Матусевич говорил негромко и совершенно спокойно, однако Николай Оттович прекрасно видел, что командующий расстроен, что японцы не только провели его с «Ивате», но вместе с англичанами провели столь наглую демонстрацию своих возможностей, прямо на глазах русских моряков. И ведь отвертятся от всех обвинений, скажут, что в своем праве плавать где угодно и с кем заблагорассудится. Ведь именно крейсера Королевского Флота постоянно сопровождали вот уже много лет русские корабли в их плаваниях на Дальний Восток. Так что джентльмены будут совершенно невозмутимы, хотя всему миру известно, что между Британией и Японией два года тому назад заключен союзный договор, по которому Ройял Нэви окажет помощь, если азиатский союзник окажется вовлеченным в войну сразу с двумя европейскими странами.И это уже состоявшийся «казус белли» — Черногория объявила войну японцам, хотя эта страна фактически не имеет ни одной гавани, кроме рыбацких, на лазурной Адриатике. И флота никакого нет, понятное дело, и никогда не имелось, зачем он горцам — это ведь не Котор ила Рагуза с давними пиратскими традициями, пусть и потускневшими с венецианских времен. Но формально объявить войну России Лондон вполне может, и в любой момент — но пока старается держать нейтралитет, весьма благожелательный к Японцам — уже два случая, когда интернирования поврежденных кораблей Объединенного флота не только не проводили, но и отпустили их после ремонта, до того тщательно оберегая.

И вот очередная наглая демонстрация, и, поди узнай, когда загрохочут пушки — нервы то не железные!

— Англия пока не намерена воевать с нами — интересы Японии и дельцов Сити, с ней связанные, не есть интересы британской короны. Война с нами нежелательна, чтобы не говорили в парламенте или не писали в газетах, — неожиданно произнес великий князь Александр Михайлович. Достал из коробки папиросу, закурил, и также невозмутимо продолжил:

— Это прямое послание к заключению мира — так можно понять сей демарш. Показывают, что в любой момент могут передать японцам корабли, или даже сами начнут боевые действия и истребят наш флот. Вот только они немного запоздали, это нужно было делать в июле. Теперь поздно — наша армия занимает, а японцы оставляют южную Маньчжурию. Теперь всем ясно, что победы над нами не будет — мы перевезли много войск, с которыми японцы уже не в состоянии справится. И теперь Лондону нужно спасать союзника, задействовать для демонстрации Ройял Нэви, шантаж и угрозы для лордов привычны, вспомните Крымскую войну. Но сейчас ситуация изменилась — нас пусть не явно, но поддерживает кайзер. Впрочем, все это мои домыслы, решать будут в Петербурге, и отнюдь не дипломаты…

Глава 19

— Мы с тобой люди военные, к тому же моряки, Николай Александрович. Потому тебя спрошу прямо — что ты на самом деле думаешь по поводу произошедшего с британскими броненосцами и крейсерами казуса.

Наместник наклонился над столом, впившись взглядом в командующего флотом. Адмирал Алексеев специально приехал в порт, чтобы встретить вернувшуюся эскадру. И то, что сражения не произошло, сказало ему о многом — японцы потеряли уверенность в собственных силах, иначе бы англичане не устроили возмутительную провокацию из разряда тех, к которым они частенько прибегали на протяжении своего затянувшегося многовекового владычества на морях.

— Даже если они передадут эти четыре корабля японцам, те нас не одолеют уже, хотя война будет чревата большими потерями. Да, «кресси» могут догнать наши вспомогательные крейсера, но погоня по морям и океанам дело муторное и долгое. А вот встреча с «рюриковичами» уже для них самих может обернуться серьезными повреждениями. Так что угроза пустая — двумя большими крейсерами не напугаешь.

— А два «чилийских» броненосца?

