В то же время я жаждала продуктов и напитков, которые не могла есть. Хот-доги. Кофе. Сэндвич с холодной ветчиной и индейкой. И суши, хотя, к большому разочарованию Эверли, в Каламити не было суши-бара.

— О, а вот и Керриган. — Она указала на пять рядов ниже нашего, где Керриган махала нам со своего места рядом с родителями.

Она поднесла пальцы — большой к уху, мизинец к губам — и одними губами произнесла:

— Позвоните мне.

Мы с Эверли кивнули.

За последние четыре месяца мы трое стали хорошими друзьями. Керриган проявила невероятное понимание после инцидента на ферме — и того факта, что я солгала ей о том, кто я такая, — и расторгла договор аренды.

Я все равно заплатила ей по истечении срока действия нашего соглашения, несмотря на то, что переехала к Дюку до свадьбы. И хотя фермерский дом в данный момент пустовал — возможно, на нем лежало проклятие, — у Керриган появился новый арендатор в другом из ее владений. Эверли.

Керриган убралась в квартире-студии над помещением, которое она переоборудовала под женский тренажерный зал, а Эверли как раз нуждалась в новом адресе.

Мы с моей лучшей подругой жили вместе всю жизнь. И это не изменится.

Наша жизнь в Нэшвилле закончилась. Эверли даже не вернулась, чтобы собрать свои вещи. Наши вещи были отправлены в Каламити за счет лейбла. Они целовали нам задницы последние несколько месяцев, с тех пор как Блейк узнал о поведении Скотта.

При одной мысли об имени этого мудака у меня раздувались ноздри.

Возможно, если бы он признался, мы бы узнали о Дженнифер до того, как ситуация зашла так далеко. Возможно, мы могли бы предотвратить смерть Меган. Но он использовал Дженнифер и вывел ее хрупкий рассудок из равновесия.

Учитывая все, через что она заставила меня пройти, жалость к ней была странным чувством. Поэтому я старалась изо всех сил не думать о том, как все могло бы быть по-другому, и сосредоточилась на том, чтобы извлечь максимум пользы из этой ужасной ситуации.

Когда я узнала о поведении Скотта с моими бэк-вокалистками, я позвонила генеральному директору «Сансаунд». Я сказала ему, что, если со мной не расторгнут контракт без каких-либо штрафных санкций, я передам информацию о Скотте прессе — в каждое утреннее, вечернее и ежевечернее новостное шоу, которое мне позволит, — и разнесу его имя и имя лейбла в пух и прах.

Он сразу же согласился, уволил Скотта — жена которого, как я узнала, была в процессе развода и забирала у него все до последнего пенни, — а затем предложил нам с Эверли контракт на выпуск альбома.

Эверли отказалась. Какое бы желание у нее ни было стать профессиональной певицей, оно исчезло. Всякий раз, когда я спрашивала ее об этом, она меняла тему. Всякий раз, когда я приглашала ее спеть со мной и группой в «Джейн», она придумывала противоречивые отговорки.

Но я могла понять ее чувства. Я тоже на какое-то время отключилась от музыки, и, может быть, со временем и к ней она вернется.

Возможно, ей просто нужен был кто-то, кто вдохновил бы ее снова петь, как Дюк вдохновил меня.

Я тоже ушла из «Сансаунд» и попала в объятия их главного конкурента. На прошлой неделе я подписала контракт на выпуск двух альбомов с одним из ведущих кантри-лейблов страны, и на этот раз контракт был на моих условиях. Мои песни с моими аранжировками будут записаны в моей новой студии, которую мы с Дюком пристроили к дому.

У меня не было ни крайних сроков, ни необходимости писать. Когда я была готова, я записывалась. Никаких турне. Никакой прессы. Только я и музыка. Все средства, которые они зарезервировали бы для концертного тура, будут потрачены на маркетинг.

Если несколько моих хитов попадут на радио, я назову это успехом. Слава и блеск развлечений потеряли для меня свою привлекательность, как и для Эверли, но я не была готова отказаться от музыки.

Единственные концерты, которые я буду давать, будут здесь, в Каламити. По крайней мере, до тех пор, пока не родится ребенок.

Дюк шагал по залу, нагруженный едой. При каждом шаге его выцветшие джинсы обтягивали мускулистые бедра. Рукава были натянуты бицепсами. В животе у меня заурчало, и я облизнула губы — из-за мужчины и еды.

Мой аппетит к нему, казалось, никогда не был удовлетворен, и, вероятно, именно поэтому я забеременела меньше чем через месяц после того, как мы поженились в здании городского суда.

Эверли была моей подружкой невесты. Трэвис был шафером Дюка. На мне было белое атласное платье без рукавов, гладкое, сексуальное, элегантное и в то же время простое. Вырез спереди доходил мне до ключиц, но на спине был глубокий вырез, открывавший всю длину моей спины. Дюк был великолепен в костюме цвета древесного угля, который я заказала у портного в Бозмене. Я без угрызений совести сорвала этот костюм с Дюка через несколько часов после того, как судья объявил нас мужем и женой.