Шрифт:
Он нажал на восклицательный знак, и папка сразу открылась. Непрочитанный документ светился жёлтеньким.
Или открыть?
Внутри росло такое чувство… как будто заживающую коросту ковыряешь — и понимаешь, что не надо бы, а тянет.
Пальцы сами потянулись. «Открыть».
Так-так, «Личное дело»… ну надо же! На папке стояло две даты рождения. Одна — привычная, рядом с которой значилась метка «для детской локации», и вторая — правильная, которую ему вписали в паспорт.
И имени тоже было два, только первое — скрыто. При попытке нажать его или открыть в новой вкладке вылезло сообщение: «Доступ к информации может быть предоставлен по решению медико-социальной комиссии, для подачи заявления о рассмотрении перейдите по ссылке…» Никуда пока переходить не стал. Непонятно — надо ли оно вообще.
Полистал документы. Из было много — справки, анализы, направления, результаты обследований, снимки, выписки из стационаров, рекомендации комиссий, и снова, и снова, и снова… Разобраться в этом вале было решительно невозможно. Одно понятно: ситуация у маленького мальчика со скрытым именем складывалась не очень. Ну просто, когда всё здорово, столько обследований не назначают.
Петька перелистывал страницы почти бездумно. Знакомые буквы и цифры не складывались во что-то хоть сколько-нибудь понятное. Но почему-то он не мог закрыть эту папку, прямо как загипнотизированный.
Последние листы были подробным отчётом комиссии, взявшей его дело на особое рассмотрение. Тут стали попадаться вполне человеческие слова. Правда, чтобы уловить смысл сказанного, нужно было продраться сквозь громоздкие канцелярские формулировки…
Выходит, ему было больше полутора лет, когда специальная комиссия приняла решение об изъятии его из семьи. Медицинская реабилитация и социальная адаптация при совокупности диагнозов признаны невозможными. Оба родителя (имена также скрыты) высказались против. Их заявления под протокол, вписанные в бланки комиссии от руки и оцифрованные, прилагаются.
Петьку словно чугунной плитой придавило. Вот оно, единственное свидетельство о его биологических родителях — несколько строчек, выведенных по старинке, ручкой на бумаге. Ни имён. Ни фотографий.
Они не хотели его отдавать — любили?..
Петька вчитался в строчки. Судя по формулировкам, оба — и отец, и мать — были сторонниками, как сейчас говорят, «естественников». Как пришлось, так и живи. Выпала доля быть инвалидом — терпи.
Неожиданно тягостно подумалось: а может, они и правы? Может, это и есть настоящая любовь? Сделать всё что возможно — там, в реале?
Петька снова вспомнил пацанов на качелях. Что бы он выбрал, если бы знал, что выбирает? Неужели больничную койку?
Внизу последней страницы отдельной кнопкой была выведена команда: «наблюдение в реальном времени». Вот это не понял — это что? Это кто-то за ним наблюдает? Ни фига себе! И что будет, если нажать — он увидит себя, сидящего в этой комнате?
Конечно же он немедленно нажал.
Перед глазами Петьки открылся широкий экран, на который… шла трансляция из какого-то медицинского бокса. До Петьки не сразу дошло, что бледный человек, облепленный трубочками и приборами — это… это он сам? Что-то равномерно жужжало и попикивало — едва слышно, потому что на огромном экране во всю стену транслировался какой-то сад, пересвистывались яркие птицы. Наверное, это всё полезно для психики или что-то вроде того?
«Внимание, — сказал мягкий женский голос, в котором присутствовали едва уловимые механические нотки, — трансляция будет прервана на период проведения необходимых процедур. С графиком процедур вы можете ознакомиться в письме, направленном на вашу почту. Если вы хотите наблюдать за процедурами, вам следует подать заявку…» — и дальше та же песня с припевом. Через медико-социальную комиссию, которая, видимо, должна решать, не причинит ли больному психический вред наблюдение за собой со стороны. Что там они делают? Петька с некоторой досадой открыл новое сообщение.
М-гм. Массаж такой, массаж сякой, гигиенические процедуры, аппаратное воздействие, капельницы, инъекции и прочее, прочее… Некоторые названия были странные, незнакомые. Стоит ли на это смотреть, действительно?
Петьке показалось, что горло сжимает спазм от нехватки воздуха. Даже воротник футболки показался тугим. Да что это?! Он сдёрнул её, бросил на кровать. Подошёл к окну. Открыл одну створку.
На парк опускались синеватые сумерки. Откуда-то долетала музыка и голоса гуляющих. Кто-то смеялся.
Взять и поменять это на жизнь лежачего инвалида? Ну уж нет!
Спасибо вам, что вы меня любили. Но здесь у меня есть отец и мать, которые любят меня не меньше. И которые хотят, чтоб я жил полноценной жизнью, а не той, которая выпала мне в рулетку. Так что надо, пожалуй, поблагодарить неизвестную комиссию, которая ввиду крайне неблагоприятных прогнозов передала мальчика со скрытым именем на попечение корпорации «Надежда».
Единственное теперь — вопрос дальнейшего обеспечения.
Как там? Петька вернулся к последнему письму, пробежал глазами весь перечень процедур, который производился с ним в реале. Да-а, минимального пособия на всё это точно не хватит. И жить впритык тоже не хотелось бы. Отец, конечно, читает лекции, но насколько ему хватит сил и бодрости? Значит, надо искать что-то такое, чтоб зарплаты хватало на троих.