— Когда она забеременела, она знала, что окажется в ловушке навсегда. — Маленькие пальчики сжались в кулак на моей рубашке. — Она покончила с собой. — Ее голос был едва громче шепота, ее боль была как кровоточащая рана, которую я ощущал так, словно она была моей собственной.

И вот так, внезапно, все обрело смысл. Впервые я ясно увидел Эмилию. Броня, которую она носила, была выкована в страданиях, ее недоверие было оправдано, потому что ее семья продала ее сестру, и, получив возможность, они поступили с ней точно так же, отдав ее мне. А когда она этого не захотела, они пригрозили отдать ее тому самому существу, которое свело в могилу ее сестру. Неудивительно, что Эмилия боялась его. Неудивительно, что она сбежала. С чего бы ей кому-то доверять? За исключением, может быть, Ренцо Донато.

— Мне очень жаль, крошка.

Она казалась такой маленькой и хрупкой в моих объятиях, и, черт возьми, мне хотелось убить всех, кто когда-либо причинял ей боль. Но я был одним из них.

Зазвонил мой телефон, и я достал его из кармана, отправляя сообщение Джексона на голосовую почту. Я хотел сказать Эмилии, что освобождаю ее от нашего соглашения, от чего бы это ни было, но я не мог заставить себя произнести эти слова. Это было эгоистично, но я не мог позволить ей уйти, и знал, что в ту же секунду, как я это сделаю, она убежит и не оглянется.

Вместо этого я погладил ее по щеке.

— Скажи только слово, Эмилия, и я убью всех, кто хоть как-то причастен к смерти Кьяры.

Она закрыла глаза, подавшись навстречу моим прикосновениям, и слезы повисли на ее ресницах. Она была так прекрасна, моя хрупкая кошечка.

Джексон позвонил снова, и я разочарованно зарычал.

Она вытерла слезы со своего лица.

— Ответь на звонок.

Я положил руку ей на бедро, прежде чем она успела убежать, и ответил.

— Что?

— Томми подстрелили.

Весь мой мир замер, сердце заколотилось где-то в горле.

— Что?

— Ирландцы. Он в больнице. Я… — Голос Джексона сорвался. — Я не думаю, что он выкарабкается, Джио.

***

Я ненавидел больницы. Смерть, казалось, витала в воздухе, даже не давая своим жертвам возможности ускорить процесс. Эмилия и Джексон сидели в углу переполненной приемной, мой телохранитель все еще был покрыт кровью — кровью Томми. Не думаю, что он сможет пережить это. Три пули в грудь. Я мерил шагами приемную, чувствуя, как внутри все сжимается. Черт, если бы он умер… он был моим другом, моим братом, семьей.

— Джио… — начал Джексон.

Я поднял руку, заставляя его замолчать. Я не хотел слышать то, что он собирался сказать прямо сейчас.

Двойные двери, ведущие в больничные палаты, открылись, и в них вошли Уна и Неро.

Неро хлопнул меня по плечу.

— Он перенес операцию, но следующие два дня его будут держать в коме. Нам просто нужно подождать… — Его брови были сдвинуты, и я знал, что он так же, как и я, пытается осознать это.

Предполагалось, что мы неприкосновенны. Так было долгие годы. Никто не осмелился подойти к нам, и по выражению его лица я понял, что Неро вот-вот напомнит всем, блять, почему.

Уна подошла к Джексону и что-то прошептала ему на ухо.

Он кивнул и встал.

— Мы собираемся найти этого ублюдка, — объявил он.

Я кивнул, не в силах даже отдавать приказы. Возможно, мне не следовало их отдавать. Я втянул нас в это. Втянул Томми. Неро боялись настолько, что все держались от нас подальше. Я старался быть выше кровопролития, насилия и постоянной войны, но не это спасло мою семью.

Джексон вышел вместе с Уной.

Неро перевел взгляд с меня на Эмилию, молча сидевшую позади меня.

— Ты можешь навестить его. Хочешь, я побуду с ней?

— Нет, все в порядке. — Я протянул Эмилии руку, и она вскочила на ноги, переплетя свои пальцы с моими.

Я не был готов, когда мы вошли в больничную палату Томми. Я видел, как умирало множество людей, сам добивал их, калечил и подвергал пыткам. Это было по-другому. Отсутствие насилия вызывало тревогу. Тишина, нарушаемая только щелчками и хрипом аппарата искусственной вентиляции легких, дышащего за него. Было больно видеть его таким беспомощным. Было больно чувствовать себя беспомощным. Трубки и провода служили напоминанием о том, каким хрупким он был сейчас, как неуверенно цеплялся за жизнь.

Эмилия шагнула к нему, на ее щеках блестели слезы. Она не знала Томми так, как я, но она проводила с ним время. И, как всем, кто проводил в присутствии Томми больше пяти минут, он ей нравился.

— Я могу подождать в приемной, — тихо сказала она. — Я не убегу. Обещаю.

Хотел ли я, чтобы она ушла? Нет. Я всегда справлялся со своими обидами в одиночку, насилие и виски были моим собственным методом лечения. Но вот она была здесь, словно какой-то ангел, предлагающий мне немного передышки в моих страданиях.