить меня. А я не заслуживал счастья. Я заслуживал искупления за все, что сделал. — От тебя пахнет так, будто тебе в рот попал «Джим Бим». — Себастьян распахнул двойные двери и вышел наружу, выхватив бутылку из моих пальцев. — Полегче. Если ты испортишь свои почки, то не сможешь пожертвовать одну мне. Я не ответил. Честно говоря, была большая вероятность того, что он мне привиделся. — Что у нас тут? — Фальшивый Себ спустился по трем ступенькам на задний двор, опустошив остатки бутылки на траву. — Королевский пройдоха, герцог фон Сучья Задница, упивается до беспамятства? Тебе не кажется, что ты уже староват для такого дерьма? — Я никогда не старею для того, чтобы быть крушением поезда. — Мои губы скривились в яростном оскале. — Где ты был? Я был сыт по горло. Надоело угождать ему. Пытаться умиротворить его. Умолять его исправиться. Я испробовал все. Сразу после аварии я переехал из общежития в Гарварде в дом за пределами кампуса. У меня был только год обучения в колледже. Остальные годы я провел, ухаживая за Себастьяном в перерывах между занятиями. Всю нашу взрослую жизнь я только и делал, что пытался помочь ему. Когда я закончил университет, я подумал, что, если мы переедем в другое место, где нас никто не знает, ему будет легче открыться. Я поступил на магистерскую программу в Кембридже и взял его с собой в Англию. Мы сняли дом в сельской местности, вдали от цивилизации. Себастьян наслаждался отдыхом на природе, но по-прежнему отказывался знакомиться с людьми. После этих двух лет я вернулся домой на Дорогу Темного Принца и потащил его за собой, пиная и крича. Он хотел остаться в Англии. Жить самостоятельно. Чтобы кто-то доставлял ему еду и припасы и до конца жизни не имел ни единого человеческого общения. Я бы не согласился. Я настоял, чтобы он присоединился ко мне. Я так отчаянно пытался спасти его, что забыл спасти себя. В итоге Себастьян обиделся на меня не только за свое запятнанное лицо, но и за то, что я вытащил его из Англии, единственного места, которое он смог терпеть. Не помогло и то, что я периодически устраивал дикие вечеринки в гостевом доме, просто чтобы соблазнить его близостью людей. Может быть, убедить его вновь вернуться к любимому занятию. Себастьян не ответил на мой вопрос. Вместо этого он, прищурившись, смотрел на озеро, набирая горсть камней и нащупывая большим пальцем самый гладкий и плоский из них, прежде чем бросить его. Он несколько раз проскочил по воде. Я вскочил на ноги. — Я чуть не сошел с ума. — Ярость запылала внутри меня, распространяясь по конечностям и груди, как сеть опухолей. Себ хихикнул, повернувшись ко мне спиной. — Да ладно. У тебя его никогда не было. — Ты не выходил из дома десять лет. С тех пор как мы вернулись из Кембриджа. — Я спустился на три ступеньки вниз и направился к нему. — Куда ты ходил? — У нас закончилось молоко. — Себастьян отмахнулся локтем, бросив еще один камень. Он заплясал по воде в темноте. — Будь серьезным. — Я схватил его за плечо и развернул к себе, вцепившись ему в лицо. — Где ты, блядь, был? Себастьян рассмеялся, с силой отпихнув меня. — Отвали, Олли. Ты злишься не на меня, а на себя. За то, что снова потерял ее. Слышал когда-нибудь о слове «ответственность»? Он не был неправ, но мне было приятно злиться на него. Проявить к нему эмоции, которые не были жалостью. Более того - было приятно немного нагрубить друг другу. Мы часто бросались друг на друга с кулаками. Так и произошел несчастный случай. Это был взгляд на нас прежних. — Скажи мне, где ты был, — потребовал я. Нет, умолял. Что заставило его выйти из дома? Что заставило его пойти на такой риск? Мне отчаянно хотелось знать это, чтобы поставить его перед фактом. Использовать это, чтобы помочь ему. Себ рассмеялся, сжимая в кулаке воротник моей рубашки. — Веришь или нет - киска. Он притянул меня к себе, а затем швырнул на траву. Я позволил себе упасть, зная, что он встанет на колени и попытается ударить меня. Когда он это сделал, я схватил его за локоть и стал бить его под себя, прижав к траве. — Чтобы желать киску, нужно не быть ею, — дразнил я, кипя от ярости. — А ты слишком пугливый кот, чтобы выйти в свет. Он нанес удар прямо в челюсть, заставив меня прикусить язык. Пошла кровь. Алкоголь в моем организме притупил боль. Я ударил его по здоровой щеке, и он с грохотом откинул голову на траву. — Смотрите, кто говорит. По крайней мере, я не зациклился на девушке, с которой встречался до того, как у меня упали яйца. — Несмотря на кровоточащую губу, Себ уже вовсю хохотал. Впервые за почти пятнадцать лет я увидел, как он смеется - по-настоящему смеется. — Это не романтично, Оливер. Это грустно. Мы катались по траве, ударяя друг друга в грудь, руки, живот. Наконец мы добрались до края озера. Я был прижат к нему, мои волосы касались ледяной воды. Мы оба тяжело дышали. Его лицо было так близко к моему, что я чувствовал его горячее дыхание, обжигающее мой нос и щеки. — Знаешь, брат , я мог бы убить тебя прямо сейчас. — Он схватил меня за воротник рубашки. — Опустить твою незапятнанную голову в воду и никогда не выпускать. Он мог. Мы, конечно, находились под правильным углом для этого. Я тяжело сглотнул, но не сказал ни слова. Было бы иронично, если бы я умер так же, как Себастьян, который должен был лишиться жизни, прежде чем я его спас. — Полиция сочтет это несчастным случаем, — продолжил он, с невероятной силой прижав мои руки к бокам. — Высокий уровень алкоголя в крови. Ошибки случаются. Особенно с богатыми плейбоями, которые не могут справиться с выпивкой. — Сделай это, — решительно сказал я. Я имел в виду то, что сказал. Жизнь, в которой все, кто мне дорог, ненавидят меня, - это не жизнь вообще. Сон был репетицией смерти. А я чертовски любил спать. Неужели просыпаться было бы так плохо? — Ты уже давно хочешь этого, — усмехнулся я. Я видел, как Себ смотрел на меня, когда мы проводили время вместе. Он жаждал моей боли. Иначе зачем бы он попросил меня бросить Брайар? Для меня было бы честью наконец-то оказать ему эту услугу. Себастьян закрыл глаза, вдыхая ночь. — Я должен. Я действительно должен. — Я не собираюсь тебя останавливать. Моя верхняя часть тела погрузилась в воду. Теперь она покрывала весь мой лоб. Я задался вопросом, сделал ли он это специально или был настолько сосредоточен на собственной боли, что не заметил, как я соскользнул. Я закрыл глаза, готовясь к концу. — Вообще-то... — Его голос стал металлическим, и вот так он поднялся на ноги, увлекая меня за собой. — Думаю, тебе будет гораздо больнее, если я оставлю тебя в живых и заставлю изо дня в день видеть мое лицо. Пусть чувство вины поглощает тебя изнутри. До сих пор это был отличный метод. С этими словами он повернулся и пошел прочь, пнув пустую бутылку из-под виски по пути к крыльцу. Я издал дрожащий вздох, сжимая колени. Не успел я опомниться, как меня вырвало на траву, я плакал и смеялся одновременно. 57 Оливер Ледяные капли воды впивались в кожу. Я вышел из кабинки в особняк, все еще пьяный и мокрый. Там я принял душ, не потрудившись раздеться. По коже побежали мурашки. Я сбросил с себя промокшую одежду, разбросав ее по дороге. Мне было все равно, что Себ с его новообретенной смелостью может выйти и застать меня голым. Это был мой чертов дом. Я пополз наверх, в свою комнату, сбросил одеяло и зарылся в матрас, когда гладкая и теплая кожа другого тела прижалась к моей. Смутившись, я потянулся к лампочке на тумбочке и зажег ее. — Уф, Олли. — Брайар сидела, глядя на меня искоса, ее волосы были в беспорядке. К ее телу прижалась крошечная атласная кукла. — Что ты делаешь? — Я как раз хотел спросить то же самое. Если это была галлюцинация, то мне нужно было выпить побольше того, что я принял, чтобы вызвать ее, потому что это был приятный сюрприз. Безумный, но приятный. Сердце заколотилось в груди. — Я пытаюсь заснуть. Разве это не очевидно? — Она поправила одеяло на своих длинных ногах и посмотрела на меня так, будто это я был странным. — Мне нужно увеличить количество часов сна, потому что, судя по всему, нам понадобится три дня, чтобы добраться до острова Бриби. — Науру, — поправил я ее. — И ты вернула себе память, так что можешь оставить эту шараду, если не хочешь перейти к медовому месяцу. Я, конечно, был достаточно обнажен для этого - и готов к этому в ту же секунду, когда ее тело изогнулось в мою сторону. Кстати, насколько я был пьян? Неужели я опустился так низко, что теперь у меня стояк от галлюцинаций? Может, мне нужна интервенция? Если да, то Ромео и Зак наверняка снимут все на камеру. Ублюдки. — Медовый месяц, вероятно, будет включать в себя ноль секса и много шопинга. — Продано, — проворчал я, опускаясь на подушку. — Если только я смогу наблюдать за тобой в раздевалке. — Олли, ты пахнешь как пивоварня. — Пивоварни - это место поклонения Богу. — Ты имеешь в виду церкви, храмы и мечети? Я бросил на нее недоверчивый взгляд. — Где, по-твоему, люди веселятся больше: там или в пивоварнях? Она посмотрела на меня ровным взглядом. — Надеюсь, в аду продают солнцезащитный крем. — Не беспокойся обо мне. Я загораю, а не краснею. Итак, что ты здесь делаешь? — Я прищурился. — Я знаю, ты помнишь, что я - худшее, что случилось с этим миром со времен наплечников. Что случилось? — Нет. — Она смотрела на меня, изображая невинность. — Я твоя невеста, Оливер. И я хочу выйти за тебя замуж. Она хотела выгнать меня из собственного дома. Мы оба это знали. Отлично. Игра началась. Теперь, когда она соображала, я мог ответить. Она была честной дичью. Я мог потянуть ее за ногу. И о, как же я хотел потянуть. И целовать. И кусаться. И такое, что, наверное, заставило бы покраснеть порнозвезду. — Милая, ты меня не пугаешь. Я взял на себя обязательство кончить. Я откинул одеяло и придвинулся ближе, чтобы обхватить ее за талию. Это было мимолетное прикосновение, но мы оба вздрогнули от неожиданности, когда между нами пробежало электричество. Я бы не выгнал эту женщину из своей постели, даже если бы она была в гребаном огне. Она угрожала мне хорошим времяпрепровождением. Она сморщила нос. — В слове «обязательство» нет слова «кончить». — Ш-ш-ш. У меня дислексия. — Правда? — Нет. Но я не позволяю фактам мешать хорошей шутке. Если бы взгляды могли убивать, то ее взгляд разрубил бы меня на кусочки размером с тартар. Меня это сильно позабавило, возбудило и смутило. А еще: я не был до конца уверен, что виски не познакомило меня с кошмаром моей мечты. — Как насчет того, чтобы начать консумировать наш брак? — Я потерся носом о ее нос, зная, что она хочет швырнуть в меня тяжелый предмет мебели. — Совершенство достигается практикой. — Легенда гласит, что ты перфекционист. — Она толкнула меня в грудь, уже огрубевшую после драки с Себастьяном. Я даже не допускал мысли, что его сегодняшнее исчезновение как-то связано с ее присутствием здесь. Нет. Они никак не могли встретиться. Он никогда бы не позволил ей увидеть свое лицо. Ни за что на свете. Я подпер голову рукой и стал серьезным. — Ты знала о моей репутации, когда был в Лос-Анджелесе? — Как я могла не знать? — Она фыркнула. — Сайты сплетен обожают тебя, и женщины тоже, по какой-то причине, которую я не могу понять. — Я знаю, что это шокирующая концепция, но не все, что печатают в National Enquirer, правда. — Конечно, правда. Особенно та история про НЛО и русалок. Я точно знал, какой заголовок она имела в виду. У меня была подписка на National Enquirer. Это была единственная газета, которую, казалось, любил жевать Гизер. — Итак, что привело тебя сюда? Я пробежался по ней глазами. Хаотичные клубнично-блондинистые локоны. Темно-синие глаза. Кожа, усыпанная веснушками, которых не было, когда мы были подростками, и которые каким-то образом делали ее еще красивее. Она носила все падения и пики своей жизни как почетный знак. — Устраиваю тебе ад. — Она сбросила с себя одеяло и обогнула кровать. — Что еще? Я лениво наблюдал за ней, мой член болезненно твердел под простынями, и я задавался вопросом, каковы могут быть ее скрытые мотивы. Она не была настолько мелочной, а я не был настолько глупым. — Ад - это не место. Это состояние души. И позволь мне заверить тебя, милая, я уже там. Она сунула ноги в тапочки и подобрала с пола атласный халат, повязав его вокруг себя. — Ты просишь меня уйти? Она распаковала вещи? Когда? Эта женщина была демоном. Я покачал головой. — Mi casa es tu casa. ( пер . Моя семья - твоя семья) Она откинула волосы с халата, и у меня перехватило дыхание - она была такой чертовски красивой. — Tu casa - это, вероятно, центр торговли экзотическими животными, судя по таинственному южному крылу, в которое никому не разрешается заходить». Что ж, по крайней мере, это подтвердило, что она не знала о том, что Себ живет здесь. Я спрыгнул с кровати, оставаясь таким же голым, как и в первый раз, и побежал за ней по коридору, ухмыляясь от уха до уха. — Никакой торговли не происходит. Котята хорошо обеспечены и наслаждаются каждой минутой. — Котята? — Она с визгом остановилась, развернувшись и уперев кулаки в бока, не удосужившись взглянуть на товар. — Ты действительно только что пошутил про жестокое обращение с животными? Да еще и вегетарианку. — Эй, это ты начала. — У тебя нет красных линий. — Это правда. Но я придерживаюсь безопасных слов, так что вот так. — Это была не шутка. — Ее глаза сузились, а щеки стали такими же розовыми, как соски, которые я мог видеть сквозь атласную ткань. — Я была серьезна в своих обвинениях. — Нет, не была. Прядь волос упала ей на глаза. Я потянулся, чтобы заправить ее за ухо. Поскольку это была реальная жизнь, а не книга, прядь тут же упала на место. Я стащил с дивана плед и обернул его вокруг талии, как полотенце. — Если бы ты всерьез считала меня угрозой для кого-то, ты бы не переехала ко мне, и ФБР было бы здесь, обыскивая мою прямую кишку прямо сейчас. — Возможно, тебе бы это понравилось. Я пожал плечами. — Не позорь меня, мисси. Ее ноздри раздулись, а челюсть сжалась. Теперь мы были равны. Я мог выкладываться так же хорошо, как и получал. Она покачала головой и направилась в коридор. Очень хорошо. Должно быть, она выбрала одну из комнат для гостей внизу. Я присоединился к ней, как будто мы отправились на прогулку. — Итак, как долго ты будешь жить у меня? — Думаю, навсегда, ты не против? — Ее слабая попытка вывести меня из себя провалилась. — Напротив. Тебе всегда рады. Нам нужно многое наверстать. — Колонки сплетен помогают мне быть в курсе твоих выходок. — ... и я не могу дождаться, когда ты посетишь одну из моих оргий. Самый упорный слух - правда, любимый СМИ - гласила, что я устраиваю секс-вечеринки. Дикие, незаконные, опасные секс-вечеринки. Все началось с того, что я нанял службу по чистке автомобилей. Они приезжали в один и тот же день каждого месяца, как по часам, забирая с собой все двенадцать моих машин для глубокой чистки и заправки. Проходивший мимо бегун заметил все припаркованные машины на обочине возле моего дома и сделал неправильный вывод. Я никогда не поправлял их. Брайар ворвалась в коридор, не удосужившись проверить, последовал ли я за ней. — Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты отвратительный? — Да хоть каждый час. — Я вырвал розу из вазы на полшага, заправив ее за ухо. Она упала на кафель, когда она отмахнулась от нее. — Я имею в виду, что ты познакомилась с моими друзьями. Жесткая любовь - это мягко сказано. — У вас с Фрэнки роман? — потребовала она. — Сначала ответь на мой вопрос. — Я хмыкнул. — Я понимаю, что мы играем в игру, кто первый сломается, - тебя, кстати, я бы сразу повел к алтарю, если бы это зависело от меня, - но я хочу услышать причину, по которой ты изменила свое мнение. В этом и заключалась жадность. Стоило только почувствовать малейший вкус того, что я хотел, и я мог отказаться от любой морали. Видите ли, что-то переключилось во мне, когда мы с Себом сражались на траве. Эта крошечная вспышка нормальности придала мне сил. Она подсказала мне, что я могу все исправить с Брайар. Или попытаться, по крайней мере. Себ не убьет меня за то, что я отказался от своего обещания. А может, и убьет, и это будет нормально. Мы снова будем вместе. Он бы назвал меня ублюдком, немного нагрубил бы мне, и мы снова стали бы братьями. Так что, да, если бы Брайар дала мне хоть малейший намек на то, что нас еще можно спасти, что я могу вернуть ее, я бы не упустил эту возможность. Я бы, блядь, воспользовался ею. Я бы никогда не отпустил ее. — Три с половиной месяца до моего следующего поста. Именно столько я планирую пробыть здесь. — Она свернула за угол, и меня осенило, что, за исключением южного крыла, она уже знала каждый дюйм этого огромного поместья. — Итак, у тебя роман с Фрэнки? — Нет. — Тогда почему у нее была твоя кредитная карта? Я передернул плечами. — Мне очень нравится злить своих друзей. Я знал, что Ромео, когда узнает об этом, сразу же уйдет в себя. И он так и сделал. — Ты выглядишь как рогач, преследующий едва ли законную женщину. Я хихикнул. — Если туфелька подходит... — Знаешь, несмотря на то, что я тебя абсолютно не люблю - и не ошибись, я действительно тебя люблю, - я не могу представить тебя спящим. — Не нужно использовать воображение, детка. Я могу тебе это продемонстрировать. Ее взгляд скользнул вниз, к моему твердому члену. — Я не впечатлена. — Это потому, что ты не видела его в боевом режиме. — Могу честно сказать, что хуже тебя я никого не встречала. — Это совершенно несправедливо. Ты встречала двоих. Ты называешь их своими родителями. — Уже нет. — Она наконец улыбнулась. — Вообще-то, с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать. Я бросил на нее косой взгляд. — Так долго? — Чувство вины и грусть сплелись воедино, сжимая мое горло. Ее улыбка стала жалкой. — Время летит, когда ты веселишься. — Мне жаль. Это было дерьмово, что я сказал. — Прямо по бренду. — Она остановилась перед одной из моих многочисленных комнат для гостей и указала на дверь. — Ну, это я. — А это я. — Я указал на картину с изображением грустного клоуна в коридоре. — Серьезно, прости, что я заговорил о твоих родителях. Я знаю, что это деликатная тема... — Нет, не знаешь. — Она повернулась ко мне лицом. — За последние пятнадцать лет многое изменилось. Ты не знаешь меня. Ты не знаешь, какие у меня триггеры, что мне нравится и не нравится, что заставляет меня беситься. Мы чужие люди. Я с удовольствием воспользуюсь твоим особняком, бассейном и теннисным кортом, но не принимай это за перемирие. Я все еще ненавижу тебя. Она распахнула дверь и уже собиралась захлопнуть ее у меня перед носом, но я успел ударить рукой по краю, с легкостью остановив ее. — Позволь мне спросить тебя кое о чем. — Я облизнул губы, мой тон стал низким и знойным. — Почему ты так уверена, что я не вышвырну тебя отсюда после того, как ты со мной разговаривала? Я был возбужден. Я был взбешен. Я был многим, и все они заставляли меня чувствовать себя живым. Удивление окрасило ее лицо. — Ты мне должен. — Я ни черта тебе не должен. Ты все тот же человек, и я тоже. То, что я сделал с тобой, было ужасно. Непростительно. Но у меня были причины. Ты была моей первой любовью. — Моей единственной любовью. — И правда в том, что в глубине души ты знаешь, что я - твое безопасное место. — Мое безопасное место? — У нее отпала челюсть. — Я была бы в большей безопасности в зоне боевых действий. Я просто уставился на нее, давая ей понять, что вижу ее чушь насквозь. Она показала мне средний палец. Я притворился, что поймал его и положил в карман, как будто это был поцелуй, и самодовольная ухмылка заиграла на моих щеках. Она захлопнула дверь у меня перед носом. — Я тоже тебя люблю, — крикнул я ей через дерево. — Спокойной ночи, соседка. 58 Брайар Ты знаешь, что я - твое безопасное место. Очевидно, что помимо того, что Оливер надрался, он еще и накурился. Как он мог подумать, что я вернулась, потому что думала, что он сможет защитить меня от всего? Я скинула тапочки и села на край двуспальной кровати, прижав колени к груди. Я вернулась, чтобы помочь Себастьяну. Вот и все. Ну, и потому что с точки зрения логистики было разумнее найти жилье и машину в Лос-Анджелесе до того, как я туда приеду. Оливер тут ни при чем. Оливер был мертв для меня. Телефон на моей тумбочке пиликнул. Я нахмурилась. Ни у кого не было моего номера, кроме Себастьяна и Оливера, который добавил свой номер в тот день, когда дал его мне. Я взяла его в руки и посмотрела на экран. Олли фБ: Нам нужно устроить вечер кино. Олли фБ: Устроить вечеринку бездельников. Брайар: Ауэр: Какую часть фразы Я НЕНАВИЖУ ТВОИ КИШКИ ты не понял? Олли фБ: Всю? Ты решила остаться здесь. Это очень важно. Мы станем лучшими друзьями. Брайар Ауэр: Нет, не станем. Олли фБ: Лучшими друзьями, которые иногда занимаются сексом друг с другом. Брайар Ауэр: Я не знала, что ты, Ромео и Зак так близки... Олли фБ: Ты ведь понимаешь, что Даллас и Фэрроу будут неустанно пытаться подружиться с тобой? Они любят тебя. Брайар Ауэр: Это чувство не взаимно. Олли фБ: Да, это так. Они немного ненормальные, но веселые и безобидные. И у них добрые сердца. Ты просто боишься разрушить эти стены и дать людям шанс. Я ненавидела, что он говорил так, будто все еще знал меня. Еще больше я ненавидела то, что он был прав. Мне было уже за тридцать, а я так и не смогла по-настоящему отпустить себя. Конечно, за эти годы у меня были друзья и парни (в том числе и Грант, который не был тем красавцем, каким я его себе представляла), но я всегда держала все на поверхности. Я боялась привязаться, боялась обидеть, а больше всего - боялась, что мне снова докажут, что я недостойна любви. Брайар Ауэр: Говоря о стенах, не похоже, что у тебя когда-либо была постоянная девушка... Олли фБ: Вообще-то была. Мое сердце упало, когда он снова начал печатать, три точки заплясали на моем экране. Олли фБ: Ты. Брайар Ауэр: А после меня? Олли фБ: Никто не сравнится. Брайар Ауэр: Не раздувай дым из моей задницы. Олли фБ: Хорошо. Что-нибудь еще хочешь, чтобы я с ним сделал? Я открыт для предложений... Брайар Ауэр: Забавно. Олли фБ: Я бы с удовольствием пригласил тебя на свидание. Чтобы попробовать еще раз. Брайар Ауэр: Нет. Олли фБ: Если серьезно, я не шучу. Я не смог найти никого, к кому испытывал бы хотя бы половину тех чувств, что испытывал к тебе, поэтому и не пытался. Брайар Ауэр: Тогда почему ты бросил меня, даже не попрощавшись? Я уставилась на экран. У меня бы не хватило смелости спросить его об этом с глазу на глаз. Честно говоря, мне пришлось перевернуть телефон, слишком испугавшись ответа, который ждал меня даже в текстовом сообщении. После того как прошло несколько минут без писка, я поправила экран. Крошечные точки заплясали внизу. Оливер набирал и останавливался, набирал и останавливался. С каждым циклом мое сердце опускалось все ниже. Наконец пришло сообщение. Олли фБ: Тем летом, почти сразу после возвращения из Парижа, я пережил нечто очень плохое и травматичное. Мне было стыдно, и я запаниковал. Я совершил нечто ужасное. Я согласился на то, на что не должен был соглашаться. Я не хотел, чтобы ты была рядом со мной. Я думал, что разрушу твою жизнь, а ты не заслуживала больше боли. Я должен был донести это до тебя. Но я был молод, растерян и мучился. Я никогда не прощу себя за это, поэтому не собираюсь ждать прощения от тебя. Но я не собираюсь лгать и говорить, что не желаю его. Я хочу тебя, Брайар. По-настоящему. Слезы навернулись мне на глаза, но я не позволила им упасть. Нет. Я не сломаюсь. Не совершу ту же ошибку, что и в подростковом возрасте. Не тогда, когда у меня даже не хватило смелости спросить его о другой девушке. Почему он изменил. Были ли они еще и сколько. Если Олли удалось так основательно уничтожить меня тогда, то я могла только догадываться, какой ущерб он нанесет сейчас. Оливер фон Бисмарк не найдет дорогу обратно в мое сердце. Он не сможет. Я уже заперла его и выбросила ключ. 59 Оливер — Я рад, что не живу с тобой в одной ванной. Ты всегда был и останешься дерьмовой целью. — Себастьян прищурился, глядя в небо, навел ружье на круглый глиняный диск и выстрелил. Он взорвался в воздухе, разлетевшись по траве, как конфетти. В висках запульсировало от похмелья. Если бы я не увидел сообщения на своем телефоне, когда проснулся, я бы поверил, что у меня галлюцинации и я нашел Брайар в своей постели. И определенно поклялся заставить ее снова влюбиться в меня. Выпивка прошла. А вот чувства - нет. Я все еще хотел ее, но был слишком труслив, чтобы поговорить об этом с Себом. Мы решили пойти в лес пострелять в глину, как будто вчера вечером ничего не произошло. Как будто он чуть не утопил меня, а я не вывалил на него суровые истины, которые он отказывался проглотить. Четверг, раз в две недели, был единственным временем, когда Себ выходил из дома в светлое время суток. Он знал, как это важно для меня. Я бы вытащил его через черный ход, пиная и крича, если бы пришлось. Все складывалось удачно. Никто его не увидит. Я всегда в этом убеждался. Мой управляющий составил расписание так, чтобы никого из персонала здесь не было, а служба безопасности держала более широкий периметр. Зак и Фэрроу до позднего вечера занимались фехтованием, Ромео был на работе, а Даллас и Лука посещали занятия по плаванию для малышей «Мама и я». Берег кристально чист. Себ заставил меня сделать и эту процедуру целиком. Мне пришлось маневрировать восьмиместным гольф-каром в лесу, пока Себастьян, закутанный в темную одежду, лежал на полу задней скамейки. В конце концов, это того стоило. Я хотел, чтобы солнце было на его коже, а свежий воздух - в его легких. Глиняная ловушка для голубей выплюнула в воздух несколько оранжевых дисков. Они кружились по голубому небу. — Я отлично целюсь, и ты это знаешь. — Я поправил наушники с шумоподавлением, прицелился в один и промахнулся как минимум на три дюйма. Себастьян фыркнул рядом со мной, покачав головой. Мы оба были одеты в классические охотничьи костюмы разных оттенков коричневого. — Докажи это, — бросил он. — За все утро ты ни разу не попал в яблочко. На самом деле я не лгал. Я умел стрелять не хуже него - и он никогда не промахивался. Но сегодня утром я не был настроен на игру. Я был с Брайар, дома. В голове роились вопросы, о которых я не мог думать: что она делает, как она устроилась, как я могу заставить ее остаться. Она все еще ненавидела меня - или, по крайней мере, убеждала себя, что ненавидит, - но я был полон решимости изменить это. В воздухе пролетел еще один оранжевый диск. Очередь Себа. Точный выстрел. Диск раскололся на две части и с грохотом упал на землю. В воздух взлетел еще один диск, на этот раз для меня. Я снова промахнулся. — Хорошо. Что происходит? — Он повернулся ко мне. — Ты отстой, но не настолько. Ты утомил себя мастурбацией? Все знают, что время от времени нужно менять руки. Ошибка новичка. Хм... Теория, которую я не рассматривал. Определенно, это возможно. Я облегчился после переписки с Брайар. И еще несколько раз после этого. В общем, я не спал всю ночь. — Брайар вернулась, чтобы пожить здесь еще три месяца. — Я перезарядил дробовик патронами. — Надеюсь, ты не против. — С чего бы мне возражать? Я все равно никогда не покидаю свое крыло, — резко ответил он. Слишком быстро. Себастьян всегда был против. Он даже не позволял нашим родителям видеться с ним. — Что заставило ее вернуться? — Наверное, то, что я аннулировал ее аренду и продал ее машину, и она увидела возможность попытаться свести меня с ума. — Я провел ладонью по затылку, все еще недоумевая, но не настолько, чтобы затронуть эту тему. Я хотел, чтобы она была здесь. Это давало мне странное чувство покоя. — Она мне нравится, Себ. Я затаил дыхание, ожидая, что он заговорит о клятве пятнадцатилетней давности. — Так верни ее. Я попятился вперед, прислонившись к стволу дерева. — Она не хочет, чтобы ее завоевывали. — Тогда победа над ней будет намного слаще. Однако все было не так просто. Я сменил тему. — Эй, ты поговорил с мамой и папой? Мама звонила Себастьяну каждый день. Папа - каждую неделю. Они присылали еду и лакомства. Они мечтали, чтобы он вырвался из крыла и снова стал гулять. Это только усугубляло и без того изнурительное чувство вины, которое я испытывал каждый раз, когда думал об этом. — Да. — Себ зевнул. — Мама сказала, что завезет сегодня несколько черничных булочек. Я не знал, смеяться мне или плакать. Черничные булочки были любимым блюдом Себа. Я не мог вспомнить, когда она в последний раз готовила мою любимую выпечку. Мои родители утверждали, что не злятся на меня за случившееся, но их поведение говорило о другом. — Как мило. Я собираюсь пойти туда на следующей неделе на ужин. Хочешь пойти со мной? — Я ткнул его локтем в ребро и захихикал. — Можешь спрятаться в багажнике Эскалейда. Там, наверное, поместится еще три человека. Не то чтобы мои родители не видели нынешнее лицо Себастьяна. Видели. Просто Себу это не нравилось. Мама всегда плакала из-за испорченного лица любимого сына, а папа не мог поддерживать с ним зрительный контакт. Я ненавидел их за это. Ненавидел за то, что они не могли быть сильными для него, как я. Себастьян подошел к одной из ловушек для глиняных голубей. — Думаю, я посижу в этой. — Ты все высиживаешь, — прорычал я. — Ну да. — Он присел на корточки и перезарядил ловушку десятками глиняных дисков. — Кардио - отстой, а я люблю отдыхать. У меня защемило челюсть. — В какой-то момент тебе придется встретиться с миром лицом к лицу. Себ только рассмеялся. Это было еще хуже. То, что он даже не подтвердил мое заявление словами. — Сосредоточься на нашей игре, старший брат. — Он снова запустил глиняную ловушку. — И заткнись. 60 Оливер Оказалось, что у меня не было абсолютно никаких причин беспокоиться о том, как Брайар устроится. Она чувствовала себя как дома. В буквальном смысле. Как только мы с Себастьяном вернулись, я заметил, что по тротуару разбросаны мокрые пляжные полотенца, зернышки попкорна и липкие неоновые алкогольные напитки. Они змеились по длинной извилистой дорожке, ведущей прямо к бассейну. Смех, дымящееся барбекю и громкий звук системы объемного звучания подсказали мне, где находится преступник. “I Like the Way You Kiss Me” Artemas грохотала на палубе подо мной. Отличная песня. Интересно, выбрала ли ее Брайар? Мне стало интересно узнать о многих ее предпочтениях. Еда, плейлисты, мужчины. С какими она предпочитала встречаться. Только не с теми, кто, блядь, разрушил ее жизнь, ублюдок. Во мне вспыхнула искра возбуждения. Это было похоже на выход из тени на солнечный свет. Это - волнение от нового открытия Брайар - освободило меня. Я отвлекался от забот о благополучии Себастьяна и управления The Grant Regent. Обрывки разговоров доносились до меня от бассейна, расположенного за поворотом. Я подошел поближе, чуть не доходя до кабинки. — ...ты уверена, что он не будет возражать, если ты устроишь здесь вечеринку? — Я не узнал женский голос. — Ты ведь едва знаешь этого парня. — Все в порядке, — заверила ее Брайар. Это точно было не нормально. Себ в любую минуту мог схватить меня за шкирку. — Он любит вечеринки и женщин в бикини. Он будет в восторге. — Она сделала паузу. — Но я бы не советовала лезть в бассейн. Бог знает, что он и его подружки там оставили. Я прикусил губу, подавляя смех. Занавески скрывали меня от посторонних глаз. Я мог бы выйти через двойные двери и столкнуться с ней, но не стал этого делать. Не сейчас. Я осмотрел так называемую вечеринку. Палуба состояла из утопленного бассейна, джакузи и рядов шезлонгов по обеим сторонам. Она располагалась напротив озера, в дальнем конце моего дома, прямо под спальней. Восемь женщин разбрелись по территории, все в бикини. На тротуаре валялись недопитые напитки, в воздухе дымились гамбургеры и хот-доги, а Брайар сама управляла грилем, переворачивая булочки из бриоши и нанизывая на шампур лук. Она была одета в зеленое бикини, а ее волосы были убраны в небрежный высокий пучок. У меня потекло изо рта - и не из-за еды. — Все уже в бассейне. — Вороненоволосая женщина рядом с ней рассмеялась. — К тому же, я уверена, что он не так уж плох. Брайар начала накладывать гамбургеры на моей хорошо оборудованной открытой кухне. — О, он еще хуже. Я завороженно наблюдал, как она с легкостью запоминает все предпочтения своих друзей в еде. Бургер без салата. Один недожаренный, а другой хорошо прожаренный. Один с дополнительными помидорами. Двойная котлета поперек с горчицей на гарнир. Она была права. Я не злился на нее. Не потому, что позволить «Спайс Герлз 2.0» вторгнуться в мой дом было в порядке вещей - любой человек с работающим мозгом посчитал бы это грубым нарушением приватности и гостеприимства, - а потому, что я не мог, черт возьми, злиться на Брайар, даже если бы попытался. Кто-то пулей влетел в бассейн, забрызгав близлежащие кусты соленой водой. Пара близнецов сплетничала в шезлонгах на выступе для загара, частично погрузившись в воду и сжимая в кулаках коктейли. Еще двое пригласили себя на экскурсию по моим владениям и исчезли за углом. Пора сорвать твою вечеринку, Обнимашка. Спустившись по лестнице на верхнюю палубу, я ворвался в двери, нацепив на лицо наглую улыбку. — Дамы. — Я пересек лужайку и направился к своей соседке. — Брайар. Она обернулась. Ее подруги закрыли рты руками. Красивая улыбка Брайар померкла. Я ненавидел, что все остальные получают ее улыбки, а я - ее хмурые взгляды. Раньше все было наоборот. — Привет, соседка. — Я поцеловал ее в щеку, показывая, что не против вечеринки, а также доказывая, что я определенно на нее повлиял. К тому времени, как я отстранился, все ее тело покрылось мурашками. — Пользуешься моими многочисленными удобствами? — Да, я пригласила нескольких друзей из Лос-Анджелеса. — Она вылила кетчуп на тарелку. — Надеюсь, ты не против. Перевод: Я надеюсь, что ты будешь против всеми фибрами моего тела. — Я вижу. Привет, я Олли. — Я протянул руку ее ближайшему другу. — Приятно познакомиться. — Хейзел. — Она накрутила густой локон на палец, борясь с презрением. — Я была соседкой Брайар в колледже, так что знаю о тебе все. Не нужно тратить силы на то, чтобы завоевать меня. У тебя ничего не получится. — Справедливо. Брайар осмотрела меня с ног до головы, выражение ее лица омрачилось. — Ты только что ходил на охоту? — На голубей, — подтвердил я. — Глиняные голуби. Кстати, об охоте: как ты думаешь, откуда взялись гамбургеры и хот-доги, которые ты жарила на гриле? — О, это я знаю. — Она щелкнула пальцами, делая вид, что думает. — Аисты, верно? Или это были младенцы? — Ты вегетарианка, — напомнил я ей. — Ты не ешь мясо. — Мои друзья едят. Живи и дай жить. Слышал когда-нибудь это выражение? — Да. — Я окинул ее взглядом. — Не знал, что вы живете по нему, мисс «Нет личного самолета для вас». — Очевидно, да. — Она передала Хейзел тарелки, накладывая в них картофель фри с трюфелями. — Я кормлю своих друзей трупами убитых животных. — Хм. Аппетитно. Большое спасибо. — Хейзел откусила кусочек, не сводя глаз с Брайар. — Я собираюсь отнести вторую тарелку Кэти и оставить вас двоих, чтобы вы пытались оторваться друг на друге. Теперь мы были одни. Меня охватило волнение. Мне очень нравилось оставаться наедине с этой женщиной. — Кстати. Они собираются остаться на все выходные. — Брайар нацепила милую улыбку. — Это ведь круто, правда? Нет. Совсем нет. Наш другой сосед по комнате - тот, о существовании которого ты не знаешь, - буквально сведет меня с балкона и покажет это в прямом эфире, как только узнает. — Круто? — Я сделал свое лучшее возмущенное лицо. — Это фантастика. Полуголые женщины в моем королевстве - это не новость. Чувствуешь себя как на домашнем обеде. Я игриво подмигнул ей и подошел к промышленному холодильнику, доставая овощную котлету. Несколько раз в год я делал их с нуля и запаковывал в вакуум, а затем хранил в глубокой морозилке. Время от времени мой кузен Флинн приезжал в город, чтобы поинтересоваться местонахождением Себа, и, прежде чем свалить в закат, уминал у меня еду. Он был вегетарианцем, чтобы вывести меня из себя и пожаловаться, что я никогда не готовлю к его визитам. Теперь я старался быть готовым. — Садись. — Я вскрыл индивидуальную упаковку и бросил ее на гриль. — Я собираюсь приготовить тебе лучший вегетарианский бургер в твоей гребаной жизни. Брайар не сдвинулась с места. — Нет, спасибо. — Твой рот испытает оргазм. Это будет хорошей подготовкой для остальных частей тебя, когда мы наконец-то заключим нашу помолвку. — Этого не произойдет, но ладно. — Она скрестила руки, но глаза все равно были прикованы ко мне. — Секрет в специях. — Я выдвинул ящик, доставая их по бутылке. Кумин. Чили. Паприка. Тимьян. Жареный чеснок. Лимонный перец. Сельдерейная соль. — Они превращают его из бургера «ничего» в бургер «все». Вот увидишь. Наконец она заняла ближайшее ко мне место, потягивая свой розовый коктейль. — Кстати, я опустошила твою заначку с напитками. Она отчаянно пыталась вывести меня из себя. Это было так очаровательно. — Хорошо. — Я схватил щипцы и пощелкал ими в воздухе. — Я рад, что тебе это нравится. — Мы устроили в доме полный беспорядок. Не уверена, что ты видел. — Для этого я и держу домработниц круглосуточно. Я доплачиваю им после вечеринок, так что не волнуйся. Я бросил булочку на гриль и нарезал лук тонкими кружочками. Остальные ее друзья столпились у стола, чтобы взять свою еду. Я представился, сказал, что они желанные гости, и наблюдал, как они разбегаются, чтобы оставить нас наедине, подгоняемые хитрой Хейзел, которая, очевидно, считала, что я достоин второго шанса. Они ели в шезлонгах у бассейна, пока я открывал холодильник и выбирал белый чеддер, помидоры, сливочный сыр с халапеньо и грибы. Ранее я заметил, что Брайар ничего не приготовила для себя. Всегда такая самоотверженная. Она поджала губы, наблюдая за тем, как я обжариваю грибы. Я переложил их на подогретую тарелку. — Когда ты стала вегетарианкой? — В восемнадцать. — Она тяжело сглотнула. — Сразу после окончания школы и перед поступлением в колледж. Я не могла позволить себе мясо, я была так бедна. Но дело было не только в этом. Я решила, что хочу быть безвредной для всех существ. Я видела столько боли в мире и так много страдала от нее, что не хотела усугублять ее. Я кивнул, положил ее котлету на поджаренную булочку и наложил овощи. Я очень сильно намазал майонез чипотле, размазав его по верхней булочке. Когда я передал ей тарелку и занял место рядом с ней, она не стала жаловаться. Брайар открыла бургер и осмотрела его так, словно это была шкатулка с драгоценностями. — Ты вспомнил, что я люблю майонез. — Ей удалось прозвучать разочарованно. — Я помню, что ты любительница майонеза. — Я улыбнулся ей. — Я многое помню о тебе, Брайар. То, что я подвел тебя однажды, не значит, что я не старался изо всех сил. К сожалению, на тот момент моих усилий было недостаточно. — Ты когда-нибудь расскажешь мне, что случилось тем летом? — Она впилась зубами в бургер, закрыла глаза и застонала. — Ух, как вкусно. — Расскажу. — Я наблюдал за ней, завороженный тем, как чертовски приятно видеть, как она наслаждается тем, что я приготовил. — Когда ты будешь готова это услышать. Думаю, тебе еще предстоит пережить несколько недель ненависти ко мне до смерти. — Добавь к этому пятнадцать лет, и ты будешь прав. Но в ее голосе не было злости. Соус стекал с ее нижней губы на тарелку, когда она снова вгрызалась в бургер. Мне нравилось, что она ела сочный бургер в бикини. Мне нравилось, что она была сама собой. Она никогда не пыталась произвести на меня впечатление. Она сделала паузу, отложила бургер и уставилась в пространство. После минутного молчания она снова подняла взгляд, борясь со слезами. — Ты действительно это имел в виду - что помнишь обо мне все? Я кивнул. — Попробуй. — Хорошо. — Она снова взяла бургер, задумавшись. — Какой мой любимый диснеевский саундтрек? — Мулан. — Руки вниз. За ним - и это ни в коем случае не второе место - «Русалочка» и «Красавица и чудовище» 90-х. Но и «Русалочка» далека от «Красавицы и Чудовища». Иерархия очень четкая. — Любимое увлечение инди? — Джейк Джилленхол в «Донни Дарко». — Любимый блокбастер? — Ничья между разорванным Дев Пателем и Майклом Б. Джорданом со времен его «Огней ночной пятницы». — Худший Бэтмен по рейтингу? — Слишком просто. — Я закатил глаза. — Вэл Килмер. Я бы знал это, если бы мы буквально никогда не встречались. Она хихикнула, откусив еще кусочек, растопив мое чертово сердце. — Но почему он такой плохой? Это. Это было то, чего мне не хватало. Я бы принял ее гнев за ее безразличие, но на самом деле я стрелял в ее привязанность. Я не знал, что заставляло меня продолжать пытаться завоевать ее. Ничего бы не вышло. Я был слишком испорчен. Она была слишком осторожна. Я не любил моногамию. А ей не подходил я. Мы ухмылялись друг другу, как два идиота. Несмотря на то, что шансы складывались против нас, я все еще хотел получить шанс. Последние пятнадцать лет я тщательно следил за тем, чтобы у меня был план, прежде чем начать что-то делать, но вот так просто я начал преследовать эту женщину, которая, как я знал, разобьет мне сердце. Или еще хуже - подожжет его на хрен. 61 Оливер В самом жарком кинематографическом представлении со времен Меган Фокс, поджигавшей свой язык в «Теле Дженнифер», Брайар доела бургер одним огромным куском, от которого ее щеки надулись, как у бурундука. Тарелка заскрежетала о мраморную столешницу, когда она задвинула ее внутрь. — Мы можем одолжить несколько твоих машин? — Вздохнув, она откинулась на спинку сиденья. — Я хочу показать девочкам окрестности. — Только если ты сама не водишь машину. — Я заметил, что припухлость вокруг ее виска уменьшилась, а вокруг него больше не было всех оттенков зеленого и фиолетового. Тем не менее, не мешало перестраховаться. — Ты не сможешь сесть за руль, пока не получишь разрешение от доктора Коэна. — Я чувствую себя прекрасно. — Она нахмурилась. — Нормально. — Я так рад это слышать. Тем не менее, я не позволю тебе сесть за руль, не согласовав это с доктором Коэном. — Не разрешишь? — Ее брови взлетели вверх. Хорошо. Неправильный выбор слов. — Я не прошу разрешения, Оливер. — Я все равно его тебе не дам, так в чем проблема? Я был несносен, я знал. Но старые привычки умирают с трудом, и единственное, что держало людей на расстоянии от меня, - это моя склонность говорить самые дерьмовые вещи, какие только возможны в любой момент. Каждый мой вздох был направлен на то, чтобы провоцировать и раздражать. Особенно это касалось женщин, которые часто прощали мои недостатки. Слова просто вылетали изо рта, прежде чем я успевал их обдумать. Ее глаза, похожие на две огромные луны, смотрели на меня с полным потрясением. — Послушай. — Я поднял руки вверх. — Я мог бы выбрать лучший способ передать это... Она указала на дверь. — Убирайся. Головы ее друзей поднялись с шезлонгов и повернулись к нам. Я приподнял бровь. — Технически, мы уже ушли. — Отлично. Уходи. — Она пожала плечами. — Только держись от меня подальше. — Это мой дом. — Это моя вечеринка, и ты не приглашен. — Ты не можешь не пригласить меня на вечеринку на моей собственной территории. — Ты прав. Я тебя не приглашаю. Тебя вообще никто не приглашал. — Она хрустнула костяшками пальцев, готовясь встать. — Я могу проводить тебя внутрь, если ты так хочешь. Где эта женщина нашла в себе смелость вести себя как Джейн в крошечном бикини? Я был ужасно возбужден. До такой степени, что я боялся, что мой член отвалится, если я сделаю какое-нибудь резкое движение. И без того моя эрекция плотно прижималась к поясу моих охотничьих брюк Upland. Брайар явно хотела, чтобы я с ней поспорил. Я знал это, так же как и то, что она знала, что ее просьба неразумна. Было бы нелепо выгонять меня из собственного дома. В то же время мне хотелось подшутить над ней. За тридцать три года у Брайар ни разу не было случая, чтобы она вела себя плохо. В детстве она усердно работала за крохи ласки от родителей, которые, впрочем, никогда не доставались. Она никогда не бунтовала. Никогда не кривлялась. Не совершала ошибок. Никогда не была ребенком. В свои двадцать с небольшим лет она занималась работой и учебой. Она никогда не пропускала платежи за обучение. Никогда не засиживалась допоздна. Никогда не пропускала рабочую смену. Она никогда не испытывала острых ощущений, совершая ошибки, как новый взрослый. Теперь, когда ей уже за тридцать, я хотел дать ей это. Позволить ей расширить границы и показать, что я все равно приму ее, даже если она все испортит. Я поднял обе руки и отступил к двери в гостиную. — Я ухожу, ухожу. Мне не нравилось, что люди обращаются со мной как с одноразовой салфеткой, и уж тем более женщина, которую я когда-то любил, но мне нравилось позволять ей выигрывать споры. Я направился прямо на кухню. Запах барбекю разбудил меня. Я распахнул холодильник, намереваясь сожрать его целиком, и сорвал крышки со всей посуды, которая попалась мне на глаза. Ну, блядь. Брокколи на пару. Куриная грудка без приправы. Рис с цветной капустой. Мерзкое дерьмо, которое я обычно ел, чтобы поддерживать свой десятипроцентный уровень жира в организме. Я бросил несколько замороженных куриных наггетсов в аэрофритюрницу, а затем высыпал два пакета рамена «Булдак» в кипящую воду. Какой смысл иметь тело Криса Хемсворта, если Брайар не хочет на него забираться? Громкий стук заставил меня пропустить дуршлаг. Моя лапша нырнула в канализацию вместе с моей душой. Я поднял глаза от раковины. Крошечные кулачки Брайар все еще сжимались вокруг подноса, который она поставила на остров из мясных блоков. Полупустые стаканы покачивались в своих чашках, расплескиваясь повсюду. — Я зашла, чтобы поставить посуду в посудомоечную машину. — Она сдула прядь волос с глаз. — Нет нужды заводить разговор. Я не против. Я молча кивнул, намеренно вставая у нее на пути, пока она передвигалась по кухне. Ее нижняя часть бикини бессистемно задиралась между задницей, а соски были острыми и прямыми, как два крошечных бриллианта. Мне захотелось взять их в рот через ткань и показать ей, что ее мозг может меня ненавидеть, но ее тело не разделяет этих чувств. Брайар дернула за ручку посудомоечной машины и начала складывать в нее стаканы для коктейлей. — На что ты смотришь? — Хочешь помочь? — Ты можешь помочь мне, если упадешь замертво. — Все еще приседая, она пощупала поверхность над головой, нашла фужер и поставила его в посудомоечную машину. — Там было совершенно унизительно. Ты говорил, как мой отец. — Не обижайся, но твоему отцу было бы наплевать. Он бы позволил тебе сесть за руль. Мне не все равно, поэтому я оберегаю тебя от опасности. Через несколько недель ты снова сможешь водить машину. Я ничем не рискую. А пока я могу отвезти тебя куда захочешь. Будь своей маленькой сучкой. Это будет весело. — Я остановился, чтобы подумать об этом. — Ну, для тебя, по крайней мере. — Где была эта энергия, когда мои родители отреклись от меня в восемнадцать лет? — Она все еще была там. Просто мне пришлось много чем жонглировать, и я был перегружен. Я был ребенком, Брайар. Поступил бы я сегодня иначе? Да. Мне бы хотелось думать, что да. На самом деле я знаю, что не бросил бы ее, если бы мог повернуть время вспять. Я бы многое сделал по-другому. Я бы сказал Себастьяну, чтобы он отвалил, когда он предъявил требование. Я бы позволил ему остаться в Англии. Я бы не столкнул его с лодки. Но ретроспектива - это 20/20. Возможно, последние десять лет я просто говорил себе то, во что хотел верить. Брайар захлопнула посудомоечную машину и нажала несколько кнопок, пока та не зажужжала. — Почему ты врешь всему миру? Я облокотился на прилавок с противоположной стороны, просто наблюдая за ней