– Эволюция – капризная особа… – задумчиво произнес Уистлер. – Кстати, некоторые считают, что эволюция – исключительно планетарный феномен… Но сам я так не думаю, я не сомневаюсь, что и пространство формирует нас, перекраивает под себя. Кстати, физиологи утверждают, что смерть имеет накопительный эффект.

– Что значит накопительный… эффект? – спросил я. – Смерть накапливается?

Уистлер не ответил.

– Обнадежил, однако, – сказала Мария. – Накопительный эффект… Возгонка количества в качество, анабасис Леты…

Слишком частая смерть становится слишком настоящей.

– Говорят, что есть экипажи, у которых набраны тысячи смертей, – сообщила Мария. – Представляете? Тысячи!

Я попытался представить, тут же закружилась голова.

– Ничего удивительного, – сказал Уистлер. – В первые годы экспансии за этим не очень следили, эйфория, энтузиазм, люди закрывали по несколько тысяч эвтаназий… а потом… Одним словом, побочные эффекты заметили не сразу…

Сейчас расскажет про память.

– Некоторые приобретали весьма странные качества. – Уистлер сделал смешное и странное лицо.

– Да-да, начинали говорить на чужих языках, – подхватила Мария. – У меня с подружкой такое приключилось. Она медик, ей частенько приходилось летать… ходить то есть. Воскресла – а в голове целый словарь…

– Ей повезло, – заметил Уистлер. – У многих проявления… серьезнее. Размывание личности, not exconscious transmission, пространственные психозы… Весьма причудливые, кстати… Вот…

Уистлер растерянно выложил на столик части проволочного узла.

– Я же говорил, нечистая сила не может пройти мимо завязанного узла, ей обязательно надо его развязать.

Мария взяла головоломку, принялась разглядывать части. Чего разглядывать, и так видно, что сложная.

– Кстати, насчет перекусить, сегодня в столовой пироги, – предложил Уистлер. – Могу заверить – они грандиозные. На Земле таких решительно нет!

Мы отправились перекусить, хотя голода я до сих не испытывал.

– …А все потому, что самые искусные люди давно в пространстве! Лучшие ученые, лучшие практики, лучшие пирожники!

Уистлер оказался большим знатоком и ценителем пирогов и космического фольклора, рассказав про пироги с груздями и со сметаной, стал рассказывать про погрузившихся в войды и не вернувшихся в порты приписки.

– За годы экспансии в пространстве бесследно исчезли восемьдесят девять кораблей, – рассказывал Уистлер по пути. – Аналитики предполагают, что в подавляющем большинстве случаев это ошибка навигационных систем. То есть эти корабли не погибли сразу, а попросту сбились с пути, потерялись и до сих пор идут через пространство. Так что «Летучие голландцы» – это не легенда, а вполне себе реальность, и печальная…

– Хоть кто-то вернулся? – спросила Мария.

– Нет, – ответил Уистлер. – Сошедший с тропы не вернется обратно.

В столовой, как всегда, никого. Мы набрали пирогов, воды и морса, устроились в дальнем углу.

– Поэтому перед посадкой никогда нельзя оглядываться, – сказал Уистлер. – Ни в коем случае. И лучше ничего не есть…

– И три дня не мыться, – вставила Мария. – И не чистить зубы.

– Мыться можно, нельзя причесываться. Про зубы есть разные школы, подходы отличаются… Но стричься действительно нельзя, как и обрезать ногти во время вектора. Всегда ходить по левой стороне коридора, но по середине лестницы.

– И ты во все это веришь? – спросил я.

Уистлер улыбнулся.

– Синхронные физики – самая суеверная раса ученых. Например, ни один уважающий себя синхронист не пройдет под деревом, на котором сидит сорока.

– И репу они не едят, – поморщилась Мария. – И редис.

– Совершенно верно! – подтвердил Уистлер. – Репу, капусту, сельдерей. А редис исключительно весенний. Кстати, о капусте…

Уистлер уставился на пироги. Пирогов с репой я не встречал, а вот с капустой… Уистлер, похоже, подумал так же.

Мария стала надламывать пироги с целью проверки содержимого.

– Сегодня с репой нет… И с капустой…

– Почему нельзя капусту? – спросил я.

– Дель Рей отравился капустой, – тут же ответила Мария.

– Нет, Дель Рей не травился капустой, – поправил Уистлер. – Но сама структура капусты… она многослойна, что напоминает о теории струн, а любой синхронный физик решительно отрицает любые намеки на множественность измерений…

Множественность антинаучна.

– А репа? – спросила Мария. – Репа, насколько я помню, однородна. Чем квазинаучна репа?