— И что, от страха в штаны наложить? Мы можем в линию поставить с учетом «Севастополя» семь броненосцев с двенадцатидюймовой артиллерией и три с десятидюймовыми пушками, а таковых у Того всего семь против нашего десятка. На пять кораблей с восьмидюймовыми орудиями у нас столько же, считая «Нахимова» и «императора» с девятидюймовыми стволами. К тому же японцев можно поставить в ситуацию, когда скорость их кораблей перестанет играть роль, и все решать будет артиллерия.

— И каким образом это лучше сделать? Я пока не вижу такой ситуации, чтобы Того полез в драку до победного конца.

Алексеев отхлебнул своего привычного «адмиральского чая», где коньяку было вровень с заваркой. Закурил папиросу, внимательно смотря на курящего Матусевича, который спокойно произнес:

— Когда армия попытается форсировать Ялу, тогда надо высадить сильный, очень многочисленный десант в Цинампо, или какой-нибудь пригодной гавани. А лучше провести при этом широкую демонстрацию, чтобы растянуть все резервы маршала Ойямы для защиты побережья. И тогда все — высадка в тылу наших войск приведет к оперативному окружению сосредоточенной на севере неприятельской группировки. И единственная возможность этому воспрепятствовать, уничтожить наш флот в генеральном сражении. А у японцев возможности для этого крайне ограничены…

— Что-то подобное вы со Стесселем ведь сотворили здесь с осадной армией генерала Ноги?

— Да, Евгений Иванович, только в гораздо меньших масштабах — попалось три дивизии и две бригады на ограниченном пространстве. Корея гораздо больше по своими размерам, потребуется несколько таких операций. А потому уничтожение большей части вражеского флота означает поражении Японии в войне. Нужно только правильно воспользоваться полуторным общим превосходством в силах, и двойным в броненосцах.

Матусевич говорил спокойно и размеренно, излагая давно обдуманные мысли. Алексеев это чувствовал, и уверенность в конечном успехе у него росла с каждым услышанным словом.

— К тому же воспрепятствовать нам в высадке десантов противник не сможет — он лишился 3-й эскадры, в то время как у нас с дюжину канонерских лодок, из них половина бронированных, три десятка дестройеров и миноносцев, а для поддержки имеются еще старые броненосные фрегаты, один «Нахимов» со старыми восьмидюймовыми пушками многих стоит. Противопоставить этим отрядам неприятель может только свои миноноски — их у него многовато, но толка будет маловато.

Матусевич остановился, поглядывая на «патрона» — глаза наместника хитро блестели. Умен адмирал, что тут скажешь, честолюбив и воля железная. Оставшись при неограниченной власти, сумел приструнить генералов, что беспрекословно выполняют его распоряжения. И в отличие от Куропаткина с самого начала был настроен действовать решительно. Такой главнокомандующий и нужен для армии, чтобы не к терпению взывать, а встряхнуть всех, жестко так встряхнуть, чтобы опомнились. Теперь он понимал, что причина поражений была чисто психологическая — даже если ты силен на самом деле, но нет уверенности, постоянно преследуют неудачи и потеряна вера в собственное командование — поражение неизбежно. К тому же война идет на краю света, на чужой землице — ее цели просто не понимают, а потому растет раздражение. И невольно задаются вопросом — а почему мы должны тут умирать, когда другие вполне себя распрекрасно чувствуют, а страна продолжает жить тихо и спокойно.

Это как зараза, моровое поветрие — только душу и волю выхолащивает, и люди, забыв про долг и данную присягу, перестают быть военными в прямом смысле слова, и одержимы одной идеей — пусть позорное поражение, но только бы война поскорее закончилось и вернулось благодатное мирное время с его парадами и учениями, да званными ужинами с балами…

— Декабрь самое подходящее время для наступления — как только река Ялу покроется прочным льдом, и ее можно будет перейти практически в любом месте. Достаточно собрать превосходящие силы и крепко ударить с фронта, затем флот нанесет удар с тыла. Люди воодушевлены победами, а потому затягивать войну никак нельзя — к Рождеству все должно быть определено четко и ясно, Евгений Иванович. И действовать нужно теперь иначе, не так как раньше — у нас перевес в силах, им надо воспользоваться.