и наслаждаясь каждой секундой. — Ты должна быть более конкретной, чем это. — Я окинул взглядом ее восхитительное тело с ног до головы. — Я много лгу. Я никогда не понимал одержимости Зака и Ромео искусством, но сейчас признал, что они могли что-то понять. На некоторые вещи можно смотреть вечно и никогда не насытиться. — Ты врешь своим друзьям, что ты тупица и воздушная башка. — Брайар повернулась ко мне лицом. — Ты ничего из этого не представляешь. — Так проще. Меньше ожиданий. Меньше давления. — Раньше у тебя никогда не было проблем с давлением. — Она прищурилась на меня, прислонившись к той же стойке, на которую опирался я. — Что произошло между тем временем и сейчас? Фритюрница закончила работу и просигналила, чтобы я открыл ее. Я проигнорировал ее. — Я потерял веру в то, что поступлю правильно, — прорычал я. Это была правда. Тот год испортил меня. Брайар кивнула. — Ну, если тебе станет легче, ты был не самым плохим парнем в моей жизни. Мой взгляд упал на ее губы. — Нет? Они были такими чертовски пухлыми и розовыми. Мне захотелось взять их в рот и провести языком по контуру. Но меньше всего мне хотелось думать о ее бывших. С другой стороны, калечить их голыми руками... И все же я не мог упустить шанс не быть злодеем в ее глазах, пусть даже на несколько секунд. — Нет. — Ее взгляд опустился к моему горлу, где покачивалось адамово яблоко. — По крайней мере, ты доставил мне оргазм в ту ночь, когда мы занимались сексом. Один из моих бывших даже этого не смог. — Спорим, я могу довести тебя до оргазма, даже не снимая бикини, если захочу. Ее дыхание стало затрудненным. Я понял это по тому, как двигалась ее грудь. И моя тоже. Она изогнула бровь. — Ты имеешь в виду, если бы я захотела. Я облизал губы. — О, ты хочешь. Мы стояли близко друг к другу, наши тела были обращены к острову, наши мизинцы касались края стойки. Она издала ржавый смешок. — Ты понятия не имеешь, чего я хочу, Оливер. — Думаю, представляю. Я протянул руку и слегка надавил на ее нижнюю губу. От простого прикосновения ее теплой губы к подушечке моего большого пальца по моему телу пробежали трещины, словно я только что пережил кульминацию. Все мое туловище подалось вперед. Я затаил дыхание, наблюдая за ее реакцией и ожидая, не скажет ли она мне «отвали». Но она не сказала. Вместо этого она схватила мое предплечье, зажав его между своими сиськами. Ее дыхание сбилось. — Ты ни за что не заставишь меня кончить, не сняв бикини. Это был вызов. Я никогда не отказывался от них. Это было также разрешение прикоснуться к ней, которое я принял с готовностью, шокировавшей нас обоих. В одно мгновение я прижал ее к стойке, прижав к себе всем телом. Мой член нашел свое место между ее бедер, натирая ее через одежду. Я провел большим пальцем от ее рта вниз к шее, лаская ее, пока не накрыл ее целиком своей большой рукой. Ее веки дрогнули. Она тоже это чувствовала. Эту нашу неистовую жажду. Кончик моего носа нащупал ее нос. — Это пари? — проговорили мои губы, но я не поцеловал ее. Еще нет. — Если я не кончу, ты позволишь мне одолжить твою машину, — бросила она, приникая своим ртом к моему. Я улыбнулся, потакая ей. Неважно, попросит ли она меня сорвать солнце с места. Она бы не выиграла. Не может быть, чтобы она этого не знала. Ей просто нужен был повод, чтобы позволить мне прикоснуться к ней. — Звучит неплохо. И если ты кончишь... — Да? — Ты позволишь мне трахнуть тебя. — Я сделал паузу. — Один раз. В любом месте, где я захочу. В любое время. Может быть, в комнате, полной людей, или посреди пустыни. Ты не откажешься. Позволь мне показать тебе, какими мы были. Что у нас все еще может быть. — Я втянул воздух. — Что это реально. Моя ладонь спустилась с ее шеи на правую грудь, обхватив ее. Ее спина выгнулась, и она застонала. Она была в полном восторге. Как и я. Это было опасно. Катастрофично. Ошибка эпических масштабов. И, насколько я мог судить, лучшее гребаное решение в нашей жизни. — Как скажешь. — Она фыркнула. — Покажи мне, что у тебя есть. Но помни - ты не можешь снимать с меня одежду. — Ага, я помню правила. Моя рука снова скользнула к ее горлу, наклонила ее голову, и я наконец сделал то, что хотел сделать с тех пор, как увидел ее в отеле. Я впился своим ртом в ее рот и поцеловал ее со всей силой. Поначалу он был мягким. Я хотел дать ей возможность отстраниться, если она передумает. Но она не передумала. Она схватила меня за плечи и притянула к себе, наши тела прижались друг к другу. Я пил ее, как нектар. Наши языки нашли друг друга, встретившись посередине. Поцелуй стал глубже, превратившись из мягкого и осторожного в голодный и отчаянный. Она целовалась так же, как в подростковом возрасте. Все мое тело затрепетало еще до того, как я прикоснулся к ней. Одна моя рука опустилась на ее талию, и я прижал ее к своему твердому члену, позволяя ей увидеть то, что она сделала со мной. Мой мизинец скользнул под ткань ее бикини, между верхней частью бедра и попкой. Брайар вздрогнула, когда я прервал поцелуй, проведя ртом по ее горлу. Она откинула голову назад и позволила мне лизать ее шею, пока мой язык не забрался между ее полными сиськами. У нее всегда были отличные сиськи. Даже в те времена. Но годы были добры к ней. — Без обмана. — Она зашипела, уже задыхаясь. — Ты не можешь трогать меня под бикини. Я повернулся к ее правой груди, лизнул изгиб под ней, а затем взял ее в рот через бикини. Она оперлась локтями на стойку позади себя, наблюдая за мной. Я взял ее за задницу, грубо сжав ее. — Ты еще пожалеешь, что сказала это, — пробормотал я в ее сиську, полную и круглую. Ее сосок еще больше сжался под тканью. — Нет. Не нарушай правила. Я застонал, высунул палец из трусиков бикини и слегка сжал ткань, чтобы зажать ее между ее попкой. Сжав пальцы в кулак, я потянул вверх, стягивая ткань у ее киски, чтобы она почувствовала давление. Она застонала. Громко. Достаточно громко, чтобы услышал весь персонал, и Себ, и, возможно, лошади в конюшне тоже. Мне было все равно, услышат ли это астронавты в космосе. Я просто хотел, чтобы она делала это снова, и снова, и снова. Брайар запустила пальцы в мои волосы, направляя мои губы к другой груди. Я со смехом впился в ее кожу, дразня медленными движениями языка, а затем прижал ее сосок зубами через нейлон. Свободной рукой я провел большим пальцем по ее клитору. Набухший узелок напрягся между нами. Ее колени подкосились, и она задыхалась. Я поддержал ее за талию и водрузил на стойку. — Не будь неудачницей, хорошо, детка? Она хныкала, а я массировал ее клитор через ткань, дразня щель ее киски двумя пальцами, пока другой обрабатывал ее чувствительный бутон. Я хотел запечатлеть ее в этом моменте и возвращаться к воспоминаниям всякий раз, когда жизнь давала мне пинка под зад. Эти тяжелые, опьяненные похотью глаза. Крошечные вздохи каждый раз, когда я прикасался к ней как следует. То, как она втягивала нижнюю губу в рот и сосала, словно желая, чтобы это был мой член. На кухню в любой момент мог зайти кто угодно. Да и вообще, если учесть персонал и ее друзей, то вполне вероятно, что кто-то так и сделает. И все равно я не мог остановиться. И она тоже не могла. Я нащупал носом край бретельки ее бикини, зажал ее между зубами и потянул, не совсем расстегивая. Ее глаза сверкнули в знак предупреждения. Я рассмеялся, раздвинул пальцами губы ее киски и просунул в нее через тонкую ткань весь средний палец. Она мгновенно сжалась вокруг меня, да так крепко, что я не смог удержаться от стона. Если она держала мой палец в смертельной хватке, то я мог только представить, что ждет мой член. С его кончика капала сперма, и я практически плакал в штанах. — Отлично. — Брайар начала вжиматься бедрами в мою руку, жаждая еще больше моих прикосновений. — Давай прекратим это дерьмо. Никто здесь не хочет, чтобы ты хранил мою скромность. С этими словами она отпустила завязки на шее. Ее топ упал на плитку, освободив сиськи перед моим лицом. Они были великолепны. Слегка веснушчатые от солнца, соски маленькие и прямые. Я тут же принялся сосать левый, бормоча про себя: — Теперь ты должна позволить мне трахать тебя, когда я захочу. — Да, но, предупреждая спойлеры, это все равно должно было случиться, и мы оба это знаем, — раздраженно огрызнулась она. Это не мешало ей трепетать вокруг моего пальца, который продолжал трахать ее через нижнее белье. На самом деле я мог бы трахнуть ее прямо сейчас. Она бы мне позволила. Но это разрушило бы ее желание. Ее предвкушение. Я хотел, чтобы огонь в ней разгорался с каждой встречей, с каждым прикосновением, с каждым поцелуем... Я запустил в нее пальцы, все еще зажатые в ткани, и нажал на ее точку G. Ее руки опустились на мои плечи, ногти впились в них. Я пожирал глазами ее шею, терся эрекцией о ее внутреннюю поверхность бедра, трахая ее всем, что во мне было. — Оливер. — Она откинула голову назад, задыхаясь. — Я уже близко. Я так близка. Я знал, что она близка. Она скакала на моей руке, как ковбойша. — Кончи для меня, Брайар, — дышал я ей в рот, облизывая, покусывая, дразня, сводя с ума нас обоих. — Будь хорошей девочкой и кончи на мои пальцы. Она так и сделала. Она кончила на мои пальцы, ее сладкая капающая киска сжималась все сильнее и сильнее. Прилив горячей жидкости встретил мои пальцы через ткань. Я чуть не кончил от этого. Я прикусил язык до крови, заставляя себя не кончить при виде ее оргазма. Такой знакомый и в то же время такой новый. Она была розовой, счастливой и живой. За моей спиной раздалась симфония звона сковородок и битого стекла. — Упс. — Одна из ее подруг на что-то наткнулась. — Я... я не знала... — Уходи, — прорычал я, Брайар все еще была в моих руках, оседлав оргазм, слишком ошеломленная, чтобы замечать или заботиться. — Ага. Уже ухожу. Я вообще-то пришла взять немного льда... — Вон. — Неважно. Ага. Я возьму его позже. Закончив, Брайар рухнула в мои объятия. Ей потребовалась целая минута, чтобы прийти в себя. Я наслаждался всеми шестьюдесятью секундами, пока она прижималась ко мне, хотя мой член был напряжен, тверд и жаждал освобождения. Наконец она вышла из тумана. Я понял это сразу, потому что она оттолкнула меня, спрыгнув с прилавка. — Это ты так шутишь, Олли. Я хотела проиграть. — Посмотри, как я буду сокрушаться из-за того, что мной воспользовались. — Я трахал ее глазами, приклеившись взглядом к ее пухлой заднице, когда она выходила из кухни. — Я имел в виду то, что сказал о нашем пари. В любое время, когда я захочу. В любом месте. Один раз. Я решаю, что делать. — Это прекрасно. — Она остановилась перед дверной коробкой, бросив на меня взгляд через плечо. — Я не собираюсь снова влюбляться в тебя. Просто чтобы ты знал. — Я и не жду этого, — солгал я. По правде говоря, когда дело касалось ее, я хотел всего и ничего. Она очаровывала и пугала меня. Заманивала и отпугивала. Я облокотился на стойку, пытаясь изобразить спокойствие, в то время как мой член пульсировал в штанах, как львиное сердце. — Пока мы на одной волне. — Брайар встретилась с моими глазами, ее подбородок стоял ровно. — Это не любовная история. 62 Брайар Я не собираюсь снова влюбляться в тебя. Я встречала финансовые пирамиды по перекредитованию, более правдоподобные, чем эта чушь. — О, Брайар. — Я провела пальцами по волосистой части головы и с криком зарылась лицом в полотенце. — О чем ты думала, позволяя ему подарить тебе оргазм всей жизни? Между бедрами все еще пульсировало. Я была такой мокрой, что это должно было стать медицинским показанием. Как только я запрыгнула на шезлонг, мне пришлось обернуть полотенце вокруг талии, чтобы прикрыть улики. Я перевернулась на спину и уставилась на солнце, размышляя, буду ли я по-прежнему жаждать Оливера, если оно ослепит меня. — Привет, подружка. — Хейзел подплыла к краю бассейна, уперлась локтями в бортик и прищурилась, глядя на меня. — Как тебе кухня? Щелкнуло. Я почувствовала, как моя душа покидает тело, отправляясь в неопределенное место на Карибских островах. Хейзел была единственной, кто вошел к нам с Олли. Я только что провела весь полет сюда, разглагольствуя о том, как сильно я его ненавижу, и не прошло и двух часов, как она застала его за неблаговидным занятием со мной. — Просто чтобы мы договорились... ты не будешь прыгать в бассейн, пока не примешь душ и не переоденешь бикини. — Она указала на полотенце, обернутое вокруг моей талии. — Ты только что добралась до статистики. Одна из тех, кого Олли подцепил в бассейне. Только я не очень-то верила в тот образ ковбоя, который Оливер продавал всему миру. Люди могут меняться, но их суть остается неизменной. Тогда Оливер был единственным, кто предложил подождать с потерей девственности. Мне не нужны были ни свечи, ни розы, ни романтический закат. А ему нужны. Ему всегда нужна была связь, чтобы наслаждаться близостью. Даже поцелуи. — Не волнуйся. — Я сбросила полотенце и задрала свои Daisy Dukes на ноги, пока никто не заметил. — Я не хочу лезть в бассейн. — Ты уверена? — Хейзел весело ухмыльнулась, ее брови при этом зашевелились. — Тебе бы не помешало немного охладиться. Я уже собиралась ответить ей, когда в воздухе зазвучала песня «This is How We Do It». Я повернула голову и увидела Даллас, которая шла внутрь с олдскульным бумбоксом на плече. На ней был цельный купальник с волосатой мужской грудью, а также стринги с высоким разрезом в стиле Бората. За ней шла Фэрроу в черном бикини на бретельках, держа в руках поднос с грязными чашками - шоколадным пудингом, усыпанным толчеными «Орео» и полузатонувшими червями. У Хейзел отпала челюсть. Даллас остановилась передо мной, подняв руку. — Пока ничего не говори. Я знаю, что мы с Фэрроу облажались, но я кое-что приготовила для тебя. Все мои друзья из Лос-Анджелеса бросили на меня обеспокоенные взгляды. Даллас вела себя так же, как и выглядела, - как человек, который сожжет мир в пепел, а затем очистит его с помощью гладкого AmEx Black. Я прикусила губу, чтобы не захихикать. Она была так очаровательна. Она вытащила микрофон из своего декольте, включила его и постучала по головке. — Итак, начинаем. Бумбокс завизжал. Все вздрогнули. — Упси, — пропела Даллас. — Хотя, если честно, мое пение будет не намного лучше. Она поставила бумбокс на тротуар, включила инструментальную версию «Can't Take My Eyes Off You» и, скинув сандалии, запрыгнула в шезлонг на выступе для загара. Затем она принялась напевать песню в стиле Хита Леджера из «10 вещей, которые я ненавижу в тебе». Фэрроу притворилась, что гонится за ней, а Даллас обрызгала девушек водой. Я стояла там - потрясенная, смирившаяся и очень забавная - пока не поддалась смеху, бурлящему в моей груди. Мне действительно нравились их выходки. И я уже простила их за ложь. Они не делали этого по злому умыслу. Я это знала. Когда песня закончилась, Даллас и Фэрроу склонились передо мной. — Послушай. — Фэрроу указала между собой и Даллас. — Мы облажались. Оливер сказал нам, что доктор Коэн хочет, чтобы все было сделано определенным образом, и мы пошли на это. Я понимаю, почему ты чувствуешь себя смущенной и преданной. Не думаю, что здесь есть хоть один человек, который не разделял бы этих чувств, окажись он на твоем месте. Но мы полностью в команде Брайар, ясно? Даллас энергично хмыкнула, практически подпрыгивая на носочках, как будто хотела говорить первой. — Да, — вмешалась она. — Мы думаем, что ты замечательная, и хотим с тобой дружить. Особенно после того, как мы узнали, что ты поселилась в особняке Оливера, чтобы преподать ему урок. — Она обвела взглядом воздух вокруг моего лица. — Сильные сестринские флюиды на Дороге Темного Принца. Не зря та поездка в Техас в итоге помогла мне. Ко мне вернулась память. И съела весь свой вес в биньях. Правда, я их еще и бросила, но это уже не важно. Они пытались помочь. Они были хорошими людьми. Великие люди. И не их вина, что доктор Коэн - и Оливер - установили закон. — Да. Хорошо. — Я кивнула, указывая на поднос, который держала Фэрроу. — Если только ты сможешь подтвердить, что это змейки-близнецы Haribo. Глаза Даллас чуть не вылезли из глазниц. — Думаешь, я сделаю тебе гадость с помощью каких-то мерзких «Умных сладостей», которые цепляются за зубы, как преследователи? — Она покраснела. — Мэм, мне нужно ваше прощение, а не запретительный приказ. — Ух ты, — прошептала Тифф сзади меня. — Неужели все богатые люди такие? Я посмотрела на Фэрроу и Даллас. — Что заставило вас выбрать сегодняшний день, чтобы встретиться со мной? — Честно говоря? Запах барбекю. — Даллас подошла к моим друзьям и протянула руку, представляя их по очереди на открытой кухне. — Мы собирались подождать до вечера, но мы никогда не можем пройти мимо хорошей тройной порции. — Невозможно пройти мимо тройной тройки, — поправила Фэр, наморщив нос. — Мои артерии, с другой стороны, не проходят проверку на вибрацию. Дал уже укладывала три сырные котлеты на булочку. — Ну что, мы ничего не пропустили? Хейзел выпрыгнула из бассейна и обмоталась полотенцем. — Только то, что Брайар и Оливер дико совокуплялись на кухне. — О? — Фэрроу фыркнула. — Ты быстро оттаиваешь. — Оттаиваю? — Я зарылась лицом в свои руки. — Я складываюсь, как пляжное полотенце на пятизвездочном курорте. Дал надулась. — Тебе действительно стоит дать ему шанс. — Ни за что. — Фэрроу помахала указательным пальцем. — Не раньше, чем он докажет свою состоятельность. — Только потому, что твой муж выставил себя настоящим дураком, чтобы пресмыкаться перед тобой. Некоторые из нас никогда не имели такой роскоши. — О чем ты говоришь? Твой получил за тебя настоящую пулю. Чувак чуть не умер. Ну ладно. — Полегче. — Я заставила себя рассмеяться. — Что бы ни происходило между мной и Оливером, это строго случайно. По крайней мере, так я себе сказала. Осталась ли я ради Себастьяна? Или ради Оливера. 63 Оливер Олли фБ: Кто-нибудь знает кого-нибудь высокопоставленного в New York Times? Зак Сан: Если речь идет о ювелирном магазине анальных бус, который ты хотел открыть, то я сомневаюсь, что они будут его рецензировать. Олли фБ: Кто-то ревнует. Ромео Коста: Ты неправильно написал «отвращение». Олли фБ: Нет, это не про мой стартап по продаже анальных бус. Это что-то другое. Зак Сан: Это деньги или запугивание, чтобы о тебе не написали статью? Потому что это не сработает. Олли фБ: Почему ты всегда думаешь обо мне только самое плохое? Ромео Коста: Потому что мы знаем тебя больше пяти минут? Зак Сан: Фэрроу говорит, что вы с Брайар целовались на кухне. Олли фБ: Я не целуюсь и не рассказываю. Ромео Коста: По словам Даллас, ты много рассказывал, но не целовался. Это правда, что ты не лотарио? ( прим . мужчина, чей главный интерес — соблазнение женщин) Олли фБ: ИИСУС ХРИСТОС. Олли фБ: Женщины делятся ВСЕМ? Зак Сан: За исключением менструальных прокладок, думаю, да. Ромео Коста: Я бы не сказал, что моя жена тоже так делится. Зак Сан: Так с какой целью ты заводишь отношения со своей сквотершей? ( прим. тот, кто самовольно вселился в пустующую квартиру) Олли фБ: Она не сквоттер. Она моя фальшивая невеста. Ромео Коста: Неа. Ты не можешь использовать этот прием, если девушка не согласна быть твоей фальшивой невестой. Олли фБ: На твоем месте я бы не стал вмешиваться в тему согласия. Ромео Коста: Это было совершенно другое. Олли фБ: КАК? Олли фБ: Ты притащил Даллас, пиная и крича, и практически запер ее в доме. Все ваши отношения - это один большой стокгольмский синдром, мой парень. Ромео Коста: У нас разные жанры. Олли фБ: Разные жанры? Ромео Коста: Да. Я не трахальщик, как ты. Я эмоционально поврежденный, темный альфа-герой, которому просто нужно было немного подсказать, чтобы влюбиться. Зак Сан: Кое-кто залез в коллекцию эротики своей жены, услышав ее восторги по поводу читающего эротику бывшего Брайар. Насколько сильно ты ревновал? Ромео Коста: Достаточно, чтобы вскрыть корешок... переплетенного на заказ романа на Wattpad. Ты знаешь, что читают дети в наши дни? Ромео Коста: Неважно. Вернемся к парню трахальщику. Олли фБ: Во-первых, я – мужчина трахальщик, спасибо большое. Олли фБ: Во-вторых, единственное руководство, которое тебе нужно, - это карта ближайшей тюрьмы. Ты похитил эту девушку. Ромео Коста: Ну, она, кажется, достаточно довольна, чтобы остаться, и мы даже работаем над вторым ребенком, так что... Олли фБ: Мерзость. Зак Сан: @ОллифБ, что ты планируешь делать с New York Times? Олли фБ: О, вам просто придется подождать и посмотреть. 64 Брайар Ад не испытывает такой ярости, как женщина, пойманная на пальце своего врага, словно ковбойша, привязанная к самому большому в мире быку. Я решила пережить эту встречу самым здоровым способом - провести следующие несколько дней, по возможности избегая Оливера. С таким огромным особняком и плотным туристическим графиком я проскочила мимо него, бросив лишь несколько взглядов туда и сюда. Я сопровождала своих друзей в Смитсоновский институт, Библиотеку Конгресса и Национальный торговый центр. Меня не покидало ощущение, что я показывала им все как хозяин, как будто за несколько коротких недель этот город стал моим домом. Мы с девочками посетили все известные бары, где подавали шикарные мимозы, устроили «охоту на мусор» в Lost City Books и попробовали все блюда в Шоу. И все же я надеялась поймать его, часто оглядывалась через плечо в поисках его следов, даже когда знала, что ему нечего делать в Вашингтоне. Оливер хотел дать мне немного пространства. Погулять с друзьями. А может быть, ему просто надоели мои выходки, и он оценил время, проведенное со мной в качестве няньки. В любом случае, мои надежды на то, что он воспользуется моим желанием поиметь с него денег, рухнули и сгорели. Он не стал меня искать. Я старалась, чтобы это не слишком меня беспокоило, но это было так. Это было все, о чем я могла думать, даже если мне хотелось не злиться на него, особенно потому, что он мне изменил, а изменщики никогда не меняются. Когда наступило утро понедельника и мои друзья ушли, я обессиленно опустилась на диван и почувствовала облегчение. Я жаждала нормальной жизни, хотя и не представляла, как она может выглядеть в этом странном месте. Олли фБ: Я принесу на ужин еду на вынос. Что ты хочешь? Брайар Ауэр: Карбонара удон в «Перри». Без мяса, пожалуйста и спасибо. Это даст мне целых шесть или семь часов, чтобы расслабиться с Себом. В последнее время я навещала его каждый день после того, как все ложились спать. Он не хотел, чтобы я приходила к нему до часу ночи, на час позже его ночных гребных сессий на озере. Паранойя этого чувака могла бы посрамить Говарда Хьюза. — Меньше всего я хочу, чтобы мой брат думал, что я делаю успехи, и запихивал мне в глотку терапию и общение , — ворчал однажды Себ. Я это уважала. Мой телефон снова зажужжал. Олли фБ: Понял. И это было все. Больше ничего. Никаких упоминаний о нашей маленькой сессии сухого траха на стойке. Ничего о выигранном пари. Никаких признаков интереса ко мне, кроме того, что может дать ребенку (нормальный) родитель. На самом деле мы переписывались каждый день, но только по мелочам. Он спрашивал, не нужно ли мне или моим друзьям что-нибудь, не хотим ли мы воспользоваться услугами его водителя, не может ли он нанять для нас кейтеринг. Он был до тошноты любезен. Мне хотелось зарезать его за это. Я думала, это изменится, когда мои друзья уедут, но, похоже, нет. Неважно. Я спрыгнула с дивана и стала искать ящик с меню на вынос. С таким запасом времени до ужина я могла бы удивить Себа его первой вечеринкой за пятнадцать лет. Вечеринку на двоих, но все же вечеринку. Обычно мы ели пиццу, разгадывали пазлы, смотрели «Гриффинов» и «Южный парк». Мы редко говорили о значимых вещах, а если и говорили, то только о прошлом. Всегда о прошлом. Он отказывался задумываться о том, каким может быть его будущее, и я это уважала. Прошлое было безопасным. Безвредно. И ночь заканчивалась тем, что я отправляла его на озеро, что мне нравилось, потому что я знала, что это поднимает его настроение. Час спустя я вошла в лифт с целой тележкой суши, домашней маргаритой и массивным четырехъярусным тортом, который мне удалось в последнюю минуту заказать в Classic Bakery, благодаря отмененному заказу с мальчишника. Я нашла Себа в его гостиной, он смотрел онлайн-лекцию о сопротивлении общества базовым мерам кибербезопасности. Что-то о демонизации двухэтапной проверки и поколении ленивых лентяев. По крайней мере, так это звучало. Он приостановил лекцию на своем ноутбуке и посмотрел на меня, сведя брови. — Что происходит? — Подожди там. — Я подкатила тележку к журнальному столику, переложила на нее все, кроме торта, и рассыпала конфетти по ковру. — Ты же знаешь, что в этом крыле у меня нет уборки, — заметил он. — Кому-то придется это убирать, и этот кто-то - не я. — Посмотрим. — Чтобы доказать свою точку зрения, я собрала в кулак комок конфетти и швырнула ему на голову. Оно заплясало и заискрилось в воздухе, а затем осыпалось на его щеки, плечи и бедра. — Очень красиво. Блестки - определенно твой цвет. — Это не цвет. — Сегодня - да. — Я опустилась на ковер перед столом, усевшись крест-накрест яблочным соусом. — У нас будет вечеринка, глупыш. Он не сдвинулся с места. — Кто это - мы? — Ты и я. Да. — Я разорвала пачку палочек и указала ими на место напротив себя. — Садись. Мои друзья ушли, Олли не вернется домой по крайней мере до шести, и побережье чистое. — Как скажешь, — пробормотал он, но я уловила на его губах ухмылку. — Но это не вечеринка. — Это определенно вечеринка. — Я налила соевый соус в контейнер для васаби «Кидзами» и добавила юдзу кошо. — Что ты смотрел? — Школьные предметы. Для моих вторых магистров. — Он разломил палочки на две части. — Кибербезопасность, помнишь? — Один из плюсов технологической революции, кроме фильтров, благодаря которым я выгляжу на два, - это множество удаленных рабочих мест. — Я старалась вести себя непринужденно, макая маки с огурцом в соус, зная, что затронула запретную тему «Будущее». — Да. Я знаю. — Он пожевал внутреннюю сторону щеки, помешивая трюфельный соевый соус в донбури торо. — Я управляю несколькими инвестиционными портфелями для старых друзей. Они думают, что я работаю из сельской деревни на Бали. Кризис предотвращен. Я расслабилась и протянула ему через стол мимозу. — Вы с Олли всегда были аналитиками. Себастьян безразлично пожал плечами. — Я больше, чем он, но да. Закончив есть, мы переместились на диван и стали листать новинки на Netflix. Мой телефон зажужжал на столе. Я взглянула на экран и увидела незнакомый номер с кодом Флориды. Черт. Это не они. Пульс заколотился между ушами. Они жили там в эти дни. Вполне уместно, что они оказались во Флориде. Возможно, акклиматизировались к жаре, прежде чем отправиться в ад. Конечно, они так и не удосужились выйти на связь. Я не слышала о них уже пятнадцать лет. С чего бы им звонить сейчас? У них даже не было моего номера. Ни нового, ни предыдущего. Мы с Себастьяном обменялись взглядами. Он знал о моей ситуации. — Никто не знает твоего номера. — Он кивнул, когда телефон перестал жужжать, но тут же заработал снова со вторым звонком. — Если кто-то звонит тебе, значит, он действительно хочет до тебя дозвониться. Я сжала трубку в кулак и провела пальцем по экрану. — Алло? Ненавижу, что мой голос звучит так задыхаясь. Ненавидела, что во мне прорастает семя надежды, убежденности, что это может быть она. Женщина, которая отвернулась от меня. — Брайар Роуз? Мне хотелось разрыдаться. Это было похоже на нее, только старше. Меня поразило, что я не могу подтвердить это по той простой причине, что так давно не слышала ее голоса. Телефон выпал из моей руки. Себ положил его на стол и нажал на кнопку громкой связи, похлопав меня по плечу в знак поддержки. — О, дорогая, это ты? Неужели я наконец-то нашла тебя? Мама. Нет, не мама. Она не заслуживала этого звания. Филомена Ауэр. Кровь стыла в жилах. Это была она. Как она узнала мой номер? Я знала, что Себ мог прочитать панику на моем лице. Я практически вибрировала от этого. Я не ответила, но это не помешало ей поспешить с объяснениями, вероятно, почувствовав, что я хочу повесить трубку. — Я запустила поиск на одном из этих онлайн-сайтов. Только вчера я нашла этот номер, прикрепленный к твоему имени. Я просто хотела поздравить тебя. Я попыталась и не смогла распутать путаницу в своей голове. Поздравить? С чем? С тех пор как она меня бросила, я закончила университет, нашла работу, получила повышение, достигала карьерную веху за карьерной вехой. Ни один из этих подвигов не сделал меня достойной ее внимания. Почему же сейчас? Мне потребовалось целых десять секунд, чтобы обрести голос. — Не могла бы ты сказать поконкретнее? С тех пор как ты вышвырнула меня из своей жизни, она превратилась в тематический парк успехов и событий, которые стоит отпраздновать. Себастьян кивнул, показав мне большой палец вверх. Ему понравился мой ответ. Ты сможешь, Брайар. Это ничто. Они - ничто. В груди у меня затрепетало. Я справлялась с этим. Столкнулась с травмой лицом к лицу. Похоже, это стало темой моей жизни в последние две недели. Столкновение с людьми, которые меня подвели. — Брайар Роуз, пожалуйста. — Филомена разразилась фальшивым смехом, который я слишком хорошо знала по вечеринкам, на которые она таскала меня в качестве своего украшения. — Сарказм так некстати. Чертова наглость. — Теперь я просто Брайар. И, к счастью, я не выросла воспитанной женщиной. Но я сильная, и я не принимаю материнских советов от женщин, которые никогда не были матерями. Себастьян прижал руку ко рту. Он подавил смех, выхватил телефон и отправил мне сообщение. Оно пришло через секунду. Себ фБ: Алло? 9-1-1? Я хотел бы сообщить об УБИЙСТВЕ. Я подавила хихиканье и пробормотала «спасибо». Прошла целая минута. Я уже почти повесила трубку, когда Филомена наконец нарушила тишину. — Ты права. Я не имею права критиковать тебя. Мы не должны были терять с тобой связь, дорогая. Это было очень напряженное время в нашей жизни. Мы были потрясены всем этим. Я бы хотела, чтобы ты позволила мне все объяснить. Оливер сказал то же самое. Только Оливер пытался загладить свою вину: спас меня в пруду, ухаживал за мной в больнице, сломал свою жизнь, сделав меня своей невестой, и позволил мне остаться здесь после того, как я ясно дала понять, что ненавижу его до глубины души. И он никогда не просил ничего взамен. У меня было ощущение, что у Филомены и Джейсона были какие-то скрытые мотивы и что я узнаю их скорее рано, чем поздно. — Ага. — Я покатала язык во рту. — Видишь ли, в этом и заключается смысл семьи. Ты держишься за нее, даже когда становится трудно. Ты не забываешь о человеке и живешь дальше. Пальцы Себастьяна забегали по экрану, его язык сосредоточенно высовывался. Секунду спустя на моем экране вспыхнуло сообщение. Себ фБ: 9-1-1? Забудьте об этом. Я хочу сообщить о двойном убийстве. Я улыбнулась ему. Каким бы идеальным ни было лицо, Себастьян все равно был до краев наполнен очарованием. Филомена молчала на другой линии. Она не знала, как справиться с непокорной дочерью. Я всегда старалась изо всех сил успокоить ее. Я вздохнула, уже опустошенная только тем, что они с Джейсоном говорили обо мне. — Что тебе нужно? — Я хотела поздравить тебя с помолвкой с Оливером фон Бисмарком. — Ее голос прозвучал официально, чопорно и корректно. — Мы с твоим отцом - да, мы оба по-прежнему твои родители, нравится тебе это или нет, - очень одобряем этот брак. Оливер из очень уважаемой семьи. Мой разум заскрипел, как заезженная пластинка. — Прости... что? — Твоя помолвка с Оливером. Надеюсь, ты подумаешь о том, чтобы прислать нам приглашение, Брайар Ро... Брайар. Мы будем рады почтить вас своим присутствием. — Вы могли бы почтить меня своим присутствием последние полтора десятка лет, — пробурчала я. — И я до сих пор не понимаю, о чем ты говоришь. Откуда ты знаешь, что я... помолвлена с Оливером? Я не была помолвлена. Не совсем. Но я была уверена, что если слухи и ходят, то их распускает большой толстый рот Оливера. От него несло перегаром. Ему нравилось издеваться надо мной. — Что значит «откуда»? — Судя по тому, как ожесточился ее тон, Дражайшая Матушка явно потеряла терпение. — Ты принимаешь меня за необразованную свинью? Я видела объявление в New York Times. — В New York… Остальные слова заглохли у меня в горле. Я щелкнула пальцами, подавая знак Себастьяну взять сегодняшнюю газету. Ему ежедневно доставляли все издания, которые он забирал перед рассветом, когда снова скрывался в своей норе. Себ вскочил, бросился к письменному столу и достал газету, бросив ее мне на колени. Я перелистывала страницы, пока не добралась до нее. Черт возьми. Оливер. Королевская (американская) свадьба. ПОТОМАК, 3 апреля. - Его Светлость Оливер Этерион фон Бисмарк, старший сын Феликса фон Бисмарка, герцога Каринтии, и Агнес фон Бисмарк, представительницы художественной династии Конингам, объявляет о своей помолвке с Брайар Ауэр из Лос-Анджелеса, родители которой скончались. Объявление заняло весь двойной разворот. Целый чертов двойной разворот. Как будто мы Меган и Гарри. Господи, Олли. А еще - родители умерли ? Черт возьми, он мог быть жестоким, когда хотел. Я не знала, смеяться мне или избить его до полусмерти. Наверное, и то, и другое. — Должна сказать... — Филомена притворно всхлипнула. — Я была немного разочарована тем, что нас упомянули как умерших. — Почему? — Я покачала головой, разбираясь с туманом в своем мозгу. — Это абсолютно точно. Вы, ребята, для меня мертвы. Я собиралась убить Олли. Ему нужна была моя реакция, и он ее получит. — Брайар Роуз, ты невероятно жестока по отношению к своей матери, — рявкнул Джейсон на заднем плане. Похоже, я тоже была на громкой связи. — Мы твоя семья, к лучшему или худшему, и мы хотели бы принять участие в этой свадьбе. А, теперь я поняла. Они хотели проложить себе путь обратно в высшее общество. За последние два десятилетия Джейсон оказался в зале суда благодаря своим преступлениям, связанным с растратами и воровством. К тому времени, когда они отреклись от меня, я знала, что их долги выросли настолько, что они не смогут расплатиться с ними в течение десяти жизней. Думаю, теперь они были на мели. Меня это не удивило бы. Этот звонок был для них очередной схемой отъема денег. Просто так получилось, что мне нужно было его выполнить. Это не должно было заставить меня чувствовать себя дерьмово после всего этого времени, но это так. А еще это заставило меня очень настороженно отнестись к намерениям Оливера. Возможно, они были не так чисты, как ему хотелось бы, чтобы я думала. — Привет, Джейсон. — Я прочистила горло, заставляя себя сохранять спокойствие. — Давно не виделись. — О, отвали. — Его усмешка не убедила бы и святого. — Я был не так уж плох. — Вообще-то, был. Ты называл меня девчонкой. — А как еще я должен был тебя называть? Наушник? — Он снова попытался рассмеяться, но смех заглох в его горле. Я не могла поверить, что троллинг Оливера привел меня сюда. Это было безумие. — Прощай, Джейсон. Прощай, Филомена. — Подожди. — Моя мама бросилась к динамику. — А как же приглашение... Я повесила трубку, прежде чем она успела закончить фразу. Так она почувствует вкус собственного лекарства. — По крайней мере, у нас есть торт. — Себ вскочил на ноги и подкатил к нам коробку. Ту самую, которую я успела прихватить с отмененного девичника. — Когда заканчивается один брак, начинается другой? — Слишком рано. — Я застонала, но все равно отвязала бант от коробки и наблюдала, как стенки опускаются, открывая торт. У нас отвисли челюсти. Себ поднял брови и повернулся ко мне. — Мне показалось, ты сказала, что это четырехъярусный торт. — Так мне сказали. Нет. Это был не четырехъярусный торт, а торт в форме члена. С милыми скорописными буквами, написанными на персиковой глазури черной глазурью. Иметь и держать. 65 Брайар Восемнадцать лет Первое, чего я лишилась, - это согласия на поступление в Гарвард. — Мы не можем себе этого позволить, — объявила моя мама однажды вечером, не отрывая взгляда от салата Капрезе, который она готовила. — Это просто невозможно. Мне повезло, что мои родители наконец-то смогли приехать на Женевское озеро, и это лишь для того, чтобы разрушить мои надежды и мечты. Она уложила листья базилика поверх помидоров и свежих ломтиков моцареллы. Я полила все оливковым маслом. — Что значит, мы не можем себе этого позволить? Я уже знала, что они не могут позволить себе многое из того, что касается жилья и условий проживания. Два года назад отца уволили с работы за растрату, и он спустил все свои сбережения на судебные издержки, чтобы отбиться от подавших на него в суд жертв. К счастью, Surval Montreux предлагал мне стипендии. Но для колледжа я думала, что, по крайней мере, оплачу обучение. — Именно это я и сказала. — Моя мама захлопнула ящик стола, подошла к холодильнику с вином и взяла за горлышко бутылку белого. — Летний дом сенатора был последней попыткой получить хоть какое-то финансирование, но он прикован к постели какой-то болезнью. Он даже не поприветствовал нас. Такой грубый. — Но меня уже приняли. Отец воровал, чтобы покрыть свои проблемы с азартными играми. Именно поэтому он переезжал из одной страны в другую. Видимо, казино по всему миру внесли его в черный список за плохое поведение, когда он проигрывал. — У нас нет денег. — Она налила себе щедрый бокал и обвела нас жестом. — На самом деле нам придется продать и эту дачу. При ее словах я постаралась не упасть духом. Все мои воспоминания об Оливере были потеряны. Я впервые встретила его в этом самом доме. Призналась ему в любви на ступеньках возле качелей. Обещала выйти за него замуж наверху, на балконе. Держи себя в руках, Брайар Роуз. Школа важнее. Оливер тоже сказал бы тебе это. Я повернулась к маме, положив руку на бедро. — Это очень важно для меня, мама. Когда я произносила слово «мама», оно казалось мне неправильным, но я все равно говорила его, надеясь, что если я произнесу его достаточно много раз, оно начнет казаться правдой. Она откинула волосы назад, скривив рот от вкуса вина. — Я не знаю, что тебе сказать. — Ну, наверное, я могу взять несколько кредитов... — У тебя нет такой возможности, — заметила она, почти поддразнивая. — А черт знает, что у нас сейчас с кредитами просто ужас. — Мама. — Я вздохнула. — Я не могу отказаться от Гарварда. Это моя мечта. Ну, быть рядом с Оливером было моей мечтой. Гарвард был просто бонусом. — Иди и получи стипендию или что-то в этом роде. — Уже слишком поздно подавать документы. — Что ты хочешь, чтобы я сказала? — Она стукнула кулаком по столешнице. — Тогда иди в другую школу. — Я хочу Гарвард. — А я хочу мужа, который не будет проигрывать все наши деньги в казино, милая. Мик Джаггер не шутил, когда говорил, что не всегда можно получить то, что хочешь. Это то, что она хотела мне сказать? Я не могла в это поверить и в то же время считала это совершенно правильным. Отлично. Неважно. Я не смогу изменить ее мнение - или его. Я побежала в свою комнату, выдернула телефон из зарядного устройства и позвонила Олли. Он бы знал, что делать. Может быть, он даже сможет дать мне кредит. Я, конечно же, верну его. Все до последнего пенни. Когда телефон зазвонил, я бросилась на свой футон и захрипела, смахивая слезы со щек. Три звонка. Четыре звонка. Пять звонков. Я взглянула на время. На Восточном побережье было еще рано. Почему он не отвечал? Оливер всегда отвечал. Даже если просто хотел сказать, что перезвонит мне через час или два. За две недели, прошедшие после Парижа, он часто так делал. С его суматошным графиком стажировки он появлялся с темными мешками под глазами всякий раз, когда мы общались по FaceTimе. Я прервала звонок и отправила ему сообщение, чтобы он перезвонил мне. Затем я прислонила голову к спинке кресла и пролистала Инстаграм Олли. Вид его лица всегда успокаивал меня. Мы не публиковали совместные фотографии в Интернете. Я была очень замкнутой, а Олли... ну, нет. Я заметила новую фотографию, которую раньше не видела: они с Себом в стейк-хаусе, звенят стаканами с холодным чаем и улыбаются в камеру. Она мне сразу же понравилась, и я начала листать дальше, когда заметила комментарий от человека, которого не узнала. ЛиндсиБорнXO: СМОТРЮ НА ГОРЯЧЕГО ОЛЛИ. Мое сердце заколотилось. Я провела подушечкой пальца по экрану и обнаружила еще один ее комментарий к фотографии Оливера, загорающего на берегу озера в одиночестве. ЛиндсиБорнXO: Когда ты пригласишь меня в дом у озера? Ты написал что-то непристойное... С трудом сглотнув, я кликнула на ее профиль и ахнула. Ему понравилась ее фотография в бикини. Ему понравилась ее фотография в бикини . Ощущение было такое, будто проезжаешь мимо автокатастрофы. Сирены, осколки металла, кровь, а я не могла отвести взгляд. Не пугайся. Это Оливер. Может, это был несчастный случай. Нет. Ему понравились все ее полуголые фотографии с весеннего отдыха в Канкуне. Все тридцать подряд. И комментарии. Много. Они впечатались в мою сетчатку. Я никогда не могла их не видеть. ОливерфонБисмарк: Черт, ты го-о-о-о-рячая штучка. ОливерфонБисмарк: Пиво, бикини и барбекю? Скажи меньше. ( прим . Say less - фраза, которая стала сокращением для выражения восторженного согласия или понимания того, что было предложено, без необходимости дальнейших объяснений). ОливерфонБисмарк: Так когда ты приедешь, чтобы я мог показать как хорошо провести время? Я никогда не сомневалась в верности Олли... до этого момента. Мои щеки пылали. Кончики ушей горели. Я снова позвонила ему. Без ответа. Тогда снова. И снова. Я сказала себе, что этому есть вполне достойное объяснение - комментарии, флирт, отсутствие общения, - и заставила себя спрятать телефон и пойти прогуляться. Но когда я вернулась, он по-прежнему не отвечал. Итак, я сорвалась. Я не гордилась своим следующим шагом. Обычно я была уравновешенной и воспитанной девушкой. Но не сейчас. Я написала ему целую цепочку язвительных сообщений. Брайар Роуз: Ты не отвечаешь, и я не знаю, почему, но, честно говоря, твое поведение не заслуживает внимания. Брайар Роуз: Ты публично флиртуешь с другой девушкой, а я сижу здесь и планирую все наше совместное будущее. Какого черта, Оливер? Брайар Роуз: Перезвони мне. Брайар Роуз: Эй? Брайар Роуз: Лучше бы ты был мертв, потому что любое другое оправдание окажется неудачным. Но Оливер не был мертв. Я узнала об этом четыре дня спустя, когда он опубликовал в своем Инстаграме фотографию, на которой он и Себастьян ухмыляются от уха до уха, с подписью: Младший брат переезжает в Индию. Алавида, ублюдок! Олли не ответил ни на один из моих звонков и сообщений. Тем не менее, он нашел время, чтобы опубликовать это. Я изучила каждый пиксель на фотографии. Он выглядел счастливым. Беззаботным. Загорелый и улыбающийся от уха до уха. Как он мог исчезнуть от меня и продолжать жить дальше? Остаток лета прошел с ужасающей быстротой. Мой срок оплаты обучения в Гарварде все приближался и приближался. Я попыталась взять частный студенческий кредит, но у меня не было кредитной истории, а родители отказались выступить поручителями. Гарвард был официально отменен. Я могла бы расстроиться еще больше, если бы не была так сосредоточена на том, что Оливер бросил меня, не сказав ни слова. Он не обновлял свои социальные сети с того момента, как в аэропорту появился Себастьян, но это не мешало мне навязчиво проверять их по нескольку раз в день. Скоро в Аргентине должен был начаться суд над Джейсоном по делу о растрате, поэтому они с мамой полетели туда. Они продали летний дом в Женеве, и когда я умоляла их позволить мне поехать с ними, мама надулась и хлопнула себя по бедру. — Брайар Роуз, тебе восемнадцать. Слишком много лет, чтобы прятаться за маминой юбкой. Мы едва можем позволить себе билеты. Мы летим эконом-классом, ради всего святого. Они бросили меня, не сказав ни слова на прощание. Оставили меня сломленной, разбитой и напуганной. Я была совершенно одна в этом мире. Первые пару дней я провела на каучсерфинге в доме старого репетитора, а затем сняла однокомнатную квартиру в Цюрихе. Я решила, что смогу проработать там год, накопить денег и поступить в колледж в Америке. Поскольку недвижимость в Цюрихе стоила запредельно дорого, мне удалось получить скидку, устроившись на подработку: раз в неделю я убирала весь четырехэтажный дом и подвал пентхауса. Кроме того, я устроилась бариста в маленькое кафе на Банхофштрассе, а по выходным накрывала столы в джентльменском клубе. Я работала, работала и еще работала, пытаясь отогнать от себя предательство Олли. Но чем больше я думала о том, как мы расстались - без разговора о расставании, без уважительной причины, без достойного прощания, - тем больше начинала на него обижаться. Он знал о моей ситуации. Он лишил меня девственности и уехал в Америку, оставив меня без одежды, в которой я могла бы вернуться домой. Мальчик, которому я отдала свое сердце и душу, оказался всего лишь гедонистическим ублюдком. И все же внутри меня оставалась крошечная, идиотская надежда на то, что всему этому можно найти объяснение. Что Олли на самом деле не был плохим парнем. Когда я не работала, я подавала заявки на стипендии и гранты. Поскольку у меня были хорошие оценки и множество рекомендательных писем, мне удалось поступить в Бэйлор на полный курс обучения. Когда я впервые прочитала письмо о приеме, я почувствовала лишь пустоту. Я читала его на своей кухне, которая одновременно была моей спальней, ванной и шкафом. Я потягивала свой слабый чай - гадость, которую я заваривала с помощью использованного чайного пакетика, - и кивала сама себе. Я смирилась с тем, что никогда не буду счастлива и полноценна. Поэтому я довольствовалась тем, что выживала. 