Шрифт:
— Ты дала ему амфетамин?
Роуз фыркает.
— Много амфетамина.
— … Зачем?
— Он продаёт «таблетки для учёбы» местным школьникам и студентам, а в перерывах между этим избивает свою девушку. Так что, я подумала, если он случайно передознётся и умрёт, никто особо не расстроится. Что посеешь, то и пожнёшь. Я просто надеялась, что «пожнёт» он гораздо быстрее.
— И какой сейчас… твой… план?
— Да фиг его знает, — говорит она, раздражённо отмахиваясь от меня. — Может, он будет бегать, пока его сердце не разорвется, и у него не пойдет кровь из глаз. Я не ученый.
Мы поворачиваемся к бегущему. Он, как заведённый, молотит ногами по дорожке. Роуз выпячивает подбородок и скрещивает руки на груди, пытаясь не выдать волнения под моим строгим взглядом.
— Не думаю, что он просто так возьмет и умрет на твоей беговой дорожке, Роуз.
— Мечтать не вредно.
— Тебя вообще не волнует, что тогда будет?
— У меня был отличный план, как избавиться от его тела в озере на Луп-роуд. Но, думаю, придётся импровизировать. Бабуля была уверена, что всё получится. Но хорошо, что ты здесь как раз вовремя, чтобы решить «любую проблему», верно, Док?
Я бросаю на неё холодный взгляд, а затем хватаю её за плечи и немного поворачиваю, чтобы пройти мимо. Подхожу к беговой дорожке, Чед светится от счастья, хотя ему явно тяжело бежать. Наверное, стоит измерить его пульс, который уже за двести, или хотя бы предложить ему обратиться в больницу. Клятва Гиппократа и все такое. Но кто я такой, чтобы рушить планы Роуз? Чед ведь не просит о помощи. И если Роуз пошла на такие меры, этот парень явно заслужил. Возможно, мир будет лучше, если все пустить на самотек, и пусть естественный отбор все решит.
Провожу рукой по лицу. Черт.
Бросив мимолетный, подозрительный взгляд на Роуз, снова поворачиваюсь к парню.
— Как ты себя чувствуешь, Чед? Готов передохнуть?
— Не-е, бро.
— В таком случае, давай побегаем на свежем воздухе.
— Давай, чувак, — отвечает он задыхаясь. — Я готов завоевать, сука, весь мир.
Я нажимаю кнопку экстренной остановки на беговой дорожке, и Чед спотыкается, но потом спрыгивает на бортики. Жаль, что не упал. Я поворачиваюсь и открываю дверь автодома.
— Отлично. Пробегись немного по территории. Мы тебя догоним.
— Реально?
— Я врач, я никогда не вру.
Роуз издаёт смешок за моей спиной. Я бросаю на неё взгляд через плечо, а она поднимает руки в знак капитуляции.
Переключаю внимание на Чеда, хватаю его за запястье и тяну к открытой двери. Его пульс бьётся, как крылья колибри.
— Мы тебя найдём. Обещаю.
Чед показывает большой палец, видимо, это его любимый жест. Вываливается наружу, жадно вдыхает свежий воздух и поднимает кулаки над головой.
— Зайибись, город клоунов.
— Зайибись, — дразнит Роуз рядом со мной.
И Чед срывается с места.
— А он шустрый, — говорю я. Мы смотрим, как он бежит по территории, потом сворачивает в сторону забора.
— Подкинь мужику кучу наркоты и пообещай, что дашь в жопу, он что угодно сделает. Даже салфетки вязать спицами начнёт, — Роуз поворачивается ко мне с ехидной улыбкой. — Ой, погоди, ты же и так этим занимался, без всяких обещаний.
— Я думал, что «Швейные сёстры» — это бойцовский клуб. И это называется «вязать крючком», а не «спицами».
— Тебе лучше знать.
Мы снова смотрим на Чеда, который набирает скорость. Его голая спина блестит в тусклом свете. Его ноги и руки мелькают с какой-то неестественной быстротой. Шаги становятся длиннее по мере приближения к забору.
— Чёрт, он хочет через забор прыгнуть. Зря, — бормочу я, почесывая подбородок.
— Теперь уже поздно.
Чед издает крик решимости, несясь к своей цели.
… И тут одна его нога цепляется за камень.
Он летит вперед, натыкаясь на забор, его оглушительный вопль спугивает стаю скворцов.
— Это…
Он падает прямо на острые колья. Его нечеловеческий крик резко обрывается. Заходящее солнце освещает фонтан брызнувшей крови. Его тело дёргается в конвульсиях.
— … нехорошо…
Из его легких вырывается булькающий звук. Тело содрогается последний раз, а затем обмякает, его голова свисает со кола, а туловище висит на окровавленной ограде.
Мы застываем в шоке, в тишине.
Роуз тянется к двери и начинает её закрывать:
— Ну… наверное, заборы — это уже слишком.