66 Брайар Месть - это блюдо, которое лучше подавать холодным. Мою подали бы на блюдечке с мороженым. Когда Оливер вернулся домой с едой, ради которой проехал целый час, он застал меня на кухне, зачерпывающей домашнее кокосово-медовое мороженое в вафельный рожок, который я обмакнула в белый шоколад и посыпала посыпкой. Я сунула его ему в лицо и прижалась поцелуем к его щеке. — Все твое. От одного его вида после четырех дней отсутствия у меня перехватило дыхание. Он был так великолепен в своем повседневном черном костюме с V-образным вырезом и элегантных брюках. И эти вены, зигзагообразно проступающие на его предплечьях, и намек на его пресс через рубашку, и, Боже, эти хорошо сложенные конечности. Ладно. Я была крайне сексуально расстроена, просто зная, что этот мужчина живет в том же почтовом индексе, что и я, не говоря уже о том, что под одной крышей. Но это не означало, что я прощу его только за то, что он горяч. Глаза Олли сузились. Он опустил их вниз, изучая конус. — В чем подвох? Я положила в него вишенку. — Никакого подвоха. Он нахмурился и сложил руки, отчего его бицепсы стали еще больше. — Все в порядке? — Фантастически. — Я улыбнулась от уха до уха. — Пожалуйста, дай мне знать, что ты думаешь о моем мороженом. Это особый рецепт. — Особый рецепт, в который входят триоксид мышьяка и фосген? — Он осмотрел мое лицо в поисках гнева или раздражения. Я ничего не сказала ему о статье в New York Times, да и не видела его уже несколько дней. В тот день, когда я узнала об этом, он занес мой удон и сбежал, прежде чем я смогла с ним встретиться. — Да ладно. — Я надулась. — Где же доверие? — Не с женщиной, которая нарисовала два члена на моем лице сверхпрочным маркером прошлой ночью, пока я спал. — Он жестом указал на свое лицо, которое выглядело так, словно на обеих щеках у него все еще были мельчайшие тени в форме фаллосов. Ладно, может, я и отомстила за то объявление о помолвке. Но как же впечатляет то, что мне удалось нарисовать их в кромешной тьме. Я даже не воспользовалась фонариком в телефоне. — Ты крепко спишь. Я помню это с тех пор, как мы были вместе. — Я пожала плечами. — Это был низко висящий плод. Я откусила кусочек. Он жестом указал на мороженое. — Ну, я не буду есть его, пока ты не пообещаешь мне, что я не уеду отсюда на каталке. — Клянусь. — Я положила руку на грудную клетку. — Мороженое в порядке. Вот, я откушу первый кусочек. Я выхватила рожок из его пальцев и провела языком по мороженому, все это время не сводя глаз с Оливера. Его горло сжалось от глотка, и он поправил штаны. Я чуть не рассмеялась от его бурной реакции на это. — Видишь? — Я передала ему рожок обратно. — Можешь придумать крем получше? — Ага, тот, что был у меня в штанах после того, как я увидел это, — проворчал он, прижимаясь губами к мороженому. Его язык прочертил тот же путь, что и мой, и он тоже не сводил с меня глаз. — О, черт. — Он нахмурился и стал облизывать рожок еще сильнее. — На самом деле это очень вкусно. Я села и положила подбородок на кулак, а локти поставила на столешницу острова, наблюдая за ним. — Я ходила на курсы по приготовлению джелато два года назад. Он успел сделать еще несколько глотков, прежде чем нашел ее. Пластиковую карточку, которую я спрятала внутри. Он остановился, вытащил ее между липкими пальцами и нахмурился. — Что это, черт возьми, такое? — Это наша запись на урок пения. — Я хлопнула в ладоши и покрутилась на табуретке, нацепив свою лучшую улыбку. — О, Боже, я не могу дождаться, чтобы выйти за тебя замуж. Помнишь? Для нашего свадебного дуэта. Я практически услышала, как в его голове закрутились колесики, прежде чем он понял, что я отомстила за его объявление в New York Times. Выражение его лица, как у оленя в свете фар, сгладилось и превратилось в ухмылку. — О, да. Я все думал, когда же мы начнем готовиться. Я широко раскрыла руки. — Сегодня днем. — Сегодня днем? Я подмигнула. — Нет лучшего времени, чем настоящее, верно? — Я могу придумать лучшее время. А именно - никогда, — пробормотал он, после чего тоже нацепил на лицо фальшивую ухмылку. — Прости, я хотел сказать, что да, я свободен, и нет, я не могу ждать. Как ты, наверное, уже поняла, я совершенно серьезно отношусь к нашей фальшивой свадьбе. — Я тоже. Одному из нас придется сдаться, но это буду не я. Я не была уверена в том, что мы делаем, но была почти уверена, что это приведет к еще большей возне и, возможно, к сексу, который я бы очень хотела иметь с Оливером. Ну и что? В любом случае, я должна ему один раз. Только один раз, Брайар. — Вообще-то... — Оливер подошел ко мне и еще раз лизнул мороженое. — У меня есть идея получше. Он наклонил рожок ко мне. Я лизнула его. Он наклонил голову, и его язык стал гоняться за моим по мороженому. Оно было горячим на фоне холода и сладким на вкус. Такое сладкое. Наши глаза закрылись, и на секунду мы поцеловались по-французски, проглотив все, что осталось от мороженого. Несколько белых капель упали с рожка и просочились между моих грудей. Не успела я опомниться, как уже задыхалась, готовая к тому, что он сорвет с меня одежду и возьмет меня. Я ведь согласилась заняться с ним сексом в удобное для него время. Сейчас как раз такое время. — Хм. Так чертовски мило. В любом случае. — Оливер внезапно отстранился от меня, полностью успокоившись и, похоже, ничуть не пострадав от поцелуя. — Как я уже сказал, у меня есть идея. — Что за идея? — Я также хочу танцевать. Я вытерла рот тыльной стороной ладони. — Танец? — Да. «Любовь - открытая дверь». У него есть хореография. Зачем довольствоваться только песней? Давай станцуем и танец. Это становилось смешно. Неужели он думал, что я поверю в то, что он пойдет на это? А он думал, что я поверю? Если это была игра в салочки, раунд «кто первый моргнет», то я отказывалась быть первой, кто уйдет. — Конечно. — Я спрыгнула со своего сиденья и потянулась, выпятив грудь к его лицу. — Мне это подходит. Итак. Готов к нашему первому уроку пения? Как раз когда я собралась с мыслями, Оливер решил зачерпнуть немного мороженого из рожка указательным пальцем и засунуть белый крем мне в рот. Я без вопросов открыла ему рот, беспомощно уставившись на него. — Черт. — Его глаза были сонными, когда он обводил мои губы тем же пальцем, который я обсасывала. — Ты ведь выпьешь каждую каплю моей спермы, когда я наконец-то трахну тебя, правда? — Если это когда-нибудь случится. Ты не торопишься воспользоваться своим выигрышем. — Просто предвкушаю. — Желание трахнуть тебя никогда не было проблемой, Оливер. Ты меня привлекаешь. Я не могу смириться с твоей личностью. — Большие слова от человека, который собирается на мне жениться. Трогательно. Он моргнет первым. Я бы в этом убедилась. 67 Оливер Олли фБ: Она в бешенстве. Ромео Коста: Что ты наделал? Олли фБ: Возможно, я объявил о нашей помолвке в New York Times. Ромео Коста: О какой помолвке? НЕТ НИКАКОЙ ПОМОЛВКИ. Олли фБ: Семантика. Ромео Коста: Это не то, что означает семантика. Лоботомия действительно сделала свое дело. Зак Сан: Давай, заказывай футон. Все кончено. 68 Оливер — Она учит нас петь или рожать китенка размером с офисное здание? При этих словах преподавательница вокала повернула голову и оскалилась, после чего вышла из комнаты в туалет. О. Я думал, она уже ушла. Не моя вина. Я едва мог дышать из-за того, что последние пятнадцать минут мы с Брайар практиковались в «контроле», что, по сути, означало соревнование в том, кто дольше задержит дыхание. Если уж на то пошло, то своим духом соперничества она больше напоминала Себа, чем меня. С другого конца крошечной студии Брайар улыбнулась мне. — Мы должны доверять процессу. Позади нее каждую поверхность украшали подписанные постеры бродвейских шоу, а также награды и сертификаты в рамке. Судя по всему, наш преподаватель была очень известной личностью. Я даже не запомнил ее имя. Джиллиан или Джессика. Что-то на букву «Д», во всяком случае. Я был слишком сосредоточен на том, что моя фальшивая невеста - или настоящая, в зависимости от того, насколько хорошо сработал мой план, - выглядела вполне съедобно, пока она сосредоточенно выполняла задание. Ее губы морщились и двигались каждый раз, когда она вдыхала воздух. Я всегда знал, что являюсь возбудимым ублюдком, но возбуждаться от того, что кто-то умеет дышать, было для меня в новинку. И да, я был готов жениться на Брайар, если бы это означало, что она останется со мной. Я не был до конца уверен в своих чувствах к ней - любовь ли это? Влюбленность? Восторг? Облегчение после пятнадцати лет горя? Что бы это ни было, я верил с абсолютной, не подлежащей никакому сомнению уверенностью, что никто другой не сможет так пробиться на поверхность, как она. — И будь терпелив. — Брайар поправила свою рубашку, зажав резинку между зубами. — Рим не за один день строился. — Наша свадьба через несколько месяцев. — Я заставил себя оторвать взгляд от изящного изгиба ее шеи, когда она закрепила пучок резинкой. — Если только мы не собираемся к тому времени хирургическим путем вживить в горло голосовые связки Лин Мануэля Миранды и Мэрайи Кэри... — Я имею в виду, не исключен ли такой вариант? Ты же чертовски богат. — В моей жизни были случаи, когда я покупал не совсем обычные вещи. — Да? — Она посмотрела на меня. — Какие? Например, все. Кроме ее любви, я никогда не зарабатывал ничего по-настоящему ценного. Все было просто деньгами. Единственное, что у меня было достойно сохранения, - саму Брайар - я потерял. И я носил это знание, эту неудачу с собой повсюду. Некоторые сожаления превратились в тени, задерживающиеся в темноте, куда бы ты ни пошел. — Ну, знаешь. Как обычно. — Я пожал плечами. — Переливание первоклассной крови, единственные в своем роде черепа динозавров и флот тигров в полный рост. — Я вижу, все возвращается к продаваемым экзотическим животным, которых ты держишь в своем секретном крыле. Воистину, я аплодировал ее сдержанности. Не знаю, смог бы я проявить такую же выдержку, если бы кто-то сказал мне, что у него есть сверхсекретная зона, куда я не могу войти ни при каких обстоятельствах. — Последний раз повторяю: они не являются предметом торговли. Они совершенно неподвижны. У меня возникает желание отвести тебя туда прямо сейчас и показать, как они прохлаждаются, счастливые, как моллюски, в своих клетках. Тигровый король хотел бы оказаться на моем месте. Она прикусила нижнюю губу, подавляя смех. Казалось, сейчас самое подходящее время для того, чтобы обналичить свой приз по ставке. Вообще-то, каждый момент казался идеальным. Я хотел протянуть руку и поцеловать ее. Раздеть ее. Провести губами от ее рта до самых пальцев ног. Зарыться лицом между ее ног и потеряться в ней. Я был глуп для этой женщины. Совершенным тупицей. На этот раз не притворный. Настоящий. И. Мне. Все. Равно. Но нет. Я не стал бы использовать свой приз до подходящего момента. Мы смотрели друг на друга, думая об одном и том же. — Итак... — Брайар покачала головой, прочищая горло. — Свадьба состоится, и дуэт тоже. — И танец. Не забудь про танец. — Это будет неловко, — предупредила она. — Но в этом-то и смысл. Это особенность. А не ошибка. Глупая Обнимашка , - мне захотелось рассмеяться. Ты никогда не сможешь меня смутить. Учительница открыла дверь. Невероятное количество браслетов, прикрепленных к ее запястью, зазвенели в симфонии металла, возвещая о ее приходе. — Я вернулась, — пропела она. — У вас был шанс потренировать свои слуховые навыки? — Дважды в день. — Я бросил большой палец в сторону Брайар. — И это в плохой день, когда ей просто хочется побыстрее. Моя фальшивая невеста тут же покраснела, но учительница рассмеялась. — О, боже мой! — Джиллиан-Джессика обмахивала себя веером. — Этот - неплохая идея, не так ли? — Дорогой, в последний раз повторяю: дело не в количестве раз, а в умении. — Брайар со снисходительной улыбкой похлопала меня по руке, а затем бросила на учительницу серьезный взгляд. — Он делает это как собака с костью, которая не поела в этом году. Я поперхнулся и закашлялся в кулак. — Я не слышал жалоб на свою успеваемость. — Это потому, что тебе нравится запихивать мне в рот свои грязные трусы. Кстати, я была бы рада, если бы ты перестал. Вот дерьмо . Она пыталась переплюнуть меня. Побить меня в моей же игре. Конечно, это было невозможно. У меня была докторская степень по наглости. Никто не мог меня переплюнуть. — Свет моей жизни. — Я погладил ее по плечу, и она задрожала под моими пальцами, как я и предполагал. — Они называются кухонными полотенцами, и ты не должна их есть. Но мы сделаем тебя цивилизованной. Ты почти у цели. Почти. — Я одарил нашу учительницу победной улыбкой. — Она полностью приучена к горшку и уже знает, как петь свою азбуку, благодаря мисс Рейчел. Ты можешь поверить, что это та самая женщина, которая всего несколько недель назад потеряла память и вернулась к своему 18-месячному возрасту? Тренер по вокалу прижала руку к груди и мечтательно вздохнула. Брайар зарычала, топая ногами. В животе у меня заплясало низкое ворчание. — Так, на чем мы остановились? — Учительница огляделась, дезориентированная. — Ах, да. Мы собирались поработать над гудением. Мы занимались этим весь оставшийся час. Хмыкали. Стонали. Рычали. Мычали. Брайар все это время оставалась цвета спелой клубники. Когда мы закончили, она перебралась на пассажирское сиденье и пристегнулась. Как только учительница помахала ей на прощание через окно, легкая улыбка Брайар превратилась в хмурый взгляд. Видно, все еще намерена меня ненавидеть. — Завтра я уезжаю в Нью-Йорк, — объявила она. — Полагаю, ты имела в виду, что мы едем в Нью-Йорк, — поправил я ее. — Я ни за что не оставлю свою великолепную невесту без присмотра, чтобы она стала жертвой городских трахальщиков. — Оу. — Она фальшиво улыбнулась. — Как мерзко. Ну, это по работе. Я встречаюсь с двумя актерами, с которыми буду работать над своим следующим проектом, и мне нужно быть полностью сосредоточенной, чтобы убедиться, что я удовлетворяю их потребности и границы. Как видишь, я в порядке и вполне работоспособна. — Она указала на место, где раньше была ее рана. — Нет причин продолжать этот фарс, когда люди не смотрят, просто чтобы позлить друг друга. — Я делаю это не для того, чтобы вывести тебя из себя. — Я нахмурился, заводя машину. — Это просто очень приятный бонус. Вздохнув, она открыла бардачок и взяла жвачку. — В любом случае, ты не поедешь. — Это шутка. Я только что сделал это, наблюдая, как ты просто дышишь ( прим . игра слов в английском языке). — Мерзко. — Романтично. — Просто скажи мне, что ты понимаешь, что абсолютно не можешь приехать в Нью-Йорк завтра, хорошо? Продюсерская компания забронировала мне отель на одну ночь. — Мой водитель отвезет тебя, — пообещал я, не отвечая на ее вопрос. Я ни за что не стал бы ее проверять. Женщина только что очнулась от комы. Она открыла рот, собираясь возразить, но поняла, что я никогда не отступлю. — Отлично. Значит, ты не придешь? — Я говорил тебе, что ты сегодня прекрасно выглядишь? — Хватит увиливать. Скажи мне, что ты понимаешь. — Я понимаю. — Отлично. — Охуенно. 69 Брайар Я чувствовала себя беглым заключенным, пересекающим границы штата. — Итак, давай обсудим красные линии. — Я раскрыла свой ноутбук перед двукратной номинанткой на премию «Оскар» Хейли Йоханссон и дважды щелкнула по анкете, которую использовала для всех своих клиентов. — А у тебя они есть? Хейли надулась, сидя за двенадцатиместным столом. Она накручивала тугой черный локон на тонкий палец, подперев подбородок кулаком. Неземная и восхитительная, как принцесса из мультфильма, она, похоже, скучала в зале «Магнолия» отеля The Grand Regent на Пятой авеню. Да. Я заказала для нас столик на два часа в семизвездочном отеле, воспользовавшись всеми возможностями моего фальшивого жениха. Когда мы вошли в конференц-зал, мужчины в костюмах-тройках приостановились, чтобы поглазеть на нас со своих мест, сгорбившись над круглыми столами и распечатанными электронными таблицами. Сказать, что мы выглядели неуместно на фоне высокопоставленных инвестиционных брокеров, сводчатых потолков и люстр стоимостью в миллион долларов, - значит не сказать ничего. — То есть. Наверное, полное проникновение? — Хейли щелкнула розовой жвачкой, ее большие карие глаза следили за симпатичными бизнесменами через стеклянные витрины, когда они проплывали мимо нас. — Хотя, если честно, даже это не так уж и сложно, если я наконец получу «Оскар». Я слабо рассмеялась. Она уставилась на меня со всей серьезностью. Съемки начинались менее чем через пятнадцать недель. Я готова была поставить всю свою зарплату на то, что Хейли проведет каждую из них, колотя кукол вуду актрис, получивших трофеи в годы ее номинаций. Я прочистила горло, потягивая зеленый чай. — Должно быть, есть что-то, что тебе не очень удобно делать. — Нет. — Полная нагота? Прикосновения в определенных местах? Определенное количество персонала на съемочной площадке, когда вы снимаете интимные сцены? Она медленно моргнула. — Я не думаю, что ты понимаешь, Брайар. Я хочу получить «Оскар». Чем более причудливым будет мой процесс, тем больше у меня шансов его получить. Мне все равно, я могу снять сцену с кремом, если это принесет мне победу. Я смотрела на нее через стол, стараясь, чтобы моя челюсть не упала на пол. В подходе Хейли не было ничего плохого. Я просто не привыкла к такому, поскольку работала с людьми, которые, как правило, очень стесняются своих тел и образов. — Могу я спросить, зачем ты наняла меня, если тебе не нужен координатор по интимным вопросам? — Моя команда пиарщиков считает, что это хорошая идея. — Она закатила глаза. — С тех пор как я закрутила роман с Тони Ди Лоренцо. Ее «интрижка» с Тони Ди Лоренцо была свадьбой в Вегасе, за которой последовало аннулирование брака. СМИ, возможно, отнеслись бы к ней более благосклонно, если бы Тони в то время не ждал ребенка от своей давней подружки, которую он подбросил в больницу - едва успел - чтобы она родила, прежде чем сбежать с Хейли. Было совершенно очевидно, что мы с Хейли не подходим друг другу в профессиональном плане, но я всегда старалась давать людям поблажки. Это было связано с тем, что в детстве мне часто не давали этого. Мне нравилось думать, что все мы - неотредактированные истории. Что немного милосердия может отточить самые жесткие грани мира. — У тебя есть красная черта? — Хейли отхлебнула зеленый коктейль из бумажной соломинки. — Может, я смогу черпать у тебя вдохновение. Ты кажешься неженкой. — Да. — Я проигнорировала ее догадку. — У меня есть ограничения. Она поправила свою мини-юбку, сплюнула жвачку в салфетку и положила ее под кожаное сиденье без обивки. — Какие? Я открыла рот, чтобы ответить, но краем глаза уловила подозрительное движение рядом с входом. Высокая, хорошо одетая фигура с массой золотистых локонов и соблазнительными губами. Я покачала головой. Нет. Этого не может быть. Я же просила его не приходить. Я предупреждала его. Ты даже не можешь контролировать свои гормоны рядом с этим мужчиной и хочешь контролировать его? Истерический смех застрял у меня в горле, когда я смотрела, как Оливер петляет между столиками, словно демон. Люди в строгих костюмах пытались привлечь его внимание, полумахая флажками, отчаянно требуя разговора. Один мужчина поймал его за руку. Оливер пристально смотрел на него, усмехаясь, что бы он ни говорил. Бизнесмен рассмеялся в ответ, явно смутившись. Словно почувствовав мой взгляд, глаза Оливера поднялись и остановились на мне. Его добыче. Его завоевании. Его маленькой игрушке. Я тяжело сглотнула, когда Хейли скривила лицо, явно раздражаясь. — Алло? Какие именно, Брайар? Мне бы не помешало вдохновение. Я не хочу, чтобы мой коллега-звезда думал, что я простая. Я слышала, что он холост, знаешь ли. О, так теперь тебе не все равно. Я с усилием воли оторвала взгляд от Олли и терпеливо улыбнулась Хейли. Я не позволю Оливеру все испортить во имя нашей дурацкой игры в «кто первый моргнет». Это была моя карьера. Моей страстью в жизни. Как он посмел прийти сюда? — Границы, — услышала я от себя. — Границы? — Хейли склонила голову набок, как будто сама идея смутила ее. — Типа, безопасные слова и все такое? — Например, если я говорю кому-то, что он не может прийти ко мне, он должен уважать это или понести серьезное наказание. Я сказала последнюю часть достаточно громко, чтобы Оливер услышал, когда он распахнул дверь. Он прошел за мной, обнял за плечи и поцеловал в макушку. — Дорогая , — промурлыкал он своим тоном графа «Где бы то ни было, черт возьми», от которого веяло покровительственным шармом и соблазнительностью. — Вот ты где. — Милый. — Я натянуто улыбнулась, вцепилась в его ладонь и сжимала ее до тех пор, пока не услышала, как хрустят его кости. В эту игру могли играть двое. Я не хотела показывать ему свою ярость. — Как неожиданно видеть тебя здесь. — Не стоит удивляться. Каждый сотрудник The Grand Regent имеет строгий приказ сообщать мне, если увидит тебя на территории, чтобы я мог ухаживать за тобой. — Он подождал, пока эта возмутительная информация просочится в мою систему. — Да, все 184 000 по всему миру. — Как... — Романтично? — Я собиралась сказать «ненормально». — Я слишком соскучился по тебе, чтобы оставаться в стороне. — Он опустился в кресло рядом со мной. — Надеюсь, ты не против. Ублюдок. Я была на середине деловой встречи. — Ничуть, — промурлыкала я, схватив его за щеку и ущипнув так, что чуть не содрала кожу. — Но моя клиентка, понятно, не захочет делиться своими интимными предпочтениями с совершенно незнакомым человеком. — О, я совсем не против, чтобы он присоединился к нам. — Хейли хихикнула, протягивая ему тыльную сторону руки для поцелуя. — Оливер фон Бисмарк, я так много о вас слышала. — Слухи о лобковых вшах, к сожалению, правдивы. — Оливер вздохнул, обогнул стол и взял ее руку, но не поцеловал, а лишь слабо пожал. — Но моя прекрасная невеста была достаточно добра, чтобы выщипывать их по одному, когда мы только начали встречаться. Эта женщина просто святая. Он вернулся на сиденье рядом с моим, обнял меня за плечи и прижался щеками друг к другу. Я собиралась убить его. Жизнь в тюрьме - небольшая цена, если учесть обстоятельства. Хейли посмотрела между нами, явно разочарованная. — Вы, ребята, помолвлены? Теперь я знала, что мы не сможем работать вместе. Во-первых, она пялилась на моего фальшивого жениха, словно хотела, чтобы его лицо стало ее новым любимым креслом. А во-вторых, она специально наклонилась вперед, чтобы он мог получше рассмотреть ее декольте. Она откинула волосы на плечо. — Почему я ничего не слышала об этом? Я слежу за тобой по колонкам сплетен, Оливер. На днях мы сделали объявление в двойной полосе New York Times. Оливера, казалось, совершенно не трогал ее жесткий флирт. — У меня не было выбора. Она измотала меня, Хейли. Она была неумолима в своем преследовании. Изо дня в день. Я не мог даже пописать, чтобы она не появилась в моей ванной и не открыла рот, чтобы стать моим личным туалетом. Моя кровь бурлила в жилах, горячая, густая и полная гнева. Он собирался узнать, что расплата - это сука, и я тоже. — Правда? — Хейли с ухмылкой смотрела на него, проводя кончиком пальца по бюсту своей рубашки. — Мне нравятся смелые женщины. Я как раз говорила Брайар, что у меня нет красных линий. Никаких жестких рамок. Никаких , — выделила она, на случай если он пропустил это в первый раз. — Что угодно. Я готова на все. Абсолютно открыта. — Ого, похоже, из вас двоих получилась бы потрясающая пара, — воскликнула я, скользнув рукой под стол к его коленям. Я положила ладонь на его пах, понимая, что если кто-то заглянет через стекло, то сможет это увидеть. За нарядными брюками Оливер был полностью эрегирован, твердый и пульсирующий. Жар его члена пробивался сквозь плотную ткань. У меня перехватило дыхание. Я сделала это с ним. Не она . Не Хейли. — Боюсь, я опоздал на поезд. — Оливер застонал в ответ, затаив дыхание, когда я кончиками пальцев проследила форму его члена от корня до головки. Она подмигнула. — Ты всегда можешь посетить мою станцию, если тебе захочется побывать в другом месте. Да, я определенно планировала отправить ей письмо о прекращении работы. — Я домосед, — с трудом выдавил Олли. Моя рука скользнула к пуговице его брюк, которую я расстегнула, а затем потянула вниз его молнию. К моему удивлению, его член выскочил наружу, толстый, длинный и налитой. На нем не было нижнего белья. Конечно, не было. Это был Олли. Мне должно было повезти, что он вышел из дома в одних трусах. Я обхватила его ладонью, крепко сжав, полная развратных намерений. С его губ сорвался стон. — Все в порядке? — Хейли наклонилась вперед, пытаясь привлечь внимание Оливера. — Ты выглядишь немного бледным. — Это потому, что вся моя кровь теперь сосредоточена в моем члене, — пробормотал он себе под нос, чтобы я услышала. Он ерзал на своем сиденье, но не убирал мою руку. Я начала поглаживать его член ленивыми движениями, вверх и вниз. Бархатистая кожа не нуждалась в смазке. Она и так была достаточно гладкой. Я сжала бедра, изнывая от желания. Если он не получит свой приз в ближайшее время, мы сделаем что-то радикальное. Я не хотела ничего, кроме как почувствовать его внутри себя. Хейли надулась на Оливера, теперь полностью игнорируя меня. — Что ты сказал? Я ускорила ритм под столом, подталкивая его, подстегиваемый желанием, ревностью и сдерживаемой яростью. Мне пришло в голову, что я не ревновала Хейли. Я знала, что она ничего для него не делает. Я просто не могла - и не хотела - избавиться от образов Олли и той цыпочки из Инстаграма, которые я рисовала в своей голове. Пятнадцать лет - долгий срок, чтобы затаить обиду. И все равно... — Я сказал, — задыхался Оливер, — что я не очень люблю общественный транспорт, так что вопрос спорный. — Похоже, ты ей даже не нравишься, — усмехнулась Хейли, совершенно не обращая на меня внимания. Ее репутация действительно опережала ее. Я ускорил ритм. Сперма Оливера обволокла его кожу, заставляя мою руку быстрее двигаться по его длинному стволу. Между бедер разлилось тепло и влага. Я сама могла бы кончить, настолько я была возбуждена. Адреналин, бурлящий в моем теле, делал меня смелой. — Я в любой день приму ее ненависть, а не чью-то любовь, — простонал Оливер. Сделав вид, что все еще контролирует ситуацию, он откинул голову назад. Его адамово яблоко покачивалось, когда он закрыл глаза и наслаждался тем, как я мастурбирую его на глазах у сотни людей. Не может быть, чтобы Хейли не догадалась об этом. Может, она слишком очарована, чтобы заботиться об этом. — Знаешь, Хейли, — пробормотала я своим самым милым и невинным голосом. — Может быть, твоя проблема не в том, что твои фильмы недостаточно дерзкие и передовые. Может, ты просто недостаточно хороша для «Оскара». Я была удивлена, что ее челюсть не ударилась о стол. Похоже, у нее был опыт в том, чтобы разевать рот и делать с ним нечестивые вещи. — Что ты мне только что сказала? Я провела сжатым кулаком вверх, вытерев жемчужину спермы на макушке Оливера и использовав ее для увлажнения остальной части. Он вздрогнул рядом со мной, его плечо вибрировало на моем. Меня пьянила сила осознания того, что я могу сделать это с ним. Лишить этого мужчину, которого жаждали все мужчины и женщины, дара речи одной лишь рукой. — Я сказала, что ты просто недостаточно талантлива. — Ты ужасный координатор интимных отношений. — Ну, а ты, похоже, ужасный человек. Так что, полагаю, мы вроде как квиты. Она встала, сняла со спинки стула свою розовую сумку Lady Dior и повесила ее на плечо. — Если тебе интересно, тебя не наняли. — Это прекрасно. — Я улыбнулась, сжимая член Оливера в кулаке и наслаждаясь тем, как он вздрагивает, почти достигая пика рядом со мной, полностью отрешившись от разговора. — Я работаю только с добрыми людьми, а ты к ним не относишься. Она сделала вид, что топает из комнаты, разражаясь метелью нелицеприятных проклятий. Как только она ушла, я оторвала кулак от члена Оливера. Он покатился к его животу, комично ударяясь о него. Олли простонал. — Ай. — Залезай обратно, — приказала я, стараясь казаться невозмутимой, и поднялась, собирая свои солнечные очки и телефон. Оливер уставился на меня, сначала в оцепенении, потом с неприкрытым разочарованием. — Ты не закончишь начатое? — Пожалуйста, Оливер. — Я закатила глаза, собирая ноутбук в сумку. — Ты даже не можешь закончить электронное письмо. Я не собираюсь выслушивать от тебя нотации о том, что нужно что-то закончить. — Ну, если я не кончу, у меня кости отвалятся. Он снова надел штаны и побежал за мной, пока я выходила из зала «Магнолия» в сторону приемной. Мы собрали целую аудиторию. Мне было интересно, знают ли окружающие о том, что мы только что сделали. Но почему-то я не могла заставить себя беспокоиться. Всю свою жизнь я старалась быть любимой для окружающих. Я начала чувствовать себя достойной только в последние несколько недель, когда показала Оливеру, Себастьяну и его друзьям свою истинную, несовершенную сущность. Я вывалилась из вращающихся дверей. — Похоже, это твоя проблема. Молодой парковщик улыбнулся мне в ответ. Передо мной к обочине подъехало такси, и водитель посигналил, чтобы я садилась. Очевидно, я не могла позволить себе ночь в The Grand Regent, поэтому забронировала ближайший отель. Оливер захлопнул дверцу заднего сиденья, прежде чем я успела заскочить внутрь. Он прижал меня к себе, положив руку по обе стороны от моей талии, и дышал огнем мне в лицо и шею. — Куда это ты собралась? — Он оскалился, обнажив зубы. — В мой номер в отеле, чтобы отдохнуть. Я устала после долгого рабочего дня. Ты бы знал это, если бы работал... — У меня есть работа, и мы оба это знаем. А теперь прекрати нести чушь. Зачем моей невесте останавливаться где-либо, кроме моего отеля? Я фыркнула от смеха. — Пожалуйста, перестань притворяться, что эта помолвка настоящая. Оказалось, что я могу первой моргнуть. — Для меня - да. Ты говорила, что я не заканчиваю начатое? Так вот, я точно собираюсь довести дело до конца. — Ты не можешь быть серьезным. Он склонил голову набок, совершенно серьезно. — Почему бы и нет? Я почувствовала, как нагрелась моя шея. — Почему ты хочешь жениться на мне? Его ноздри раздулись, а рот сжался в прямую линию. — Если ты хочешь отказаться от нас в этот раз, хорошо. Это твоя прерогатива, я думаю. Но я не буду тем, кто, блядь, разрушит наши отношения. Не в этот раз. Нас ? Не было никаких «нас». — Брайар. Он схватил меня за горло и наклонил мою голову вверх, не обращая внимания на бедного таксиста, который, вероятно, знал его личность и не хотел нас торопить. Где-то в глубине души я понимала, что на людях мы с Оливером всегда выглядели неловко, и нас это не особо волновало, потому что мы не могли оторваться друг от друга. — Слушай внимательно. — Его губы прикоснулись к моему уху. — У меня нет морали. Никакой этики. Мне нет никакого дела. Возможно, я более собран, чем могу показаться, но не принимай мою продуктивность за принципы. Что хочу, то и беру. И то, чего я всегда хотел, находится прямо передо мной. Ты. Если я тебе не нужен, лучше беги быстро и прячься хорошо. Потому что, как только я снова попробую тебя на вкус, я тебя не отпущу. Прежде чем я успела собраться с мыслями и ответить ему, его рот прижался к моему, жестко и решительно, заглушая мои протесты. В моем животе взорвался фейерверк. Мои руки вырвались, отчаянно пытаясь оттолкнуть его. Но вместо этого они предали меня, вцепившись в его пиджак. Я притянула его ближе, призывая заслонить меня своими подтянутыми мышцами и внушительным ростом. Он открыл рот, его язык коснулся моего. Я знала, без сомнения, что за нами наблюдают. Записывают. Моя кожа покрылась колючками от неприятных вспышек камеры, ослеплявших меня даже через закрытые глаза. Это было плохо. Я снова и снова теряла себя из-за мужчины, который когда-то отверг меня. Я опьянела от его поцелуя. Он обхватил мои щеки, словно я была чем-то драгоценным и уникальным, слегка наклонил меня, чтобы поглотить еще больше. Затем справа от меня раздался визг шин. Еще один автомобиль остановился позади моего такси. Оливер прервал поцелуй, неожиданно и резко. Он вытер рот тыльной стороной ладони, его глаза были прикованы к моим. Я чуть не рухнула на тротуар, запутавшись в неустойчивых коленях и вожделении. Он не стал помогать мне собраться. Я ухватилась за крышу такси, чтобы удержаться на ногах. Маскировка рухнула. Исчез подросток Олли, а вместо него появился мужчина, который приводил меня в восторг. Он был холодным и в то же время близким. Знакомым, но странным. Я подумала, что это и есть настоящий Оливер фон Бисмарк. И вопреки здравому смыслу мне захотелось узнать его поближе. На периферии из белого фургона вышли трое сотрудников The Grand Regent в униформе. Они держали мой чемодан и вещи, которые я сдала ранее в отеле, перекладывая их на багажную тележку. — Кстати, дорогая, я устроил нам обоим отпуск на выходные. — Оливер проверил время на своих часах. — Ты будешь жить со мной в пентхаусе. На последнем этаже. Позже вечером у нас заказан столик в ресторане, но перед этим у нас свидание. — Что? — Я погналась за ним, когда он бросил таксисту две сотни и с ветерком влетел обратно в отель. — Я даже не согласилась пойти с тобой на свидание. Он зашагал обратно в конференц-зал. Когда мы подошли к дверям, двое телохранителей преградили мне путь. Я указала на Олли, который скрылся внутри. — Эй, я еще не закончила с ним разговаривать. — Мои извинения, мэм. — Один из них склонил голову. — Приказ свыше. — Позвольте мне проводить вас в ваш пентхаус. — Из ниоткуда материализовалась женщина ростом с пикси, сильно накрашенная и одетая в униформу. Она переплела свою руку с моей. — Давайте подготовим вас к свиданию с господином фон Бисмарком. — Я не хочу идти с ним на свидание. — Я отдернула руку, но тем не менее последовала за ней. У Оливера была тенденция отменять мои договоры аренды и гостиничные номера. Я не хотела оставаться здесь бездомной только для того, чтобы доказать свою правоту. — Ах, конечно. Боги посылают орехи тем, у кого нет зубов, — пробормотала она под нос, ведя меня к лифту. — Он разбил мне сердце, — пробормотала я, когда мы поднялись на последний этаж. Она открыла передо мной дверь пентхауса, не слишком впечатленная этим признанием. — Ну, он пытается собрать его обратно, не так ли? Это требует мужества и самоотверженности. Становилось ясно, что на этот раз Оливер меня не отпустит. Проблема была в том, что я тоже не хотела убегать. 70 Брайар Вопреки распространенному мнению, расстояние не заставляет сердце становиться счастливее. Когда между мной и Оливером было пространство (и около пятидесяти этажей), я смогла собраться с духом и укрепить свои барьеры. Нет, я не пойду на свидание с человеком, который мне изменил. Он, конечно, мог бы отыграться, и мне бы это определенно понравилось. Но на этом все заканчивалось. Конечно, после того, как мне удалось убедить Себа попробовать дневной свет и построить планы на будущее. К тому времени, как пробило пять часов, мои нервы были на пределе. На мне было красивое платье с открытой спиной, немного макияжа и даже французская завивка, застегнутая изумрудным зажимом. — Ты оделась по высшему разряду только для того, чтобы бросить его с видом крутой задницы. — Я расправила платье перед зеркалом, довольная тем, как выгляжу. — Правда, Брайар? Оливер появился в шесть часов, что, неудивительно, опередил всех остальных лягушатников, с которыми я встречалась. Я провела все это десятилетие, начисляя мужчинам очки, если они приезжали за мной не более чем на десять минут позже. Забавный факт: мужчины, с которыми девушки встречаются в двадцать лет, больше учат их красным флажкам, чем темной романтике. Он постучал один раз, ожидая, что я приду за ним. Я распахнула дверь, сохраняя безучастное выражение лица. К моему удивлению, он сбросил свой вечерний костюм и заменил его темно-синими чиносами, белым хенли и расстегнутой вельветовой курткой с флисовой подкладкой. Он выглядел... нормально. Обычным. Это почти заставило меня захотеть пойти на это свидание. Почти. — Очень мило с твоей стороны заставить меня одеться, чтобы потом явиться в образе безработного дровосека. — Я уперлась кулаком в дверь, преграждая ему путь внутрь. — К счастью для меня, мы никуда не идем. — Скажи это своему платью. — Его волчьи глаза обшарили меня с ног до головы. — Добрый вечер, милая. Я тоже рад тебя видеть. — Он поцеловал меня в щеку и сунул мне в руки огромный букет голубых роз. — Не могу дождаться, чтобы пригласить тебя на свидание. Только потому, что было бы жаль тратить такие прекрасные цветы, я взяла вазу, наполнила ее водой и поставила букет внутрь . Розы никогда мне не изменяли. — Дай угадаю. — Я бросила обертку от букета. — Ты перекрыл Бродвей для частного показа? — Это прозвучало так, как будто он сделал бы что-то подобное - совсем безвкусное. — Боюсь, тебе придется смотреть его в одиночестве. — Ты хотела, чтобы я закрыл Бродвей? — Он последовал за мной в гостиную, проигнорировав мою последнюю фразу. — Потому что это не исключено. — Оливер, — протянула я, медленно произнося его имя, чтобы он мог следовать за мной. — Мы не идем на свидание. Он схватился за шею, и мне стало почти жаль его. Его глаза на несколько секунд опустились вниз, а затем снова поднялись к моим. На мгновение он показался мне... уязвимым. — Но я очень старался, планируя это. Не отступай, Брайар . Этот мужчина изменил тебе и так и не извинился. Слова «я был молод» недостаточно хороши. Я подняла подбородок. — Возьми Линдси. — Кто такая Линдси? — Его брови сошлись. — Мы завели домашнее животное, о котором я не знаю? О, Боже. Он хотел прикинуться дурачком. Я не позволила ему. Я скрестила руки на груди. — Твоя настоящая детская возлюбленная. — А? — Когда я замолчала, он добавил. — Тебе придется мне помочь. — Ты даже не помнишь свои старые увлечения? — Я нахмурилась, испытывая отвращение. — Цыпочка, с которой ты мне изменил. Его челюсть чуть не вывихнулась. Но он сумел ее отвинтить, подняв обе руки. — Детка, я никогда тебе не изменял. — Я видела доказательства. — Я взяла в руки телефон и помахала им. — Ты не сможешь солгать, чтобы выпутаться из этого. — Я буквально не понимаю, о чем ты говоришь, Брайар. Клянусь своей жизнью. — Он сделал паузу. — Клянусь жизнью Себастьяна тоже. — Оливер, я не дура. Ты флиртовал с ней в своих публичных комментариях в Инстаграме. — Я повысила голос на несколько октав, подражая тому, как я представляла себе ее подачу. — Когда ты пригласишь меня в дом у озера? Я написала тебе что-то непристойное. Если бы у меня была голова на плечах, я была бы убита тем, что только что показала, как часто я перечитываю эти комментарии. Что они впечатались в мою память и по сей день. Но вместо этого я только покраснела - еще больше покраснела от его полного молчания и тупого пустого взгляда, который он нацепил на свое лицо. На этот раз я углубила свой голос, чтобы не выглядеть издевательски. — Итак, когда ты придешь, чтобы я мог показать тебе, как хорошо провести время? Сверчки. — Серьезно, Оливер? Ты разрушил мой мир, бросил меня, когда я пыталась противостоять тебе в этом, а потом отверг меня, даже когда я проглотила свою гордость и появилась на пороге твоего дома. Ты выставил меня на посмешище. Ты явно не уважаешь меня. А теперь ты даже не хочешь признать это? Он так неожиданно ударил себя по лбу, что я замолчала. — О, Боже. Я убью его. — Прости? — Себастьян. Он написал те сообщения. Он рассказал мне об этом, но произошло столько всего, что у меня не было возможности рассказать тебе. Я фыркнула. — Удобно. — Серьезно. — Он указал на мой телефон. — Спроси его. Я не хотела ему потакать. Правда. Но я провела пятнадцать лет, подвергая сомнению каждый дюйм себя, задаваясь вопросом, почему он тоже считает меня настолько нелюбимой, что даже не может хранить мне верность. Я должна была знать. В том-то и дело, что когда тебе изменяют. Это оставляет шрам. След, который шепчет: недостаточно. Я разблокировала экран и отправила Себу сообщение. Брайар Ауэр: Ты помнишь, как использовал Инсту своего брата, чтобы пофлиртовать с девушкой? Ответ пришел не прошло и минуты. Себ фБ: Нет. Я нахмурилась и открыла рот, чтобы разразиться тирадой, но меня прервал другой гудок. Себ фБ: О, подожди. Да. Линдси Борн. Себ фБ: Она была горячей штучкой и на два года старше. Познакомила меня с сексом по FaceTime. Себ фБ: Или это я ее познакомил? Мир может никогда не узнать. Я замолчала, позволив телефону упасть вместе со мной на колени. Моя голова рухнула на ладони. Я почувствовала, как руки Оливера обхватили мои бедра, и он понес меня на диван в стиле невесты. — Ты не изменял? — спросила я, на этот раз желая дослушать его до конца. — Я бы никогда. — Почему ты исчез? — Я вцепилась в ярлыки его пиджака, сильно потянув за них. — Я должна знать. Он прижался поцелуем к моему лбу, и я позволила ему это сделать. Я не могла прочесть выражение его лица. Грусть, разочарование, облегчение. Все они перемешались вместе с чем-то более темным. Более мрачным. — Сходи со мной на свидание, и я расскажу тебе. — Его лоб опустился на мой. — Пришло время. После этого милого фиаско мы спустились в подземный гараж. К моему удивлению, Олли сел за руль. В разумном седане Volvo, не меньше. Я не задавала вопросов. О месте назначения. О наших планах. О прошлом. Ладно, я оттаяла. Я была человеком. Но это не означало, что я полностью простила его только потому, что он не изменял мне. Он все равно бросил меня, не сказав ни слова. Я просто не была глупой. Я могла сделать элементарные вычисления. Оливер бросил меня, а через несколько дней появился, чтобы начать врать про поход к Себу. Должно быть, именно тогда все и произошло. Когда Себ испортил свое лицо. Некоторое время мы бесцельно колесили по городу. Я смотрела в пассажирское окно, погрузившись в раздумья. После того как мы в четвертый раз проехали мимо одних и тех же магазинов, я нахмурилась. — Ты заблудился и не можешь этого признать? Потому что мне не составит труда открыть приложение Waze и избавить нас от страданий. — Не-а. — Олли сосредоточился на дороге, спокойный и собранный. — Когда ты росла, ты всегда говорила людям, что ты из Нью-Йорка, хотя у тебя никогда не было возможности исследовать город. Я решил устроить тебе небольшую экскурсию, чтобы в следующий раз, когда ты скажешь, что ты отсюда, ты имела в виду именно это. — Он достал из кармана несколько AirPods и бросил их мне в руки. — Вот. Я вставила их в уши, и, конечно же, записанный заранее голос Олли начал говорить в своей лучшей манере гида, объясняя историю всех мест, мимо которых мы проезжали. Мое сердце оборвалось в груди. Это была полная противоположность безвкусице. Ни дорого, ни безвкусно. Должно быть, у Оливера ушло столько времени на подготовку. Все потому, что он знал, что я всегда скучала по Нью-Йорку, никогда не живя в нем. Пока мы ехали по моему не очень родному городу, я поняла, что некоторые места взывают к нашему сердцу, даже если наши ноги никогда не касались этой земли. Когда мы припарковались перед красным коричневым домом в Бруклине, мне пришлось прикусить внутреннюю щеку, чтобы сдержать рыдания. Ле Будуар. Музей транзита. Ботанический сад. Магазин товаров для супергероев. Дом «Да». Он точно знал, что мне понравится. Олли заглушил двигатель, как раз когда солнце закончило садиться. — И вот мы здесь. — Эм, хорошо? — Я моргнула, глядя на дом. — Мы что, мешаем кому-то ужинать? Не отвечая мне, он обогнул «Вольво» и открыл передо мной дверь. Я выскользнула наружу на трясущихся ногах. Интуиция подсказывала, что темой сегодняшнего свидания Оливер выбрал эмоциональную резню. Он подвел меня к входной двери, и мои пальцы обвились вокруг его локтя. Горшки и растения усеивали узкую дорожку, а лианы обвивались вокруг перил. Кто-то явно потратил немало времени на восстановление этого места, и это дало свои результаты. Это было очаровательно. Восхитительно. Я не могла не захотеть его. Я заметила розовые наклейки на окнах. Бабочки и тюльпаны. Здесь определенно жил маленький ребенок. Кто бы ни были ее родители, они, должно быть, были близки с Олли, потому что он вынул ключ, вставил его в отверстие и отпер дверь, войдя в дом, как будто он здесь хозяин. Я ожидала, что нас кто-то поприветствует, но мы не нашли... ничего. Точнее, ничего важного. Дом выглядел вполне обжитым. С заставленными книжными полками, полностью оборудованной открытой кухней и Барби, торчащими из каждого уголка. Я впилась взглядом в винтажные обои. — Я так понимаю, что на ужин ты не согласен? — О, нет. Я купил этот дом в начале этой недели — объяснил он, как будто это совершенно нормально - покупать дом для первого свидания. — Давай я покажу тебе жемчужину. Он подал знак, чтобы я следовала за ним по коридору. Я пошла, не понимая, как мне удалось так запыхаться. Возможно, из-за инстинкта, бурлящего в моем нутре. В глубине души я понимала, почему он привел меня сюда. Мы остановились у старой комнаты маленькой девочки. Я заглянула внутрь, сердце заколотилось в горле. О, Олли. Мои колени подкосились. Я опустилась на пол, сглатывая слезу, которая скатилась по щеке к губам. Оливер опустился рядом со мной и стал гладить меня по спине. Он не проронил ни слова, пока я впивалась в комнату, словно она могла утолить мою душу. На стенах плясало море пастельных розовых и фиолетовых оттенков. На ближайшей из них висела фреска «Спящая красавица» - сцена, где принц впервые видит Брайар Роуз. Коллекция каруселей с балеринами и музыкальных шкатулок заполняла белые встроенные полки. Повсюду была разбросана одежда самых ярких цветов. В углу на коротком трюмо лежала детская косметика - блестки, тени для век и миниатюрные помады. И фотографии в рамках. Они занимали все свободные участки стены. На них была изображена я, ребенок. С родителями, которые обнимали меня, но их лица были скрыты спинами. С друзьями, обступившими меня в мой день рождения и осыпавшими меня приветствиями. И с молодым Оливером, на этот раз реально изображенным, с его рукой, обхватившей мои плечи. Я свернулась калачиком на ковре и выплакала все глаза, разбираясь с чувствами, которые никогда не осмеливалась себе позволить. Не тогда, когда мне нужно было выжить. Никто никогда не учил меня любить. До Олли я провела свое детство, учась жить незаметно. Но в этой крошечной комнате, в городе, который я называла домом, никогда не зная, в окружении фотографий, которые я никогда не делала, он осветил меня. Оливер на мгновение замолчал, давая мне возможность разобраться в своих эмоциях. Наконец, когда мои слезы высохли, он заговорил. — Ты хотела нормального детства, и я чертовски зол, что твои родители были слишком эгоистичны, чтобы дать тебе его. Но я обещаю, что если ты дашь мне шанс, я его не упущу. Я подарю нашим детям любовь. У них будут торты на день рождения, уродливые рождественские свитера и стабильное детство в одном месте, которое они узнают и полюбят. Будут драки, и бессонные ночи, и дни, катящиеся по холмам, и семейные пикники, и просмотры фильмов по кругу. И мы будем делать все это вместе. Каждое обещание впивалось в мою кожу как нож, каким-то образом сшивая меня обратно. Он втянул рваный воздух. — Просто дай мне шанс, и я больше не испорчу все. Я выпрямилась и поднялась на колени, взяв его кулак между ладонями и переложив его на колени. — Что случилось тем летом? — Себ... — Его глаза захлопнулись. Его горло дернулось один раз. Дважды. Что бы ни случилось, он не хотел этого говорить. А может, он никогда и не говорил. Я молчала. Терпеливо. Должно быть, он годами хоронил эти слова в себе. Когда он снова открыл глаза, слезы прилипли к ресницам. — Он... то, что я с ним сделал... Я никогда себе этого не прощу. — Не тебе решать, прощен ли ты. Это должен решать он. Прощение принадлежит раненому, а не тому, кто его нанес. — Я сжала его кулак. — А теперь расскажи мне, что произошло. Оливер выложил мне все. Авария на лодке. Кровь. Скорая помощь. Операции. Капельницы с переливанием крови. Полное разрушение некогда прекрасного лица Себастьяна. Никто из членов его семьи не мог смотреть на него по-прежнему. И драки. Они никогда не прекращались. Он позволял Себу издеваться над ним, потому что считал, что тот это заслужил. Из-за глубоко укоренившегося убеждения, что он не способен заботиться ни о ком, и в первую очередь обо мне. — Когда я умолял Себастьяна рассказать мне, что я могу дать ему, чтобы заглушить его боль, а он сказал, что хочет моего счастья, я согласился, — начал Оливер, стыдливо опустив подбородок. Я задохнулась. Себ попросил его бросить меня. И Оливер согласился. Я обхватила руками колени, прижав их к груди. — Почему? — Потому что он был прав. Я все разрушаю. Я не заслуживаю счастья, а ты заслуживаешь быть с кем-то, кто может о тебе позаботиться. А не с тем, кто проведет следующие пять лет в постоянных походах по врачам и тренировках, чтобы возглавить компанию, которая ему никогда не была нужна. Тогда Оливер планировал остаться с The Grand Regent только для того, чтобы помочь Себастьяну прийти к власти. После несчастного случая Себ ни за что не согласился бы возглавить компанию. Оливеру, должно быть, пришлось жонглировать школой, унаследовать Fortune 100 и выхаживать ворчливого Себа, чтобы помочь ему. Я положила подбородок на колени. — Я бы помогла тебе. — Ты бы перевернула свою жизнь, чтобы приспособиться ко мне, как ты сделала, когда выбрала Гарвард. Ты была такой красивой, независимой и полной жизни. Но ты также так отчаянно нуждалась в ком-то, кто бы любил тебя, что отказалась бы от всего - включая свою личность - чтобы быть со мной. Он был прав. Тогда я бы с ним не согласилась, но теперь, спустя столько лет, я могу оглянуться назад и увидеть это. Потеря Джейсона, Филомены и Купера оставила огромные вмятины в моей психике. Одноклассники не хотели меня видеть, я нигде не задерживалась достаточно долго, чтобы завести друзей, а когда симпатичный соседский мальчик осыпал меня вниманием, я отказывалась его отпускать. В буквальном смысле. Я обнимала его при любой возможности, надеясь, что смогу поймать его в ловушку и удержать рядом с собой. Отсюда и мое прозвище. Обнимашка. — Ты должен был дать мне выбор. — Но слова прозвучали пусто, потому что я знала, что это будет за выбор и что я не сделала бы его по правильным причинам. — Я не верил, что заслуживаю тебя, Обнимашка. Дело никогда не было в том, достаточно ли я тебя люблю. Дело в том, что я люблю тебя слишком сильно. Ничего из того, что я могу предложить тебе, никогда не будет достаточно. Ты заслуживаешь всего, а у меня ничего этого не было, особенно с учетом того, что жизнь навалила на меня. Я хотел для тебя большего, чем... ну, себя. Во мне что-то треснуло. Каждый слой защиты. Я на собственном опыте поняла, что происходит с душой, когда любовь кажется подарком, который я ничем не заслужила. Оливер прислонился спиной к стене, обхватив голову руками. — На самом деле, даже сейчас я все еще не верю, что заслуживаю тебя. Разница в том, что я повзрослел. Теперь я понимаю, что важнее всего просто быть здесь. Просыпаться и каждое утро делать для тебя все возможное, потому что мне нравится видеть твою улыбку. Он потянулся, чтобы коснуться моего лица. Как только его пальцы коснулись моей щеки, он словно прорезал невидимую трещину, распахнув ее и позволив свету проникнуть в мои раны. Я прислонилась к его шершавой ладони, проваливаясь в его тело между раздвинутых ног. — Ты опубликовал фотографию, на которой ты подвозил Себастьяна до его рейса в Индию, — прошептала я. Чувство вины лизнуло меня в горло. Я не могла рассказать Оливеру о своих частых визитах к Себастьяну. Один неверный вздох мог разрушить хрупкое доверие Себа. Я поклялась не нарушать его, зная, что его самоотверженный брат все поймет. — Это была старая фотография. Он заставил меня это сделать. — Губы Оливера прошлись по моей шее, плечу, целуя то место, которого всегда касалось солнце. — Он не хотел, чтобы кто-то видел его лицо. Он придумал историю об Индии. О том, что Олимпиаде лучше предпочесть жизнь без стресса. И я согласился с ним. — Я думала, ты забыл обо мне. — Ты была всем, о чем я мог думать. Даже сейчас. Все эти годы спустя. Долгое время я думал о тебе как о тени, преследующей меня. Но ты не тень. Это я. Ты - живой, дышащий организм внутри меня. А я просто здесь, чтобы покататься. Мы потянулись друг к другу, как вода в пустыне. Я первая, мои губы прижались к его губам, когда я, наконец, отпустила все. Я плакала в нашем поцелуе. Мои соленые слезы смешались со сладостью нашей страсти. Олли поднялся на колени и обхватил мой затылок, прижав меня к ковру. Он целовал, покусывал и пробирался вниз по моему телу. Я вцепилась в его плечи, все еще в слезах, но уже и от удовольствия, когда он головой раздвинул мои бедра и поцеловал внутреннюю сторону каждого из них. — Больше никого не было. — Его язык прочертил дорожку от моих бедер к моей щели, все еще прикрытой нижним бельем. — Не любить тебя было невозможно. Так же неестественно, как пытаться не дышать. Он отбросил трусы в сторону и поцеловал мою щель открытым ртом. Я вздрогнула от его прикосновения, затаив дыхание. Это прозвучало слишком близко к признанию в любви. Не успела я опомниться, как его язык погрузился внутрь меня. Я выгнулась дугой и застонала. Рука Оливера поползла вверх по моему телу, разминая правую грудь, пока он пожирал меня со всей отдачей. Его язык проникал глубоко внутрь меня, трахая меня без устали, а его нос нащупывал мой клитор. Наслаждение было таким сильным, что за веками вспыхнули звезды. Его щетина, грубая и короткая, касалась моих бедер. — Ты такая чертовски розовая, — пробормотал он, целуя, покусывая и погружаясь в меня все глубже. Его руки широко раздвинули мои бедра. — Такая чертовски красивая. Я сейчас кончу в штаны, просто поедая тебя. Я поглощала все это. Его обожание, ощущения, то, как наши тела синхронизировались, словно мы и не проводили время порознь. А когда он добавил два пальца и его рот переместился к моему клитору, зажав его между губами, мой первый оргазм сотряс меня, как землетрясение. Зрение затуманилось, мышцы напряглись, и в этом мире не было ничего, кроме нас с ним - на этом мохнатом ковре, в доме, который он купил только для того, чтобы я могла почувствовать себя дома, наверстывая упущенное время. И осознание того, что мы наконец-то нашли то, что стоит сохранить. 71 Брайар Ковер поглотил мой хрип, пока я отходила от послеоргазменной дымки. Я оторвала щеки от плюшевой шерсти и обхватила пальцами шею Оливера. — Ты нужен мне внутри. — Слова вырвались из моего рта без всякого разрешения. Заявление, мольба, простой факт жизни. Рядом со мной Оливер подпер голову кулаком и уставился на меня опьяненными сексом глазами. Он покачал головой. — Не могу сделать это, не поцеловав сначала каждый дюйм тебя. — На самом деле его губы все еще блестели от моей влаги. — Твои условия приемлемы. — Я поспешно расстегнула молнию на платье, но потом одумалась и стянула его через голову, как ребенок. В ответ раздалось легкое хихиканье. — Ты сама попросила об этом. Это не может считаться победным трахом, который я получил, доведя тебя до оргазма в бикини, — предупредил он. — Продолжай угрожать мне хорошим времяпрепровождением. — Я опустилась на колени, оттолкнула его к стене и расстегнула брюки. — И мы посмотрим, что из этого выйдет. Это было освобождение - не нужно было пытаться ненавидеть его. Еще большим освобождением была возможность взять его член в кулак и наклониться, чтобы поцеловать его. — Ты не должна... — простонал Оливер. — О, я хочу. Мне этого не хватало. — В таком случае позволь мне найти менее неудобное положение. — Он прислонился спиной к стене и сжал в кулак мои волосы, потянув их так, что наши взгляды встретились. — Ты прекрасно выглядишь, стоя на коленях передо мной. — Подожди, пока ты не увидишь мои губы на твоем члене. Он схватил себя за корень и ввел свой член в мои губы. — Просто помни, что ты самая дорогая женщина в моей жизни. — Почему ты мне об этом напоминаешь? — Потому что я собираюсь обращаться с тобой как с грязной шлюхой. По позвоночнику пробежала волна возбуждения. Я никогда не относила себя к тем, кто любит грязные разговоры, но, услышав из уст Оливера, я была уверена, что с удовольствием выслушаю список его супермаркетов. Я двинулась, чтобы взять его член и обхватить его губами, но он опередил меня, обхватив его твердость и направляя его в мой рот, а его другая рука все еще обвивала мои волосы. Я открылась, чтобы принять его. Вместо того чтобы запихнуть свою толстую эрекцию внутрь, он провел головкой по моим губам, словно помадой. Я застонала, находясь на грани срыва. — Твое лицо восхитительно, — простонал он, проводя головкой по моей челюсти, обводя ее своим членом. — Мне не терпится трахнуть его. — Ничто не стоит на твоем пути, кроме этого маленького монолога. Он вознаградил мою дерзость, дернув меня за волосы, вытянув шею и заставив посмотреть на него. — Ты была исключительно болтлива с тех пор, как снова ворвалась в мою жизнь. Я прищурилась, глядя на него. — Никуда я не врывалась. Ты буквально пришел на площадку... — Видишь? Вот что я имею в виду. — Он крепче сжал мои волосы и глубоко вогнал свой член мне в рот. — Ты разеваешь рот, пытаясь поднять мне настроение при каждом удобном случае. Он ударил по задней стенке моего горла, вызвав рвотный рефлекс, который, как я думала, заставит меня выблевать свой обед на его пенис. К счастью, я проглотила его. Олли был большим. На его слова я простонала в знак протеста, все еще полная им. Его член исследовал внутреннюю поверхность моего рта. Я присосалась к нему - сильно. Он зашипел от чистого, нескрываемого желания. — Лучше держись за мою попку, милая. — Он схватил меня за руки и обхватил ими свои ноги. Мои ногти впились в его кожу. — Потому что я сейчас так оттрахаю твой рот, что ты поблагодаришь меня за то, что твои зубы остались целы. Мое сердце подпрыгнуло в груди. Это был тот самый гедонист и трахальщик Оливер, которого я узнала за последние недели. И я больше не могла отрицать - этот парень мне нравился. Он был веселым, быстрым и немного грязным. Он всегда держал меня в напряжении. Толчки Олли в мой рот стали дикими, долгими и отрывистыми. Как будто он терял контроль над собой - или уже потерял его. Каждый раз, когда его головка ударялась о заднюю стенку моего горла, я стонала, и на моем языке скапливалось все больше слюны, смешиваясь с его соленой спермой. Мои колени упирались в ковер, когда он входил в мой рот, и я знала, что он уже близок. — Потрись своей киской о мою ногу, Брайар, — приказал Оливер, его голос был напряженным, но полностью контролируемым. — Ты такая чертовски мокрая для меня, детка. Я захлебывалась соками во рту, прижимаясь к его ноге, когда он раздвигал ее для меня. Поскольку мои трусы все еще были сдвинуты в сторону, мой клитор сразу же уперся в его голую кожу. Трение, дразнящее прикосновение его кожи к моему пучку нервов, развязало мне руки. Этот кульминационный момент унес меня в другую галактику, пока Оливер продолжал вводить свой член мне в рот. Слюна и сперма стекали по моему подбородку и попадали в пространство между сиськами. Это было грязно. Это было развратно. И это было чистым совершенством. — Я не кончил. Еще нет. — Он отстранился от моего рта, и мне захотелось заплакать, так сильно я уже скучала по нему. — Наш первый раз должен быть на кровати. Пойдем. Он схватил меня за руку - как ему удается быть таким уверенным? - и помчался по коридору в главную спальню. Я спотыкалась за ним, хихикая. Когда мы достигли спальни, он остановился, поднял меня на руки и понес. Мне потребовалась секунда, чтобы осознать окружающую обстановку. Он обставил комнату в стиле медового месяца. На комоде и тумбе горели ароматические свечи, клубника и вишня в шоколаде лежали в миске рядом с ведерком охлажденного шампанского, лепестки голубых роз усеивали простыни из прессованного льна. — Вот так все и должно было быть в тот первый раз. — Олли пристально смотрел мне в глаза, когда нес меня в постель. — Идеально. Прямо как ты. — Олли. — Я обхватила его за шею. — В тот момент все еще было идеально. Я не жалею, что потеряла с тобой девственность, даже если потом мое сердце разбилось. В тот момент, впервые в жизни, я почувствовала себя целой. Я бы не променяла это ни на какие другие воспоминания в мире. Он положил меня на матрас так мягко, что я подумала, что заплачу. Медленно - о, так медленно - он снял с меня платье и нижнее белье. Он расстегнул мои каблуки, целуя подошвы моих ног, пока я смотрела на него пьяными от вожделения глазами. Он поцеловал дорожку к моей лодыжке, затем поднялся по внутренней стороне бедра. — Боже, ты прекрасна. Его губы касались и ласкали каждый дюйм моего тела, как он и обещал, прежде чем снять с себя одежду и прижаться к нему. Я раздвинула ноги пошире, открывая ему доступ, сигнализируя о своем полном и абсолютном подчинении ему. Больше никого не было. Никогда не было. Всегда был только Оливер фон Бисмарк. Его обхват потряс меня. После оргазма я думала, что буду готова, но он с трудом входил в меня. Я инстинктивно сжалась вокруг него, не понимая, как мне это удалось пятнадцать лет назад. Он закрыл глаза и застонал, зарывшись лицом в мою шею. — Ты будешь моей смертью. — Значит, мой план работает. Оливер захихикал, его горячее дыхание разметало мои волосы во все стороны. — Да. — Он все еще находился внутри меня и не двигался. — Не думаю, что мой член выдержит трах с тобой. — А как насчет твоего сердца? — Еще меньше, — признался он. — Эй. — Я схватила его за лицо, заставляя посмотреть на меня. — Наслаждайся этим. Перестань позволять одному моменту определять всю твою жизнь. Некоторые ошибки не заслуживают того веса, который мы им придаем. Их уроков достаточно. Отпусти воспоминания, но держись за урок. Это лучшее, что ты можешь сделать. Что-то расслабилось в его лице. Его мышцы расслабились, даже когда они удерживали его вес, чтобы он не раздавил меня. Как будто он наконец согласился отпустить себя. Обжигающим поцелуем он вынул из меня свой член и снова вошел в меня. Мои глаза широко распахнулись от шока. Его поцелуи становились все более настойчивыми по мере того, как он двигался внутри меня, сливаясь со мной, занимаясь со мной любовью. Его дыхание стало рваным и быстрым. Две бисеринки пота стекали по его виску, сливаясь у челюсти. Я не могла насытиться им. Выгнув спину, я выкрикивала его имя, позволяя ему вколачиваться в меня, как дрель. Я чувствовала, как внутри меня нарастает напряжение, словно резиновая лента, натянутая до боли. — Черт, я кончаю, — задыхался Оливер, снова и снова целуя мое лицо. — Я тоже. И когда резинка защелкнулась для нас обоих, когда мы прижались друг к другу и прошептали имена друг друга как секрет, я поняла, что больше не влюблена в Оливера фон Бисмарка. По правде говоря, я никогда не переставала любить его. 72 Оливер Ромео Коста: Ты жив? Олли фБ: А почему бы и нет? Зак Сан: Фэрроу и Даллас сказали, что ты решил сорвать деловую поездку Брайар в Нью-Йорк. Остальной сценарий не требует объяснений. Олли фБ: Я жив и здоров. Ромео Коста: Немного разочаровывает, но все в порядке. Зак Сан: Ты ближе к тому, чтобы использовать ту яхту, на которую мы с Ромео поспорили? Олли фБ: На самом деле, да. И вы можете забрать этот кусок хлама. Я построю новую и назову ее «Брайар». Ромео Коста: Это самый дорогой призыв о помощи, который я когда-либо слышал. Зак Сан: Не будь так уверен. Фэрроу сказала, что он купил ей дом в Нью-Йорке для их первого свидания. Ромео Коста: Ты меня обманываешь. Олли фБ: Расслабься, это в Бруклине. Олли фБ: Попутное замечание: женщины говорят друг с другом обо ВСЕМ? Ромео Коста: ДА. Зак Сан: ДА. Олли фБ: Как вы выживаете в этой штуке под названием брак? Ромео Коста: Алкоголь. Зак Сан: И утешительное знание, что они того стоят. Зак Сан: Ну, может, не Даллас. Она каждый месяц выставляет счет на 500 тысяч долларов за покупки. Ромео Коста: ОСТАВЬ МОЮ ЖЕНУ В ПОКОЕ. Зак Сан: С радостью. 73 Оливер Следующие восемь недель пролетели как в тумане: оргазмы, прогулки по берегу озера, вечера в кино и свидания в вегетарианских ресторанах (эй, не все всегда идеально). Но это не имело значения. Мы слились в чертовом блаженстве. Мы с Брайар не говорили о будущем. По негласному соглашению мы отнесли его к категории радиоактивных. Нестабильная перспектива, которую никто из нас не хотел рассматривать. Она не хотела - и не должна была - отказываться от своей голливудской карьеры ради меня, а я не мог - и не хотел - оставлять Себастьяна здесь одного. — Ты идиот, — заявил Илай перед моей встречей с двумя членами совета директоров. Для прославленного ассистента у него был неплохой язык. — Они возненавидят тебя, как только ты поведешь их к пруду, а потом поймут, что ты осушил его, потому что в него упала та цыпочка. — Эта цыпочка - моя невеста. — То объявление в New York Times было настоящим? Я думал, что кто-то тебя разыграл. — Единственный розыгрыш здесь - это тот, который мой отец разыграл со мной, когда нанял тебя. — Я похлопал его по щеке, когда уходил. Солнце грело мне шею, пока я шел к тому месту, где меня ждали Джон и Эдвард. Я присвистнул, кивнув им, когда подошел. За время двухмесячного пребывания в Дубае они успели загореть. Ну, Эдвард загорел. Джон просто покраснел. Джон похлопал меня по плечу. — Ты хорошо выглядишь. — Правда? — Я поднял бровь и начал спускаться по тропинке к действительно пустому пруду. Из зияющей дыры прорастали клочья уродливой грязи и сорняков. — Так и есть. — Эдвард обогнул меня с другой стороны. — Менее уставший. — Хм. — Я кивнул, впервые осознав, что, несмотря на мои ночные загулы с Брайар, за последние несколько недель я спал больше, чем за последние пятнадцать лет. Когда тебе в последний раз снился кошмар? Мы втроем шли по изрытой яме размером с кратер, пока я пытался выторговать себе выход из гребаного лыжного парка, который должен был открыться посреди нашего дубайского курорта, пока Брайар не отхватила мне яйца за то, что я разрушал планету. Джон и Эдвард начали переговариваться между собой, обсуждая акционеров и рыночную траекторию. Но в основном, как я понял, они ненавидели тот факт, что посвятили два месяца своей жизни проекту, который я хотел списать в утиль. Джон, которому было около двухсот лет, с каждым шагом втыкал свою трость в землю. — Мы видим, куда дует ветер, и в Дубае есть большой интерес к подобным площадкам. — Да, мне все равно, — признался я, устремив взгляд на кого-то, сидящего в гольф-каре. — Тебя не будет здесь, когда этот мир рухнет. Ты же не против нагадить на него. — Тебя тоже не будет, сынок. — Эдвард, шестидесяти с лишним лет, лис из частного капитала, усмехнулся. — Ты не так уж молод. — Ты прав. — Я попятился, осознав, что у женщины на гольф-каре белоснежные волосы, а не клубнично-блондинистые. Не то чтобы я уже не знал, что Брайар сейчас на встрече с Даллас. — Но мои дети будут. С каких это пор ты заботишься о своих детях, которых еще даже не существует? С тех пор, как мысль о них стала реальностью. Боже, у меня все было плохо. Мне нужно было как можно скорее собраться с мыслями. — При всем уважении, если ты не будешь гадить по всей планете, это сделает кто-то другой. Все дело в деньгах. — Эдвард фыркнул. — Не пытайся быть монашкой в борделе. Мы направились к парковке. Я знал, что не смогу воззвать к их совести, потому что у них ее нет, поэтому решил замять этот разговор. — Это правда, что я не могу контролировать поступки других людей. — Я остановился возле их Maserati и Ferrari. — Но я могу контролировать свои собственные, и я решил не опускаться до поведения жадного нефтяника. Так что нет, не будет лыжного курорта в месте, где обычно 100 градусов. Конец дискуссии. — А с отцом ты все прояснил? — Джон сжал в кулаке брелок для ключей. — В его времена он бы не отказался от хорошей сделки только потому, что у него были эти досадные вещи, называемые чувствами. — Я принимаю ответственное решение, — пробурчал я. Отец об этом не знал. Но он узнает. Скоро. Я не мог скрывать это от него. — А моего отца больше нет, так что это не имеет значения. Эдвард покачал головой, как будто я был не в себе. — Что с тобой случилось? — Любовь. — Я усмехнулся, передавая их в желанные руки их бензиновых машин. — Моя вернулась ко мне, и я никогда ее не отпущу. 74 Оливер Брайар не знала, что я отменил поездки на горнолыжные курорты в Дубае и Палм-Спрингс. А поскольку лоботомия и впрямь произвела дикие вещи с моим мозгом, я бросил работу раньше и поспешил вернуться, чтобы сказать ей. Она уже должна была вернуться со встречи с Даллас - что бы это ни было - и, надеюсь, ждала меня в спальне в одном лишь праздничном костюме. От воображаемого образа Брайар, гладящей меня по голове, словно родитель, наклеивающий золотую звездочку на тетрадь своего ребенка, у меня участился пульс. Он бился так сильно, что я чувствовал его на шее. Чем быстрее я ехал, тем более нелепым казалось мне все это испытание. Не то чтобы я провел детство, изголодавшись по ласке. Мама хвалила меня за сам факт существования, что, если вдуматься, было полным самодовольством. И у отца были свои способы показать свою гордость за меня и Себа. Но я хотел этого от нее. От моей девочки. Я хотел слышать ее похвалы, видеть ее улыбку и греться в лучах ее одобрения. Подайте на меня в суд, мать твою. Машина едва успела затормозить, как я с грохотом выскочил из нее и направился в нашу спальню, которую мы делили с тех пор, как уехали из Нью-Йорка. (Я очень надеялся, что она будет ждать меня голой на нашей кровати). Увы, не повезло. Я попетлял по своему кабинету, библиотеке и двум гостевым комнатам наверху. Все пусто. Я достал телефон и отправил Даллас сообщение, зная, что Брайар не умеет отвечать - и вообще пользоваться технологиями. Она всегда была старушкой, запертой в молодом теле. Олли фБ: Где моя невеста? Даллас Коста: Я ее съела. Извини. Олли фБ: Шутки не должны быть такими реалистичными. Даллас Коста: Она ушла от меня полчаса назад. С ней все в порядке? Олли фБ: Уверен, что ничего страшного. Я переключился на приложение безопасности и передвинул таймер на тридцать минут назад. Обычно я не пользовался им, в основном потому, что брат не оставил бы мне отвратительных записей, делая бог знает что на берегу озера. Наружные камеры подтвердили, что она, несомненно, проникла в дом, но я обыскал все вокруг. Так что, если только она не выпрыгнула через одно из окон - что маловероятно, дом-то высокий, мать его, - она должна быть еще здесь. Но где? Кровь застыла, превратившись в сосульки в моих венах. Нет. Ни за что, блядь. Она не могла. Но, конечно, она бы сделала это. Она не была Брайар Роуз. Она была Брайар. И Брайар была совсем не похожа на ту девушку, которую я когда-то оставил. Она была дикой бунтаркой и не любила, когда ей указывали, что делать. Я бросился к первым детским воротам южного крыла, сердце замирало в горле. Если бы я не остановился, чтобы перевести дыхание, то неистовый топот привел бы к сердечному приступу. Это не должно было меня пугать. Себ не причинит ей вреда. Он знал, что я уничтожу его, если он это сделает. И все же у меня дрожали колени, когда я, как будто моя задница горела, бросился ко вторым детским воротам. Я чуть не вырвал ее из стены, пытаясь открыть. Я углубился в крыло Себастьяна, не доходя до поворота в его гостиную. И тут я услышал его. Смех. Не просто смех. Смех Себастьяна. Звук настолько редкий, настолько прекрасный, настолько чертовски чуждый моим собственным ушам, что я сразу же подумал, что мне это привиделось. Я остановился на полшага, тяжело дыша и пытаясь прислушаться. — ... Я бы буквально изменила своей диете ради этого, — поддразнила Брайар, вызвав у Себастьяна новый приступ смеха. — Это до или после передозировки бригадейро? ( прим. бразильский десерт). — Ни то, ни другое. — Брайар вздохнула. — Я не могу обманывать то, чего не существует. Диеты - враг человечества. Я всегда буду выбирать углеводы. Они - моя единственная настоящая любовь. Я чуть не захлебнулся слюной, разрываясь между парящим, неконтролируемым счастьем от того, что им весело вместе, и парящей, неконтролируемой ревностью к гребаной группе продуктов. Если отбросить углеводную зависимость Брайар, Себастьяну было весело. Впервые. За пятнадцать лет. Вообще-то, может, и не впервые. Насколько я знал, это могло начаться в тот день, когда она вошла в мой дом. Судя по тому, как они общались, это была не первая их встреча. Как я мог быть настолько слеп к этому? Должно быть, они были хитрыми. Специально скрывали это от меня. Несомненно, это идея Себа. Наверное, он думал, что я утащу его в 180-дневный кругосветный круиз, и он был прав. Я уже делал мысленную пометку, что надо всем позвонить. Терапевту, врачам, в туристическое агентство. Святое дерьмо. СВЯТОЕ ДЕРЬМО. Мой брат может снова жить. Я попытался взять себя в руки. Я знал, что он ненавидит, когда я так себя веду - радуюсь за него, назойлив, слишком настойчив, чтобы позволить ему принимать собственные решения. Успокойся, блядь, или ты все испортишь, чувак. Я уперся плечом в стену, закрывающую меня от посторонних глаз, и продолжил подслушивать, не испытывая ни капли стыда. Кайф, гудевший внутри меня, смыл все это. В воздухе витали запахи пиццы и пива. На заднем плане из объемного звука доносился характерный вой Питера Гриффина. Гриффины. Легенды. — Не знаю, как ты ешь всю эту дрянь и остаешься таким стройным. — Брайар застонала, ее рот явно был набит пиццей. — Я занимаюсь по пять часов в день. Времени на сжигание, как видишь, предостаточно. Они продолжали есть в молчании, а я сполз на пол, наслаждаясь звуками счастливых брата и невесты. — Итак... — Себ сделал паузу, чтобы проглотить свой кусок. — Что-нибудь слышно от твоих предков с тех пор, как это было в последний раз? С прошлого раза? Был последний раз, а она мне не сказала? Ревность подкатила к моему горлу, схватив меня в удушающий захват. Между ними был целый язык, секреты и разговоры, в которые я не вникал. Но радость взяла верх. Впервые за много лет Себастьян добился успеха. Он принял кого-то, наслаждался его обществом и общался с ним. — Нет. Полагаю, я успешно передала сообщение о том, что хочу видеть их в своей жизни чуть меньше, чем Мрачного Жнеца. — Не будь так сурова. Я уверен, что у Мрачного Жнеца есть искупительные качества. Еще смех. Больше пиццы. Больше Гриффинов. Я любил своего брата. Правда любил. Ради него я отложил всю свою гребаную жизнь, и я бы сделал это снова в одно мгновение. Но мне не нравилось, что он попросил ее держать их тусовки в секрете - и я не сомневался, что приказ исходил от него. Этот ублюдок был рожден, чтобы выводить меня из себя. Как только часы приблизились к шести - времени, когда я обычно возвращался домой, - я вышел из крыла Себастьяна, в горле у меня пульсировало. Мне хотелось разорвать что-нибудь в клочья. Выплеснуть на кого-то свой гнев. И заплакать от облегчения. Себастьян был способен на счастье. Он был способен снова стать человеком. Ему просто нужен был кто-то, кто вытащил бы его из скорлупы. Слишком много эмоций бурлило у меня в животе. Как только ноги ступили на ковер в кабинете, я навалился на мусорное ведро и задыхался. Ничего не выходило. Я опустился на задницу и свесил голову, издав дикий рык. Любовь всей моей жизни лечила моего брата. Но у нее были цели, работа и жизнь в Лос-Анджелесе. Если она уедет... Я ударил кулаком по столу, расколов тяжелое дерево и раскрошив костяшки пальцев. На этот раз она никуда не уйдет. 75 Брайар Даллас Коста: Я до сих пор не могу поверить, что ОН КУПИЛ ЦЕЛЫЙ ДОМ ДЛЯ ВАШЕГО ПЕРВОГО СВИДАНИЯ. Брайар Ауэр: Ха, я действительно выложилась все эти годы назад в обмен на несколько торопливых выпивок. Брайар Ауэр: Но он как-то оформил мою идеальную детскую комнату, которая так и не состоялась. Приятный штрих, как ни крути. Фэрроу Баллантайн-Сан: Боюсь, при таких обстоятельствах даже я бы сдалась. Даллас Коста: СДАЛАСЬ??? Даллас Коста: Я бы посвятила свою жизнь тому, чтобы стать его личным оригами. Фэрроу Баллантайн-Сан: @БрайарАуэр, что ты собираешься делать, когда придет время возвращаться в Лос-Анджелес на работу? Даллас Коста: Да. Я знаю, ты сказала, что расторгла контракт с актрисой, но тебе все равно придется работать с ее второй звездой. Брайар Ауэр: Я поеду домой. Я должна. Я не могу снова посвятить свою жизнь Оливеру. Брайар Ауэр: Может быть, мы сможем работать на расстоянии. Даллас Коста: В прошлый раз не получилось. Фэрроу Баллантайн-Сан: Я почти совсем не знаю Оливера, и даже я знаю, что он - парень «все или ничего». Брайар Ауэр: Тогда, возможно, ему придется довольствоваться малым. Брайар Ауэр: Потому что я не смогу снова отдать себя кому-то другому. 76 Оливер — Святые угодники. Не могу поверить, что скоро снова увижу Феликса и Агнес. Брайар отстегнулась от пассажирского сиденья, стягивая платье. Она могла стягивать его сколько угодно, но я все равно знал, что моя сперма стекает по ее внутренней стороне бедра под трусиками. — Следи за своим языком рядом с ними. — Я выскользнул с водительского сиденья и обогнул машину, чтобы открыть ее дверь. — Они все такие же заносчивые, как и раньше. Она приняла мою руку, с ухмылкой разминая свои длинные конечности. — Ты просишь меня вести себя прилично? — Только на этот раз. — Я прижался к ее губам быстрым поцелуем. — И только с ними. В любое другое время я хочу нефильтрованную версию. Сцепив руки, мы подошли к парадной двери особняка моих родителей в Оксфорде на берегу моря. Это чудовище площадью 25 000 квадратных футов располагалось на 11 акрах пышной зеленой земли. После того как произошел несчастный случай, они уединились здесь, надеясь заманить Себастьяна обратно уединением. Пока не поняли, что не могут встретиться с ним взглядом. Брайар загрохотала каблуками по гравию, когда мы поднимались по ступенькам крыльца. — У меня плохое предчувствие. — Плохое предчувствие? Они влюблены в тебя. — И, судя по всему, я тоже. — Они умирают от желания увидеть тебя снова с тех пор, как о тебе написали в New York Times. Единственная причина, по которой этого еще не произошло, - я не хотел делить тебя с кем-то еще. — А теперь? Устал от меня? — Никогда. — Я крепче сжал ее руку. — Просто я стал лучше притворяться, что моя одержимость тобой под контролем, чтобы не попасть в больницу. Я решил не говорить Брайар и Себастьяну о том, что они скрывают от меня свою дружбу. Я не хотел стоять у них на пути. Очевидно, их взаимодействие работало. Я скорее отрублю себе яичко, чем помешаю прогрессу моего брата. Дверной звонок раздался в стороне, но я проигнорировал его, распахнул двери и вошел внутрь. По обеим сторонам мраморного подъезда тянулись изогнутые лестницы. Из гостиной в фойе доносились тихие голоса. Звенели бокалы. Звенел смех. Шепот переплетался, явно принадлежащий не только маме и папе. Брайар перевела взгляд на меня, и кожа между ее бровями сжалась. — Я не знала, что у твоих родителей гости. — Для меня это тоже новость. — Я положил руку ей на плечо. — Не волнуйся. Мы уйдем раньше, если тебе не будет весело. Ее губы скривились в гримасе, но она все равно кивнула. Я почти понес ее обратно к машине, но едва удержался, зная, что она сделает что-то радикальное, например откажется от секса, если я заставлю ее потерять лицо перед моими родителями. Взявшись за руки, мы вальсировали к источнику смеха, остановившись прямо перед порогом гостиной. Двое гостей расположились в креслах рядом с моими родителями, держа в руках фужеры с шампанским и закуски. Брайар прикрыла рот рукой, подавляя вздох. Пара повернулась, чтобы посмотреть на нас, и широко улыбнулась, не обращая внимания на окружающих. Джейсон и Филомена Ауэр. Филомена встала первой. — Ну, здравствуй, дорогая дочь. 77 Брайар Они устроили мне засаду. Конечно, они это сделали. Уважение к моим границам требовало признания их существования, а это требовало признания моего существования, что они, похоже, делали только тогда, когда им что-то от меня было нужно. Если же они хотели получить от меня повышение, то не получали его. У Брайар Роуз подкосились бы колени. А вот у меня нет. Я задрала подбородок и посмотрела на Джейсона, когда он встал рядом с Филоменой. В то время как Феликс и Агнес состарились с изяществом, время не было добрым к моим так называемым родителям. Дорожки морщин образовали на лице Джейсона обветренную карту. В его волосах, когда-то темных, появились серебристые полосы. Глаза Филомены, холодные и расчетливые, как всегда, выглядывали из-под опущенных век, оценивая близость между мной и Оливером. — Дорогая. — Филомена пришла в себя первой, подошла ко мне и обняла за плечи. — Мы слишком давно не виделись. — От нее пахло отчаянием и Chanel No.5, ароматом, который я когда-то жаждала, но теперь с трудом переношу. — Забавно, как это работает. — Я держала руки по бокам, отступая от ее объятий, стараясь, чтобы мой голос был слишком низким, чтобы родители Олли могли его услышать. — Кто бы мог подумать, что отказ от ребенка будет означать отказ от ребенка? Революционно, правда? Филомена восприняла мои слова спокойно, вернувшись на свое место с поддельной дизайнерской сумочкой, прижатой к груди, как щит. — Я так рада тебя видеть, Брайар Роуз. Джейсон похлопал меня по плечу, как будто я была старым другом по гольфу. — Дорогая, ты хорошо выглядишь. — Хм. Ты плохо постарел. — Я насмешливо нахмурилась, больше не боясь его безжалостного взгляда и острого языка. — Если не ввязываться в судебные тяжбы и банкротства, это чудесно сказывается на коже. Тебе стоит попробовать. — Прости, дорогая. — Агнес фон Бисмарк поднялась с грацией опытной королевы и обняла меня. — Когда Ауэры позвонили и сказали, что хотят удивить тебя мини-вечеринкой в честь помолвки, мы просто не могли им отказать. — Она отстранилась, чтобы коснуться кончика моего носа. — Ты становишься все прекраснее и прекраснее с каждым разом, как только я тебя вижу, мой Любимый Жучок. Она называла меня так после того, как услышала прозвище Оливера. Я сидела у нее на кухне, пока она просматривала художественные каталоги, рассказывая мне историю каждого предмета, который она собирала, и думала, так ли это - быть любимой матерью. Как будто тебя окутывает тихое, нерушимое обещание. Оливер поцеловал ее в щеку, его пальцы все еще переплетались с моими. — И какой же это сюрприз, мама. Меня осенило, что с тех пор, как мы приехали, он ни разу не отпустил меня. Словно якорь, он держал меня на ногах. Мне это было не нужно, но я все равно ценила это. Меня потрясло то, что я не заикалась. Не плакала, не умоляла, не унывала. Я повзрослела. Я нашла в себе достоинства и смирилась с тем, что неприятие родителей ничего не значит. Феликс шел позади своей жены, заключив меня в медвежьи объятия, и Оливеру пришлось неохотно отпустить меня. — Брайар Роуз, очень приятно наконец-то снова встретиться с тобой. — О, теперь это просто Брайар. — Филомена задумчиво посмотрела в свой фужер с шампанским. — Она сменила имя. Как нагло эта женщина притворялась, что знает обо мне что-то. Что ей не все равно. Я бы рассмеялась, но я не хотела, чтобы Феликс и Агнес думали обо мне плохо. Я отстранилась от Феликса, изучая его лицо. В то время как его жена сохранила молодость, ее волосы были желтыми, как солнце, глазницы Феликса превратились в два темных кратера. Его рот был постоянно закрыт, как будто он проводил большую часть времени в депрессии. Все встало на свои места. Этому человеку - все еще скорбящему о потере сына - больше не место в зале заседаний совета директоров. Неудивительно, что он ушел с поста генерального директора раньше, чем планировал. Но с репутацией Оливера он не мог официально уйти на пенсию. Не раньше, чем Олли получит заслуженное уважение. И Оливер, стремясь искупить свой грех, сам взвалил на себя всю ответственность. За компанию. Здоровье Себастьяна. В этом был смысл. Мне это не нравилось, но я это понимала. Некоторые люди несут груз своих ошибок дольше, чем их об этом просят. — Брайар. — Феликс улыбнулся, почти застенчиво. — Прости. Я не в курсе. В последнее время был сам не свой. — Все в порядке. — Я сжала его руку, глядя между ним и Агнес - и только между ним и Агнес. — Я так рада снова видеть вас двоих. — Милая. — Филомена положила руку мне на плечо. — Нам нужно обсудить рассадку гостей. Ты думаешь о чем-то большом или маленьком? Наверное, большое. У нас с папой много друзей... Мне потребовалось все, что было в моих силах, чтобы не отшатнуться. Не потому, что она напугала меня, а потому, что эта женщина впилась своими акриловыми когтями глубоко в мою кожу. Она оттолкнула меня от Агнес и Феликса. Олли проследил за нашими движениями, сузив глаза до того места, где ее ногти оставили небольшие вмятины на моем кардигане. Я покачала головой, давая ему понять, что разберусь с этим сама. Как только мы отделились от группы, я отвела плечо от женщины, которая меня родила, и скрестила руки. — Мама . — Я выплеснула сарказм, отказываясь подыгрывать ей. — Никто не говорил, что тебя пригласят, тем более твоих друзей. — Пожалуйста, Брайар. — Филомена отбросила пошлость с неприятным фырканьем, но ее голос оставался низким на случай, если кто-то окажется в поле зрения. — Прекрати этот фарс. Ты наша дочь. — Может быть, твоя. Даже это можно обсуждать. — Я остановилась в коридоре, недалеко от столовой. — А вот Джейсона - нет. Кровь отхлынула от ее лица. Неподалеку дюжина серверов суетилась над расстановкой столов, переставляя изящный фарфор, тюльпаны и свечи, не обращая внимания на приближающийся сердечный приступ Филомены. Агнес, Феликс, Оливер и Джейсон присоединились к нам, ввалившись в зал. — Закуски почти поданы. — Агнес заняла место во главе стола, напротив своего мужа. — Пожалуйста, присоединяйтесь к нам внутри. Мы с Филоменой остались в коридоре, кивая с фальшивыми улыбками на лицах. Мы подождали, пока все соберутся в столовой, после чего она вернула свое внимание ко мне. — О чем ты говоришь? — прошипела она, обнажив зубы. — Я слышала тебя той ночью на балу. — Я сложила руки. — Твой разговор с Купером. Джейсон мне не отец. — Он - отец во всех смыслах. Он дал тебе все. Всегда относился к тебе так, будто ты его... — Так ли это? Если это все, на что он способен как отец, я рада, что была единственным ребенком. — Да что с тобой такое? — Слезы застеклили ей глаза. Она никогда бы не позволила им упасть. Испортить идеальный макияж ради меня было ниже ее достоинства. — Мы оплачивали твою жизнь, пока тебе не исполнилось восемнадцать. — Ты бросила меня, как горячую картофелину, как только я отпраздновала свой день рождения, — возразила я. — И не все дело в деньгах. Ты буквально бросила меня в Швейцарии и уехала. — Это была солидная школа. — Ты ни разу не позвонила. — Да, но ты достаточно звонила для нас обоих. Я в раздражении покачала головой. — Ты не приглашена на свадьбу. — Давай не будем спешить. — Она подняла руки вверх в знак капитуляции. — Мы совершили ошибку. Но мы хотели бы возобновить отношения. Как мы можем это сделать? — Вы не можете. — Как будто я позволяла им окунуться в мир Оливера - его богатство, его статус, его родители. Все, что сопутствовало этой фальшивой свадьбе. — Но было бы неплохо, если бы ты сказала мне, кто такой Купер и где я могу его найти. Не то чтобы я хотела. Но мне нравилось, что у меня есть такая возможность. Филомена откинулась на пятки, поглаживая внутреннюю сторону щеки. — Сейчас не до разговоров. Я откинула голову назад и рассмеялась. Должно быть, это выглядело так, будто мы обмениваемся любезностями. — Ты не имеешь права решать, где и когда мне с тобой разговаривать. Я больше не ребенок. Мне не нужно спрашивать разрешения, чтобы затронуть ту или иную тему. Либо ответь мне, и я подумаю о том, чтобы пригласить тебя на свою свадьбу, либо не отвечай и терпи последствия. Я была женщиной слова. Конечно, я бы пригласила ее, если бы она призналась. И посажу ее за стол с бухгалтерами Оливера, подальше от нас. Хуже того, я посажу их в пару с Даллас и Фэрроу, которые, как я знала, будут дразнить их до беспамятства. Филомена открыла рот, несомненно, готовая к язвительному ответу, но тут из столовой высунулся Оливер. — Дорогая? — Он протянул мне свою ладонь. — Мой отец хотел бы произнести тост, и, честно говоря, я слишком скучаю по тебе, чтобы делить тебя со Злой Ведьмой Запада. Филомена вздохнула, но не стала ему противостоять. Он был выше ее по положению. Ей нужно было как-то вернуть его расположение. Я улыбнулась своему фальшивому жениху и приняла его руку. — Конечно. Впервые в жизни я оставила свою мать позади, а не наоборот. 78 Брайар — Удалось ли тебе расплатиться со всеми, кто подал на тебя в суд? Вопрос исходил от Феликса, который все еще хмурился, нарезая кровавое филе-миньон на своей тарелке. Я подавилась жареным тофу - спасибо Олли, который заранее предусмотрел мои ограничения в еде, - и перевела взгляд с Джейсона на Феликса. Джейсон кашлянул в салфетку, явно чувствуя себя неловко. — Почти. — Он потянулся к своему стакану с водой, чтобы сделать большой глоток. — Это определенно подкосило меня. Ты же знаешь, как это бывает. — Вряд ли. — Я положила подбородок на узловатые пальцы. — Феликс - законный бизнесмен, а не жулик. — Господи Иисусе, Брайар. — Филомена потрясенно зазвенела посудой. — Это же твой отец, о котором ты говоришь. — Я уже говорила тебе. — Я откинулась на спинку стула, накручивая лапшу на вилку и ухмыляясь. — Он мне не отец. Джейсон выронил стакан с водой, его рот раскрылся. Его взгляд метался от меня к матери, полный безмолвного обвинения. Феликс и Агнес обменялись взглядами. Неужели я только что сделала этот вечер очень неловким для всех? Безусловно. Но им придется смириться. Хотя мне хотелось сохранить лицо перед фон Бисмарками, Ауэры не заслуживали никакой доброй воли. Я хотела, чтобы весь мир узнал об их грехах. После сегодняшнего вечера они никогда не смогут использовать фон Бисмарков в своих интересах. — Я понятия не имею... — начала Филомена, готовая отрицать все сквозь зубы. — Пожалуйста, Филли, перестань. — Оливер гоготнул рядом со мной, схватившись за живот. — Я был там, когда ты пробралась на конюшню со своим дружком, Купером. Мы с Брайар оба слышали тебя. Себастьян тоже слышал. При упоминании брата Феликс вздрогнул. Агнес вздохнула, так тихо, что я почти не уловила этого. Я не могла представить, как больно Олли верить в то, что он привел свою семью к такой трагедии. — Пришло время признаться и дать Брайар понять, кто ее отец, — продолжил Оливер, махнув рукой в сторону Джейсона. — Потому что это точно не этот парень. — Оливер. — Агнес покачала головой, похлопав по уголкам губ тканевой салфеткой. — Это очень некрасиво. — Да, как и то, как они обращались с Брайар все эти годы. — Это уже переходит все границы. — Джейсон вскочил, покраснев как помидор. — Поднимать эту тему в общественном месте... Теперь и я вскочила, сжав кулаки и положив их на стол. — Я бы обсудила это с глазу на глаз, если бы вы хоть раз ответили на свой чертов телефон. Агнес прижала руку к груди, а затем поднесла ее тыльную сторону к виску. — О, Боже. Она скоро упадет в обморок, если ситуация обострится. Для людей, родивших двух полноценных мыльных оперных наркоманов, фон Бисмарки ненавидели драму. Я не готовилась к засаде, но теперь, когда мне представилась редкая возможность присутствия Филомены и Джейсона, было бы глупо упускать этот шанс. Мне нужны были ответы. Отчаянно. — Брайар, это нелепо. — Филомена обмахивала Агнес одной из крошечных визиток Джейсона. — Я не знаю, что ты думаешь, что слышала... — Я могу просто нанять частного детектива, — оборвала я ее ложь, зная, что Оливер не станет меня прикрывать. — Вообще-то, целую стаю. Теперь я точно могу себе это позволить. Так что либо правда в уединении этого дома, либо я выйду на публику. Может, ты и разорилась, но тебе все еще достаточно дорого твое имя, чтобы не вымазать его в грязи. Филомена и Джейсон обменялись взглядами и скрылись в гостиной, чтобы обсудить свое решение наедине. Агнес и Феликс опустились в кресла. Он зарылся лицом в свои руки. — Мне... мне так жаль. — Пальцы Агнес дрогнули и коснулись ее жемчужного ожерелья. — Я не знала, что ты и твои родители в таком плохом состоянии, Брайар. Это должен был быть приятный сюрприз. — Один из двух, это точно. — Я отпила вина. — Но я не злюсь на вас. Ни на кого из вас двоих. На самом деле, мне жаль, что я устроила сцену. Я просто не знала, когда еще у меня будет возможность столкнуться с Джейсоном и Филоменой. Мне также не нравится мысль о том, что они пытаются воспользоваться вашей доброй волей. — Знаешь, у меня всегда было предчувствие. — Феликс помассировал виски. — Ты очень отличаешься от них обоих. — Милая. — Агнес похлопала меня по руке и этим простым жестом разрушила мою браваду, как тонкую веточку. — Я хочу, чтобы ты знала: независимо от твоих отношений с моим сыном, у тебя всегда есть плечо, на котором можно поплакать. Ты всегда можешь обратиться ко мне по любому поводу. Ее лицо исказилось от сожаления, когда она заметила мои слезы. Они падали с моих ресниц на щеки, разбрызгиваясь. Иногда я сидела в кафе, которое не могла себе позволить, наблюдала за общением семей вокруг и думала, каково это - испытывать нечто подобное. Похлопывание по руке. Так просто. Такое маленькое. И все же... все. Мельчайшие жесты всегда остаются в памяти дольше всего. Когда-то я хотела, чтобы мама прикасалась ко мне именно так. — О, дорогая. — Она крепче сжала мою руку и провела большим пальцем по изгибу, совершенно не понимая, как этот жест меня расстроил. — Я не хотела расстраивать тебя еще больше. Я противостояла матери, не пошевелив и глазом. Они не довели меня до слез. А вот фон Бисмарки - все они - довели. Больше всего на свете я хотела стать частью этой семьи, настоящей семьи. Эта мысль заставила меня вздрогнуть. — Вы не расстраиваете. — Я отмахнулась от этой мысли, быстро вытирая слезы тыльной стороной свободной руки. — Я благодарна, что снова увидела вас. Я скучала по вам. — Я тоже по тебе скучала. Оливер обнял меня за плечи. — Не то чтобы это было соревнованием, но больше всего я скучал по Брайар. Его слова нарушили тяжесть разговора. Я прижалась к нему, когда Филомена и Джейсон вернулись, их щеки раскраснелись. Они оба тяжело дышали, как будто только что сильно поссорились. Джейсон сидел первым и улыбался, как будто ничего не произошло. — На чем мы остановились? — На моем биологическом отце, — напомнил я ему. — И на его личности, которой твоя жена отказывается со мной делиться. — Мне очень жаль, Брайар. Здесь нечего раскрывать. — Филомена заняла свое место рядом с Джейсоном, преследуемая собственными нервами. — Вы оба, должно быть, ослышались. Возможно, это была даже не я. Джейсон - твой отец. Это мой последний ответ для тебя. Оливер провел языком по верхним зубам, явно готовый взорваться от гнева. — Очень хорошо. — Он бросил салфетку на свою тарелку. — Если ты так хочешь играть, я буду подчиняться твоим поганым правилам. — Оливер, — хныкнула Агнес. Он проигнорировал ее. — Мы найдем биологического отца Брайар. И в отличие от вас, он может быть даже приглашен на свадьбу. А теперь, милая. — Он встал, протягивая мне руку. — Ты готова идти домой? — Да. — Я последовала его примеру, бросив родителям последнюю улыбку по пути к выходу. — Наслаждайтесь изысканными блюдами. Кто знает? Возможно, этот ужин станет для вас последним. 79 Оливер Ее фасад продержался две секунды. Мы дошли до конца коридора, когда Брайар уткнулась мне в бок. Я подхватил ее на руки, отнес в машину и уложил на сиденье под курткой, пристегнув ремнем безопасности. Она заскрипела зубами, пока я ехал по подъездной дорожке и проезжал через одиннадцать гребаных акров травы. Я прибавил жару, несмотря на пот, выступивший на висках. Брайар подтянула ноги к груди и обхватила руками колени, все еще укутанные моей курткой. — Я даже не знаю, хочу ли я его найти. — Все в порядке, Обнимашка. Я просто сказал это, чтобы их позлить. Как и ты. — Не могу поверить, что они там появились. — Она положила голову на колени, наклонив ее ко мне лицом. — Они связались с твоими родителями и притворились, что мы все еще общаемся. Очевидно, они хотели использовать тебя, чтобы вернуть дружбу твоих родителей. — Я очень сомневаюсь, что они смогут разжечь то, что было облито ледяной водой. — Я переложил левую руку на руль и протянул ей правую, когда она потянулась за ней. — Во-первых, они никогда не были друзьями. Отец с самого начала ненавидел Джейсона, но они были милыми, потому что я был чертовски одержим тобой. А во-вторых, мои родители были довольно отстранены от серьезных обвинений в адрес Джейсона. Думаю, они пригласили его сегодня только для того, чтобы успокоить тебя. Ее указательный палец начал рисовать невидимые узоры на внутренней стороне моей ладони, вибрируя вместе с ее стоном. — Миссия провалилась. — Моя мама никогда не простит себя. — Это не ее вина. Я позвоню ей завтра и скажу, что ценю все, что она для меня сделала. — Можешь, но она все равно не простит себя. — Так же, как ты никогда не простишь себе Себастьяна? Она переплела наши пальцы, положив их на центральную консоль. Я сопротивлялся желанию закрыть глаза и утонуть в этом ощущении нас обоих, связанных друг с другом. Я покачал головой. — Все по-другому. — Не должно быть, — прошептала она. — Ты ведь знаешь, что он живет в южном крыле, не так ли? — Я проболтался. Я пообещал себе, что не скажу им, что я их раскусил, но мне также не хотелось, чтобы Брайар думала, что у меня есть от нее секреты. — Я знаю. И я обожаю тебя за это. Ты хороший старший брат, Олли. Я крепче сжал руль. — Если бы только Себ согласился. — Он согласен. — Она сжала мою руку. — Просто он еще не знает об этом. 80 Оливер Зак Сан: Есть ли причина, по которой мне прислали приглашение в... где бы это ни было? Олли фБ: Науру. Ромео Коста: По сути, в Австралию. Олли фБ: Хорошо, Колумбус. Зак Сан: Не тот континент, но я допускаю, что ты хотя бы знаешь, как пишется его имя. Олли фБ: Сохрани дату. Ромео Коста: Я ТОЛЬКО ЧТО ВЫИГРАЛ ЯХТУ? Зак Сан: Давай не будем забегать вперед. Брайар все еще не пошла к алтарю, и, зная нашего мальчика, он может все испортить в любой момент. Ромео Коста: Пожалуйста, не облажайся. Любовь побеждает, одиночество - неизлечимая болезнь и т.д. Олли фБ: ? Ромео Коста: ТЕБЕ НУЖНА ЕБАНАЯ ЖЕНА, А МНЕ - ЕБАНАЯ ЯХТА, ЯСНО? Олли фБ: Иди купи себе яхту, раз уж ты так на нее запал. Зак Сан: С тем, как тратит его жена, будем надеяться, что он сможет позволить себе подписку на Disney+, не говоря уже о яхте. Ромео Коста: Это просто одни и те же шоу заново. Кроме того, у нас общий пароль с Таунсендами. Зак Сан: Такими темпами она заставит тебя перезаложить свою недвижимость. Ромео Коста: По крайней мере, я буду бедным и модным, в отличие от того, в чем я застал тебя сегодня утром. Зак Сан: Семислойный пиджак и браслет из ленты. Фэр впервые побывала в Balenciaga. Она была ошеломлена плавающими конечностями. Что мне оставалось делать? Моя жена подарила мне его. Ромео Коста: Я не знаю, каково это. Зак Сан: А разве Даллас не подарила тебе на Рождество шоколадную скульптуру? Ромео Коста: А потом она ее съела. Зак Сан: Главное - это мысль. Ромео Коста: Она доела ее еще до того, как мы закончили открывать подарки. Олли фБ: В любом случае, отложите дату. Зак Сан: А что, если Брайар откажется? Олли фБ: Ты здорово тешишь мое самолюбие, не так ли? Ромео Коста: Мы будем там. Олли фБ: Хорошо. Только без детей, пожалуйста. Ромео Коста: Тогда как, черт возьми, ты собираешься присутствовать? Олли фБ: Уморительно. Зак Сан: Так и было. Олли фБ: Я ненавижу вас обоих. 81 Оливер — Когда я получу свои гребаные конфеты? Себастьян подкрепил свою жалобу тем, что надвинул кепку на лоб. Он не переставал ворчать за своей маской с тех пор, как мы начали нашу прогулку по случайной улице округа Колумбия. Я продолжал насвистывать, делая вид, что не замечаю его вопроса, все еще чувствуя себя на вершине всего этого чертова мира. Наконец-то мне удалось вытащить его из дома на прием к пластическому хирургу. Конечно, чтобы уговорить его покинуть южное крыло, пришлось пойти на жесткие уговоры. А именно, несколько очень дефицитных шариков Butterfinger BBs. Удалось ли мне раздобыть пачку? Нет. Стал бы я ему сообщать? Ни в коем случае. Кто-то пронесся мимо на мотоцикле. Себ опустил подбородок, пока парень не обогнул угол, прижав пальцами солнцезащитные очки к щекам на случай, если они сползут. — Конфеты, Оливер. — Это не конфеты. Это совершенно новая раковина. — Я не стал скрывать бодрости, все еще глупо радуясь тому, что он вышел на улицу и дышит свежим воздухом, хотя он и напоминал чересчур замкнутую знаменитость, отчаянно пытающуюся избежать нового скандала. — Первоклассный ялик, который будет стоить дороже машины. Да, он тоже смог договориться о покупке. Себ пожал плечами. — То же самое дерьмо. С его наследством и фондом акций он мог позволить себе такую яхту сам. Он просто не мог согласиться на доставку. Для этого пришлось бы везти его к озеру, а для этого нужно было покинуть свое крыло. Я согласился все уладить, если он присоединится ко мне в этой однодневной поездке. Я засунул руки в передние карманы. — Знаешь, мы можем сделать это интересным. — О? — Себастьян последовал за мной в шикарный небоскреб. — Неужели мое перекошенное лицо и разрушенная жизнь недостаточно интересны для тебя? — Я имею в виду, мы можем повысить ставки, — простонал я. — Что ты имеешь в виду? Мы остановились перед лифтом. Вокруг нас толпились люди, и хотя я не мог видеть лицо Себастьяна, я чертовски хорошо знал, что он на взводе. Он не хотел, чтобы его видели даже мои родители, так что о встрече с совершенно незнакомыми людьми не могло быть и речи. — Миллион долларов, если ты выпьешь со мной кофе в ближайшем кафе, — предложил я. Себ фыркнул. — Без обид, но мне нужно больше денег, как Даггарам нужно больше детей ( прим . семья, в которой 19 детей). — Должно быть, ты чего-то хочешь. Себастьян сделал вид, что оживился. — Вернуть прежнее лицо? Этот человек каждый день просыпался с решимостью стать для меня двенадцатидюймовым членом. Мы втиснулись в лифт, Себ прижал подбородок к груди. Секретарша, чье лицо явно было хорошо знакомо с руками хирурга, пыталась с нами заигрывать. Я вежливо отпустил ее, а Себ даже не удостоил ее ухаживания ответом. Мы пришли на десять минут раньше, поэтому листали старые журналы в пустой комнате ожидания. Наконец медсестра пригласила нас в кабинет доктора Перри. Мужчине было не больше сорока, челюсть квадратнее, чем у чертовой коробки UPS, и свежие волосяные имплантаты. Он сцепил пальцы, переводя взгляд с одного на другого. — Чем я могу вам помочь? Себ жестом указал на меня. — Ты можешь заставить его перестать наезжать на меня по поводу исправления моего лица. Я проигнорировал язвительность Себа, заставив себя сдержанно усмехнуться. — Мой брат пострадал в аварии на лодке пятнадцать лет назад. Мы хотели узнать, есть ли способ восстановить прежнюю структуру его лица. — Ему было интересно. — Себ опустился в кресло, выгнув колено. — Не мне. Я прекрасно знаю, что от того, что здесь происходит, нет пути назад. — Он обвел взглядом свое лицо. Доктор Перри отстегнул очки из кармана своего белого халата и сдвинул их на щеки. — Вы можете снять шляпу, очки и маску? Я затаил дыхание, уверенный, что Себастьян откажет ему. Прошло мгновение напряженного молчания, прежде чем Себ сделал малейший кивок. Он снял сначала шляпу, затем очки, не торопясь. Он выдержал паузу еще несколько секунд. Я напряженно следил за тем, как он вдыхает воздух, набираясь смелости снять маску. Святое дерьмо. Он сделал это. Он показал свое лицо кому-то новому. Второму человеку менее чем за два месяца. Мне было все равно, что подумает Себ. Это был прогресс. Доктор Перри изучал лицо Себа, не отшатываясь и не морщась, несомненно, привыкший видеть множество травмированных пациентов. Я специально выбрал его за его опыт в области травматологии. Себастьян ерзал на своем месте, озираясь по сторонам, изо всех сил стараясь не замечать пары глаз, копающих дыры в его лице. Наконец он поднял голову и посмотрел на доктора. — Вам нужна фотография или что-то еще? — Да. — Доктор Перри жестом указал за дверь, в направлении комнаты-студии, которую мы миновали по пути сюда. — Со всех сторон. А еще я бы хотел увидеть, как вы делаете мимику, чтобы оценить диапазон ваших движений. Себастьян хмыкнул, но не отказался от своей просьбы. Мне показалось, что в глубине души он хотел этого. Хотел быть настолько близким к нормальной жизни, насколько это возможно. — Могу я спросить, мистер фон Бисмарк, почему вы решили повременить с реконструкцией лица и пересадкой кожи? — Доктор Перри сделал несколько записей, остановившись, чтобы посмотреть в лицо Себу. — Обычно чем раньше вы приступаете к этим процедурам, тем лучше. Я знал ответ на его вопрос. Себастьян сохранил свое лицо в том виде, в каком я его испортил, потому что хотел, чтобы у меня было постоянное напоминание о нанесенном мной ущербе. Но делиться этим было бы слишком неудобно, поэтому Себастьян пожал плечами. — У меня были дела поважнее. Я сосредоточился на физиотерапии и не хотел лежать в постели неделями напролет только для того, чтобы выглядеть на 0,01% менее отвратительно. Доктор Перри проигнорировал дерьмовое отношение моего брата. — Если вы хотите, чтобы я вам помог, придется несколько недель отдохнуть, пока ваше лицо будет заживать. Вероятно, нам предстоит четыре, а может, и пять операций, которые нужно будет провести в разное время. Себастьян ничего не ответил. Он просто смотрел на него снизу вверх. Доктор Перри приостановил печатание. — Скорее всего, мы возьмем кожу с ягодиц или внутренней поверхности бедра, чтобы восстановить щеку. Себ покрутил свою кепку на кончике указательного пальца. — Я буду выглядеть так, будто меня слепили из теста, как другие до и после? Я изо всех сил старался не подавиться слюной. Что за дерьмовые слова. Тем более что у так называемых «после», по крайней мере, хватало гребаного мужества взять себя в руки и двигаться дальше. Доктор Перри, однако, был опытным профессионалом, когда дело касалось мудаков. — Вы не будете выглядеть совсем как раньше, если вы об этом спрашиваете. Я оценил, что он не стал опекать Себастьяна. Некоторые врачи так поступали, а он их обходил стороной. — Я буду или не буду выглядеть как тесто, док? — Не уверен. — Доктор Перри не дрогнул от грубости Себастьяна. — Я не играл с тестом с тех пор, как был ребенком, и, к счастью, у меня нет детей. Тем не менее, я стал первопроходцем в технике, которая использует нарезанную кубиками хрящевую фасцию из донорских источников для восстановления структуры лица. В дополнение к донорской коже из вашего собственного тела я уверен, что смогу создать на вашем лице целостную текстуру. Вы быстро вернетесь на воду. Себастьян дернулся вперед. Инстинктивно я схватился за заднюю часть его рубашки, на случай если он бросится на доктора. Но он не бросился. Мы затаили дыхание и молча ждали, что сделает Себ. Доктор Перри заговорил снова, на этот раз тише: — Я знаю, кто вы, Себастьян фон Бисмарк. Знаю, кем вы были. Вы не сможете снова стать идеальным, но я могу приблизить вас к этому. Вы сможете стать своей собственной версией несовершенства, и это тоже прекрасно. Себастьян сжал кулаки. Костяшки пальцев побелели от злости, а пальцы стали розовыми от потери крови. — Да пошел ты! — Он вскочил на ноги, отчего его стул отлетел к книжной полке. — Ты ничего не знаешь о том, кем я был. Доктор Перри склонил голову. — Прости, сынок. Я не хотел... — Я не твой гребаный сын, — выплюнул Себ, схватившись за спинку стула, который он бросил, и запустил им в стену. Он врезался в картину в рамке. Стекло разлетелось повсюду. — Господи. — Доктор Перри нажал кнопку на своем коммутаторе. — Алиана, мне понадобится... — Твой фальшивый парик жалок. — Себастьян выдохнул воздух в сторону доктора. — Ладно. Пора прощаться. — Я схватил брата за плечо, как раз в тот момент, когда медсестра открыла за нами дверь. — Прошу прощения, доктор Перри. С этими словами я силой вытащил Себастьяна из палаты. Он уперся каблуками в твердый пол, не желая сдвинуться с места. И поскольку этот ублюдок тренировался, как гребаный олимпиец, ему это удалось. — Нет. К черту это. — Себастьян дернул плечом вперед, высвобождаясь из моей хватки. — Мне совсем не жаль. Я со всей силы толкнул его в дверной проем, пока ситуация не стала еще более ужасной, чем была. Медсестра смотрела на нас, ожидая прихода охраны. Я понял, что ей было видно лицо Себастьяна. Голое. Без маски. Черт. Она поднесла ладонь ко рту. — О, Боже. Она не пыталась скрыть свой широко раскрытый взгляд, ее заметно трясло. При виде нас она попятилась назад. Ее позвоночник ударился о кулер с водой в холле. Яростное желание обхватить пальцами ее горло и трясти ее до тех пор, пока она не закроет свои чертовы глаза, сжало мои кулаки. Весь прогресс Себастьяна - завершен. Стерт. Исчез за считанные секунды. Просто потому, что кто-то сказал что-то, что ему чертовски не понравилось. Это могло означать что угодно. О, Боже, твое лицо. Или, о боже, гребаное стекло повсюду . Себастьян резко вдохнул, его глаза расширились. Он замер на секунду, прежде чем что-то темное и жестокое проступило на его лице. Его разбитые губы растянулись в ухмылке. Он направился к ней, медленно и целенаправленно, его поза была высокой и устрашающей. Он хотел напугать ее. И это пугало меня. — Именно так, милая. — Себ подошел к ней вплотную, остановившись в дюйме от ее лица. — Посмотри хорошенько. Насыщайся. Вот как выглядит монстр. Демон. Урод природы. Прими это как данность. Он отказывался двигаться. Себастьян заставил ее впитать все это. Шрам, разбитые губы, покрытая кратерами щека. Женщина задрожала, пытаясь раствориться в стене. Я ухватился за воротник его рубашки и потянул его назад. На этот раз он позволил мне. — Да что с тобой такое? — Я продолжал сжимать руки вокруг его бицепса, хотя знал, что при желании он сможет меня одолеть. — Господи, да ты такими темпами в тюрьме окажешься. — Я повернулся к шокированной медсестре, сжимая руки, хотя я ненавидел ее за то, что она заставлял Себа чувствовать себя не таким, как все. — Мне очень жаль. Очень, очень жаль. С этими словами я вытолкал Себастьяна из коридора в приемную. За последние пятнадцать минут комната успела заполниться. Все люди уставились на него. Он забыл о своей маскировке еще в кабинете доктора Перри. Секретарша, пристававшая к нам, вздохнула. Себастьян отмахнулся, остановившись перед ней. — Что с твоими чертовыми манерами? Она вскрикнула и бросилась под стол. Очевидно, она не ожидала, что мы ее услышим. Пока все не стало еще хуже, я вытолкнул его из клиники и направился к лифту. Когда двери лифта открылись и я впихнул Себастьяна внутрь, мы оба запыхались. Он вцепился в перекладину у зеркала, вглядываясь в свое отражение. Пот струился по моей шее, исчезая в хенли, а мысли неслись со скоростью километра в минуту. Хуже быть не может. Только вот может. На нас могут подать в суд. Нас внесут в черный список всех местных пластических хирургов. Об этом расскажут в вечерних новостях. Челюсть Себастьяна была сжата так сильно, что мне показалось, его зубы выскочат изо рта. — Теперь ты счастлив? — Себ... Я не знал, что сказать. Все, чего я хотел, - это сделать так, чтобы ему было лучше. И я потерпел грандиозную неудачу. Опять. Он не был готов. И в глубине души я думал, что он никогда не будет готов. Лифт пискнул. — Просто заткнись и принеси мне эту гребаную раковину. — Себастьян выскочил на улицу, бросив взгляд на всех, кто заглядывался на него в вестибюле. — И больше никогда со мной не разговаривай. 82 Оливер Ромео Коста: @ОллифБ, я только что видел, как ты проезжал мимо на своем Land Rover с мужчиной на пассажирском сиденье. Хочешь мне что-то сказать? Олли фБ: Что у меня есть друзья, которые не являются мудаками? Ромео Коста: На мужчине была бейсболка, солнцезащитные очки и маска на лице. Олли фБ: Он знаменитость. Зак Сан: Ни в коем случае не знаменитость. Если бы у тебя в доме была знаменитость, ты бы пригласил Энни Лейбовиц, чтобы она задокументировала, как он вытирает задницу. Олли фБ: За соответствующую цену - конечно. Но Энни, похоже, была «занята». Это ее потеря, на самом деле. Ромео Коста: Прекрати нести чушь. Кто это был? Олли фБ: Не твое дело. Ромео Коста: Вроде как на Себа похож. Олли фБ: Ты буквально только что признался, что не видел его лица. Зак Сан: Где Себ? Олли фБ: В Индии. Ромео Коста: А разве это не Бали? Зак Сан: Ты сам веришь в свою ложь? Олли фБ: Человек рядом со мной был моим отцом, тупицы. Ромео Коста: Феликс фон Бисмарк уже несколько лет не появлялся на публике. С тех пор как Себастьян неожиданно переехал в Индию. Кого ты пытаешься обмануть? Олли фБ: Ваши задницы, очевидно. Зак Сан: Мы хотим знать правду, Олли. Олли фБ: Ну да. А я хочу отдохнуть, блядь. 83 Брайар — Мне одной кажется, что подиум для платья похож на торт? В этот момент желудок Даллас заурчал достаточно громко, чтобы сработали сейсмические датчики. Она поерзала на мягком диване свадебного салона, потирая живот. Да, вы не ослышались. Магазин для новобрачных. Естественно, проснувшись утром, я попала в засаду. Агнес, Даллас и Фэрроу ждали меня у порога, чтобы проводить на примерку платья, которую я так и не назначила. Агнес обхватила меня за плечи. — Оливер сказал нам, что ты слишком напряжена, чтобы заказать салон свадебных платьев, поэтому я сделала это за тебя. Первой моей реакцией было вскочить и ударить Олли по лицу. Но потом я вспомнила о своей клятве убежденного пацифиста. Второй моей реакцией было бежать на холмы. Конечно, я успела проникнуться чувствами к Оливеру. Но помолвка все равно была на 100% фальшивой. Очень скоро я вернулась бы в Лос-Анджелес на работу. Всю прошлую неделю я искала новые квартиры (и удивлялась ценам). Из этого ничего не могло получиться - так же, как и из того, что я больше никогда не смогу поставить себя на последнее место ради кого-то другого. Фальшивая свадьба служила лишь ледоколом. Способ поддразнить друг друга, придумывая милые идеи для свиданий. Бесконечная игра в «кто первый моргнет». Конечно, я не моргнула бы первой. Моя соревновательная жилка этого не допустит. Бонусные очки за то, что отсутствие приглашения разозлило моих родителей. Единственная проблема с притворством? Неподдельное волнение Агнес. Фэрроу отпила шампанского. — Да, ты единственная, кто видит торт. — Я обожаю свадебные торты. — Даллас вздохнула и откинула голову назад, уставившись в потолок со звездами в глазах. — Сами свадьбы - это, по сути, просто бонус. — Если ты так любишь торты, почему бы тебе не быть ответственной за торт на свадьбе Олли и Брайар? Мне хотелось задушить их обоих. Они знали, что свадьба не состоится, но все равно играли в притворство перед бедной, нетерпеливой Агнес. — Не угрожай мне хорошим времяпрепровождением. — Даллас повернулась ко мне. — Брайар, как тебе десятиярусный торт? — Изжога, которая только и ждет, чтобы случиться, — пробормотала я. Это не имело значения. Этого не случится. — Хорошо. Тогда решено. Двенадцатиярусный торт. — Даллас сцепила руки вместе. — Кто-нибудь еще сейчас голоден? Фэрроу допила свое шампанское. — Нет, но мне хочется тыквенного фраппе. — Осторожно, ты можешь быть беременна. — Я не прекращала принимать противозачаточные. Пока. — Забавный факт. — Я попыталась поправить отвесный V-образный вырез платья, чтобы он лучше прикрывал мою грудь. — В одном фраппе больше сахара, чем в двадцати пончиках. Даллас вскочила с дивана, ее челюсть упала. — Ты хочешь сказать, что все это время двадцать пончиков были не так уж плохи, как я думала? Такое ощущение, что я только что узнала что-то грандиозное. Фэрроу хлопнула себя по лбу. — И вот что ты из этого вынесла? Агнес вернулась с пластиковой коробкой, полной булавок. — Брайар, дорогая, платье на тебе выглядит идеально. — Она поправила шлейф платья «Микадо» из чистого шелка, которое я уже примеряла. — Оливер сойдет с ума, когда увидит тебя. Я не могла удержаться от того, чтобы не покрутиться, глядя на себя в зеркало. — Надеюсь, я не надоем ему до свадьбы. — Нам обоим будет полезно посеять семена сомнения в умах его родителей. — Ты шутишь? — Агнес отложила коробку с булавками, скрестив руки. — Ты всегда была для него единственной и неповторимой. Я видела, в какой депрессии он был после вашего разрыва. Он так и не смог полностью оправиться. Пока ты не вернулась. Я не видела его таким счастливым с тех пор, как... — Она остановилась, нахмурившись, чтобы подумать об этом. — Честно говоря, никогда. Это была пытка. Я ненавидела лгать. — Ты вернула столько света в его глаза, — продолжила она, опустив взгляд на мое лицо, словно я нарисовала небо с луной и звездами. — Впервые я не беспокоюсь о нем и его будущем. И все из-за тебя. Я повернулась к ней лицом, сжимая ее плечи. Слезы, наполнявшие ее глаза, укоряли меня в совестливости. Этот продуманный розыгрыш в итоге причинил бы ей боль. Как и то, что я рассказала ей правду. Мы не должны были заходить так далеко. Поправка: Оливеру не следовало сообщать об этом в New York Times. Я прикусила губу, заставляя себя сказать ей, что свадьбы с Оливером не будет. — Агнес, я... Даллас поднялась с дивана, встав между нами. — Агнес, я слышала, что вы собираете драгоценные монеты. Пожалуйста, расскажите мне о них. Агнес подскочила, испугавшись внезапного вторжения. — И что же ты хочешь узнать? — Все и обо всем. — Даллас оттолкнула Агнес от меня и помогла ей сесть на диван. Она мотнула головой, чтобы сказать мне: — Не смей разбивать сердце этой женщины. Но какие у меня были варианты? Я могла разбить ей сердце сегодня или после того, как она получит специальную визу, сядет на три разных самолета, приземлится в Науру и доберется до места проведения свадьбы с щедрым местным жителем, только чтобы узнать, что я бросила ее драгоценного сына у алтаря. Ужас плюс ужас равнялись только ужасу, как бы вы ни считали. Даллас усадила Агнес на диван и завалила ее вопросами о драгоценных монетах. Фэрроу направилась в мою сторону, ее холодные глаза впились в меня. — Тебе не нравится платье. Я пожала плечами. — Просто... оно кажется таким лишним, раз уж свадьбы не будет. — Ты этого не знаешь. — Если учесть, что я должна дать согласие на свадьбу, то знаю. — Я спрыгнула с подиума, прошла к маленькой кухоньке и налила себе стакан воды. — Я люблю Оливера. Думаю, он тоже любит меня. Амнезия оказалась удивительно целебной, учитывая обстоятельства. Фэр изогнула бровь. — Но... — Но мы никогда, никогда не сможем изменить тот факт, что я однажды отдала себя мужчине и никогда не сделаю этого снова. У меня есть жизнь в Лос-Анджелесе. Карьера, друзья и мечты, которых я до сих пор не достигла. Я не могу остаться здесь. Не сейчас, когда я больше люблю себя с позвоночником. — Знаешь, я была такой же. — На ее лице появилась грустная улыбка. — У меня было самое худшее начало жизни. Если бы ты сказала мне пять лет назад, что я отпущу контроль и доверюсь мужчине, я бы нашла тебе номер в отеле, чтобы протрезветь. Но, Боже, награда того стоит. — Зак никогда тебя не подводил, — заметила я. — Нет, не подводил. Но подумай вот о чем: если ты уже не тот человек, каким была пятнадцать лет назад, зачем тогда Оливер? Этот вопрос будет преследовать тебя, когда ты вернешься в Лос-Анджелес и поймешь, что он уже не сияет так ярко, как раньше. Ты только навредишь себе, если не поговоришь с ним об этом. Дай Оливеру шанс поступить правильно. Кто знает? Он может удивить тебя. Он не может. Но Фэрроу не знала о Себастьяне. Оливер никогда бы его не бросил, а я бы этого не хотела. Я тоже любила Себа. Поэтому мы с Оливером избегали этой темы, оба зная единственный возможный исход. — Да. — Я изобразила самую слабую из всех известных человеку улыбок. — Может быть. 84 Брайар Нам нужно было отменить фальшивую свадьбу. Вопрос был только в том, когда. У нас было не так много вариантов: сейчас или позже. Проще было бы позвонить в шоу Мори и позволить ему объявить результаты за нас, но мы с Олли не хотели касаться этого разговора и десятифутовым шестом с презервативами. Я - потому что боялась, что это означает для нас. Ему - потому что в глубине души он хотел поехать за мной в Лос-Анджелес, но никогда не смог бы бросить свою семью. Десерт, который я съела у Даллас, бурлил у меня в животе, пока я пробиралась мимо наших ворот, преодолевая короткое расстояние от ее дома до моего. Моего. Черт, у меня все было плохо. Ничто в этом двадцатитысячефутовом особняке не говорило о том, что он мой. Кроме, как говорил голос саморазрушения в моей голове, возмутительного, разочаровывающего, горячего, как грех, мужчины, которому он принадлежит. Я задержалась у фонтана, выкраивая минуты, прежде чем войти. За последние пятнадцать лет у меня появилось шестое чувство на беду. Болезненную способность распознавать катастрофы до того, как они произойдут. Я могла бы воспользоваться им до того, как Оливер бросил меня в Париже, или до того, как я наткнулась на переписку в Инстаграме, или даже до того, как меня бросили родители. Так что сегодня вечером я изо всех сил старалась прислушаться к его предупреждению, торча на улице до тех пор, пока у меня не заболели ноги, а глаза почти отказали мне, закрывшись без разрешения. Наконец я открыла входную дверь, обратив внимание на задернутые шторы и кромешную тьму. В просторном помещении царила абсолютная тишина. Игривая атмосфера, которая обычно витала в воздухе, исчезла. Я поставила сумочку на первую ступеньку лестницы и включила фонарик на телефоне. — Привет? Нет ответа. — Оливер? Я пробралась мимо дивана на кухню. Пусто. Тогда я на цыпочках поднялась наверх, не зная, почему боюсь нарушить тишину. Поднявшись на верхнюю ступеньку, я замешкалась, бросив взгляд на вход в южное крыло. Темно и пусто, как всегда. Встряхнув головой, я отогнала странное предчувствие, шевелящееся в моем нутре. О надвигающейся катастрофе. — Ты просто смешна, Брайар. С этими словами я передернула плечами и ворвалась в спальню, натолкнувшись на первое свидетельство обреченности. Закрытые двойные двери. Олли всегда держал их открытыми. Приглашение войти, когда мне заблагорассудится. Я замешкалась, мои пальцы вцепились в ручку. Неровный стук моего сердца отдавался в ушах. Это глупо. Ты спишь здесь. Открой дверь. Я постучала первой. Ответа не было. Я прижалась лбом к дереву и закрыла глаза. — Олли? Ничего. Воспоминание нахлынуло на меня. Оливер, не пускающий меня в ворота этого самого дома, наблюдающий за мной под проливным дождем, когда я умоляла его впустить меня. Я ничего не могла поделать. Я отшатнулась назад, дрожа от страха. Не в силах вырваться из нашего уродливого прошлого, оно держало меня в заложниках. 85 Брайар Девятнадцать лет Я совершила роковую ошибку, заглянув на страницу Оливера в Инстаграме. На скамейке, в перерыве между занятиями, под изнуряющей техасской жарой, с зажатым между зубами сэндвичем. После двадцатимесячного перерыва он наконец-то снова обновил свой аккаунт после той фотографии из аэропорта. Я проигнорировала уведомление на блаженную секунду, одобрила свои предложения по стипендиям и грантам на следующий учебный год и вернулась в Инсту, словно она притягивала меня каким-то магнитом. — Ну и хрен с ним. Я нажала на приложение, открыла его профиль и кликнула на фотографию. Огромный особняк с черными железными коваными воротами. Надпись гласила: Забудьте о самозванцах. В городе появился новый (темный) принц. Этот - настоящая королевская семья. Пора провести весенние каникулы и устроить несколько крутых вечеринок. Грядут великие дела . Был ли обратный поиск изображений особняка в Google сталкерским ходом? Конечно. А меня это волновало? Абсолютно нет. Выслушайте меня - возможно, Оливер заслуживал преследования за все, что он со мной сделал. Результат пришел на удивление быстро. Я нашла адрес меньше чем за десять секунд. Потомак, Мэриленд. Дорога Темного Принца, 88. Что случилось со здравым смыслом Оливера, и неужели он оставил его в доме у озера вместе с Линдси? Оливер, которого я знала, никогда бы не сделал такого глупого шага. Я могла бы добраться туда достаточно дешевым рейсом. Я могла. У меня была стипендия на это и немного сбережений. Прошел год с момента нашего разрыва, но мне казалось, что это было только вчера, когда он нес меня на плече из парижского бара, разбитую и рыдающую, и смотрел, как я сплю в гостиничном номере, несмотря на то, что вся его семья давила на него, требуя вернуться домой. Волна эмоций обрушилась на меня, заглушив всю логику в моей голове. Мне было грустно, радостно, злобно, страшно, отчаянно и тревожно одновременно. Больше всего на свете я понимала, что не могу оставить нас вот так. Пришло время получить ответы. Ровно через неделю я стояла перед воротами Оливера. С неба безостановочно лил дождь, как будто Потомак не получил уведомления о том, что у нас глубокая весна. — Ты поступаешь правильно, Брайар. Эти сто баксов за перелет - необходимая трата. Тебе необходимо выяснить, что произошло между тобой и Олли. Факты. Уже год я говорила себе, что жгучая, всепоглощающая боль, которую он оставил после себя, со временем притупится. Но это вовсе не так. Я просто стала лучше справляться с болью. Я по-прежнему жила, действовала, существовала с единственной целью - когда-нибудь встретить его снова. Моя ободряющая речь сработала. Вроде как. Моя рука чуть дрогнула, когда я ткнула пальцем в переговорное устройство. Ответа не было. Я подождала несколько минут, прежде чем снова нажать на кнопку, стуча зубами под дождем. Это не войдет в историю как одна из моих лучших идей. У меня даже не было плана, в рюкзаке лежали только несколько батончиков и смена одежды, и я не знала, где проведу ночь. Не похоже было, что он откроет, внезапно уделит мне время после полутора лет отсутствия контактов и попросит прощения. Мне просто... нужно было быть здесь. Независимо от того, как все обернется. Тихое переговорное устройство дало мне все ответы. Я знала, что он работает, потому что сенсорный экран оживал при каждом нажатии. Я попробовала позвонить на его номер, хотя подозревала, что он заблокировал меня еще в начале прошлого года. Я провела много ночей, оставляя сообщения о том, как сильно я его ненавижу за то, что он разрушил мою жизнь. Как я и знала, звонок сразу же попал на голосовую почту. Я быстро набрала сообщение. Брайар Ауэр: Это Брайар. Я у твоих ворот. Идет дождь. Открой. Теперь это была просто Брайар. Я исключила из своего имени «Роуз» прошлым летом, когда Оливер не пришел с голубой розой. Я надеялась, что если уберу эту часть своего имени, то перестану думать о нем. Глупо, глупо, глупо. Дождь, который начался, когда я взяла напрокат эту рухлядь, называемую в аэропорту машиной, усилился в течение пяти секунд. Он стучал по моему лицу, телу и рюкзаку. Я зарычала, откинув голову назад. Сладкие капли дождя попали мне в рот. С моих губ сорвался крик. Когда я выпрямилась, то уловила движение за стеклом окна на втором этаже. Кто-то наблюдал за мной из тени. Я затаила дыхание и стала ждать, но занавеска больше не дергалась. Какой трус. Чертов слабак. Весь гнев, который я копила в себе последние восемнадцать месяцев, взорвался, вырвавшись наружу в виде пронзительного крика, заглушившего даже стук дождя. — Оливер! — Я вцепилась в железные прутья и затрясла их. — Почему ты это сделал? Почему ты исчез? Моя одежда прилипла к телу. Было холодно, сыро и жалко. Я продолжала трясти ворота в перерывах между криками, зная, что выгляжу не в себе, зная, что я не в себе. Я не заслуживала этого. Особенно от него. Не знаю, сколько времени я простояла там, тряся ворота, требуя, чтобы меня увидели, возможно, подхватив пневмонию. Но в какой-то момент, может быть, через час после моего появления, из главных дверей вышли двое крепких мужчин, одетых с ног до головы в черные костюмы и приталенные рубашки. Горький смех сотряс мой позвоночник, когда они подошли ко мне. — О, потрясающе. — Я сжала кулаки на решетке. — Он привел охрану, чтобы выпроводить меня. Один из них поправил наушник. — Вы нарушаете границы. — Нет, не нарушаю. Я нахожусь по другую сторону ворот. — Вы трогаете ворота, принадлежащие господину фон Бисмарку. — Он отпер ворота и шагнул вперед, став живым щитом против меня. Я инстинктивно отступила назад. Оба мужчины скрючили руки над своими грудями и посмотрели на меня с выражениями, которые кричали. — Теперь ты посылаешь больших людей, чтобы запугать меня? — крикнула я, проходя мимо их плеч и направляясь к окну, зная, что у меня есть зрители. Что он слушает. — Как пали могучие. Не знаю, что заставило тебя превратиться из лучшего человека, которого я знала, в маленькую сучку, но достаточно сказать, что трансформация завершена. Я представила, как Оливер вздрогнул, хотя было бы абсурдно думать, что после полутора лет ему все еще не все равно. Но почему-то я знала, что ему не все равно. — Ты разрушил мою жизнь, знаешь ли. — Я проигнорировала грузных мужчин и выпрямилась, став выше и уставившись на пустое окно. Из моего горла вырвался ядовитый смешок. — Удивительно, как я росла, думая, что ты будешь в моем эпилоге, а оказалось, что ты всего лишь плохо написанный пролог. — Мисс. — Другой охранник подошел ближе, не отходя от меня ни на дюйм. — Пора домой. По крайней мере, он был мягким. Даже он, как я подозревала, знал, что его босс - мудак. — Я пойду, пойду. — Я пренебрежительно махнула рукой перед его лицом, все еще сосредоточенная на этой детали. — Я просто хочу сказать последнюю вещь, потому что знаю, что он слушает. Ты получил то, что хотел, Оливер. Ты официально мертв для меня. Я никогда не прощу тебя. Я никогда не приму твоих извинений, если ты их принесешь. Ты все разрушил. Поздравляю. Ты стал таким же плохим, как Себ. 86 Брайар Этого больше не случится. А даже если и случится, твое место на другом конце страны, дура. Я откинула плечи назад, впиваясь ногтями в джинсы, пока руки не перестали дрожать. За последние пятнадцать лет я повзрослела. Я могла справиться со всем, что подкинет мне жизнь. Жизнь должна бояться меня, а не наоборот. С этими словами я распахнула дверь и обнаружила Оливера, распростертого на своей все еще застеленной кровати. Луна просачивалась через балконную дверь, бросая тонкую ленту света на моего жениха. Он выглядел прямо как с картины Курбе: глаза с красными ободками устремлены в потолок, рубашка наполовину расстегнута, от него исходит непередаваемый запах алкоголя. Мой милый, измученный мальчик. Я чувствовала себя незваным гостем, как будто прервала мероприятие, на которое меня не приглашали, - разборки между Оливером фон Бисмарком и его демонами. — Олли? На несколько мгновений нас охватило молчание. Я даже не думала, что он меня услышал, пока его ответ не прошелестел по моим костям. — Кажется, я сломал его навсегда. Мы оба знали, кого. С ложной уверенностью я подошла к кровати и села на ее край, погладив его по щеке. Ее температура потрясла меня. Холодная, ледяная и мокрая от слез. Оливер фон Бисмарк не был плаксой. Он также никогда не пил так много. Даже в детстве, когда мы тайком пили вино. Он всегда следил за тем, чтобы контролировать свое потребление, будучи одновременно и зачинщиком, и ответственной стороной во всех наших приключениях. Я смахнула слезу большим пальцем. — Кто это с тобой сделал? Кто бы это ни был - я бы его убила. Даже если бы этим человеком был Себастьян. — Я отвел его к врачу. Ну, подкупил его под ложным предлогом, если быть точным... Он попытался прислониться к изголовью кровати, но покачнулся от выпитого. Вместо этого он перевернулся на край кровати и выблевал свои внутренности. Весь его обед и море водки смешались в бурлящее озеро. — Вот дерьмо, — пробормотал он. — Эй, не волнуйся об этом. — Я сжала его плечо, помогла ему встать прямо у изголовья и передала ему две таблетки с тумбочки. — Я все уберу. Я бросилась к шкафу с принадлежностями и вернулась с рулонами бумажных полотенец, мусорным пакетом и антибактериальными салфетками. Олли прислонил голову к кожаному креслу, бормоча извинения, пока я делала паузу, чтобы заказать курицу чао на DoorDash. Когда я закончила и вымыла руки, то устроилась рядом с ним на краю кровати и смахнула волосы с его липкого лба. — Давай попробуем еще раз. Дубль два. Расскажи мне, что случилось, малыш. — Мы не были у врача уже лет пять, не меньше, и никогда у пластического хирурга. Он чертовски ненавидит все медицинское. Но в последнее время он выглядел намного счастливее. Я думал... я думал, что на этот раз все будет по-другому. Значит, Оливер тоже заметил перемены. В моей голове закрутились колесики, кусочки сшивались воедино. Я вздохнула, погладив Олли по плечу. — Ты отвел его к пластическому хирургу. — Я хотел узнать, сможем ли мы восстановить его лицо. Вернуть ему уверенность в себе. Я не стала говорить о том, что мы оба знали: Себастьян никогда не будет прежним. Его лицо никогда не станет той идеальной скульптурой, которой оно было раньше. Доктор может пересадить кожу, имплантировать хрящи, силикон или что-то еще, восстановить губы, но следы ужасной аварии все равно останутся. Они не смогут полностью стереть шрамы, рассекающие его лицо. Останутся следы, и люди, которые когда-то знали его, заметят разницу между Старым Себом и Новым Себом. Он навсегда останется с клеймом своего прошлого. — Он потерял себя, Обнимашка. — Олли покачал головой, уставившись на воображаемую точку за моим плечом. — Он просто вышел из себя. Накричал на врача, запугал медсестру, швырнул стул в стену. Это было плохо. Я сглотнула, сжимая губы в плотный комок. — Я на пределе своих сил, Брайар. — Оливер запустил пальцы в волосы, сильно потянув за них. — Я больше не могу. Он не хочет выздоравливать. — Ты не можешь заставить его. Так не бывает. Путь Себастьяна был его собственным. Если его торопить, это приведет к обратному эффекту. Выздоровление не кричит. Оно шепчет - и ему нужно время, чтобы быть услышанным. — Я знаю. — Оливер провел костяшками пальцев по щетине. — Но я подумал, может быть... раз уж вы двое, кажется, ладите... — Он замер, осознав свою ошибку. Мой позвоночник напрягся. Он знал о моем визите к Себу? Я подтянула ноги к груди и обхватила их руками. — Олли? Он поднял плечо. — Однажды я поймал вас и подслушал. Ты заставила его есть пиццу. Смотреть Гриффинов. Шутить. — Он сделал паузу, его губы скривила жалкая улыбка. — Я услышал, как он смеется, впервые за пятнадцать долбаных лет. — Почему ты ничего не сказал? — Я подумал, что Себ просил тебя не говорить мне. Он думает, что я увижу, как он занимается обычными делами, и восприму это как приглашение вытолкнуть его из пещеры. Я бросила на него взгляд, кричащий «да ну». Оливер хлопнул себя по лбу. — Он был прав, не так ли? — Он не готов. Если его торопить, он только еще больше замкнется в себе. — Не думаю, что он когда-нибудь простит меня. — Оливер опустил голову на ладони. — Иногда я удивляюсь, зачем я вообще пытаюсь. — Потому что ты любишь его. — Я рисовала круги на его спине, пытаясь утешить его. — Ты счастлив, когда счастливы те, кого ты любишь. В этом твоя сущность. Ты не остановишься, пока не увидишь Себастьяна снова улыбающимся. Каждый день, а не только на мгновение, потому что мне удалось отвлечь его своим несравненным обаянием. Оливер фыркнул. — Ты несравненно очаровательна. — Да, не так ли? Мы улыбнулись друг другу, и это была грустная, отрезвляющая улыбка, потому что в этот момент я поняла, что у нас с Оливером фон Бисмарком нет ни единого шанса. Что я больше всего любила в Оливере - что я всегда любила больше всего, - так это его готовность пожертвовать собственным счастьем ради тех, кого он любил. Если бы я попросила его выбрать меня, я бы попросила его стать кем-то другим. Он должен был остаться здесь ради Себастьяна. А мне нужно было хоть раз выбрать себя. Это были правильные решения, так почему же они казались такими неправильными? Оливер провел рукой по моему лицу, встретившись лбом с моим. — Я знаю, что все еще пьян в стельку, и это, наверное, отвлекает от предстоящего признания в любви, но, черт возьми, я люблю тебя. — Он закрыл глаза, тяжело дыша. — Я чертовски сильно люблю тебя, Брайар. Иногда, блядь, трудно дышать, когда тебя нет. Сердце защемило якорем. Я впитывала его слова - его любовь, - зная, что они не изменят нашего положения. Нам придется расстаться. Рецидив Себастьяна требовал ухода Оливера, а съемки моего фильма начинались через две с половиной недели. Руки Оливера обхватили мое лицо. Он вдохнул в меня воздух. — Единственное, что держало меня сегодня, когда я втаскивал Себа в лифт, - это знание, что я увижу тебя в конце дня. Ты делаешь существование в тени его трагедии терпимым. С тобой, я думаю, я смогу это пережить. Но я не хотела, чтобы Оливер выживал. Я хотела, чтобы он жил. Я потерлась носом о его нос. — Я тоже тебя люблю, — прошептала я, и мое сердце оборвалось, потому что я говорила серьезно, и он был прекрасен, и я никогда не смогу насытиться мальчиком, который обнимал меня, когда никто другой не мог этого сделать, и все равно это ничего не меняло. — Я никогда не останавливалась. Неважно, как сильно я старалась. Как бы я ни убеждала себя, что презираю тебя. И никогда не переставала. Есть два вида любви: одна угасает, другая поглощает. Бесконечный огонь - тот, который сжигает, и немногие могут выжить в его пламени. Оливер соскочил с кровати и упал на задницу, а затем, пошатываясь, направился в гардеробную. Он вернулся с бархатной коробочкой для колец цвета Женевского озера. У меня перехватило дыхание. Нет, нет, нет. Не сейчас. Мне нужно было остановить это, пока все не вышло из-под контроля. Напомнить ему о моем графике съемок и его обязанностях перед братом. Но сегодня он выглядел таким разбитым, что я не могла заставить себя усугубить его боль. — Я хотел подарить тебе самое большое, самое экстравагантное, самое несносное кольцо с бриллиантом за всю историю колец. Я мог бы.— Он встретил меня на краю кровати и опустился на одно колено, открывая коробку. — Но я знаю, что это не то, чего ты хочешь. Тебе будет неприятно ходить с бриллиантом, даже если он изготовлен по этическим соображениям. Я прикусила язык, чтобы не сообщить ему, что бриллиантов с этическим происхождением не существует. — Так что вместо этого я обшарил все гребаные лаборатории мира в поисках самого большого, самого экстравагантного, самого отвратительного бриллиантового кольца, выращенного в лаборатории, за всю историю колец. — Он скривил губы в гримасе, сдерживая рвотный позыв. — Меня до сих пор тошнит при мысли о том, что я подарил тебе фальшивый бриллиант. Это все равно что ходить в поддельных Джорданах. Но для тебя все что угодно, детка. Я проглотила свою панику, похоронив ее рядом с ядовитой смесью веселья, грусти и счастья. — Это не из-за устойчивого бриллианта у тебя тошнота. Это из-за выпивки. Останови это безумие, Брайар. Сделай это прямо сейчас. Но как я могла? Я хотела получить предложение, и Оливера, и свою карьеру, и будущее Себастьяна. Жадность, как оказалось, смертельно опасна. Она убьет твое сердце раньше, чем оно перейдет к новым жертвам. — Я полностью проваливаю это реальное предложение руки и сердца, не так ли? — Оливер понурил голову, не обращая внимания на мое внутреннее смятение. — Подожди здесь. — Он встал, покачнулся и схватил меня за плечи для равновесия. — Просто... подожди. Он наполовину бегом, наполовину ползком пробрался в ванную, включил душевую лейку и чистил зубы целых десять минут. Затем он вернулся к кровати, где оставил меня, одетую в полный костюм-тройку. К тому времени как он вернулся, я уже успела вмять коробочку с кольцом, как сильно я ее сжимала. Олли не обратил на это внимания, ему не терпелось закончить свое предложение. Он вынул кольцо из моих пальцев, снова встал передо мной на колени и заулыбался от уха до уха с детским ликованием. Он был горд, сиял и, возможно, немного пьян. — Обнимашка, — сказал он серьезно, как ядерная угроза. — Горячий беспорядок, — ответила я. Его здоровый смех поселился у меня в животе. — Я люблю тебя. Я без ума от тебя. Я больше никогда тебя не отпущу. Выходи за меня замуж. По-настоящему. Я могу сделать тебя счастливой. Я знаю, что могу, потому что готов посвятить всю свою жизнь тому, чтобы это случилось. — Его дрожащие пальцы сжали мой подбородок, наклонив его вверх. — Дай мне еще один шанс. Я не упущу его. Скажи ему, что это не сработает. Скажи ему, что тебе нужно уйти. Скажи ему, что вам нужно покончить с этим, пока фальшивая свадьба не вышла из-под контроля и не взорвалась у вас на глазах . Но я не могла разбить ему сердце. Не в тот же день, когда его разбил Себастьян. Он утопился в алкоголе, ради всего святого. Я сжала его лицо в своих руках и заставила улыбнуться, надеясь, что к утру этот прекрасный, идеальный, опьяненный мальчик забудет о случившемся. — Спроси меня еще раз, когда протрезвеешь. — Я трезв... — Пожалуйста, — задохнулась я. Прежде чем он успел запротестовать, я прижалась губами к его губам. Из глубины моего горла вырвался придушенный стон. Я сползла с матраса на твердый пол, зажав его колено между своих бедер. Он с шипением уронил коробочку с кольцом, одной рукой крепко сжимая мою задницу. Его свободная рука обхватила мою шею и опустила меня на пол. Он уперся своей огромной эрекцией мне в бедра, не разрывая грязного поцелуя, даже когда пробормотал в него: — Как прошла сегодня охота за свадебными платьями? Я едва могла выстроить связное предложение, когда мои руки бродили по его телу, торопясь снять с него всю одежду, которую он только что надел. — Непродуктивно, — наконец выговорила я, проведя языком по его челюсти и прочертив прямую линию к шее. Мне нужно было, чтобы мы перестали говорить о свадьбе, которая не состоится. Он схватил меня за задницу, оторвав от пола и прижав к своему твердому члену. — Нет? — Нет. — Моя грудь прижалась к его голой груди. По коже побежали мурашки. — Я пойду в коммандо. Наши руки разлетелись во все стороны, ноги сплелись, и мы задыхались в одном ритме. В одном и том же ритме. Мои бедра встречались с его бедрами, снова и снова, встречаясь с его твердым членом через слаксы. Я изо всех сил пыталась расстегнуть его ремень. Он спустил штаны, пытаясь стянуть с меня платье. Вздохнув, он оторвал свои губы от моих. — Как сильно тебе нравится это платье? — Ну, оно лучшее в Target... — Я оседлала его ногу, отчаянно желая контакта. — Примерно семь сезонов назад. — Ты очень рассердишься, если я порву его в клочья? — Я бы очень разозлилась, если бы ты этого не сделал. Его зубы сжались вокруг шнурка, удерживающего платье вместе, и разорвали его. Я задохнулась. Порыв холодного ветра прошелся по моей голой коже, когда ткань соскользнула с меня. Оливер сжал в кулак мои трусики и стянул их вниз, а его рот приник к моему соску, крепко посасывая его. — Я одержим каждым волоском твоего тела, Брайар. — Какое совпадение. — Мои зубы впились в его плечо. — Я одержима тобой всеми фибрами своего тела. А потом он оказался внутри меня, голый и с ножом наперевес. На мгновение мы оба замерли, наслаждаясь ощущением соединения наших тел. Мои глаза закрылись. Не плачь, не плачь, не плачь . Но я хотела, зная, что это последний раз, когда я чувствую такое. Я впилась ногтями в его спину. Отпустить этого человека было бы для меня равносильно смерти. Он начал двигаться во мне, и сквозь дымку удовольствия, туман блаженства и горя мне все же удалось вымолвить: — Презерватив. Я перестала принимать таблетки еще в больнице и так и не дождалась нового рецепта. — О, черт, — простонал он, но не перестал двигаться во мне, а я не перестала притягивать его ближе, втягивать в себя, покусывая и покусывая. — Мне остановиться? — То есть... наверное, ты сможешь вытащить, — услышала я, когда он набрал скорость, и тогда я поняла, что не сошла с ума - у меня его вообще никогда не было. Что касается Оливера - он хотел на мне жениться. Оплодотворение меня его, вероятно, не пугало. — Я вытащу, — пообещал он, проникая в меня все глубже. Он схватил мою левую лодыжку и перекинул ее через плечо. Более глубокий угол усилил трение, вызвав у меня гортанный стон. Его бедра двигались по кругу каждый раз, когда он входил в меня, терся о мой клитор, всегда ставя во главу угла мое удовольствие. И здесь, посреди личного ада Оливера, я нашла свой рай в его объятиях. Я прижалась к нему еще крепче, находясь на пороге чего-то большого, чего-то гораздо большего, чем просто очередной оргазм. Он остановился, чтобы покрутить членом внутри меня. — Не разбивай мне сердце, Брайар, — предупредил он, вытаскивая член. — Что будет, если я это сделаю? Без предупреждения он вошел в меня, еще глубже, чем прежде. Я забилась в конвульсиях вокруг его члена, впиваясь зубами в его плечо. Теперь он двигался быстрее. Пот стекал с его лица по моему. Мои глаза горели от этого прикосновения, доводя меня до слез. Конечно. Именно поэтому. Давай так и сделаем. Не потому, что ты собираешься разбить оба сердца. — Тебе? — Он откинул голову назад, открывая мне вид на свое идеальное горло. — Ничего. Ты можешь жить счастливо с кем-то другим. Я никогда не причиню тебе вреда. Но для меня? — Олли задвигался во мне, все быстрее и неустойчивее, теряя ритм и самоконтроль. — Я кончу. У тебя есть такая власть надо мной. Чтобы покончить с моей жизнью, какой я ее знаю. Я кончила в его объятиях, прижимаясь к нему изо всех сил, когда мое тело закрутилось в урагане безумного желания и радости. Каждая клеточка в нем покалывала и трепетала. Оливер вышел из меня и пополз вверх по моему телу. — Сейчас кончу. Он поставил свой сверкающий член перед моим лицом. Он выглядел болезненно налитым и полным, головка была фиолетовой и скользкой от моей влаги, на щели выступили бисеринки спермы. Он сжал в кулаке свой член, направляя его к моим губам. — Можно? Я с энтузиазмом кивнула, открывая рот. Он ввел свой член мне в рот и глубоко погрузился в горло. — Такая красивая. — Он ухватился за край матраса, чтобы сохранить равновесие, пока трахал мой рот, и наблюдал за тем, как слезы наворачиваются на уголки моих глаз. — Такая чертовски идеальная. Ты выглядишь так красиво, когда твои губы обхватывают мой член, детка. Я издавала счастливые звуки, пока он трахал мое лицо, одной рукой проводя по моей щеке и гладя волосы, а другой он осыпал меня похвалами и приказами. Я могу жить в тебе. Выкрикивать свое имя на моем члене. Такая тугая, идеальная и моя. Будь хорошей девочкой и заставь меня кончить. Слезы побежали по моим щекам. Это было похоже на прощание. Он вытер слюну с моей щеки, вероятно, списав это на мой рвотный рефлекс. — Я кончаю. Он дернулся, чтобы отстраниться, но я схватила его за задницу, удерживая внутри себя. Мои зубы случайно царапнули кожу его члена. Этого хватило, чтобы он взорвался у меня во рту. Его сперма потекла в мое горло, горячая и густая. Я проглотила ее всю, высасывая каждую каплю. Его большой палец провел по основанию моего горла. — Такая жадная. Ты даже не представляешь. Когда я закончила доить его, он рухнул на меня сверху и застонал, уткнувшись мне в шею. Он был тяжелым, но таким восхитительным, всепоглощающим, что я почувствовала себя в безопасности. И я действительно чувствовала себя в безопасности, пока мы оставались вместе. — Ты - мое безопасное место, — дышала я ему в шею. В ответ он громко захрапел. Вот черт. Он заснул прямо на мне. Вот как сильно его сегодня переклинило. Перед тем как вывернуться из-под него, я уловила его сонный шепот. — А ты мое. 87 Оливер — Нам нужно поговорить. На слова Брайар я застонал, накрыв лицо подушкой и желая, чтобы солнечный свет вернулся туда, откуда он пришел. — Может, подождать, пока комната перестанет кружиться? Мне не нравится этот аттракцион. Я хочу вернуть деньги. — Кстати, о возврате денег... Я высунул глаз из-под подушки и бросил взгляд на Брайар, которая сжимала в кулак коробочку с кольцом. Половина коробочки была покрыта вмятиной. Интересно, когда это произошло? А если подумать, как она это нашла? Ну, блядь. Комната покачнулась, когда я заставил себя подняться, пытаясь вспомнить, что произошло после того, как Ромео и Зак отнесли меня обратно домой в гамаке. По дороге по лестнице эти ублюдки врезались черепом в каждую стену, какую только могли. Все, что я помню после потери сознания, - это то, что очнулся от теплых пальцев Брайар на моей щеке, от рвоты по всему паркету, а затем ее восхитительный рот вокруг моего члена. И точно так же мужчина, о котором шла речь, ожил, приветствуя меня под простынями. Брайар уставилась на палатку, образовавшуюся вокруг моих бедер, ее рот приоткрылся - надеюсь, чтобы обхватить его, а не «поговорить», потому что это звучало серьезно, а я не мог относиться к серьезному с таким похмельем. Ее телефон заплясал на тумбочке, прервав то, что могло бы стать самым прекрасным утром после адского дня. Меня поразило, что я даже не удосужился проверить Себастьяна после того, как оставил его в его крыле, как ребенка на перемене. На рингтоне Брайар звучала песня из «Наследства». Я собирался жениться на этой женщине до смерти, если это будет последним, что я сделаю. — Дай-ка я возьму это. — Она положила коробочку с кольцом и поменяла ее на телефон. — Неизвестный номер. — Не отвечай на такие звонки, — предупредил я. — Тебе не нужно снижать долг по кредитной карте. Ты собираешься выйти замуж за миллиардера, который слишком без ума от тебя, чтобы просить брачный контракт. Я превращу фиктивную помолвку в настоящую, как только проработаю детали предложения. Ухмылка Брайар померкла, но потом сменилась недоверчивым взглядом. — Это может быть Даллас. Ее номер частный, когда бы она ни звонила. Ах, да. В прошлом году Даллас попала в черный список нескольких местных ресторанов за случайные двойные и тройные заказы. Брайар провела пальцем по экрану, переводя звонок на громкую связь. — Алло? — Брайар? Температура в спальне упала на десять градусов. При звуке безошибочно узнаваемого голоса Филомены Ауэр обнадеживающая улыбка Брайар превратилась в омерзение. Я не был жестоким человеком, но в тот момент я не исключал, что поступлю с ее родителями так отвратительно, что закон еще не нашел для них достойного наказания. — Да, Филомена? — Голос Брайар прозвучал так же холодно, как и ее выражение лица. — Я бы хотела, чтобы ты называла меня мамой. — Я бы хотела, чтобы у меня были крылья и милый пушистый хвост. Мы все иногда желаем невозможного. Чего ты хочешь? — С пушистым хвостом ты бы выглядела очаровательно, — пробормотал я Брайар, сумев выжать из нее смех. — Ладно. — Филомена прочистила горло. — Пусть будет по-твоему. Пусть будет известно, что я пыталась наладить отношения между нами. — То есть, вскочить на подливной поезд? Принято к сведению. Чем я могу тебе помочь? — Насколько я понимаю, ты не пригласишь меня и своего отца на свою свадьбу. — Ты имеешь в виду себя и Джейсона, который не является моим настоящим отцом? Верно. — Брайар прижала колени к груди, заправив их под рубашку большого размера - мою рубашку, как я понял. Я изо всех сил старался не выпячивать грудь - единственная подходящая реакция на то, что самая сексуальная девушка на свете носит твою рубашку. — Как я уже говорила, я рассмотрю этот вариант, только если ты дашь мне информацию о моем биологическом отце. — Почему ты вообще хочешь его знать? Он явно бросил тебя. — Он хотел быть частью моей жизни. Ты его оттолкнула. Ленты гордости протянулись по моей груди. Должно быть, было трудно противостоять тому, кого она когда-то умоляла любить ее. Когда-нибудь Брайар станет отличной матерью. — Я дам тебе информацию о твоем доноре спермы . — Это прозвучало так, будто Филомене пришлось физически вырывать слова из ее губ. — Если... — Да? — Глаза Брайар обратились к моим, в них сверкнула надежда. Я предложил ей два больших пальца вверх. — Если ты дашь нам денег на оплату юридических услуг, — закончила Филомена. Сука. На ее фоне Ди Ди Бланчард выглядела грамотной матерью. — Расплачиваясь с этими мерзкими людьми, мы вымотались до нитки. Твой отец... — Не мой отец. Молодец. — Джейсон, — поправила Филомена, — работал в гольф-клубе, продавая кофе, чтобы оплатить счета. — Ах, старая добрая работа. Ты удивишься, как много людей зарабатывают этим на жизнь. — Брайар сделала паузу. — Сколько тебе нужно? — Пятьсот тысяч долларов должны стать хорошим стартом. Не могу поверить, что Филомене удалось сделать это без малейших колебаний. Вообще-то, я могу. Эта женщина не узнает стыда, если он вывесит флаги у нее во дворе и будет чувствовать себя как дома. — Господи, — задохнулась Брайар. — У меня нет таких денег. — А у меня есть, — напомнил я ей. Брайар бросила на меня встревоженный взгляд «Что ты делаешь?», явно недовольная тем, что я влез в разговор. Но меня не волновало, что Филомена и Джейсон получат большую сумму наличными. Во-первых, они, скорее всего, прожгут их в течение шести месяцев, как безответственные неудачники, которыми они и были. А во-вторых, я бы купил это чертово солнце за возможность дать Брайар шанс на закрытие. Я наклонился поближе к говорящему, даже когда глаза Брайар предостерегающе вспыхнули. — Я оплачу этот счет в мгновение ока, если ты дашь своей дочери - которая, кстати, всегда была слишком хороша для тебя - информацию, которую она заслуживает. Ты должна была дать ее бесплатно. Но мне надоело ожидать от тебя минимальных приличий. — Как скоро ты сможешь отправить деньги? — Филомена даже не колебалась, хотя ей хватило приличия добавить: — Я просто пытаюсь выжить сама. — Да, но ты всегда умела ставить себя на первое место, — пробормотала Брайар, все еще глядя на меня. — Где мы встретимся? — Я могу прийти к Оливеру домой. — Нет, спасибо. Мы не доверяем тебе декор и золотую посуду. Здесь неподалеку есть кофейня для животных. Напиши мне свой номер, и я пришлю тебе адрес. Уверен, ты будешь чувствовать себя как дома. Я нахмурилась и почесала висок. — Это просто подло. Что тебе вообще сделали животные? — Ладно. — Филомена проигнорировала наши подколки. — Как вы собираетесь мне заплатить? — Наличными, — снова вмешался я. — После того как ты дашь нам информацию, ты отвалишь навсегда. — Без приглашения на свадьбу? — Господи. — Брайар помассировала лоб и покачала головой. — Ты и вправду заблуждаешься. Просто напиши мне свой номер. — Но я... — До свидания. — Брайар положила трубку и повернулась ко мне. — Я правильно поступаю? Я кивнул. — Ты должна знать, кто такой Купер. Даже если ты никогда с ним не свяжешься. Даже если ты узнаешь, что он такой же мошенник, как и Джейсон. Ты должна знать. Брайар спрыгнула с кровати, прошмыгнула к шкафу и вернулась в свежей одежде. — Как-то неправильно давать ей деньги за информацию, которую она должна предоставлять бесплатно. — Она не собирается наслаждаться этими деньгами, — заметила я. — В них нет благословения. Деньги, заработанные обманным путем, всегда заканчиваются финансированием несчастья. Я тебе гарантирую. — Я могу просто нанять частного детектива. — Брайар закусила нижнюю губу. — Это будет не так дорого, и не будет ощущения, что я поддерживаю ее мерзкое поведение. — Я уже это сделал. — Я потер затылок. — Но нам не на чем остановиться. Тогда я обыскал весь список поставщиков провизии и не нашел ни одного Купера. Я нанял два десятка частных детективов, чтобы разыскать всех, кто работал на вечеринке, и все они оказались пустыми. Они пришли к единодушному мнению, что он присоединился к обслуживающему персоналу под псевдонимом на случай, если у твоих родителей был доступ к списку персонала. — Ты сделал все это ради меня? — Ее большие глаза нашли мои. — Почему ты мне не сказал? — У тебя было столько надежды, и я не хотел ее отрывать. — Я подошел к шкафу и вернулся в свитере с молнией. — Кроме того, это открыло дверь к этой прекрасной сцене. Твоей матери вручают наши мелкие деньги, как крестьянину. Она всегда обращалась с тобой как с чем-то второстепенным. Пора показать ей, что все изменилось. Брайар ударилась затылком о стену и закрыла глаза, размышляя об этом. — А что, если он мошенник? Преступник? Ужасный человек? — Тогда ты сделала невозможное и смогла стать самым безупречным человеком на Земле, хотя твоя ДНК работала против тебя. Она открыла глаза. — Я серьезно, Олли. — Я тоже. На заднем плане тикали часы - единственный звук, слышимый между нами. Я понимал, к чему она клонит. Она ненавидела своих родителей. То, за что они выступали. Какими людьми они были. Узнать, что ее отец был таким же ужасным, было бы огромным ударом. Но я буду здесь, чтобы помочь ей снова встать на ноги. Теперь у нее есть я. Она может преодолеть все. Мне просто нужно было найти момент, чтобы сделать ей предложение и превратить эту фиктивную помолвку в настоящую. — Что ж, спасибо за пятьсот тысяч. Это... мягко говоря, щедро. — Мои деньги - это твои деньги. — Я пожал плечами. — Всегда так было. Ее телефон зазвонил в кулаке. Филомена, вероятно. Я достал бумажник. — Нам нужно заехать в банк. Время шоу, детка. 88 Брайар Эта женщина даже не подозревала, как мало я о ней думаю. Я не ненавидела Филомену Ауэр. Нет, для этого нужно было бы испытывать к ней что-то, кроме недоверия. Тот, кто отказался бы от собственной плоти и крови, не заслуживал места в моем мозгу. Вокруг нас люди кипели энергией выходного дня. Собаки набирали воду из керамических мисок, их хозяева потягивали из кружек в форме лап, а официанты зигзагами перебегали от столика к столику. Звон чашек и гул разговоров отошли на задний план, пока я изучала женщину, которая когда-то носила меня в своем чреве. Она натянула очаровательную улыбку, на ее коленях лежала поддельная сумка Birkin. Жемчужины на ее шее не имели того блеска, что их настоящие собратья, а дыру на старом блейзере от Chanel она зашила разноцветными нитками. Ирония в том, что я росла в среде, где внешность имела значение и я видела ее насквозь. Филомена смотрела на меня презирающим взглядом. Она все еще не понимала. — Ты же знаешь, что мы жили в трущобах в «Мотеле 6», чтобы остаться в этом районе. Я натянуто улыбнулась. — Вы получаете то, за что можете заплатить. — У меня есть дочь, которая живет в особняке. — Нет. У тебя была дочь, от которой ты отвернулась. Эта дочь «прозябала» в крошечных чуланах с метлами в дерьмовых многоэтажках, которые ей приходилось убирать каждую неделю, чтобы хватало на аренду. А теперь у тебя есть только муж, который ненавидит тебя, потому что ты ему изменила, и ненавидит меня, потому что я - живое доказательство. — Я откинулсь на спинку стула, разглядывая ее с легким любопытством. — И это подводит меня к обсуждаемой теме... Официантка принесла наши напитки - латте для меня и американо со льдом без молока и сахара для Филомены. Еще одно напоминание о том, что она была психопаткой. Я бросила взгляд за ее плечо на витрину. Оливер сидел в машине и ждал меня, зажав iPad между ладонями. Утро показало, что он мало что помнит о прошлой ночи. Мне придется расстаться с ним как можно скорее. Он продолжал говорить о нашем будущем, как будто оно может случиться, предлагая смехотворную сумму денег, которую я все еще не собиралась отдавать матери. Никто из них не знал об этом, но это случится. Скоро. Филомена выпятила вперед челюсть, указывая на сумку, которую я принесла. — Сначала покажи мне деньги. Я достала свою потрепанную сумку JanSport, частично расстегнула ее и показала пачки наличных. — Все здесь. Она выдернула его из моих кулаков и пролистала хрустящие купюры. — Никогда нельзя быть слишком уверенной. — Если бы у тебя было столько энергии, когда ты изменила Джейсону с тем, кем является мой отец, и воспользовалась защитой, нас бы здесь не было. Филомена убрала стопки обратно в рюкзак и нахмурилась. Прежде чем она успела пообедать и умчаться, я выхватила сумку обратно, прижимая ее к животу. — Сначала информация. — Но... — Никогда нельзя быть слишком уверенной, — пропела я в том же тоне. — Отлично. — Самодовольство исчезло с ее лица, теперь, когда ей пришлось столкнуться со своими прошлыми грехами. — После нашего медового месяца первая международная работа Джейсона привела его в Лондон. Кэмерон был швейцаром в нашем доме в Шордиче. — Кэмерон? — Я склонила голову набок. — Ты называла его Купером. — Нет, нет. — Мама покачала головой. — Его фамилия Купер. Так его все называли. — У тебя был с ним роман? — Роман - это такое громкое слово. — Она закатила глаза, как ребенок, отбивая соломинкой лед в своем американо. — Джейсон работал как сумасшедший, вытягивая семидесятичасовые недели. Я была одинока. Я никого не знала в Лондоне. Мы не могли зачать ребенка, несмотря на все наши усилия, и постоянно ссорились. Все, что его волновало, - это работа. Ее слова резали меня одно за другим - не потому, что меня волновали ее отношения с Джейсоном, а потому, что я видела перед собой свои собственные страхи. Работа уносила меня из города в город, из страны в страну. Я терпела долгие, невозможные часы на съемках, никогда не успокаиваясь. Никакие отношения не могли этого пережить. Мои собственные родители этого не сделали, и моя мать повсюду следовала за Джейсоном. Оливер не мог похвастаться такой роскошью. Я сглотнула желчь. — Ни одна из этих причин не является веской для измены. Она проигнорировала меня. — Купер был милым и теплым. Он приносил мне печенье из моей любимой пекарни, чтобы скрасить мой день. Он смешил меня глупыми шутками. Однажды он подарил мне билеты на матч премьер-лиги. Было легко попасть в его ловушку, когда он был единственным, кто уделял мне внимание в этом богом забытом городе. — Все равно это не уважительная причина. Ее ноздри раздулись. Она посмотрела на свои пальцы, которые скрючились на коленях. — Я хотела забеременеть. Я очень хотела стать матерью. И я подумала, что если я смогу сказать Джейсону, что ребенок его, то мне это сойдет с рук. Я уставилась на нее, ошеломленная. Неужели она... намеренно переспала с Купером, чтобы забеременеть? — Мы сделали это только один раз. Но одного раза было достаточно. К счастью, мы с Джейсоном переехали обратно в Нью-Йорк во время моей беременности. Когда ты появилась на свет... — Она закрыла глаза и тяжело вздохнула. — Было очевидно, что ты не от Джейсона. Каждый прошедший день закреплял это все больше и больше. Ты едва ли похожа на моего родственника. — Неужели я... — Я крепче сжала кружку с кофе. — Я похожа на Купера? Она посмотрела мне прямо в глаза и сказала: — Ты похожа на своего отца. При этих словах я скрючила пальцы на ногах, приглашая ее продолжать. — Джейсон подозревал меня с самого первого дня - еще до того, как мы забрали тебя из больницы. Он не сталкивался со мной до твоего третьего дня рождения. В тот момент мы жили в Дубае. Меня не волновало, как Джейсон узнал об этом. Мой разум зацепился за огромную деталь. — Ты забрала меня от Купера? — Я слишком рисковала, чтобы позволить ему видеться с тобой. После того как мы вернулись из Нью-Йорка, Кэмерон стал работать швейцаром, чтобы видеть тебя каждое утро, когда я качала тебя в коляске. — Я его дочь. Он хотел меня. Он действительно хотел меня. Как ты могла? — Я скажу тебе, что я сказала Кэмерону перед тем, как мы уехали в Дубай. — Она подняла подбородок, все так же вызывающе. — С его стороны было бы эгоистично разрушать семью только ради того, чтобы ты была в его жизни. Джейсон позаботился о нас в финансовом плане так, как Кэмерон никогда не смог бы. Он был девятнадцатилетним подростком с дерьмовой работой и без сбережений. — Меня не волнуют деньги. Мне лучше иметь много любви, чем много денег. — Это говорит девушка, выходящая замуж за одного из самых богатых людей в мире. — В жизни есть нечто большее, чем деньги, Филомена. — Ну, Кэмерон с этим не согласен. Он уступил мне дорогу, когда я указала на то, что Джейсон может обеспечить тебе лучшую жизнь. Видишь ли, Кэмерон был выходцем из богатой семьи, которая потеряла все, когда его отец разорил их бизнес. Он знал, каково это, когда тебе выпадают плохие руки, и не хотел, чтобы так было и с тобой. — Мне выпала ужасная рука, — заметила я. — Мне выпала ты. — Ты знаешь. — Она взяла свой кофе, отхлебнула через соломинку, а затем поставила его обратно на стол между нами. — Ты не делаешь себе одолжений с таким отношением. Я так гордилась собой, что не задушила ее. — Пожалуйста, продолжай. — Джейсон потребовал провести тест на отцовство. Он был в ярости. Я была напугана. Мне пришлось признаться. Я сказала ему, что ты принадлежишь Кэмерону. Он разозлился. Очень разозлился. Я тяжело сглотнула. — Он не хотел меня. — Нет, он хотел. — Губы Филомены раздвинулись. — Он принял тебя. Он никогда не был заботливым отцом - это просто его характер. Он не винил тебя в том, что случилось. Он злился только на меня. Она сказала это так, словно винила в этом меня. — Сколько бы я ни просила, ни умоляла, ни извинялась, он так и не простил меня. Он и не разводился со мной. Ему нравилось иметь дочь. Ему нравилось, что я жду его каждый вечер с домашним ужином в нижнем белье. Но он наказывал меня другими способами. Он завел любовниц. Многих. Выставлял их перед собой. Он дразнил меня ими перед нашими друзьями, унижая меня. Он спал в другой комнате, но все равно иногда приходил ко мне, чтобы заняться сексом... Она зарылась лицом в ладони, качая головой. — Он делал это ловко. Как он завоевал и разделил дом. Он заставил меня обидеться на тебя, потому что на самом деле он был мил с тобой, и я настроила его против тебя. Я моргнула, пытаясь переварить последнее предложение. — Ты настроила его против собственного маленького ребенка? — Не смей меня осуждать. — Она ткнула в меня пальцем. — Я сделала то, что должна была сделать. Ты была ребенком. Здоровым, богатым и красивым. Я знала, что ты найдешь свой путь. Джейсон был моим единственным шансом на счастье. Мой единственный шанс. — Джейсону не нужно было подыгрывать тебе. Он сам выбрал ненавидеть меня. — Я устала ухаживать за ребенком, который отнимал все внимание моего мужа. Джейсон начал замечать, что, когда мы наняли няню на полный рабочий день, я стала нравиться ему больше. Так, избегая тебя, мы наладили наши отношения. — Как романтично... — Мне не хотелось слушать обо всем этом. Я пришла за одним. — Где сейчас живет Кэмерон? — Кэмерон? — Она приподняла бровь, призрак улыбки дрогнул в уголке ее рта. — Кэмерон Купер мертв, дорогая. Мое сердце рухнуло к ногам. Оно пробило дыру в земле и почти утянуло меня за собой. Я с трудом восстановила дыхание. — Уже лет пять, наверное? — Филомена проверила свои ногти, усмехаясь про себя. — Как летит время. Помню, его сестра позвонила мне, когда мы еще были в Аргентине, чтобы сообщить. Он покончил с собой. Ужасно, на самом деле. С моих губ сорвалось хныканье. Единственная вспышка уязвимости, которую я дала ей сегодня, и я ненавидела себя за это. На ее лице появилось самодовольное выражение. Это была месть. За то, что отвергла ее. За то, что не хотела, чтобы она была частью моей жизни. Моей свадьбы. И это сработало. — Знаешь... — Она надулась. — Он так и не смирился с тем, что у вас не было отношений. Он пытался искать тебя. Посылал письма. Звонил. Я блокировала его каждый раз. Избавилась от писем. Сменила номера, чтобы он не смог нас найти. Вечеринка в замке стала последней каплей. Я отдала тебя в школу-интернат, где он не мог тебя найти. И это сработало. Все мое тело задрожало. Я вцепилась в край стойки. Если бы я отпустила его, то перемахнула бы через стол и причинила ей боль. Мой самоконтроль ослабевал с каждой секундой. У меня мог быть отец. У меня мог быть отец. Я могла бы почувствовать безусловную любовь. У меня мог быть отец, который спрашивал, как прошел мой день, провожал меня к алтарю, учил, как снять родовые проклятия, прежде чем я начну свои собственные. Она лишила меня этого. Я встала, но колени подкосились. Рюкзак упал на кафель. Рука протянулась, чтобы поймать его, а затем другая обхватила мою талию. Оливер. Только он мог одарить меня покоем в такой момент. Я позволила ему обнять меня, впервые потеряв дар речи. Ведь никакие слова не могли описать страдания, которые она на меня обрушила. Глаза Оливера превратились в два острых кинжала, пронзающих мою мать и пригвождающих ее к месту. — Тебе конец. Она попыталась закрыть рот, но не смогла. — Но... — И я не имею в виду этот разговор. Я имею в виду жизнь. Это последний раз, когда ты разговариваешь с моей женой. Я уничтожу все обрывки жизни, которые тебе удалось спасти. Бедность будет наименьшей из твоих проблем. — Ты даже не знаешь, что я сказала, — запротестовала она. — И мне, блядь, все равно. В ту секунду, когда ты заставила плакать женщину, которую я люблю, ты подписала себе смертный приговор. Надеюсь, ты любишь оранжевый, Филомена, потому что это будет единственный цвет, который ты будешь носить до конца своей жалкой жизни. Глаза Филомены смотрели на него, как два огромных блюдца. — О. — Он перекинул рюкзак с деньгами через плечо. — И ты этого не заслуживаешь. Это подтолкнуло ее к действию. — Эй. Ты не можешь взять свои слова обратно. — Могу, и забираю. Ни контракта, ни гребаных денег. Преследуй меня с адвокатами, детка. Посмотрим, кто победит. Он взял мою руку с большей нежностью, чем нужно, как будто она была чем-то драгоценным, и спрятал ее в карман свитера, как будто хотел укрыть меня там и оградить от всего мира. — Не волнуйся, Филомена, я обязательно пришлю тебе видео, как я сжигаю все эти деньги в костре, просто чтобы подсыпать немного соли в открытую рану. Счастливой жизни. Она погналась за нами к выходу, ухватившись за хлипкие ремни JanSport. — Это незаконно. — Как и мошенничество, воровство и схемы Понци. Уверен, власти с удовольствием посмотрят на все доказательства, которые я собрал. — Олли вырвал рюкзак из ее хрупких пальцев, пока официантка бежала за нами со счетом. — Лучше обналичить эту скидку AARP, Филомена. Она тебе понадобится. 89 Брайар Трио можно спрятать в JanSport, а Гизера - под толстовкой Baylor. Эта полузадуманная схема мелькала у меня в голове, как спасательный круг. Наверняка служба безопасности аэропорта не станет проверять меня слишком тщательно, если я симулирую беременность. Но, увы, было бы жестоко похищать собак Оливера, да еще и бросать его. И я бы покончила с этим. Ничего не изменилось. Моя работа на съемочной площадке начиналась через две недели, а состояние Себастьяна привязывало Оливера к этому месту. Наши жизни не совпадали. И никогда не подходили. Оказывается, любовь - требовательная сука. Она никого не ждет, но имеет наглость быть достойной ожидания. — Мы не можем быть вместе, — объявила я за столом во время завтрака за яичницей с веганской колбасой. Оливер шлепнул Financial Times на свою тарелку и уставился на меня так, словно я навсегда испортила идеальное сочетание завтрака. Не то чтобы он воспринимал меня всерьез. В его глазах читался вызов. На самом деле он провел последние двадцать четыре часа, нависая надо мной, выискивая признаки грядущего срыва из-за известия о смерти Купера. Вероятно, он посчитал мои слова переломным моментом. — Нет, мы можем. — Он закрыл газету, вытер салфеткой на коленях пятно от голландского соуса с первой страницы и небрежно продолжил трапезу. — Но давай, расскажи мне, что, по-твоему, стоит на нашем пути. Я намазала маслом ломтик тоста из закваски, представляя, что бы он мне сказал, если бы я не испортила завтрак своим заявлением. Наверное, что-то вроде: «Я люблю тебя. Правда, но я не понимаю, зачем ты поджариваешь хлеб, который и так твердый. Ты не любишь свои зубы?» — Олли. — Я вздохнула, вонзая зубы в хлеб, который, действительно, было больно кусать. — Эта мистификация с фальшивой помолвкой была забавной, но теперь в ней участвуют другие люди, которые ожидают, что это действительно произойдет. Его брови взлетели вверх. — Ты имеешь в виду, как ты и я? — Я имею в виду, как твои родители. — Точно. — Он провел языком по верхним зубам, устраиваясь в кресле. — И почему этот брак не может состояться? Я отложила тост, наблюдая, как масло скапливается на моей тарелке. — Потому что у меня есть жизнь, друзья и карьера - и все они находятся в Сокале. А ты должен остаться здесь. — Добро пожаловать в жизнь в стиле путешествий, детка. — Он широко раскинул руки. — У тебя даже есть частный самолет. — Я не хочу летать на частном самолете по этическим соображениям, помнишь? — Помню. Слишком хорошо. — Он придвинул к себе тарелку и преувеличенно вздохнул. — Почему я не могу влюбиться в кого-то вроде сестер Таунсенд, которые в одиночку сожгли бы целый тропический лес, если бы это помогло им проложить себе дорогу к распродаже дизайнерских вещей? — Они бы пересадили деревья, — попыталась возразить я, потрясенная тем, как сильно они мне понравились. Чего не хватает еще двум людям? Он бросил на меня серьезный взгляд. — Ты можешь летать коммерческими рейсами. Я покачала головой. — Мы снимаем по несколько недель подряд, и это суматошный график. Часто по двадцать часов в день. — Это судебный иск, который только и ждет, чтобы случиться. Я помогу тебе его подать. Мы уедем в закат, получив компенсацию, и ты сможешь использовать ее для запуска своей собственной продюсерской компании. Здесь. В Потомаке. Рядом со мной. — Я не буду судиться со своими работодателями, Оливер. И я не буду делать ничего такого, что навсегда занесет меня в черный список Голливуда. — Я положила локти на стол. — Это моя мечта. Крошечная предательская слезинка потекла по моей щеке. Я смахнула ее, пока он не заметил. Не должно быть никаких признаков слабости. Никаких трещин, в которые он мог бы пролезть, чтобы убедить меня остаться. В этот раз мне нужно было выбрать себя. Олли не сдвинулся с места. — У нас все получится. — Если ты не будешь в Лос-Анджелесе, это превратится в отношения на расстоянии. Он пренебрежительно махнул рукой. — Тогда мы будем общаться на расстоянии. — Да. — Я фыркнула. — В прошлый раз все так хорошо получилось, верно? Оливер кивнул. — Отлично. Хорошая мысль. Я тоже не хочу больше быть вдали от тебя. — Он тоже подчеркнул это, отодвигая тарелку и нарезая канадский бекон. — Я занимался этим пятнадцать лет, и это была пытка. Тогда я перееду в Лос-Анджелес вместе с тобой. Он потирал сердце, словно обижаясь, что я не пригласила его первой. Только вот моя интуиция - и каждая клетка мозга, которая еще не умерла от сотрясения - предупреждала меня, что совместный переезд в Сокаль закончится лишь разбитым сердцем. Он не мог бросить свою семью. Я бы никогда не попросила его об этом. — Оливер. — Я встретила его взгляд, разрывая тост пополам и макая его в яичный желток. — Ты не можешь переехать. У тебя есть Себ. — Он поедет с нами, — пробурчал он, явно не подумав. Себастьян никогда бы не согласился на это. Он вообще не хотел покидать свое крыло, особенно после фиаско в кабинете хирурга. За прошедшие дни он запретил посещать корабль (включая меня), перестал грести (даже по ночам), а за продуктами ходил на тележке (ее доставлял на палубу Усэйн Кольт, а к балкону она была привязана с помощью системы лееров). Я встала и направилась к нему. — Нет, не поедет. Мы оба знали это как неоспоримый факт. На его шее напряглись мышцы, как будто он физически мог удержать эти отношения. — Ты серьезно решила покончить с этим? — Это всегда была игра в то, кто моргнет первым. — Я позволила ему усадить себя на колени и подняла его подбородок, заставляя встретиться с моими глазами. — Я. Я моргаю первой. Все кончено, Оливер. — Подожди. — Он заставил меня замолчать, приложив палец к губам. — Однажды я потерял тебя из-за Себастьяна. Я люблю своего брата, но не настолько, чтобы потерять тебя снова. Ты на первом месте. Независимо от исхода. Дело в тебе, Брайар. Не в нем. — Это больше, чем мы. — Его палец заглушил мои слова. Я сжала его запястье, убирая его от своего лица. — Мне нужно думать о своей совести. Я не могу позволить тебе бросить его. И через месяц жизни в Лос-Анджелесе ты поймешь то же самое. Нет смысла оттягивать неизбежное. — У нас все получится. — Нет. — Я обхватила его щеку, наслаждаясь ощущением его кожи под своей. Больше всего мне будет не хватать его прикосновений. — Потому что я знаю, в чем твой самый большой секрет. — Да. Себ. — Он прижал тыльную сторону ладони к моему лбу, проверяя, нет ли жара или каких-либо признаков затянувшегося сотрясения мозга. — Я знаю, что ты знаешь. — Нет, Оливер. — Я отмахнулась от его руки, направляя ее к своей талии. — Дело не в этом. Твой главный секрет в том, что внутри ты красивее, чем снаружи. А снаружи ты действительно чертовски красив. — Тем больше причин остаться. — Нет. — Я поцеловала его в кончик носа, не в силах остановиться. — Потому что Оливер, которого я знаю, никогда бы не бросил свою семью. И я не влюбилась бы в того, кто это сделал. Он застонал, прижавшись лбом к моему. — Ты заманила меня в ловушку. — Я знаю. — Если я не поеду в Лос-Анджелес, я потеряю тебя. Но если я поеду, я больше не буду тем человеком, в которого ты влюбилась. Я попыталась улыбнуться, подняв плечо. — Из меня получился бы отличный адвокат, да? Он молчал несколько минут. В ноздри ударил горький запах прощания. Словно понимая наш разговор, Трио заскулил, уткнувшись в мою лодыжку своим мокрым рылом. Гизер присоединился к ним, атакуя лапами мои пальцы. Наши малыши. Они тоже хотели, чтобы я осталась. Я потянула за свободные волокна свитера, надеясь отвлечься от трех пристальных щенячьих глаз, устремленных на меня. Не сопротивляйся, Ол. Я не настолько сильна, чтобы сопротивляться. Хоть раз подари мне красивое прощание. Наконец, наконец, Оливер нарушил молчание. — Тебе есть где остановиться в Лос-Анджелесе? Я покосилась на него, поняв его скрытый смысл. — Я могу спать на диване Хейзел, пока не найду. — В отеле Grand Regent в Беверли-Хиллз есть роскошные апартаменты для долгосрочных арендаторов. Я поднялась с его коленей, оставив между нами некоторую дистанцию, поскольку теперь нас не было. — Я не приму твою благотворительность, Оливер. — Я разорвал твой старый договор аренды и продал твою машину. Это не благотворительность. Это компенсация. Я обдумала это, запрыгивая на край стола для завтрака. — Хорошо. Но только на то время, которое потребуется, чтобы найти новое место. И я буду платить за аренду. — Я составлю договор аренды. Это было по-взрослому. Зрело. Я жалела, что не закрылась пятнадцать лет назад. Мы можем сделать это. Пойти разными путями. Может быть, через несколько лет, когда пыль осядет и я смогу смотреть на него, не желая плакать, мы даже сможем снова стать друзьями. Ты выживешь , убеждала я себя. Однажды ты оглянешься на этот момент и поблагодаришь себя за то, что поставила себя на первое место. — Такое ощущение, что небо падает, — призналась я. — Ты достаточно сильна, чтобы удержать его, — сказал он мне, его слова были гордыми, а глаза печальными. — Спасибо тебе. За то, что научил меня летать. За то, что помог мне вновь обрести крылья. За то, что отпустил меня. Он положил подбородок на мое колено, глядя на меня с высоты своего места. — С тобой все будет хорошо, правда? — Мы оба справимся, — заверила я его. И, не удержавшись, провела кончиком пальца по его переносице. — Ты подарил мне крылья, мой темный трагический принц. Не дождавшись ответа, я выскользнула из-за стола и направилась к лестнице, чтобы собрать свои вещи. У подножия лестницы я остановилась и повернулась к нему лицом. Его глаза не отрывались от меня. Оливер смотрел на меня в ответ, но молчал. На кончике моего языка пронеслась волна признаний. Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя. Я буду любить только тебя. Но вместо этого я просто спросил: — Оливер? — Обнимашка. Я вернулась к нему, сняла обручальное кольцо и вложила его в его ладонь, обхватив его пальцами. — Однажды ты станешь потрясающим мужем. Только не моим. Он вскочил со своего места, напугав меня. — Чушь собачья. Я отступила назад, пока он шел ко мне, шаг за шагом. — Прости? Еще один шаг. И еще один. Я прижалась спиной к стене. Оливер положил руку по обе стороны от моего лица, прижав меня к себе. Наше тяжелое дыхание сбивалось вместе, его глаза были темными и неумолимыми. Он наклонил голову и прикоснулся губами к моему уху. — Если я не женюсь на тебе - а это очень большое гребаное «если», - то стану самым худшим мужем на свете. Потому что я буду каждую секунду думать о тебе. Когда я буду смешить ее, я буду слышать твое хихиканье. Когда я буду целовать ее, я буду чувствовать твои губы. А когда я буду проникать в нее, я представлю себе твою киску, влажно стекающую по моему члену. Ты разрушила меня, Брайар. Полностью и окончательно уничтожила меня для любой другой женщины на этой планете. Или ты, или ничего. 90 Брайар Брайар Ауэр: Помолвка расторгнута. Брайар Ауэр: Ну, она никогда и не была помолвкой. Даллас Коста: Ты уверена? Я теперь должна Фэрроу 100 тысяч долларов. Брайар Ауэр: Ты поставилА против нас?! Фэрроу Баллантайн-Сан: *Временно против вас. Фэрроу Баллантайн-Сан: Она сказала, что ты вернешься в Лос-Анджелес, Оливер будет бегать за тобой, а ты вернешься из Науру обрюзгшей. Я ставила на сцену в аэропорту, но, по сути, ты останешься здесь. Брайар Ауэр: Вы ужасные друзья. Даллас Коста: Я прилетела к тебе в Техас, когда мы были совершенно незнакомы! Фэрроу Баллантайн-Сан: Я УШЛА ИЗ ДОМА РАДИ ТЕБЯ. НЕСКОЛЬКО РАЗ. Брайар Ауэр: Я обязательно упомяну это в нашей свадебной речи. Даллас Коста: У меня амнезия, или ты только что не сказала, что помолвка отменяется? Брайар Ауэр: Это временно. Фэрроу Баллантайн-Сан: То есть? Брайар Ауэр: То есть я пыталась порвать с ним, он отказался, а потом поцеловал меня так тщательно, что я не могла не согласиться на отношения на расстоянии на пробной основе. Даллас Коста: Разве ты не говорила нам, что отношения на расстоянии - это большое, жирное «нет»? Брайар Ауэр: Говорила. Я была напугана. Я пятнадцать лет думала, что Оливер изменяет мне каждый раз, когда уезжает в Америку. А если учесть это и постоянные романы моих родителей, возможность превратиться в мою мать пугала меня до чертиков. Даллас Коста: Фу. Как ты вообще можешь сравнивать себя с ведьмой, которая тебя родила? Вы совершенно не похожи. Брайар Ауэр: Я знаю. И я рада, что поняла это до того, как провела весь полет обратно в Лос-Анджелес, рыдая в пакет с черствыми крендельками. Брайар Ауэр: Кстати, никто не хочет отвезти меня в аэропорт? Оливер предложил, но у нас было такое замечательное прощание, что я не хочу рисковать его испортить. Фэрроу Баллантайн-Сан: Заметано. Увидимся через пять минут. Даллас Коста: Нужен грузовик? Брайар Ауэр: Нет. Помощник Олли доставит все на этой неделе. Фэрроу Баллантайн-Сан: Я принесу вино. Даллас Коста: И торт. Никаких черствых кренделей для тебя сегодня. Даллас Коста: И не думай, что ты от нас избавилась, мисси. Мы будем приходить раз в месяц, нравится тебе это или нет. 91 Оливер Четвертый пробный день Никто никогда не указывал беспокойство как побочный эффект отношений на расстоянии. Этот мучительный, вызывающий рвоту, электрический всплеск внутри тебя, который, казалось, сгорит и вырвет все органы, если ты не встанешь и не сделаешь что-нибудь. Что угодно. Илай пролистал папку с образцами ковров, закинув ноги на стол в моем кабинете. — Что-нибудь еще? Кончиком ручки я смахнул его ботинок с красного дерева, гордясь тем, что мне удалось встать после четырехдневного запоя. Поправка: Илай приехал ко мне домой в семь утра и притащил мою задницу в офис как раз к важному голосованию, едва выкроив минуту, чтобы натянуть костюм. Мои пальцы вернулись к вискам, погрузились в кожу, словно могли выжать похмелье. — Ты когда-нибудь был в Вако? — Я имел в виду по работе. — Я твой босс. Все, что я тебе говорю, связано с работой. Он вздохнул, уступая мне дюйм. — Что в Вако? — Засранец. Точнее, мудак-изменник, который однажды списался с Брайар на Raya, написал ненавистные комментарии к каждому трейлеру фильма, над которым она когда-либо работала, и столкнулся с ней в Бэйлоре, когда она пришла к своим друзьям. Я приказал Себастьяну найти на него компромат еще несколько месяцев назад. Кайл Кларк. Бывший младший инженер в Raytheon. Бывший кандидат наук в Бэйлоре. Даллас ввела меня в курс дела, когда они вернулись из поездки, а я слишком долго не давал ему опомниться, отвлекаясь на существование Брайар рядом со мной. Илай бросил взгляд на ужасный полиэстер цвета фуксии. — В этой великой стране полно мудаков. Кого ты имеешь в виду? — Того, чья жизнь скоро станет короче. — Не делай ничего противозаконного. Я не буду выручать тебя из тюрьмы. — Для этого у меня есть друзья. — Я перестал потирать виски, чтобы прищуриться на него. — Это беспокойство, которое я слышу в твоем голосе? — Это самосохранение. Ты выглядишь как дерьмо. Итак. Насчет этого... Я не принимал душ с тех пор, как Брайар уехала. Это важно. Не то чтобы я подпускал кого-то достаточно близко, чтобы почувствовать мой запах. Было бы проще, если бы она осталась в Лос-Анджелесе. По крайней мере, у нас был бы FaceTime. Но, увы, как только она приземлилась, продюсеры сообщили ей, что они перенесли съемки на отдаленный частный остров, принадлежащий одному из инвесторов-миллиардеров. Что-то вроде сокращения расходов на съемочную площадку. На крошечном карибском острове была всего одна вышка сотовой связи, и чтобы поймать сигнал, нужно было совершить двухчасовой поход на гору, покрытую густыми джунглями. Даже если бы я хотел, чтобы она совершила этот поход, а я этого не хотел, она бы не смогла с ее двадцатичасовым графиком съемок. Я не получал от своей девушки никаких известий уже четыре долбаных дня. Я прислонился щекой к столу. — Я одет с ног до головы по индивидуальному заказу. — У тебя даже носки не совпадают. — Обдуманный модный выбор. — Единственный человек, чье имя ты сегодня правильно назвал, - это я, ты накричал не менее чем на половину персонала, а на заседании совета директоров предложил отказаться от расширения курорта в Бразилии. — Это привело бы к повсеместной вырубке лесов и еще больше поставило бы под угрозу буйноголовых мартышек. — Буйноголовые сурки. — Илай захлопнул папку. — Кто ты, блядь, такой? Я не ответил, вскочив на ноги, прежде чем взорваться на своем сиденье. Этот электрический всплеск не хотел рассеиваться. Я должен был это сделать. Глаза Илая проследили за тем, как я направился к выходу. — Куда ты? — В Техас. — Что, черт возьми, находится в Техасе? Мелкая месть. 92 Брайар Девятнадцатый пробный день На второй неделе съемок Хейли Йоханссон удалось заманить меня в угол на съемочной площадке, зажав между двумя столами с едой. Если я ожидала, что за месяцы, прошедшие с нашей нью-йоркской встречи, произойдет какое-то развитие личности, то была жестоко разочарована. Она откинула волосы на плечо, несомненно, одним этим жестом отложив прическу и макияж еще на полчаса. — Твой жених придет? Я вздохнула, взяв тарелку со стопки. — В миллионный раз повторяю: он мне не жених. По крайней мере, пока нет. Воистину, этой женщине не хватало элементарной способности слышать все, что не выходит из ее собственного рта. Не помогало и то, что каждую свободную минуту я проводила в делах, пытаясь выкинуть Купера и Оливера из головы. (Подчеркиваю - бодрствуя. У меня не было ни единого шанса против своих снов). Я скучала по Олли. Очень сильно. На прошлой неделе мне даже удалось выкроить пять часов, чтобы совершить поход на гору и спуститься с нее в поисках сотовой связи, но съемки прервались из-за изменения расписания в последнюю минуту, вызванного трехчасовым срывом Хейли на съемках из-за сцены, которую она не смогла довести до конца. Что касается Купера... Я не могла смириться с тем, что наша разлука привела к его смерти. Это просто не укладывалось в голове. Если я концентрировалась на своих задачах, занимала себя дополнительными часами, продумывая расстановку и сцены, я меньше думала об этом. Так я и поступила, с головой погрузившись в работу. Хейли последовала за мной к буфету. — Знаешь, для помолвленной пары вы двое никогда не общаетесь. — Потому что мы больше не помолвлены. — А ты ему вообще нравишься? — Тебе придется спросить у него. — Я положила на свою тарелку половину вегетарианского бань-ми. Сотрудники кейтеринга постарались на славу, отправив на остров целую флотилию поваров. — Могу я взять его номер? Вот и все. Я повернулась к ней, отбросив еду на стол. — Ты просишь у меня номер телефона моего бывшего жениха? — Ну, не похоже, что он тебе больше нужен. Я вздохнула, не потрудившись объяснить ей - в очередной раз - что отмена помолвки не означает, что мы прекратили наши отношения. Хотя, если честно, после девятнадцати дней без связи это даже не было похоже на отношения. Это было то, чего я боялась, когда пыталась расстаться. Любовь превращалась в тоску, а тоска - в сомнения. Хейли подмигнула мне, ожидая ответа. Вместо этого я топала обратно в свой трейлер, где планировала прятаться до тех пор, пока не понадоблюсь кому-нибудь. Слова Фэр, сказанные по дороге в аэропорт, пронеслись над моей головой, как гильотина. Прошлое - это глава, а не вся история. Хватит позволять ему решать следующие страницы. Вокруг меня под горячими лампами пеклись актеры, готовые ворваться в образ во время действия. Неподалеку висели гримеры с кисточками для пудры. Ассистенты по съемкам сновали туда-сюда с заказами на кофе и аннотированными сценариями. Режиссер и оператор обменивались словами за монитором, их глаза были устремлены на идеальный кадр. Моя голливудская мечта пульсировала в моих венах, живая и яркая. Но она больше не волновала меня. 93 Оливер День испытаний двадцать четвертый Сегодняшняя большая доза успокоительного была получена благодаря Джеку Дэниелсу. (Илай, засранец, каким он был, спрятал «Макаллан» два дня назад в надежде, что я не опущусь до самого низкопробного пойла). Обычно я не искал утешения в алкоголе, но он был мне нужен, чтобы удержать себя от решительных действий вроде отказа от своих обязанностей и переезда в Лос-Анджелес вместе с Брайар. Туман отступил от моего мозга достаточно, чтобы я смог различить стук туфель по ковру. В поле моего зрения попал Оксфорд в кепке, смешавшись с пустыми бутылками виски вокруг меня. — Господи, Оливер. Я поднял глаза на него со своего места на полу, моя щека все еще была припечатана к ковру. — Папа? Это должно быть галлюцинация. Он не появлялся в этом здании уже более пятнадцати лет. — К сожалению. — Он провел рукой по своему сморщенному носу, и винтажный гильошированный Patek подмигнул мне с его запястья. — Честно говоря, Оливер, мне стыдно признаться, что я принимал участие в создании... — Он ткнул пальцем в мою лодыжку. — ... этого. — Почему ты здесь? И почему на тебе костюм? За последние пятнадцать лет ближе всего к нему был костюм на день рождения. И то только потому, что его требовали душевые. Он перекинул мою руку через плечо и поднял меня, бросив на кожаное кресло за моим столом. — Меня прислал Себастьян. Этого не может быть. Он все еще держал обиду за инцидент с пластической операцией. Я провел три последних «Дня нашей жизни» в молчании, потягивая из бутылки спиртное, пока он размышлял о дьяволе, овладевшем Марленой без меня. По какому-то негласному соглашению мы отказывались признавать существование друг друга, за исключением того, что Себастьян отплевывался всякий раз, когда я проходил мимо. Теперь я знал, что у меня были галлюцинации с отцом. Я откинулся на кожаную спинку кресла, осознав, что мой кабинет, обычно отличавшийся чистотой и порядком, напоминает поле боя. На столе из красного дерева валялись разбросанные бумаги, некоторые падали на ковер. Частично задернутые жалюзи отбрасывали на комнату головокружительные тени. Нормально ли это? Я попытался вспомнить, до какого состояния доходили Ромео и Зак во время разлуки с женами. Ромео продержался три дня. Зак - тридцать. Ни один из них не дошел до этого трезвым. Отец начал складывать пустые бутылки в мусорный пакет. — Ты меня игнорируешь? — Ты вообще здесь? — Прости? — Куда ушел Илай? — «Посадить дерево, чтобы ты его обнял». Это его слова, не мои. Ты позволил ему так с тобой разговаривать? Я был не в том состоянии, чтобы протестовать. У меня не было сил бороться с ним. Как и кабан, если уж на то пошло. — Ты нанял его, — заметил я. — Чтобы привести твою задницу в форму. Посмотри, что из этого вышло. — Отец завязал мусорный мешок двойным узлом, наколдовал еще один и перешел к бутылкам, сложенным у окон. — Я бы не пришел, если бы Себастьян меня не послал. Он никогда ни о чем не просит, так что я знал, что это серьезно. Я расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и ослабил галстук, прикидывая, насколько хорошо он будет держаться в качестве петли. — Почему у меня не было галлюцинаций с кем-то более сексуальным? — Это Брайар, не так ли? Если ты скучаешь по ней, иди за ней. Я буду держать оборону. Как только ее имя пронеслось мимо его губ, словно кинжал, все вокруг померкло. Щелканье клавиатур за окном. Негромкий рокот разговоров между моими сотрудниками. Недоверчивое ворчание отца каждый раз, когда он обнаруживал новый тайник с бутылками. Все исчезло. Я даже не услышал ни одного его слова, кроме ее имени. Кончики пальцев чесались от желания перевернуть фотографию, лежащую на моем столе лицом вниз. Илай выкинул ее несколько недель назад, а я так и не удосужился перевернуть ее обратно, боясь, что при виде зубастой ухмылки Брайар я запрыгну в самолет и сорвусь на съемки ее фильма. К сожалению, мне нужно было доказать ей, что я могу выдержать отношения на расстоянии. И что еще более прискорбно, похоже, я не мог. — Иди домой, Оливер. Отдохни немного. Возьми себя в руки. — Отец погладил меня по спине - первое утешительное прикосновение за почти шестнадцать лет. — Откажись от выпивки. Я вытер рот тыльной стороной ладони, пытаясь сосредоточиться. — Это богато с твоей стороны. — Ты прав, и мне очень жаль. — Он опустился передо мной на колени, поймав мой взгляд под взъерошенными волосами. — Прости, что меня не было рядом после несчастного случая с твоим братом. Мне жаль, что тебе пришлось взять на себя столько ответственности. И мне жаль, что мы с твоей мамой так и не поинтересовались, все ли с тобой в порядке. — Откуда это? — Я покачал головой, не в силах сформировать основные связные мысли. Это казалось важным. Даже монументальным. Но мой мозг - и тело - подвели меня. Комната закружилась, цвета и формы смешались в головокружительный калейдоскоп. Я знал, что через час забуду этот разговор. А еще хуже - что все это мне привиделось. Но, должно быть, это пришло ко мне не просто так. Может быть, где-то в глубине души мне нужно было это услышать. — Твой брат вбил мне вчера в голову кое-какие мысли. — Себастьян? — Он написал мне в FaceTimе. Заставил меня смотреть ему прямо в глаза, чтобы сказать, что я подвел вас обоих. Что мой долг как твоего отца - помочь вам двоим сориентироваться в нашем новом мире, а я не справился. — Галлюцинированный отец вздохнул и провел рукой по своим седеющим волосам. — Позволь мне передать тебе совет твоего брата, сынок. Иногда то, чего никогда не было, преследует тебя больше, чем то, что было. Не живи с сожалением, Оливер. Тошнотворная боль поднялась из того места, которое, как я думал, уже зажило. Я застонал, уткнувшись в свой стол. — Эта галлюцинация ужасно похожа на интервенцию. Папа собрал мои руки в кулаки и рассмеялся. — Олли? — Да, папа? — Я знаю, что мы ужасно умеем это показывать, но мы с мамой любим тебя. В комнате воцарилась тяжелая тишина. Я вспомнил, когда в последний раз слышал эти слова. Двадцать пять дней назад. От Брайар. Единственной женщины, способной сделать то, что никогда не удавалось ни одной корпоративной сопернице. Сломать меня. 94 Брайар День испытаний двадцать шестой Даллас Коста: Я знаю, что ты не увидишь этого еще пятьсот лет (и что это делает меня полным нарциссом), но Оливер был несчастен с тех пор, как ты уехала. Фэрроу Баллантайн-Сан: Согласна. Как бы мне ни нравилось видеть мужчин, падающих к ногам женщин, это действительно печальное зрелище. Даллас Коста: Ты уверена, что у вас двоих все получится на расстоянии? Фэрроу Баллантайн-Сан: Отлично. Мы поняли. Мы больше не будем об этом говорить. Даллас Коста: Мне кажется, или это странно - разговаривать с Брайар, когда мы знаем, что она не ответит на эти сообщения? Фрэнки Таунсенд: ХММ... КАК БУДТО ЭТО НЕ ВЕСЕЛО, КОГДА ТЕБЯ ИГНОРИРУЮТ В СООБЩЕНИЯХ. Фэрроу Баллантайн-Сан: Эй, смотрите, кто нашел кнопку caps lock. Фрэнки Таунсенд: не смешно. быть ледяным - это отстой. клянусь, быть агентом влияния - это настоящая работа. Фэрроу Баллантайн-Сон: На следующей неделе у меня выходной. Даллас Коста: Поездка для девочек в Сокаль? Мы можем отправиться в О.К. Фэрроу Баллантайн-Сан: Будь честной. Ты едешь не для того, чтобы навестить Брайар. Ты просто хочешь сырный ролл из «Порто». Даллас Коста: Я не хочу сырный рулет из «Порто». Я хочу все меню. Фрэнки Таунсенд: на этот раз я приду! Даллас Коста: Ты уже нашла работу? Фрэнки Таунсенд: не моя вина, что меня снова уволили. Даллас Коста: Ты провалила пять фишинговых тестов для компании TECH. Фрэнки Таунсенд: последний был невозможен. они предлагали бесплатные билеты на концерт Тейлор. даже монахиня не смогла бы удержаться от перехода по этой ссылке. Даллас Коста: И вместо того, чтобы продолжить обучение по кибербезопасности, ты отказалась, и они тебя уволили. Фрэнки Таунсенд: моя карьера влиятельного человека пойдет в гору. просто подожди. 95 Оливер День испытаний двадцать восьмой Когда речь заходила о неизбежном примирении с Себастьяном, я всегда воспринимал это как уверенность. Вопрос «когда», а не «если». Я подходил к нашим застывшим братским отношениям с оптимизмом, который Себастьян совершенно не любил, зная, что если я останусь рядом с ним, если покажу ему, что я есть в его жизни, независимо от того, как он выглядит и как себя ведет, мы найдем способ зарыть топор войны. И вот последние пятнадцать лет Себастьян доказывал, что я ошибался. Почти намеренно. Именно поэтому я не заметил, где мы находимся, и что означает его присутствие здесь, когда он материализовался рядом со мной в гостиной средь бела дня, где толпился персонал. Я прислонился к стене и смотрел на озеро через открытые двери патио. Последние четыре дня я прогуливал работу, не утруждая себя появлением, с тех пор как Илай перестал донимать меня звонками. Может, он понял, что и без меня справится. Себастьян пнул пустую бутылку, наблюдая, как она покатилась на кухню. — Ты в одиночку возрождаешь алкогольную индустрию? — Алкогольная индустрия не нуждается в возрождении. — Я крепче сжал бутылку в кулаке, не желая, чтобы он вырвал ее из моих пальцев. — Она процветает на страданиях, а их здесь предостаточно. В реальности я знал, что Брайар рано или поздно вернется в США, но с тех пор, как начался наш суд, мне стало ясно, что, учитывая наши рабочие графики и мои обязательства перед Себастьяном дважды в неделю, мы будем видеться не более тридцати-сорока дней в году. Палец Себастьяна подтолкнул мою хромую ногу. — Это жалко. — Отвали. — Ты пропустил «Дни нашей жизни». — Нет, не пропустил. — Я привалился спиной к твердому дереву, борясь с порывом ветра, дующего с открытого патио. Вдалеке озеро ревело от необычайно сильных волн. Себ навис надо мной, его глаза нервно перебегали вправо и влево. — Сегодня четверг. — Не может быть. В среду у меня деловая встреча, а я не пошел. — Ты ее пропустил. Папа заменял тебя. Это выбило меня из колеи. — Правда? — Я высунул голову из двери патио, наполовину опустив ее на тротуар, потому что не мог заставить себя пошевелить всем туловищем. — Что ты делаешь? Я уставился на облака. — Жду, когда мимо пролетят летающие свиньи. Может быть, мне не привиделся тот разговор с папой. Но это тоже не имело смысла. Для этого нужно было бы заняться чем-то еще, кроме оплакивания его все еще живых детей. Себастьян с усмешкой посмотрел на меня. — Поздравляю. Ты официально самый неловкий фон Бисмарк. Я выпрямился, наконец-то разглядев его как следует. На нем были солнцезащитные очки Gentle Monster и выцветшие джинсы с гарвардской толстовкой. Все было почти нормально, если не считать того, что капюшон был натянут на голову так туго, как только позволяли нитки, и завязан тройным узлом, чтобы образовалось крошечное отверстие, через которое он мог подглядывать. — Подожди. — Я моргнул, гадая, не мираж ли это тоже. — Ты покинул свою пещеру. — Да, но... кто-то должен следить за тем, чтобы ты не утонул в луже собственной блевотины. — Он пожал плечами, засунув руки в карманы джинсов. — Кстати, ты выглядишь как дерьмо. — Так все говорят. — Я повернулась к озеру. На моих губах заиграла горькая улыбка. — Все еще помнишь, как выглядит солнце? Оно уже начало опускаться за горизонт, заливая комнату туманным оранжевым светом. У нас было еще пять или десять минут, прежде чем оно полностью исчезнет, но я решил, что мы с моей галлюцинацией можем насладиться этим вместе. — Выглядит так же, как я помню, только с большим загрязнением. — Себ занял место рядом со мной, его рот дернулся в почти улыбке. Он нахмурился, когда я рыгнул ему в лицо. Он обмахивался веером от вони. — Я должен был позволить тебе утонуть в жалости к себе. К несчастью для меня, сегодня я чувствую себя милосердным. Я фыркнул, вытирая рот тыльной стороной ладони. — С каких это пор ты занимаешься благотворительностью? — С тех пор как мой единственный источник продуктов превратился в пьяное клише из фильма, снятого по заказу. — Его брови взлетели вверх, проглядывая сквозь солнцезащитные очки. — Я серьезно... Сидеть в темноте, пить виски галлонами и смотреть в озеро? Что дальше? Напишешь ей грустное письмо, завернешь его в стеклянную бутылку и бросишь в воду? Я видел фильм. Спойлер: она никогда его не читает. — Заманчиво. Может быть, я брошусь в воду, пока буду этим заниматься. — Давай воздержимся от драматических жестов. Ты как бы монополизируешь драму в этой семье. Это утомительно наблюдать. Я повернулся к нему лицом, уперся в дверной косяк, ткнув большим пальцем в грудь. — За мной утомительно наблюдать? — Эх. У тебя дерьмовый жанр. Слишком много трагедии. Недостаточно взрывов. Я икнул в свою бутылку. — Ты ужасная галлюцинация. — Это потому, что я не галлюцинация. — Докажи это. — С радостью. С этими словами он вскочил на ноги, ворвался на мой диван и принялся запускать все подушки прямо мне в лицо. Подушка «Джек Дэниелс» упала на твердый пол и раскололась на две части. Между нами потекли реки виски. — Какого черта, Себ? — Я вскочил на ноги, сжимая в кулаке его рубашку. Он выгнул бровь, забавляясь. — Ты спятил? Нет, вообще-то. Совсем нет. Я просто не мог поверить, что он покинул свою пещеру. — Ты покинул свою пещеру. — Я погладил его руки, грудь, шею, лицо, внезапно почувствовав себя трезвым. Он отмахнулся от моих рук. — Мы это уже выяснили. — Выяснили? — О, Боже. — Он начал уходить. — Найди меня, когда протрезвеешь. И в следующий раз, когда пропустишь «Дни нашей жизни», не жди, что я буду пересказывать тебе сюжет. — Нет, подожди. — Я сжал в кулак заднюю часть его толстовки, поворачивая его лицом к себе. — Останься. Ты пришел сюда не просто так. — Я пришел сюда, чтобы убедиться, что ты жив. К сожалению, ответ положительный. Я сейчас же отправлюсь в путь. — Хватит врать. Зачем ты пришел? Он не ответил. Вдалеке вода билась о берег, заполняя тишину. Я уже начал отпускать его, когда он наконец ответил, тихо. Почти застенчиво. — Мне жаль. Это простое заявление, как ничто другое, пробилось сквозь туман виски. Я зажал ухо, наклонив его к нему. — Повтори? — Я не буду повторяться. — Ладно, ладно. Я услышал тебя в первый раз. — Я отпустил его рубашку и жестом попросил продолжать. — Я знаю, что я начал ту ссору, и даже если это не так, я не должен был винить тебя в этом. — Он обвел пальцем свое закрытое лицо. — Ты не хотел, чтобы все это произошло. — Я не хотел, — пообещал я. — Мне чертовски жаль, Себ. Ты даже не представляешь. — А я представляю. Ты говорил мне об этом миллион раз. Мне просто нужно было кого-то обвинить. — Он провел рукой по лицу, сбивая очки. — И, черт возьми, просить тебя не быть счастливым до конца жизни - это полный пиздец, и за это мне тоже жаль. Я думал, что, видя тебя несчастным, я буду счастлив, но этого не произошло. — Это не единственная причина, по которой я бросил Брайар. — Нет, — согласился он. — Ты бросил ее, потому что винил себя за мое лицо, думал, что не сможешь ее защитить, и еще хуже - что ты ее не заслуживаешь. Я не помог тогда. Но я могу помочь сейчас. — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду... — Он вздохнул и опустился на диван с мягким стуком. — Может, тебе не нужно постоянно нянчиться со мной. Я не собираюсь держать тебя за дурака, если у тебя наконец-то появится жизнь помимо меня. — Но я хочу, чтобы тебе стало лучше. — Я никогда не стану лучше, Оливер. — Но ты можешь. — Я начал шагать, алкоголь выветривался все быстрее, когда я увидел шанс и воспользовался им. — Сейчас все по-другому. Есть лучшие врачи, современная медицина, новые технологии... — И я никогда не буду выглядеть так же, как пятнадцать лет назад. Я вскинул руки вверх. — Конечно, не будешь. Ты уже старый, как дерьмо. — Ты знаешь, что я имею в виду. — Хорошо. Мы будем делать маленькие шаги. Я буду навещать тебя каждый день. Может быть, мы сможем нанять кого-нибудь... — Нет, — оборвал он меня, положив одинокую подушку себе на колени, словно она могла защитить его от моих нетерпеливых требований. — Я пришел извиниться, а не выслушивать очередную лекцию. Мне никогда не стать лучше, Оливер. Это гребаный факт. Прими это. Я просто отказываюсь быть причиной того, что ты снова расстался с Брайар. — Мы все еще вместе. — И как долго еще? — Он смахнул носком ботинка пустую бутылку «Джека» с журнального столика. — Это неустойчиво. — Моя печень говорит об обратном. — Это глупо. Просто переезжай к ней. Проблема решена. — Я не могу. — Почему? — Потому что она в Лос-Анджелесе. Он бросил на меня взгляд, показывающий, насколько глупым он меня считает. — Значит, следуй за ней. — Но ты... — Заноза в твоем боку? — Я не это имел в виду. — Но это правда. Я им являюсь, и был им на протяжении пятнадцати лет. — Напряжение между нами ослабло. Он подвинулся на диванной подушке, все еще заметно нервничая, но не отступая. — Что ж, я освобождаю тебя от этого бремени. Ветерок донес до нас аромат свежей сосны и соленой воды. Я едва обратил на это внимание. — Почему именно сейчас? Он потер затылок, наклонил голову и что-то пробормотал. — Повторишь? Опять бормотание. — Я не слышу тебя, Себ. Он наконец поднял на меня глаза, его лицо напряглось, а привычная броня сарказма на мгновение сползла. — Я тоже по ней скучаю. Ах ты маленький засранец. На моем лице появилась огромная улыбка. Я ничего не мог с собой поделать. Обнимашка была такой чертовски милой. Самое дикое было то, что она никогда не верила мне, когда я говорил ей об этом. А как она могла не поверить? Даже самый ворчливый ублюдок на континенте хотел, чтобы она была рядом. — Я тоже, брат. — Я запрыгнул на подушку рядом с Себастьяном и похлопал его по плечу. — Я тоже. — Ты должен вернуть ее, пока какой-нибудь голливудский красавчик с банковским счетом толще твоего не отвоевал ее. — Во-первых, ни у кого к западу от Миссисипи нет банковского счета толще моего. — Я потер челюсть, заставляя себя не обращать внимания на приставания Себа. — А во-вторых, мне не нужно ее возвращать. Она все еще моя. — Она может больше не хотеть тебя, — заметил он. — За двадцать восемь дней может многое произойти. Я фыркнул. — Это должно заставить меня чувствовать себя лучше? — Может быть. Ты пьян, и я решил, что стоит попробовать. — Ты ужасный психотерапевт, Себ. — Из всей той ужасной терапии, которую ты мне навязал. Это называется осмос. Но я принимал его терапию такой, какой она была. Хрупкий мост. Редкое предложение от человека, который едва мог видеть дальше своей собственной трагедии, не говоря уже о чужой. Я повернулся к нему лицом, прислонившись к спинке сиденья. — Ты ведь понимаешь, что это значит? Что я буду находиться в Лос-Анджелесе большую часть дня. В моей голове пронеслись все логистические выкладки. Штаб-квартира The Grand Regent должна была находиться здесь. Я не знал, как буду менять свой рабочий график, но я найду способ оставаться рядом с Брайар. Особенно если папа сможет мне помочь, если, конечно, ему удастся сохранить работоспособность на этот раз. — Просто... — Дыхание Себастьяна замедлилось. Каждый вдох, казалось, вытягивал из него силы. — Вернись на «Дни нашей жизни». Я говорил серьезно, когда сказал, что не буду давать тебе обзор, придурок. 96 Оливер День испытаний двадцать девятый Я проснулся с решимостью добраться до Западного побережья до того, как моя девушка завтра вернется из командировки. Самолет ждал меня на асфальте, заправленный и готовый к полету. И тут все пошло наперекосяк. Едва я вышел из дверей, намереваясь сесть в самолет и отправиться в погоню за любовью всей моей жизни, как сзади меня схватили чьи-то руки. Они дернули меня назад, выбив телефон из рук. Он покатился по автодрому. Прежде чем я успел среагировать, над моей головой пронесся черный капюшон. Я споткнулся, когда зрение потемнело. — Что за черт? — Моя сумка с глухим стуком упала на землю, когда я боролся с захватом. — Ромео? Зак? Это воняет от вас, говнюков. Я уже давно отключил свой телефон, благодаря их постоянным домогательствам. В последний месяц они стали звонить мне, как пара телемаркетологов, которые не могут уловить намек, оставляя сообщения о радостях брака, моей яхте и прочей ерунде. Еще одна пара рук обхватила мои запястья и связала их между собой тем, что могло быть только молнией. Я позволил друзьям отнести меня в фургон с запахом чито, решив, что если не буду сопротивляться, то сгорю меньше времени. — Серьезно, ребята? Они закинули меня в кузов, как мешок с картошкой, проигнорировав мои слова. — Король тигров обеспечен. — Зак - а я знал, что это был он, потому что этот ублюдок умел говорить только одним и тем же монотонным гулом - закинул мою сумку с ночевкой в нутро и захлопнул за собой дверь. Я попытался найти удобное положение в багажнике, но в итоге налетел лицом на случайные острые предметы. — Это что, шутка? — Если да, то это отстой, и мне нужны были новые друзья с лучшим чувством юмора. — Только если ты думаешь, что твоя разваливающаяся жизнь - это смешно. — Это сказал Ромео, когда двигатель взревел. — Оставайся на месте, иначе я не могу гарантировать, что твое лицо останется целым. Фургон с визгом остановился, вероятно, на светофоре. Кто-то дважды посигналил. Сквозь грубую ткань, накинутую на голову, я смог различить слабые очертания. Ромео сидел за рулем, а Зак расположился на пассажирском сиденье, прокручивая телефон. Мы с визгом остановились на светофоре. Я перекатился с одной стороны салона на другую, застонав от удара. — Где, черт возьми, вы, ребята, взяли этот фургон? Он был древним. Он скрипел каждый раз, когда кто-то из нас сдвигался хоть на сантиметр, и пах так, будто пережил две мировые войны, Вудсток и одиннадцать сезонов «Ходячих мертвецов». — Купил у водителя Убера. — Зак зевнул, бросая что-то на заднее сиденье. Может, лыжную маску? — Не забудь поставить пять звезд. — Я думал, у тебя аллергия на ручной труд. — Я делаю исключения для похищений. Фургон резко остановился. Для человека с огромным опытом вождения танков Ромео управлял машинами, как кошка, гоняющаяся за лазерной указкой. — Ради всего святого! — Я ударился головой обо что-то твердое. — Это действительно необходимо? — Если учесть, что ты в двух выстрелах от публичного срыва, то да. — Ромео фыркнул, включив сигнал поворота. — Признай это. Мы тебе нужны. — Говори за себя. Ты буквально продержался три дня, прежде чем сбежал в Джорджию на поиски жены, зажав хвост между ног. — Правда. — Зак кивнул, как будто то, что он сделал с этим бедным манго во время разлуки с Фэрроу, никогда не просочилось к нам. — Это было, пожалуй, более жалко, чем Оливер» Фургон наехал на кочку, и меня снова толкнуло на заднее сиденье. Я сжал кулаки и развел их в стороны, пытаясь и не пытаясь освободиться от застежек-молний. — Если это твое представление о вмешательстве, то оно отстойное. Третье вмешательство за пять дней было в моем списке дел выше, чем поедание суши на заправке, и ниже, чем удаление корневого канала. В этот момент мне нужно было стереть с лица земли все и начать жизнь заново с новыми людьми. — Не вмешательство, как таковое. — Ромео переключил полосу движения достаточно резко, чтобы перевернуть меня через фургон. — Скорее, тактическая корректировка. Сомневаюсь, что Брайар будет в восторге от перспективы встречаться с ходячей пивоварней. — Я сейчас трезв, — заметил я. — И я не слушаю советов двух идиотов, которые считают, что набросить мне на голову черный мешок - это сеанс терапии. — Мы немного переборщили с черным капюшоном. — Пусть будет занесено в протокол, что я предложил что-то более мягкое. — Зак распахнул свою дверь, когда фургон остановился. — Наволочка бы сгодилась. Разве Даллас не купила такую с лицом Ника Кейджа? Я снова заерзал, мое разочарование росло. — Это похищение. — Технически это не похищение. — Зак открыл багажник, заливая меня солнечным светом. — Мы твои лучшие друзья. Ты согласился на близость. — Так не бывает, придурок. — Так бывает, когда ты тонешь. С этими словами они с Ромео подняли меня на тележку и начали куда-то везти, черная ткань все еще была туго натянута на голову. Борьба вытекла из меня. Я облокотился на холодный металл. — Я не тону. — Потому что ты уже на дне. — Зак приоткрыл дверь, чтобы Ромео протиснулся в нее. — К несчастью для меня, как твоего лучшего друга, я обязан вытащить твою задницу обратно. — Это просто месть за то, что я запер тебя в криокамере. — Я вслепую отмахнулся от него, не встретив ничего, кроме воздуха. — Ты не спасешь меня, похитив. Если уж на то пошло, то это только отсрочит единственное, что могло бы вскружить мне голову - большая доза Брайар. — Тебе уже не спастись, любовничек, — раздался справа от меня голос Ромео, подозрительно веселый для того, кого я когда-то считал социопатом. — Считай, что это миссия по спасению. В ноздри ударил маслянистый запах попкорна. Куда бы они меня ни привезли, там пахло как в кондитерском киоске. Никто не стал расспрашивать незнакомца с завязанными глазами, когда меня вкатили в комнату, температура в которой была как в морозилке. Без предупреждения Ромео и Зак схватили меня с двух сторон и бросили на мягкое кожаное кресло. Они сорвали с моей головы капюшон и отстегнули крепления ровно настолько, чтобы Ромео поставил мне на колени огромную упаковку попкорна, а Зак пристегнул мое левое запястье к подлокотнику. Я понял, куда они меня привезли. Наши старые места. Кинотеатр, который мы терроризировали в детстве, прогуливая уроки и укладываясь спать на последнем ряду в зале № 8. Мы втроем смотрели друг на друга. Я - с места в первом ряду, которое они мне навязали. Они - с перил, к которым они прислонились. — Серьезно? Вы арендовали целый театр только для того, чтобы поджарить меня. Я тронут. — Я позволил своей фальшивой улыбке превратиться в хмурый взгляд. — Вы, ребята, идиоты, и это бессмысленно. Папа и Себастьян уже добрались до меня. Я направлялся в Лос-Анджелес, чтобы сказать Брайар, что переезжаю к ней, пока вы, ублюдки, не сорвали мне поездку. Ромео взял в руки небольшой пакет с попкорном и сделал паузу. — Подожди. Ты переезжаешь в Лос-Анджелес? — Да. — Я застонал от досады. — И я как раз собирался сказать Брайар об этом лично. Так что, поздравляю, засранцы. Вы успешно похитили меня без всякой причины. Ромео и Зак обменялись взглядами. Ни один из них не выглядел особенно извиняющимся. — В таком случае, мы удваиваем свои усилия. — Зак выпрямился и пересел на сиденье рядом со мной. — Без обид, но у Себастьяна буквально случился срыв, который отправил его на тот свет, а Феликс не видел солнца с тех пор, как флип-фоны стали передовой технологией. Я вздохнул и прислонился головой к спинке кресла, смирившись со своей ужасной судьбой. — Это бессмысленно. — Мы подумали, что тебе понравится ролевая игра. — Ромео занял место слева от меня. — К тому же у нас не было возможности извиниться. — За что? — Тогда мы знали, что с тобой что-то случилось, когда ты вернулся с летних каникул с нелепым оправданием лоботомии. Мы просто ничего не сказали, потому что у нас обоих было свое дерьмо, и ты явно хотел, чтобы мы не вмешивались. — И правда... — Зак взял попкорн из нетронутого ведерка на моих коленях. — Ты всегда был тем клеем, который держал нас вместе. Мы оба знали, что если ты развалишься, то ничего не останется. Я буду целыми днями хандрить в своем доме, а Ромео, скорее всего, окажется в тюрьме за убийство отца. Ромео не стал опровергать это утверждение. Я потрясенно уставился на пустой экран. Вот черт. Я всегда думал, что они оба видят во мне третье колесо, а не недостающую часть. Ром отщипнул бутончик попкорна и бросил зернышко в подстаканник через три ряда, как мы делали в детстве. — Мы были ужасными друзьями. Я покачал головой. — Не были. Зак кивнул. — Были. Я прочистил горло, не зная, что сказать на этой неизведанной территории. — Вы двое... унижаетесь? — Мои яйца грозили сжаться и умереть ужасной смертью. Зак опустился на свое место, словно мог раствориться в нем. — Бывало и хуже. — Даллас сделала PowerPoint. — Ромео взял в руки телефон, набирая сообщение. — И ты сидишь над каждым слайдом, потому что у нее ушли часы. — Он отправил сообщение, и через несколько секунд экран ожил. — Часами? Где была эта энергия, когда она вылетела из колледжа? — Я устроился на потертой коже, принимая свои новые планы на вторую половину дня. — Ей нужно хобби. — Вмешиваться в нашу жизнь - вот ее хобби. — Лучше бы там были фотографии. Я визуал. Зак открыл на своем телефоне приложение, связанное с проекционной системой кинотеатра. — Мы можем пропустить раздел «Ты - самовлюбленный идиот» и перейти к слайду «Сердце обязательств». Свободной рукой я ущипнул себя за переносицу. — Там есть слайд с сердцем? — Не притворяйся, что ты не прикован. Оно увеличивает изображение и все такое. — Ромео выстрелил три зернышка подряд. — Кроме того, ты хоть представляешь, сколько времени ушло у Даллас на анимацию сердцебиения? — Да ради бога! — Я запихнул в рот горсть попкорна, чтобы не сказать чего-нибудь похуже. — Ладно. Покажи мне эту мастерскую презентацию. Когда загорелся первый слайд, дополненный липкими сердечками, Зак бросил мой телефон на колени. Он зажужжал от сообщения Себастьяна. Я нашел его. 97 Брайар Тридцатый день испытаний Мысль о том, чтобы провести еще одну секунду без Оливера, приводила меня в ужас. Но как только мы приземлились в аэропорту Лос-Анджелеса, производственная группа объявила о встрече в штаб-квартире в Бербанке завтра утром, что фактически сводило на нет любую возможность провести выходные в Потомаке. Я решила сама дотащить свой чемодан до отеля Grand Regent Beverly Hills и вошла в вестибюль. Автоматические двери с шепотом захлопнулись. Трейс, швейцар, поприветствовал меня кивком. Аромат цитрусовых и кожи приветствовал меня дома, хотя я вряд ли назвала бы его знакомым. Я провела здесь всего четырнадцать часов тридцать дней назад и едва успела распаковать некоторые вещи, прежде чем отправилась на Карибы для съемок. Изнеможение цеплялось за мои не выспавшиеся конечности. Я как раз собиралась поставить свой чемодан на свежеотполированный мрамор, когда что-то маленькое и твердое столкнулось с моими ногами, обхватив их с яростной решимостью. Маленькая девочка ухмылялась, все еще сжимая мои ноги, как будто я могла уплыть, если она отпустит их. — Привет. — Она была миниатюрной, с кудрявыми волосами цвета белого песка, в горячих розовых дорожных свитерах и кроссовках со светящимися лампочками. Я наклонилась, чтобы разжать ее кулаки, а затем положил ладонь ей на плечо. — Ты заблудилась? Ты ищешь свою сестру? — Ты моя сестра, глупышка. Моя старшая сестра. Я моргнула, немного ошеломленная. — Прости? Она провела глазами вверх и вниз по моей длине. — Ладно. Все в порядке. — Что в порядке? — Я огляделась в поисках помощи, но в маленьком лифтовом алькове никого, кроме нас, не было. — Твое лицо. — М-м-м... А? — Мама говорит, что люди становятся похожими на своих родных, когда вырастают. Она погладила меня по щеке своей крошечной рукой. — Я хочу твое лицо. — Так не бывает, глупышка. — Это сказал мальчик ее возраста, огибая угол в закутке. — У нас разные мамы. Ты такая глупая, Роуз. Не могу поверить, что мы близнецы. Роуз скрестила руки, наконец-то отступив от меня, чтобы встретиться с ним взглядом. — Это ты тупой, Брайан. У нас тот же отец, что и у Брайар. Дурак. Она знала мое имя. Она. Знала. Мое. Имя. В голове мелькнула дикая мысль. Она не имела смысла, но все же имела. Брайан и Роуз. Брайар Роуз. Святое дерьмо. Брайан встал в один ряд с Роуз, почти идентичный ей, если не считать стрижки и нахмуренных бровей. — Но он не сделал ее одной. — Неважно. — Роуз откинула кудри на плечо. — Ты думаешь, что знаешь все только потому, что ты больше нравишься учителям. Ты нравишься им только потому, что целуешь их задницы. Я выпрямилась и уткнулась в стену, не обращая внимания на писк лифта. — Вас зовут Брайан и Роуз? — Ага. — Роуз засияла. — Папа сказал, что назвал меня в честь тебя. — Он назвал нас в честь нее, — поправил Брайан, надутый больше, чем звезда реалити-шоу, изголодавшаяся по экранному времени. — Каждый день все время Роза, Роза, Роза . Мне это чертовски надоело. — О-о-о-о. Я скажу маме, что ты сказал плохое слово. — Брайан. Роуз. — Запыхавшаяся рыжеволосая девушка вошла в альков и положила руку на закрытую дверь лифта, чтобы перевести дыхание. — Вы двое не можете так убегать. Это опасно. — Когда она увидела меня, ее глаза загорелись. — О, Брайар, милая. Вот ты где. Ты выглядишь так же прекрасно, как на фотографиях. Кэм у стойки регистрации, пытается найти тебя. Кэм. В смысле... Кэмерон Купер? Мой отец. — Мама. — Роуз топнула ногой, запустив розовые и фиолетовые огоньки на кроссовке. — Брайан сказал плохое слово. — О, милая. Ты, должно быть, так потрясена. — Женщина проигнорировала Роуз, взяв мои дрожащие руки в свои. — Почему бы нам не отправиться в библиотеку? Мистер фон Бисмарк зарезервировал ее для нас на весь день. Я отправлю Кэмерону сообщение, чтобы он встретил нас там. Ты очень похожа на своего отца. Слова Филомены пронеслись у меня в голове. Я запомнила их, ясно как день, так же как и каждое слово, сказанное ею в кафе. Самое главное - Кэмерон мертв. Однако он подмигивал мне с дивана напротив, сдвинув на острый нос стильные очки по рецепту. И нет, он совсем не был похож на меня. Ни своими большими зелеными глазами, ни ровными каштановыми волосами, ни сильно веснушчатыми щеками. Все эти годы он всегда был плодом моего воображения. Как огромное облако, не способное сформировать четкие очертания. Я так и не определилась ни с ростом, ни с размером, ни с цветом волос. Только представление о нем. О том, кто будет любить меня беззаветно, независимо от того, что подкинет ему жизнь. У меня свело живот, когда я уставилась на него, не в силах вымолвить ни слова. Он смотрел на меня ровно и непоколебимо, позволяя мне впитывать его, как губка. Наконец мне удалось нарушить молчание. — Ты жив. На его щеках появилась ухмылка. — К счастью. — Филомена сказала мне, что ты умер. Что ты покончил с собой. — Ей бы этого хотелось. — Он откинулся на гладкий кожаный диван, положив руку на спинку, и на удивление расслабился. — У Фил всегда была злая жилка. Вижу, она еще жива. Мы сидели одни в огромной библиотеке. Пока мы разговаривали, жена Купера, Мелинда, отвела детей - моих братьев и сестер? - к аквариуму, пока мы разговаривали. По большей части я провела последние полчаса, просто глядя на него, запечатлевая в памяти каждый дюйм своего отца на случай, если я больше никогда его не увижу. Татуировка, проглядывающая сквозь его темно-синий хенли. Морщинки от смеха на его щеках. Воздух спокойной силы, который накатывал на него тяжелыми волнами. Если бы я не посчитала заранее, то не поверила бы, что ему может быть 52 или 53 года. Я потянулась к бабл-ти, помешивая его соломинкой. — Думаю, она сказала это, чтобы растревожить меня. В отместку за то, что я не поддалась на ее уловки. Теперь, когда я думаю об этом, я сглупила, поверив ей на слово. — Ты не была глупой, Брайар. Она твоя мать, и ты ей поверила. Когда он сказал это так уверенно и серьезно, я почти согласилась. — Ну, мне не следовало. — Я перешла к выпечке, заняв руки печеньем , которое крошилось от прикосновения. — Как ты меня нашел? — Вчера вечером со мной связался частный детектив. — Купер отмахнулся от официантов, когда они подошли с меню. — Он сказал, что его клиент послал его на поиски меня, и мы сели на ближайший рейс, когда он упомянул твое имя. — Его клиент? — Оливер фон Бисмарк. — Его глаза снова заблестели, и я удивилась, как он может быть таким спокойным в этой ситуации. — Я погуглил о нем, когда летел сюда. Я поморщилась, потирая затылок. — Статьи в основном лживые. Очевидно, что мне не нужно было одобрение Купера, чтобы встречаться с Оливером, но я хотела этого. Что-то в том, как он смотрел на меня - с настоящей, неподдельной привязанностью, - пробуждало эмоции, которые, как мне казалось, я похоронила. И Оливер. Он так и не ответил на сообщение, которое я отправила, когда приземлилась в Лос-Анджелесе, но как только он это сделает, я планировала вознаградить его всем, что он пожелает. Он поступил хорошо. По-настоящему хорошо. Купер отмахнулся от меня. — Даже если это не так, я бывал и похуже. Я улыбнулась. — Например? — Например, переспал с замужней женщиной. — Он почесал висок, подкрепляя свои слова пожатием плеч. — К тому времени Фил уже успела обойти всех жильцов дома, и, полагаю, единственным вариантом оставался я. Ничтожный швейцар. Мои глаза расширились до блюдец. — Ты был не единственным ее любовником? При всей той шумихе, которую Филомена подняла вокруг постоянных интрижек Джейсона, она ни разу не упомянула о своих. Но в этом был смысл. В кафе все звучало так, будто моя мать призналась в том, что намеренно забеременела от любовника. Джейсон не мог иметь собственных детей, поэтому она искала их в другом месте. Возможно, чтобы заманить его в ловушку несчастливого брака. Купер допил свой английский чай и поставил блюдце обратно на журнальный столик. — Даже близко нет. — Так вот почему... — Я запнулась, не зная, как задать вопрос. Он весело усмехнулся. — Почему мы не похожи друг на друга? Я кивнула, но не задала вопрос, который хотела задать. — Ты моя биологическая дочь, если тебе это интересно. — Глаза Купера смягчились, а голос стал мягче. — Даже если я тебя не воспитывал, даже если у нас разные фамилии, даже если ты решишь уйти и никогда не возвращаться, ты всегда будешь моей дочерью. Его слова заполнили пустоту в моей душе, словно дождь, пропитавший пересохшую землю. Я и не подозревала, как сильно нуждалась в них. С годами я убедила себя в том, что перестала ждать, когда меня увидят, примут, полюбят. Тогда, в пустой, возвышающейся библиотеке, меня осенило: сердце ребенка настолько велико, насколько его наполняют любовью родители. Я прочистила горло, сглотнув внезапно образовавшийся там комок. — Почему ты уверен, что ты мой отец, если у нее были другие романы? Мы даже не похожи. — Я знал, что Филомена спала с кем попало, но когда она сказала, что ты моя, я ей поверил. — Его взгляд задержался на мне, давая невысказанное обещание. — Я хотел тебя. С самого начала. Ни разу я не хотел быть твоим отцом. Понимаешь? — Но... — Мне нужно, чтобы ты сказала мне, что понимаешь, Брайар. Я не могла понять, что совершенно незнакомый человек - ему тогда было всего девятнадцать лет - мог полюбить меня так сильно, что перевернул всю свою жизнь и погнался за мной через весь мир. За мной. Почему? Это было все равно, что пытаться убедить меня в том, что солнце любит тень. И все же я дала ему нужные слова, даже если они показались мне слишком большими для моего рта. — Я тебе верю. Он явно не верил мне. Его взгляд обещал, что мы вернемся к этой теме позже, но он бросил мне спасательный круг и пошел дальше. — После судебного разбирательства я понял, что Фил навязалась мне только в качестве запасного плана на случай, если с Джейсоном не сложится. — Она использовала тебя. — Использовала. — Он кивнул со спокойным согласием. Ни капли обиды не омрачало его тепло. — Сначала как средство обеспечить ребенка для семейного образа Джейсона. Затем, как запасной план на случай, если его преступления настигнут их. — Ты не злился? — Поначалу да. Филомена - навязчивая лгунья. После нее мне потребовались годы, чтобы снова доверять людям. Но я всегда буду благодарен ей за ту единственную правду, которую она мне сказала. — Какую? — Что у меня есть дочь. Я сглотнула, мое сердце словно застыло в горле. — Расскажи мне об иске, пожалуйста. — Это случилось после того, как я нашел Фил в восьмой раз. — Он сказал это непринужденно, как будто люди регулярно бросали свои жизни ради поисков давно потерянных дочерей. — Они с Джейсоном жили в квартире в Буэнос-Айресе. Я проверил квартиру и ждал, когда ты войдешь. — Я была в школе-интернате. — Это объясняет, почему ты так и не пришла. — Он усмехнулся, явно забавляясь собственной настойчивостью. — В конце концов, мне надоело ждать, и я подошел к ним. — И что они тебе сказали? — Что ты не хочешь меня видеть. — Это ложь. — Вспышка белой ярости пронзила меня, словно газ в костер. — Они даже не сказали мне, что ты существуешь, пока я не спросила их об этом. — Я знаю. Тогда я тоже об этом знал. Поэтому, когда они пригрозили вызвать полицию, я подал иск в Аргентину о полном опекунстве. — Как же я об этом не знала? — Ну, для начала, я проиграл. — Он почесал шею, морщась, как азартный игрок, проигравший последний доллар. — Мой адвокат неправильно оформил документы, и к тому времени, как суд сообщил нам об этом, тебе оставалось две недели до восемнадцатилетия. Судья посоветовал мне просто подождать до твоего дня рождения, поскольку еще одно судебное дело займет гораздо больше времени. — Не могу поверить, что я так и не узнал. — Из этого процесса вышло кое-что хорошее. — Купер сел прямее, снова оживая. — Фил заявила в суде, что ты не моя дочь, и я потребовал провести тест ДНК. Мои брови сошлись. Я прищурилась, глядя на пространство рядом с ним, словно ответ мог витать в воздухе. — Но я не помню, чтобы проходила тест ДНК. — Это было за четыре месяца до того, как тебе исполнилось восемнадцать. — Я не... О. — Я привалилась спиной к кожаному креслу, потрясенная смелостью своей матери. — Я сдала анализ крови. Филомена отправила меня в клинику, чтобы я сдала анализ крови. Она сказала, что это нужно для новой медицинской страховки. Должно быть, так и есть. — Результат совпал на 99,99%. — А запретительный судебный приказ? Филомена сказала, что у нее есть судебный приказ против тебя. — Никакого запретительного приказа. — Он пожал плечами, принимая очередную ложь Филомены за чистую монету. — Я самостоятельно покинул Аргентину через несколько недель после окончания суда, и мой адвокат узнал твой адрес в Женеве. Когда я приехал туда, ты уже уехала. — Я переехала в другой город, чтобы найти работу. Мне нужно было накопить денег на колледж. — После этого у меня не было отправной точки, где тебя искать. Так что все вернулось на круги своя. — Он подмигнул мне. — С другой стороны, мне удалось назначить свидание с адвокатом, который защищал меня безвозмездно. Я не могла не ухмыльнуться. — Мелинда? Я знала эту женщину - мою мачеху? - всего пять минут, а я уже обожала ее. Всю дорогу до библиотеки она отпускала шуточки, с практической легкостью отвечала на миллион любопытных вопросов близнецов и ни разу не вспотела. Эта женщина была профессиональным хаосистом в режиме мамы. — Да. — Купер улыбнулся с явным восхищением. — В то время она только окончила университет и была готова заявить о себе. Но у нее не было никакого опыта. Даже в качестве клерка или помощника юриста. Но не расстраивайся. Теперь она акула. Я не сомневалась в этом. — Как давно вы женаты? — Одиннадцать лет. Близнецам девять, и они абсолютные угрозы. — Всякий раз, когда он говорил о них, он сиял, словно ему лично вручили Нобелевскую премию. И я поняла, что эта энергия распространяется и на меня. — Мы переехали в Коннектикут вскоре после суда, но я продолжал искать тебя. Я летал в Токио, Париж, Монреаль, Цюрих, Эр-Рияд, Будапешт. Везде, где, как я знал, ты бывала. Я даже наткнулся на Сюрваль-Монтрё, но к тому времени ты уже закончила школу. — И сменила имя, — добавила я, заполняя остальные недостающие фрагменты. — Теперь меня зовут Брайар, и в фильмографии на работе я указана просто как Брайар. Я отказываюсь ставить фамилию Джейсона на все, чем горжусь. — И ты отключила свои социальные сети, сменили старые номера телефонов и адреса электронной почты. — Я не хотела, чтобы родители связывались со мной. Они и не пытались. — Каждые каникулы мы с Мелиндой берем детей на поиски их сестры. Им это нравится. — Он рассмеялся, его глаза были устремлены куда-то вдаль, в воспоминания, которые я не могла видеть. — Роуз ведет себя так, будто это поиски сокровищ. Брайан тоже так делал, но сейчас он на той стадии, когда просто существовать - это рутина. Я присоединилась к его заразительному смеху, вспоминая кислую гримасу Брайана. — Скорее, существование всех остальных - это рутина. Меня осенило, что я нарвалась на внутреннюю шутку. Я поняла, что именно так, должно быть, чувствует себя семья. Тайный язык, созданный из миллиона крошечных моментов, на котором говорим только мы. И где-то по пути Оливер и Себастьян утратили свои знания, оставив их пылиться в самых темных уголках своих сердец. Я подумала, как сильно Олли этого не хватает. По тому, что его принимают как брата и сына. Всего один вкус, а я уже пристрастилась к тому, чтобы быть частью своей семьи. Я потерла затылок, опустив взгляд на свои кроссовки. — Почему ты продолжал искать меня даже после того, как узнал, что я не твоя дочь? — Эти ублюдки. Я подняла голову. — Прости? — Джейсон и Филомена. — Их имена слетели с его языка, как яд. Он крепче вцепился в край дивана. — Если бы эти двое хоть раз проявили к тебе хоть унцию любви, которую ты заслуживаешь, ты бы не задавала этот вопрос. Я ерзала на подушке, разрываясь между желанием утешить его и инстинктом, требующим беречь свое сердце. — Что ты имеешь в виду? — Ты поймешь, если решишь завести собственного ребенка. — Купер одарил меня грустной улыбкой человека, примирившегося со своими призраками. — В тот момент, когда ты стала моей дочерью, ты вписала себя в мою душу. Не на один день, не на один год и даже не на одно десятилетие. Навсегда. Вот что значит быть родителем. Обязательства на всю жизнь. Этот тест на отцовство? Это просто модная бумажка. Он не расскажет настоящей истории. — И что же? — Семья не имеет ничего общего с кровью. Речь идет о людях, которые входят в твою жизнь и заполняют пустые места, о существовании которых ты даже не подозревал, пока не сможешь представить себе жизнь без них. Я подняла бровь, не в силах скрыть свое недоумение. — Я сделала это для тебя? Кроме скучных успехов в учебе, мои величайшие детские достижения включали в себя то, что я прожила три школьных года подряд, не съев ни одного овоща (просто благодаря невниманию родителей), прятала книги под подушкой, чтобы читать до полуночи (не то чтобы родители были настолько озабочены, чтобы остановить меня), и придумывала воображаемых друзей, чтобы составить мне компанию (Филомена положила этому конец после всех тех странных взглядов, которые я получала, разговаривая сама с собой). — Безусловно. — Его лицо сотрясала сытая усмешка. — Каждый раз, когда я находил твои следы, это подстегивало меня. Я даже не мог расстроиться, когда разминулся с тобой на несколько недель, потому что ты всегда оставляла частичку себя, куда бы ни отправилась. Та библиотечная книга, которую ты оставила в Токио, с глупыми липкими записками внутри. Или неожиданный сон посреди представления «Щелкунчика» в третьем классе. Все пятнадцать тысяч просмотров на YouTube - это, наверное, я. Или фреска из роз, которую ты нарисовала перед отъездом из Будапешта. Я думал, не вырастешь ли ты художницей. — Ты это видел? — Видел. Она была моей заставкой в течение многих лет, пока Роуз не заменила ее на селфи с крупным планом внутренностей ее ноздрей. — Слабая улыбка заиграла на его губах. — Я видел все частички тебя, которые ты оставила после себя, и я любил каждую из них. — И ты никогда не сдавался. Я все еще не верила в это. После целой жизни, проведенной на втором плане, мне казалось, что я слышу о чьей-то чужой жизни, а не о своей собственной. Купер не мог быть более непохожим на Джейсона и Филомену. Эти двое сделали из родительского пренебрежения форму искусства. Затем, с неистовой нежностью, которая закрепила меня, Купер выдержал мой взгляд, его голос был непоколебим. — Я всегда буду искать тебя, Брайар. Даже если бы я никогда не нашел тебя, я бы продолжал обшаривать каждый уголок земли, но только ради малейшего шанса, что ты узнаешь и поймешь правду. Ты всегда была желанной. За всю твою жизнь не было ни одного момента, когда бы ты не была любима. 98 Брайар Только не снова. Я опустила чемодан на ковер с тихим стуком и вытерла свою карточку-ключ о край рубашки. Зевок прорвался через горло. Мы с Купером обменивались историями до самого заката, остановившись только тогда, когда близнецы попросили ужин. Как бы мне ни хотелось присоединиться, я едва могла держать глаза открытыми. Марси, директор, убьет меня, если я опоздаю на утреннее собрание. Кроме того, моя семья все лето будет жить в номере The Grand Regent, как договорился Олли. Я снова провела по карточке-ключу и дождалась зеленого сигнала. Ничего. Нахмурившись, я провела еще раз, на этот раз медленнее. Замок оставался красным. Тусклый сердитый сигнал подтвердил мои подозрения. Мое кровяное давление подскочило. Быстрый стук сердца отдавался в ушах. — Нет, нет, нет. Только не это. — Я прижалась лбом к холодной двери. — Чертов Оливер. Я убью его. После того, как поблагодарю его. Горничная вышла из комнаты в конце коридора, толкая тележку, заваленную полотенцами. — Эй, там. — Я притормозила, стараясь сохранить ровный голос, несмотря на то что чувствовала себя так, будто только что наступила босой ногой на лего. — Извините, что спрашиваю, но не могли бы вы впустить меня в мою комнату? Кажется, моя карточка сломалась во время рабочей поездки. — Я не имею права... — Горничная наклонила голову, но через мгновение ее глаза засияли. — О, конечно, госпожа фон Бисмарк. С возвращением. Госпожа фон Бисмарк? Мне захотелось застонать. Что Оливер сказал своим сотрудникам? Пока я взвешивала все за и против того, чтобы задушить Оливера или зацеловать его до потери сознания, она пронесла свой мастер-ключ. Расслабься, Брайар. Ты не знаешь, сделал ли он то, в чем ты его обвиняешь. Кроме того, что он сделал. Горничная доказала это, как только распахнула мою дверь и показала пустой блок. У меня рот открылся. Все - и я имею в виду все - исчезло. Не только мои нераспакованные коробки, горы одежды и случайные безделушки, но и диван, кровать, телевизор и журнальный столик. Вещи, которые мне даже не принадлежали. Исчезли даже мои свечи, наполовину сгоревшие на прилавке. Кто-то вычистил все следы моего четырнадцатичасового пребывания здесь, очистив полы от предметов и заменив стены свежим слоем краски, которая все еще воняла химикатами. — Оливер, ты абсолютный безумец. Я поборола желание швырнуть свою ключ-карту в дверь. Он снова это сделал. Это должен быть он. Только у него хватило бы наглости по своей прихоти отменить еще одну мою аренду. Горничная похлопала меня по предплечью. — Все в порядке, госпожа фон Бисмарк? — Просто замечательно. — Я натянула самую спокойную улыбку, на которую была способна, и спрятала имя, с которым она ко мне обратилась, в огромную папку с экзистенциальными кризисами, в которой мне нужно было разобраться. — Спасибо. Она попрощалась со мной с полупоклоном, оставив меня наедине с моей впечатляющей коллекцией пустого пространства. Вероятно, эта женщина решила, что я придерживаюсь авангардистского подхода к минимализму. Что имел в виду Оливер? Конечно, он не ожидал, что я перееду обратно в Потомак только потому, что ему нравится играть в «Монополию» с моей арендой. Мы прожили всего тридцать дней в нашем междугороднем испытании, а он уже выкинул такой трюк. Я зашвырнула чемодан в коридор, закрыла за собой дверь и взяла в руки телефон, чтобы позвонить самозваному арендодателю на тропе войны к лифтам. Он ответил на первом же звонке, назойливо бодрый. — Обнимашка. — Чем обязан такому удовольствию? Три секунды. Я позволила себе ровно три секунды, чтобы закрыть глаза и насладиться звуком его голоса, обнимающего меня по другой линии. Я скучаю по тебе. Спасибо, и спасибо, и спасибо. Я никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты воссоединил меня с моим отцом. Затем я протрезвела, готовая разгребать эту кашу. — Удовольствию? Попробуй кошмару . — Я старалась сохранить жесткий тон, хотя все, чего мне хотелось, - это броситься в его объятия (и, возможно, задушить его там). — Объяснись, Оливер. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Мое терпение лопнуло, как дешевый шнурок. — Почему моя квартира выглядит как последствия ограбления? — Тебе понравилось, что я сделал с декором? — Его довольная ухмылка практически вилась по телефону, как дым. Лифт с грохотом открылся. — Обожаю его. — Я запрыгнула внутрь и нажала кнопку «холл». — Я всегда мечтала жить в кладовке. — Я знал, что ты оценишь открытую концепцию. — Он повысил голос, чтобы его было слышно над толпой вокруг, не обращая внимания на их громкость. — Все это дополнительное пространство для твоего темперамента. Считай, что это терапия без доплаты. Пожалуйста. Двери лифта открылись. Я выскочила и направилась к ближайшему администратору. Мой кошелек заплакал бы от цены на самый дешевый номер в The Grand Regent, но я едва могла держать глаза открытыми. С полудня на площадках отеля проходило одно мероприятие за другим. Я прошла мимо приветственной вечеринки для новых сотрудников, мимо шестнадцатилетия какого-то влиятельного человека, мимо свадебного приема, на который то и дело заглядывали доброжелатели, и мимо только что закончившейся юридической конференции. Гости собирались небольшими группами в холле. Он гудел от классической музыки, общения и неловкого хихиканья людей, застрявших в аду светских бесед. Я едва заметила, что персонал заменил тюльпаны - нежно-розовые этим утром - на яркие розы цвета индиго. — Единственный, кому здесь нужна терапия, - это ты. От твоей хронической зависимости от аренды. — Я пробралась сквозь толпу и встала в очередь за пожилой женщиной в скромном брючном костюме от Chanel. — Серьезно, Оливер, какого хрена? Женщина вцепилась в свой жемчуг, явно оскандалившись моим цветистым языком. — Ты поверишь мне, если я скажу, что у меня добрые намерения? — О, безусловно. — Я подкралась к очереди, гадая, где он находится, когда на заднем плане стоит шум. — Настолько же, насколько я верю, что ты занялся вязанием и йогой. — Вообще-то, я занялся вязанием. — Оливер не пропустил ни одного удара, оставаясь все таким же жизнерадостным. — А ты думала, что мой двойной член-XL сам себя согреет? — Ты отвратителен, — сообщила я ему в тот самый момент, когда какая-то женщина пронзительно закричала в очереди. Я нахмурилась, удивляясь, как это так громко прозвучало через динамик моего телефона. Возле входа женщина отпрыгнула назад, не успев увернуться от волны кофе, которая забрызгала ее. Она смахнула как можно больше жидкости со своего вечернего платья, пока преступник вытирал пятно краем рукава. Смертоносный каблук ее шпильки топтался по мрамору. — Вы испортили мое платье. Мне потребовалась секунда, чтобы осознать, что я также слышала ее слова через линию. Когда я это поняла, то чуть не выронила телефон. Я вскинула голову. Я оглядела толпу в поисках источника моей головной боли. И вот он. Оливер фон Бисмарк - его взгляд был прикован к моему, а на губах застыла безумная фирменная ухмылка. 99 Оливер Было вполне уместно, что я приземлился в Лос-Анджелесе с целой свитой. Ромео, Зак, Даллас и Фэрроу приехали за мной без приглашения, чтобы посмотреть, как я ем огромный кусок скромного пирога. (Видимо, ничто так не скрепляет друзей, как паломничество через всю страну, чтобы увидеть, как я унижаюсь). Они заняли места в первом ряду в зоне ожидания в холле, с настоящим попкорном в руках. Тем временем я прислонился к колонне, ожидая, пока Брайар заметит меня. Вид ее - такой чертовски великолепной, что мне хотелось попробовать ее на вкус, - оправдывал пятичасовую поездку сюда. Я впитывал каждую деталь: небрежный пучок, облегающие штаны для йоги, разочарованный хмурый взгляд на ее пухлых губах. Затем она вскинула голову, покрутила ею вправо-влево, а потом посмотрела на меня. Наши глаза встретились. На секунду я забыл все реплики, которые репетировал во время полета. Затем выражение ее лица из улыбчивого превратилось в хмурое. Я оттолкнулся от колонны и пересек вестибюль, встретив ее на полпути. Я не пытался скрыть ухмылку. — Я только что сделал твой день? — Если ты здесь, чтобы проводить меня обратно в Потомак, то я не могу уйти. — Она пожевала нижнюю губу. — Мой отец здесь. — Тайм-аут. — Я поднял руку, чтобы остановить ее. — Нам нужно передохнуть, прежде чем мы начнем ссориться. Я не видел тебя тридцать гребаных дней, и я в двух секундах от того, чтобы упасть на колени и умолять прикоснуться к тебе. Лично я готов, но я подумал, что ты не захочешь попасть в заголовки TMZ. С этими словами я рванулся вперед, обхватил ее лицо своими огромными руками и прижался к ее губам. Ее нерешительность растаяла под моим прикосновением. Она обхватила меня за шею. Ее тоненькие вздохи вливались в мой рот, как нежная ласка. Я провел языком по ее губам. Ногти Брайар нашли мои плечи и впились в них так глубоко, что оставили следы на несколько дней. Поцелуй вместил в себя все слова, которые я хотел сказать за последние тридцать дней. Я люблю тебя, и я люблю тебя, и я люблю тебя. Она вцепилась когтями в мою грудь, пытаясь притянуть меня ближе. Наши рты двигались синхронно, голодные, отчаянные и безудержные. Вокруг нас раздавались возгласы и крики. Я уже забыл, где мы находимся. Мы неохотно отстранились друг от друга, тяжело дыша и все еще прижимаясь друг к другу. Мир отползал назад дюйм за дюймом. Мы привлекли внимание публики своим PDA ( прим . публичный показ непристойности), но, по крайней мере, они были достаточно вежливы, чтобы обойти нас стороной. Я прижался лбом к ее лбу, наслаждаясь близостью. — Я скучал по тебе. — Я думала о тебе каждую секунду на острове. — Брайар прочистила горло и попыталась разрядить обстановку. — Наверняка твоя правая рука устала после тридцатидневной тренировки. Вот только это было не так. Каждый день я проводил в таком состоянии, что не мог ничего сделать, кроме как сучить и стонать по поводу отсутствия Брайар. Я вытер слизистую с ее губ, раздвинув нижнюю настолько, что мой член запульсировал. — Ты даже не представляешь, что ты со мной делаешь. Кто-то присвистнул. Я был в двух секундах от того, чтобы подхватить ее на руки и дать толпе попробовать настоящий урок секса. Но, увы, моя репутация джентльмена уже висела на волоске. — Вернемся к делу. — Брайар отошла, натягивая свитер. На ее щеках появился слабый розовый румянец, когда она пыталась взять себя в руки. — Где мои вещи, Оливер? — В пентхаусе. Она вскинула брови, как будто я набрал в бутылку воздуха и потребовал, чтобы она за него заплатила. — Я не могу позволить себе снять пентхаус. — Примерно так. Я не думаю, что эта затея с расстоянием сработает. Она побледнела. — Прости? — Я не создан для этого. — Я пожал плечами. — После твоего отъезда все было... не очень хорошо. — Он был просто катастрофой, — уточнила Даллас с дивана, закидывая в рот попкорн. Брайар вздрогнула. Она не заметила, как наши друзья расположились в зале ожидания, передавая друг другу закуски, словно у них были VIP-билеты на кинопремьеру. Фэрроу кивнула. — Как будто смотришь реалити-шоу. Зак засунул кулак в ее пакет с попкорном. — За вычетом рекламных пауз. — Никогда не пойму, чем это так привлекательно. — Ромео скрестил ноги на кофейном столике, подбрасывая вверх-вниз шарик от стресса. — Слишком много драмы. Недостаточно сюжета. К слову о незваных гостях, толпа так и не рассеялась. Более того, после поцелуя она стала еще больше. За последние десять минут сюда перекочевала вечеринка в честь «Сладких 16». Армия тинейджеров держала в руках смартфоны, словно поймала Кардашьян на улице. — Как я уже говорил, пока меня так грубо не прервали... — Я проигнорировал наш неофициальный фан-клуб, не желая разрывать зрительный контакт с Брайар. — Мне надоело прощаться с тобой и притворяться, что это не делает меня несчастным. Все эти отношения на расстоянии - полная чушь. — И что теперь? — Она уперла кулаки в бока, явно готовая выбросить меня из ближайшего окна, но мелкая дрожь в подбородке выдавала ее панику. — Ты бросаешь меня? — Нет, черт возьми. Я переезжаю к тебе, милая. — Но... — Она перевела взгляд на наших друзей. — У тебя есть обязанности. Она имела в виду Себа, конечно же. Мне нравилось, как естественно она его защищала. Она была бы лучшей матерью. Надеюсь, для пятерых детей, которые все выглядят точно так же, как она. И, возможно, с моим умением превращать все в катастрофу. Просто чтобы мы были скромнее. — Да. — Я опустил взгляд, пытаясь превратить хаос в голове в нечто осмысленное. — Но я ничего не могу поделать. Ты снова ворвалась в мою жизнь, как лавина, неудержимая и всепоглощающая. Последние пятнадцать лет я провел в страданиях, но ты вытащила меня из темноты и показала, как снова жить. По ее телу пробежала дрожь. — Оливер... — Подожди. — Я поднял руку. — Мне нужно это рассказать. — Или он снова забудет, — прошептала Даллас, подталкивая Фэрроу, как будто в этом не было смысла репетиции в самолете. Я проигнорировал ореховую галерею, слишком решительно настроенный на то, чтобы зарегистрировать кого-нибудь, кроме Брайар. — Последние пятнадцать лет я не представлял, как выглядит счастье. Я никогда не осмеливался. Но как только ты появилась, я не мог не думать об этом. А потом я обнаружил, что хочу его. Жажду его. Ты заставляешь меня быть счастливым, Брайар. Ты заставляешь меня чувствовать, что... что, возможно, это нормально, если я счастлив. Слова застревали у меня в горле, как заржавевшие шестеренки, заставляя себя провернуться после долгих лет пренебрежения. Потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к такому образу мыслей, но чувство оставалось. Я могу снова быть счастливым, и солнце по-прежнему будет всходить, и небо не будет падать, и Себастьян будет продолжать говорить со мной, и мир не перестанет существовать. — Так и есть. Ты заслуживаешь счастья, Оливер. — Брайар выдержала мой взгляд, не отрываясь. — Иногда быть эгоистом - это нормально. Нельзя все время отдавать, отдавать и отдавать. Это неустойчиво. Иногда нужно быть достаточно эгоистичным, чтобы оставить часть себя, чтобы было что отдавать. — Я начинаю это понимать. — Я потер затылок, чувствуя, как потеплели мои щеки. — Мы все знаем, что я колоссальный урод, но... Она нахмурилась, ее голос был мягким, но настойчивым. — Ты не такой. Мне нравилось, когда она стояла на своем. Мне хотелось заткнуться, встретить ее губы и доказать, что она права. Но об этом позже. Мне еще предстояло преодолеть гору унижений, прежде чем я смогу воспользоваться этим поцелуем. — Такой, — настаивал я, решительно настроенный на честность. — Но я начинаю понимать, что это нормально. Всякое случается. Это нормально - совершать ошибки, и я не должен ненавидеть себя за них. Я облажался раньше, и я облажаюсь снова. Но если я и сделал что-то хорошее в этом мире, так это полюбил тебя. Один из подростков застонал. — Чувак, просто поцелуй ее уже. — Терпение, парень. — Я окинул его взглядом, немного смягчившись, потому что наши цели совпадали. — Я пытаюсь заслужить его здесь. Он не отступил. — Я мог бы уже просмотреть все «Внешние отмели». Брайар сморщила нос. — Близость к подросткам - непревзойденное средство контроля рождаемости. Это вызвало враждебную толпу. — Заканчивай, чувак. Тебе платят за слово? — Кто-нибудь, позвоните в «Холлмарк». Эти мудаки украли их сценарий. — Йоу, говори громче. У меня нет субтитров. Я согласился - не потому, что там бутлег Зака Эфрона, а потому, что хотел, чтобы мои слова впитались в кожу Брайар. — Я говорил себе, что должен жертвовать ради семьи любой ценой, но забыл об одном важном факте. Самый важный факт. Она затаила дыхание. — И какой же? — Ты тоже моя семья. И всегда была ею. — Я придвинулся ближе, уже на расстоянии вдоха. — Это я обещаю тебе, что я на 100% согласен. Никаких отговорок. Даже если это означает переезд в город, где соковые чистки считаются планом питания. Брайар откинула голову назад, издав горловой смех, который устремился прямо к моему запущенному члену. Гладкий столбик ее шеи так и звал мои губы. Мне хотелось оттащить ее в ближайшую комнату и напомнить, почему она умоляла каждый раз, когда я входил в нее. Но нет, мне нужно было обнажить перед ней свою душу здесь. На людях. Слишком долго я втягивал ее во множество секретов. Она заслуживала лучшего, чем быть одной из них. Брайар слегка ошарашено покачивалась на пятках. — Ты действительно переезжаешь сюда. — Да. — А как же... — пролепетала она, изогнув бровь. — Он знает. Он не против. Как ты думаешь, кто взломал судебные записи Филомены, чтобы найти контактную информацию Купера? Ее губы разошлись. — Ты попросил его сделать это? — Как будто я доверяю этому жулику рассказать тебе правду о твоем отце. Ее улыбка померкла. Она закусила нижнюю губу и постучала пальцами по бедру. — Тебе еще нужно управлять The Grand Regent. — Я буду летать туда и обратно. — Я поднял руку, останавливая ее. — Я знаю, знаю. Бензин. Я куплю несколько кредитов CO2, чтобы компенсировать это, и пожертвую на спасение нескольких китов. Она закатила глаза, но не смогла сдержать ухмылку, которая снова поползла по ее щекам. — Ты действительно не нужен им там каждый день? — Папа вышел из своей пещеры. Ее глаза расширились, как будто я объявил о чистке. — Серьезно? — Серьезно. Вчера вечером мы все уладили. Есть детали, которые нужно отгладить, но в основном я буду летать в Потомак на два дня в неделю, чтобы проверять свой дом и посещать пятничные заседания совета директоров. Ты можешь присоединиться ко мне, когда захочешь, но если не захочешь, я вернусь сюда как можно скорее. Она не могла стереть улыбку со своего лица. — Ты переезжаешь ко мне. — Да. — Это сработает, — пообещала она. — Да, — подтвердил я. Ее маленькие ручки обхватили лацканы моего пиджака, притягивая меня ближе к своим губам. Я затаил дыхание, чувствуя себя снова подростком, собирающимся впервые поцеловать горячую соседку. И тут свет выключился. О, черт. Вздох Брайар прикоснулся к моим губам. — Что происходит? — Даллас убедила меня сделать презентацию в самолете, — простонал я. Над нами вспыхнул прожектор, отбрасывая яркий свет полукругом на мрамор. В обычные часы он проецировал фирменный герб отеля на гладкий пол. Сейчас же он освещал десятки фотографий, каждая из которых свидетельствовала о моих сомнительных навыках фотошопа. Я и Брайар, наблюдающие за облаками на Эйфелевой башне. Кружимся под цветущей сакурой в Японии. В одинаковых парках под северным сиянием. Марракеш, Ха-Лонг-Бей, Патагония. Места, которые мы когда-то обещали посетить. Места, куда я не мог дождаться, чтобы взять ее с собой. — Это... Comic Sans? — Брайар прикусила губу, подавляя хихиканье. — Это должно быть незаконно. — Я не хотел перегружать тебя Гельветикой. — Ты перегрузил меня... — Она прищурилась на очень реалистичное изображение, где она загорает на замерзшем Байкале. — ... моими тремя головами? — Что я могу сказать? Одной головы не хватило, чтобы передать твое великолепие. — К такому жуткому уровню преданности я не была готова. — Она покрутилась, не торопясь изучать каждую фотографию. — Что это? — Это все воспоминания, которые мы должны были сделать, и все воспоминания, которые мы сделаем. — Я дал сигнал Даллас сменить слайды, на которых мелькали отредактированные фотографии ее с друзьями. — Рождество, весенние каникулы, детские праздники. — Я указал на одну из фотографий, где мы едим индейку у моих родителей, а затем снова у Ромео. — В тот год мы ссорились из-за того, где поесть в День благодарения. Не волнуйся. Я загладил свою вину, накормив тебя самой горячей начинкой в твоей жизни. Она покраснела, подыгрывая ему. — Так вот почему они называют это праздником. — Это стало ежегодной традицией. — Я сделал паузу, давая ей впитать в себя уродливые рождественские свитера, несносные елочные украшения и собак в глупых шапках лепреконов. — И мы создадим еще больше праздничных традиций вместе. Ты никогда не будешь одна ни на одном из них. Ты - часть этой семьи, Брайар. Мы тебя не отпустим. Даллас кивнула, сложив обе руки в виде сердца. — Мы любим тебя. Ромео удалось не скривиться. — Если мне приходится терпеть печально известные новогодние блинчики Даллас, значит, и ты любишь. — У нас есть традиции на все праздники, которые только можно себе представить. — Зак вздрогнул. — Ты выдохнешься к июлю. Фэрроу поморщилась. — Мы празднуем и дни полурождения. Считай, что ты предупреждена. Я изучал Брайар, наслаждаясь тем, как ее глаза впиваются в каждое из их лиц. Она изо всех сил пыталась сдержать слезы, ее грудь сотрясалась от смеха, который грозил разорвать ее на части. На ее лице мелькал калейдоскоп эмоций - благодарность, удивление, недоверие. Ее взгляд смягчился тем редким, незаметным способом, которым она смотрела на меня в детстве. Как будто она отдала нам свое сердце и верила, что мы не разобьем его. — Спасибо. Кажется, я потеряла дар речи. — Голос Брайар дрогнул, и я понял, в какой момент она потеряла способность сохранять самообладание. — Ребята, вы действительно хотите, чтобы я была здесь? — Пожалуйста. — Фэрроу махнула рукой. — Даллас уже спланировала наши костюмы на Хэллоуин. Даллас жестом указала на шестерых из нас. — Мы идем как Мстители. Очевидно, тебе придется принять участие в команде и стать Черной вдовой. Моя послеродовая задница не прикоснется к латексу еще как минимум год. Ромео пожал плечами. — Как только ты войдешь в групповой чат, ты уже не сможешь сбежать. Зак вздохнул. — Мы пытались. Брайар опустилась на колени, ее пальцы слегка дрожали, когда она касалась фотографии, где мы нарезаем торт. — У меня никогда такого не было. — Ее глаза поднялись к моим. — Я загадала это в ту ночь на балу в замке. Счастья. Свободы. Друзей, настолько близких, что они стали семьей. Наконец-то у меня это есть. — Привыкай к этому. — Я помог ей подняться и поцеловал в лоб. — Мы упрямые, и мы никуда не уйдем. Из толпы раздались чьи-то всхлипывания. — У кого-нибудь есть салфетки? Брайар рассмеялась сквозь непролитые слезы, сияя так, как я никогда раньше не видел. Ну и хрен с ним. Набравшись смелости, я отошел от сценария и достал обручальное кольцо, которое она мне подарила. То самое, которое я с тех пор хранил в кармане. — Я носил его с собой с тех пор, как ты ушла, надеясь, что ты позволишь мне вернуть его на место. — Я опустился на одно колено. — Когда мы расстались детьми, я пытался убедить себя, что выживу. Я лгал себе. Черт, да вся моя жизнь - это одна большая ложь. Ну, с меня хватит. Хватит притворяться, что я могу жить без тебя. Ты не глава в моей жизни. Ты - вся эта чертова история. Толпа зашумела, энергия в фойе изменилась. Одна женщина вздохнула и вцепилась в руку своего мужа. Пожилая пара показала мне два больших пальца вверх, а мужчина рядом с ними вытирал слезы с глаз своей жены большими пальцами. — В последнее время я понял, что я жадный ублюдок, и я смирился с этим. — Ободрение толпы воодушевило меня. — Я хочу засыпать рядом с тобой и просыпаться от твоих поцелуев. Я хочу смотреть, как ты ешь вегетарианские бургеры, устраиваешь вечеринки в бассейне, которые я провалю, терпишь неудачу в езде на Эль Капони и даже делаешь свою жестокую рутину голой йоги. Особенно твоя голая йога. Сердцебиение доносилось до моих ушей, заглушая шум толпы. Теперь здесь были только мы. Я и девушка, из-за которой все остальные мечты казались маленькими. Она была началом, серединой и концом. — Я хочу спасать тюленей, усыновлять исчезающих морских черепах от твоего имени и устраивать марши в столице, когда какой-нибудь нефтяник делает что-то, что выводит тебя из себя. Я бы приковал себя цепями к гребаному красному дереву, если бы это означало оставаться рядом с тобой. Я безнадежно одержим тобой, Брайар. Я не влюблялся в тебя. Я приземлился без парашюта. Она выдохнула мое имя, и ничто другое не могло приблизиться к этому. — Я тоже тебя люблю. — И я так горжусь тем, каким человеком ты стала. Я всегда знал, что ты можешь быть такой крутой засранкой но когда я вижу это на деле, у меня перехватывает дыхание. Ты была права, когда сказала, что шипы должны быть на розе. Ты - живое доказательство. Мне нравится, что ты достаточно сильна, чтобы бороться за себя. Я ненавижу то, что тебе приходится это делать. Если ты дашь мне шанс, я стану твоим безопасным местом. — Ты уже им стал, Оливер. — И потому что она была милой, любящей Брайар, она опустилась на колени рядом со мной, прижавшись к моим плечам. — Ты был моим безопасным пространством с того самого дня, как мы встретились. — А ты - моим. — Я прижался поцелуем к ее лбу, нарушив на мгновение правила, не в силах сдержаться. Либо это, либо сгореть. — Если последние тридцать дней что-то и сказали мне, так это то, что я не хочу больше ни дня проводить в разлуке. Брайар Аврора Ауэр, ты выйдешь за меня замуж? — Да. — Она протянула ко мне руку, наблюдая, как я надеваю кольцо на палец. —Да, да, да. Миллион раз да. Толпа вокруг нас разразилась радостными криками. Лепестки голубых роз сыпались как конфетти: гости вырывали их из ваз и бросали нам. Мы одновременно потянулись друг к другу и рухнули на мрамор в куче нетерпеливых конечностей. — Вы тепер популярны, — сообщила нам именинница, нацелив телефон на кольцо Брайар. — Передавайте привет на прямой трансляции. Это будет карма, которая даст о себе знать. Я издевался над Заком из-за его неловкого публичного унижения, а он оказался на высоте. Я застонал, прижавшись лбом к лбу Брайар. — Думаю, мы все-таки попадем в рубрику TMZ. Даллас хлопала с дивана, прыгая вверх-вниз. — Поцелуй ее, поцелуй ее, поцелуй ее. Наконец-то хоть кто-то соображает. Пианист начал играть песню. Нашу песню. Я смахнул лепесток розы с ресниц Брайар, а затем поцеловал ее так, как она и должна была быть поцелована - страстно, бесконечно и с полным благоговением. Мир вокруг нас расплылся и растворился в небытии. Брайар запустила пальцы в мои волосы, притягивая меня ближе. На вкус она была как роза, солнечный свет и моя. На этот раз я принял правильное решение. Я выбрал ее, а не весь мир. Эпилог Брайар Три месяца спустя Даллас Коста: Итак, Брайар действительно придет на ужин в День благодарения, или я снова «приберегу для нее тарелку» в морозилке? Даллас Коста: И под этим я подразумеваю МОЮ морозилку. Фрэнки Таунсенд: ты просто злишься, потому что Ромео не позволил тебе защищать тыквенный пирог ценой своей жизни. Даллас Коста: Он привез его из Эмпориума! Клянусь, за каждую минуту ее опоздания я откушу от ее кусочка в качестве компенсации. Брайар Купер: Прости, прости. Только что приземлилась. Рейс задержали дважды. Фэрроу Баллантайн-Сан: Ты все еще настроена на рекламу? Брайар Купер: Я колеблюсь... Напомните мне еще раз, почему планета важна. Даллас Коста: Где еще я буду выращивать тыквы для тыквенного пирога? Фэрроу Баллантайн-Сан: Фермер в чате с нами? Я точно знаю, что это не ты, ботанический мясник из Потомака. Даллас Коста: Кто-то должен быть дегустатором. Это называется делегировать полномочия. Брайар Купер: Меня забрал водитель Олли. Я уже в пути. Даллас Коста: Убедись, что ты здесь, пока собаки не съели всю еду. Они положили глаз на индейку. Брайар Купер: Я вегетарианка... Даллас Коста: Прекрати напоминать мне об этом. Моя душа буквально плачет каждый раз, когда ты это делаешь. Брайар Купер: Я буду там через двадцять минут. Если я приду к пустому столу, я подам на тебя в суд за эмоциональное расстройство. Я превращаюсь в свою мать. Не в том смысле, что я в тюрьме и слишком разорена, чтобы внести залог. (Судья установил сумму в 2 миллиона долларов, учитывая, что они с Джейсоном часто путешествуют по разным странам. С теми уликами, которые собрали Себ и Олли, единственным солнечным светом, который они увидят через десятки лет, будет тюремный двор). Однако в последние несколько месяцев я заметила склонность Филомены к опозданиям: она таскается из Лос-Анджелеса в Даллес, как одинокий шарик для пивного тенниса в переполненном братстве. Машина даже не успевает остановиться, как я распахиваю дверь. Я выхожу из Bentley, опираясь только на одну пятку, и машу водителю на прощание. Аромат корицы и начинки обволакивает меня, словно теплые объятия. Искрящийся смех Даллас танцует в фойе. У меня возникает искушение заглянуть в столовую и украдкой посмотреть на него. Но вместо этого я мчусь вверх по лестнице, зная, что Оливер ждет меня в крыле своего брата. Как только я переступаю порог, рука обхватывает меня за шею и прижимает к груди. — Скучал по тебе. — Олли со стоном утыкается носом в мою шею. — Ты должна была позволить мне забрать тебя. Я снова склоняю голову к его плечу. — Это твой первый раз, когда ты устраиваешь ужин на День благодарения. Ты не можешь исчезнуть. Кто-то должен уберечь пирог от Даллас. — Я не встану между этой женщиной и ее тыквенным пирогом со специями, если у меня есть бронежилет, аптечка и новая пара кроссовок. — Ты преувеличиваешь. — Я бы хотел. — Он приподнимает мои волосы, проводя губами по затылку. — Она целый час разглагольствовала о пряничной корочке. Я был в нескольких секундах от того, чтобы устроить национальную чрезвычайную ситуацию, просто чтобы прервать трансляцию. Я выпячиваю нижнюю губу. — Бедный малыш. — Тебе стоит поцеловать его получше. Без предупреждения он поворачивает меня лицом к себе и впивается в мои губы своими, пропуская пальцы сквозь мои спутанные волосы. Его язык вырывается наружу, побуждая меня открыть рот и прижаться к нему. Дрожь пробегает по позвоночнику. Поцелуй мягкий, а его щетина жесткая, и я не хочу ничего, кроме как раствориться в нем. У него вкус ванили, коричневого сахара и мой. Ощущение его присутствия на мне проникает глубоко в мои кости. Это как первый глоток горячего шоколада в снежную ночь. Я не могу не думать, что именно здесь мое место. — Если вы двое собираетесь трахаться на моей территории, то хотя бы расстелите одеяло, чтобы впитать жидкость. — Это говорит Себ, спрятавшийся в одной из своих многочисленных комнат. — Здесь нет уборщицы. Олли отступает на достаточное расстояние, чтобы крикнуть: — Разберись со своим хозяином. О, подожди. Это я. Просьба отклонена. Я стараюсь не хихикать, чувствуя, как пылают мои щеки. — И тебе привет, Себ. — Привет, БР. — Себ высовывает голову и приветствует меня. — Я бы сказал, что скучал по тебе, но мои предложения Netflix наконец-то пришли в норму. Моя челюсть падает. — Это мой аккаунт. Он пожимает плечами и, не говоря больше ни слова, ныряет обратно в свою комнату. О Себе до сих пор никто не знает. На самом деле, он согласился устроить здесь ужин только при условии, что мы компенсируем ему остатки еды и гребной снаряд за 70 тысяч долларов. Олли целует кончик моего носа. — Мы могли бы по-быстрому перепихнуться на парковке аэропорта, если бы ты позволила мне забрать тебя. — Охрана аэропорта быстро превратила бы это в тюремную ролевую игру. — Напомни мне еще раз, почему ты летаешь коммерческими рейсами? — Он прижимается лбом к моему. — Ах, да. Белые медведи. Сейчас я делю свое время между Потомаком и Лос-Анджелесом почти 50/50, а Оливер ездит за мной туда-сюда почти каждую неделю. Однажды я даже уговорила его лететь коммерческим рейсом, который он описал как полное посягательство на его личное пространство и достоинство. — Ах, да. — Олли достает из заднего кармана голубую розу, заправляет ее в волосы и подводит меня к стопке коробок. — Выбирай свой яд. Оказывается, коробки, на которые я наткнулась в коридоре, ведущем в крыло Себастьяна, - это не проблема Оливера с накопительством. Все эти годы Олли не переставал выбирать для меня подарки, куда бы он ни отправлялся. Теперь он позволяет мне открывать новый каждый раз, когда я возвращаюсь домой. — Хм... — Я постукиваю пальцем по нижней губе, притворяясь, что думаю. — Все? Напряжение от утреннего чтения сценария тает. Если честно, я не могу не расстраиваться, когда «Переписывая нас» станет моим первым проектом под новым юридическим именем - Брайар Купер. Обычно на смену имени уходит до трех месяцев, но Оливер потянул за ниточки, чтобы ускорить оформление документов, так что я смогу насладиться несколькими месяцами в качестве Купер, прежде чем стану фон Бисмарк. — Ничего не поделаешь, Обнимашка. — Он перебирает несколько коробок, складывая в боковую стопку те, которым он больше всего рад. — Как еще я могу гарантировать твое возвращение? Я провожу пальцами по его позвоночнику. — Я могу придумать и получше. Его глаза переходят на мои. Когда он говорит, голос получается густым и хриплым. — У тебя есть десять секунд, чтобы открыть подарок, иначе мы не успеем на ужин в День благодарения. — Ладно, ладно. — Я хватаю ближайший и разрываю его, обнаруживая потрепанные страницы старинной книги. Женщина в белом. — Я подношу ее к носу и вдыхаю. — Мне нравится, Оливер. Спасибо. — Это загадка, которую я купил в маленьком книжном магазине в Лондоне. — Он смотрит, как я провожу пальцем по золотому листу с названием. Его адамово яблоко подрагивает, и он почти случайно произносит: — И мне нравится читать эротику. Я поднимаю бровь. — Эм. Хорошо? Это было неожиданно. И тут я вспоминаю, что я сказала в тот раз, когда мы ужинали на улице. Невероятную ложь о том, что мой бывший был заядлым читателем эротики. — О. Боже мой. — Я ничего не могу с собой поделать - самая широкая и довольная ухмылка скривила мои губы. — Оливер фон Бисмарк, ты ревнуешь? Его уши становятся розовыми. — Ревную? — Он быстро приходит в себя, выхватывает розу из моих волос за стебель и проводит лепестками между моих грудей. — Ни в коем случае. Просто напоминаю тебе о хаосе, который ты создаешь, когда оставляешь меня надолго. Я упираюсь спиной в стену, наблюдая за тем, как клокочет его горло. Палец Олли зацепляет переднюю часть моей рубашки, прямо между декольте, и тянет вниз. Он целует меня в челюсть, в шею, в выпуклость груди. Его палец проводит по внутренней стороне моего бедра, проскальзывает под трусики и легко входит в меня. Я опускаю его голову ниже и стону, когда он покусывает мой сосок через лифчик. — Мы ужинаем. Он бормочет проклятие, убирает пальцы и обхватывает их губами, не сводя глаз с меня, пока он пробует меня на вкус. — Это и есть ужин. — Одеяла, — напоминает Себ из своей комнаты, несомненно, подслушивая весь наш разговор. Я игнорирую его. — Оливер. Олли выжидает, его глаза все еще темные от вожделения. — Отлично. Пока это снова не вышло из-под контроля, я тащу его в столовую. — Чем ты занимался последние несколько дней? Он поправляет свою эрекцию, пока мы спускаемся по лестнице. — Объявил всему миру, что я новый генеральный директор Grand Regent, вызвал резкое падение акций как раз к праздникам и пожертвовал на спасение нескольких замаслившихся тюленей в Ньюпорт-Бич. — Теперь, когда ты не попадаешь на первые полосы сплетен каждую неделю, твой имидж восстановится - а вместе с ним и акции. Подожди. Ты сказал «тюлени»? — Я собрала воедино все, что сказала на том ужине несколько месяцев назад, и у меня отвисла челюсть. — Оливер. Как давно ты зациклился на том, чтобы превзойти Гранта? Он берет меня за руку на нижней ступеньке. — Достаточно долго, чтобы отменить горнолыжные курорты в Палм-Спрингс и Дубае, познакомиться с местными экоактивистами и разработать экологичные меню обслуживания номеров для всех 6000 объектов Grand Regent. — Грант Дуайер бросил колледж не для того, чтобы спасать планету Земля. Он даже не читал эротику. — Я изо всех сил стараюсь не хихикать, и мне это почти удается. Почти. — Я издевалась над тобой, Оливер. — Что я могу сказать? Назад дороги нет. — Он подносит мое обручальное кольцо ко рту и целует костяшку, глядя мне прямо в глаза. — Я весь в работе, Брайар. Лос-Анджелес, наряды Барби, гребаный дуэт Frozen. Черт, мне все равно, если ты попросишь меня взобраться на Эверест и в одиночку спустить каждый кусочек замусоренного мусора - я сделаю это. Нет ничего, чего бы я не сделал, чтобы заставить тебя улыбаться. — У нас нет любимчиков. — Агнес хмурится на Оливера поверх своего бокала с вином. Он макает индейку в соус. — У вас точно есть любимчики. Я опускаюсь в кресло, съедая две порции картофельного пюре, и начинаю свой первый большой праздник в новой семье. Вообще-то, это мой первый праздник с любой семьей. Очевидно, они включают в себя нездоровое количество спиртного и множество бессмысленных споров. Я и не подозревала, что «семейные узы» - это код для «кто громче всех крикнет». Мама Зака только закончила читать ему и Фэрроу лекцию о своих внеклассных ожиданиях для внуков, которых нет, когда между Оливером и его мамой вспыхнула очередная потасовка. Миссис фон Бисмарк вытирает уголки губ льняной салфеткой. — Есть доказательства? — Конечно. — Олли указывает морковкой, насаженной на конец вилки, на обоих родителей. — Вы назвали меня Оливером в честь Оливкового сада, а Себастьяном - в честь какой-то измельченной римской скульптуры. — Это была флорентийская картина, а не скульптура, а «Оливковый сад» - это американская классика. — А еще... — Феликс облизывает губы. — Мы назвали тебя Оливером в честь фрукта. При его заявлении Агнес растворяется в приступе хихиканья. — Фу. — Олли фальшиво харкает в свою тарелку. — Гадость. Его мама взбалтывает вино в своем бокале. — Ты даже не знаешь, почему я смеюсь. — А я и не хочу знать. — Он запихивает в себя тарелку, его губы кривятся в усмешке. — Насколько я понимаю, я появился у вас в результате непорочного зачатия. Их спор продолжается, пока я выкладываю на подогретую тарелку свои плотоядные подношения Себастьяну. Индейка по-каджунски, начинка из андуя, кукурузный хлеб и будин. — Брайар. — Даллас наклоняется к Ромео и Фрэнки, чтобы подглядывать за мной. — Ты припрятываешь еду на потом? — Может быть. — Я мысленно готовлю оправдания по поводу мяса на моей тарелке, но Даллас расплывается в улыбке. Она обмахивается веером, оттягивая воротник платья от шеи. — Ты меня еще никогда так не заводила. К тому времени, когда я возвращаюсь, чтобы отнести еду Себу, персонал уже убирает основное блюдо. Остатки тыквенного пирога и лимонного печенья лежат брошенными на подносе для обслуживающего персонала. Оливер исчезает в кладовой, чтобы порыться в настольных играх, а Ромео возвращается с коробкой размером с футбольное поле. Гигантский подарок с грохотом падает на красное дерево, занимая все свободное место на столе. А на столе много места. Это зрелище само по себе. Завернутый в глянцевую изумрудную бумагу, которая сверкает под теплым светом. — Открывай. — Даллас взмахивает концом шелковистой золотой ленты, закручивающейся вокруг коробки в идеальные петли. — Это от Ромео. Я вручу тебе свой свадебный подарок в день свадьбы. — Я не думал, что он пройдет таможню, — объясняет Ромео, который вообще ничего не объясняет. — Примерно так. — В столовую входит Олли и бросает Фэрроу колоду карт. — Меняем место. Фэрроу открывает пачку и начинает тасовать карты для игры в румми. — Это больше не в Науру? Я не могу не вспомнить свое желание девятнадцать лет назад. О жизни, которая тогда казалась мне невероятной. Яростно преданные друзья. Домашняя еда. Раунды ромми в ленивые праздничные вечера. Она существует, она прекрасна, и она твоя. Навсегда. Фрэнки хмурится. — Но я купила самую милую тропическую одежду. — А я купил самый милый тропический остров. — Олли занимает место рядом с моим, обхватывая меня за спину. — Он в Карибском море. Там есть хорошая взлетно-посадочная полоса, так что мы все сможем летать частным самолетом. — Оу. — Даллас сжимает сердце, практически растворяясь в своем кресле. — Для свадебного подарка Брайар? Вообще-то, для Себастьяна. Если мы хотим, чтобы он был на свадьбе, нам нужно пронести его на место, а если мы хотим пронести его, нам нужно избежать таможни. Единственный способ сделать это включает покупку за 45 миллионов долларов сразу за Виргинскими островами. Прежде чем кто-то из них успевает задать еще несколько вопросов, я дотягиваюсь до золотого банта и дергаю его. — Я все равно открою подарок раньше времени. Как только лента распутывается, боковые стенки коробки падают на стол, открывая нечто гладкое и металлическое. Я понятия не имею, что это. Вероятно, какая-то техника. С длинным гибким шлангом, идущим от резервуара к соплу. Он блестит, как будто кто-то только что его отполировал. — Это... — Я почесала висок. — О... — Огнемет, — говорит Ромео, изогнув бровь. — Для твоих кустов. Помнишь? — Точно. — Я смотрю на чудовищную штуку, убеждення, что заслуживаю визита ФБР и всех остальных агентств из трех букв. — Спасибо. Оливер наклоняется вперед, чтобы осмотреть его. — Не это я имел в виду, когда говорил, что буду поддерживать твои увлечения. — Хочешь демонстрацию? — Ромео добавляет круглый кубик льда в свой виски. — Мы можем сжечь весь утес дотла к закату. К счастью, на кухню вальсирует Агнес, спасая утес. Она держит на ладони поднос, заваленный сладостями. — Десерт, дорогая? — Нет, спасибо. — Я помогаю ей поставить подносы на пол и останавливаюсь, когда она берет маленькую тарелку. — Не думаю, что смогу больше есть. Завтра мы с Оливером едем к Куперам на второй раунд Дня благодарения. — О, Коннектикут прекрасен в это время года. — Агнес ставит тарелку, которую она зарезервировала, перед Оливером и сжимает его плечо. — Я приготовила это специально для тебя. Затем она исчезает в тумане из переливающегося жемчуга и винтажного Jean Patou. Оливер молча смотрит на тарелку, пока Фэрроу раздает всем карты. Это сладкие картофельные кексы. Его любимые. О. Я поворачиваюсь к нему, когда он бормочет что-то почти неразборчивое. — Она не пекла мне мой любимый десерт уже пятнадцать лет. Эти слова разбивают мне сердце, но кексы сшивают его обратно. — Все меняется, Олли. Ты не один. На этот раз... — Я сжимаю его руку под столом, достаточно близко, чтобы слышали только мы. — Если небо упадет, я подниму его для тебя. Оливер Месяц спустя Мой брат - ублюдок. Садистский, беспринципный тролль во всех смыслах этого слова. Винтажный бархатный костюм, который он мне купил, сидит на моей заднице, вытягивая пот из пор, о существовании которых я даже не подозревал. Себастьяну удалось убедить мою невесту последовать примеру с нарядами Барби, поэтому я испытываю дискомфорт. Несмотря на то, что на дворе декабрь, на частном острове сейчас тридцять два градуса и очень влажно. Со своего места на песке я чувствую на себе пристальный взгляд Себа, который впитывает в себя романтику с соседнего маяка. Брайар предложила отложить медовый месяц. Вместо того чтобы мчаться в Сагреш-Пойнт, мы проведем здесь целую неделю, чтобы Себастьян мог насладиться островом ночью, пока все спят. Она всегда учитывает моего брата в наших планах - еще одна причина жениться на этой женщине как можно скорее. Если не считать свадебной вечеринки, наш крошечный список гостей занимает четыре стула - мама, Мелинда, Констанс Сан и тетя Селеста. Оно и к лучшему, учитывая, насколько вирусным стало мое предложение. К тому же, по крайней мере, все, у кого есть интернет, знают, что Брайар похищена. Маленькие милости. Скрипач начинает играть «Красавицу и чудовище», давая сигнал свадебной вечеринке маршировать. Фрэнки идет с Хейзел, останавливаясь у самых дальних ступеней алтаря со стороны невесты. Затем Ромео сопровождает Фэрроу, поскольку Брайар выбрала Даллас в качестве подружки невесты. Песня достигает крещендо, вызывая часть Зака и Даллас. Они идут к алтарю и занимают ближайшие ко мне места в центре алтаря. Заку досталась честь быть моим шафером, но только для того, чтобы он не жаловался на то, что я чуть не убил его в криокамере. Это хорошее решение, так как его огромная голова закрывает мне вид на Брайар, спрятавшуюся за аркой из роз. Невозможно предугадать, что я сделаю, как только увижу ее. Музыка затихает. Уже почти пришло время моей невесте идти к алтарю, а я так чертовски взвинчен, что могу упасть духом и довести себя до сердечного приступа. Это даже не войдет в десятку позорных поступков, которые я совершил на глазах у Брайар, но я уверен, что наша семья никогда не даст мне дослушать это до конца. Зак подталкивает мой ботинок носком. — Ты когда-нибудь давал имя этому острову? Думаю, он пытается отвлечь меня. Не очень получается, но я все равно ему потакаю. — Мы думаем, Науруа. Ромео фыркает, поворачивая щеку, чтобы видеограф не заметил этого. — Это должно быть нарушением авторских прав. Я вытягиваю шею, пытаясь разглядеть свою будущую жену. — Я могу позволить себе судебный иск. Зак сжимает брови, скрывая свое недоумение. — Это тот же парень, который назвал брак сиквелом для получения денег? Скрипачка заставляет нас замолчать, прижав подбородок к шее. Первые ноты песни Дермота Кеннеди «What Have I Done» разносятся над пляжем. Роуз несется к алтарю вместе с Гизером, бросая за спину охапки голубых роз. Они кувыркаются и кувыркаются на ветру, прежде чем приземлиться на белый песок. Когда она доходит до того места, где я стою в конце импровизированного прохода, она поворачивается и забирается на колени Мелинды. Брайан идет по проходу следом, а Трио скачет рядом. У обоих одинаковые галстуки, аккуратные стрижки и уровень волнения, более подходящий для покерного матча с высокими ставками. Через тридцать секунд, когда до Брайан остается всего шесть шагов, Трио хватает коробочку с кольцом и бросается к нам, топая тремя лапами по песку. Брайан бежит за щенком, уперев руки в маленькие кулачки. — Эта собака одержима. Сделав свое дело, он мчится прямо к маме, где, как я полагаю, будет дуться до конца вечера. Песня замедляется, снова доходит до припева. Издалека Брайар входит в мое видение, и все перестает существовать. Волны больше не разбиваются, мои друзья перестают меня доставать по поводу того, как плохо я отношусь к этой девушке, а папа не дышит мне в рот в своем костюме официанта. Купер протягивает руку Брайар, провожая ее к алтарю. В своем изысканном платье с плечами она просто чудо. Полный силуэт танцует с каждым ее шагом. Легкий ветерок доносит ее аромат к алтарю. Свежего льна, роз и сладких летних воспоминаний. Винтажное розовое кружево и жемчуг ловят солнечный свет, когда она идет. За ней тянется шлейф, расшитый темно-розовыми розами, которые поднимаются до талии и обвивают лиф. Это платье прямо из сказки для девушки из мечты. Наши глаза встречаются. Я могу упасть в обморок. На самом деле, я начинаю раскачиваться. Зак удерживает меня в вертикальном положении, ухватив за пиджак и пригрозив безжалостно отшлепать по заднице, если мои колени поддадутся. Я ничего не могу поделать. Я представлял себе, как женюсь на этой девушке, на протяжении двух гребаных десятилетий. Наконец-то это случилось. — Прекрасна, — говорю я своей невесте, пока она скользит к алтарю. Я самый счастливый ублюдок на планете. Купер останавливается чуть поодаль от меня, пальцы Брайар все еще сцеплены в локтевом сгибе его руки. — Я всю жизнь надеялся, что у моей дочери хватит сил подняться над трудностями, но теперь я доверяю тебе стать для нее мягким местом для падения. Я сглатываю, дыхание словно дым в горле. — Я буду. — Папа. — Брайар впервые называет его так. Ее голос трещит. Она быстро моргает, борясь с эмоциями, которые, как я знаю, так и просятся наружу. — Спасибо, что искал меня. Купер обхватывает ее руками и притягивает к себе. — Ты стоишь каждой секунды. — Это и извинение, и клятва, и признание в любви. Он снова обращает внимание на меня, крепко сжимая мое плечо. — Пообещай мне, что когда ты возьмешь ее за руку, ты будешь держать ее нежно и навсегда. Я закрываю глаза и киваю. — Обещаю. На мои слова он кладет ладонь Брайар в мою и сжимает наши соединенные руки. Затем он исчезает в стороне. Язвительная ухмылка кривит ее губы. — Еще не поздно бежать. — Бежать? — Я изогнул одну бровь. — Детка, если я и побегу, то только чтобы догнать тебя. Ты застряла со мной. Даллас сжимает кулак в кулак. — Вы двое так плохо умеете говорить. Это больно. Мы с невестой игнорируем ее. Ни один из нас не может оторвать взгляд друг от друга. Отец начинает церемонию, но я не обращаю на него внимания, пока не приходит время прошептать наши клятвы. Мы с Брайар договорились не готовить их заранее. Каким-то образом я знал, что она скажет. Думаю, она тоже знала, что я скажу, потому что, когда я это делаю, она не выглядит удивленной. Она также не ждет, пока папа объявит нас мужем и женой. Без дальнейших указаний она встает на цыпочки, обвивает пальцами мою шею и прижимает меня к себе, чтобы поцеловать. Наши губы сливаются воедино, и я не знаю, где начинаюсь я и заканчивается она. Вокруг нас ликует и кричит наша семья, осыпая алтарь лепестками роз. Ночь расплывается в оцепенении. Мы исполняем дурацкий дуэт «Любовь - это открытая дверь» (я его исполняю), делаем одинаковые временные татуировки на лицах друг друга (Брайар чертовски нравится моя, и я могу ее оставить) и разрезаем наш пятиярусный торт с топпером «69» (мама попросила подсказать ей, как удалить его в фотошопе, а моя болтливая жена отговорила ее от меня). В конце вечера мы подарили гостям акции Grand Regent, и я рад, что мы отказались от прогулки верхом к алтарю, потому что Брайар все еще плохо переносит лошадей, а мне она нужна в полном здравии для того, что я планирую с ней сделать, как только мы доберемся до комнаты невесты. Пока наши гости продолжают веселиться в открытом шатре, я несу Брайар в нашу спальню и укладываю ее на кровать, где мы еще раз шепчем друг другу клятвы. — Небо не падает, — обещает мне жена. — Мы держимся вместе. Благодарности Обычно мы избегаем благодарностей в наших книгах, поскольку их и так достаточно сложно писать для наших сольных книг. Однако один из наших дорогих корректоров и самых больших болельщиц скончался, когда мы писали эту книгу. У нее не было возможности прочитать ее. Это книга для Мишелл Каспер, которая вела самую храбрую борьбу с раком, которую когда-либо видел мир. Мишелл не захотела устраивать мемориал или похоронную службу, поэтому мы празднуем ее жизнь в ее любимое время года - весной. Весна - это напоминание о том, что, хотя самые суровые зимы могут лишить нас того, чем мы дорожим, некоторые вещи всегда находят способ вернуться к жизни. Обнимите своих близких сегодня вечером, цените маленькие моменты и помните, что то, что мы храним в наших сердцах, никогда по-настоящему не теряется. С большой любовью, Паркер и Л. Дж. Шэн Переведено каналом Книжный шкаф