Наконец, широкое распространение получило высказывание одного банкира: «Я скорее соглашусь есть ядерные отходы, чем снова инвестировать в Россию».

С правительством проблема заключалась в том, что долго не было никакой ясности, кто же все-таки возьмет управление в свои руки. Вплоть до утверждения кандидатуры Примакова в Думе 11 сентября все члены правительства были лишь «и. о.», что, конечно, никоим образом не способствовало немедленному принятию решительных антикризисных мер.

Маслюков, успевший немного поработать в правительстве Кириенко, был в конце концов назначен ответственным за выработку экономической политики, но до этого в состав правительства уже вошел Шохин в ранге вице-премьера, отвечающего за финансовую политику (что подразумевало добывание денег за границей, то есть от международных финансовых организаций). У него сразу же возник острый конфликт с Задорновым, поскольку Шохин считал Задорнова виновным в случившемся кризисе и настаивал на его исключении из нового правительства. Добиться своего у Шохина не получилось (он подал в отставку, «проработав» в правительстве десять дней), но и Задорнову пришлось согласиться на сильно урезанную роль.

Шохин занимал аналогичную должность в 1992 – 1994 гг., и опыт работы с ним тогда был у МВФ не самый лучший. Он был известен своей амбициозностью, прагматизмом и умом, к тому же обладал отменной интуицией и остро чувствовал конъюнктуру, и все эти качества у него были задействованы для достижения одной-единственной цели: получить у МВФ денег с минимальным количеством принятых на себя обязательств. В общем контексте «неважной истории исполнения обязательств» (так говорили между собой сотрудники МВФ), которая накопилась у России, к Шохину в фонде относились скептически [207] .

Однако в задачи сотрудников МВФ входила оценка политики, а не политиков, и потому в течение тех дней, что Шохин успел пробыть в составе нового правительства, с ним несколько раз встречалась миссия во главе с Маркесом-Руарте. Последняя их встреча состоялась незадолго до того, как 25 сентября поступило неожиданное сообщение об отставке Шохина. На той встрече Маркес-Руарте ясно дал понять, что текущая программа практически умерла и что отныне выделение денег возможно только после того, как будут согласованы новые рамки целей и задач экономической политики, а также будут осуществлены на практике оговоренные предварительные меры. После отставки Шохина работа с международными финансовыми организациями была поручена непосредственно Маслюкову.

Диалог с МВФ и Всемирным банком продолжился в начале октября в Вашингтоне, в рамках ежегодного собрания Советов управляющих. 3 октября российская делегация во главе с Задорновым и Геращенко встретилась с Камдессю. Контакты продолжились затем в конце октября и во второй половине ноября. 28 октября прошло обсуждение различных планов, в том числе антикризисной программы Маслюкова. Но у собеседников к тому моменту было уже очень мало общего – стороны говорили на совершенно разных языках, причем настолько, что даже прекрасные переводчики, работавшие в московском офисе МВФ, были бессильны чем-либо помочь.

Стремясь лучше понять политический контекст стоявших перед Россией задач, МВФ провел 30 ноября в Вашингтоне научный семинар с участием самых разных экспертов. В то время подобное желание послушать мнения со стороны было не совсем обычно для МВФ, и потому это событие лишний раз свидетельствовало о том, насколько трудно было фонду при всех имеющихся рисках спланировать собственные действия. Фишер сообщил, что состоялось «откровенное обсуждение очень широкого круга вопросов, касающихся причин нынешнего кризиса, возможных политических решений и той роли, которую МВФ и другие международные учреждения могли бы сыграть с целью помочь России преодолеть трудности». С российской стороны были приглашены лишь несколько человек, сумевших, несмотря ни на что, сохранить объективный взгляд на вещи, в том числе Немцов, который в первую очередь говорил о проблемах, связанных с коррупцией.

В работе с Маслюковым, человеком общительным и доброжелательным, главная трудность заключалась в том, что в экономике он не разбирался и ему приходилось всему учиться на ходу. Имея за плечами опыт советского хозяйственника и руководителя, он привык выработать на основе некой выбранной концептуальной схемы план и затем осуществлять его под строгим контролем правительства. Он не чувствовал рынка и тем более рыночной экономики. Он вовсе не понимал финансовый мир, роль которого в советской экономике ограничивалась обычным бухгалтерским учетом. Поэтому роль МВФ он понимал и того меньше (ничем, кстати, в этом не отличаясь от Примакова и других высших руководителей страны). На протяжении всей осени Маслюков и его коллеги периодически предлагали МВФ выделить России остаток «обещанных» в июле денег, а сотрудники фонда всякий раз пытались им в очередной раз втолковать, что выплаты зависят от удовлетворительного исполнения согласованной экономической программы, призванной в первую очередь обеспечить заемщику устойчивое финансовое положение в среднесрочном плане.

Параллельно правительство проводило многочисленные консультации со специалистами советской школы, в том числе с думскими депутатами-коммунистами, и тон всех сопутствовавших публичных заявлений был таков, словно грядет принятие очередного государственного плана. Однако в результате правительство, как ни странно, проявило немало прагматизма. Правда, не исключено, что его к этому просто принудили обстоятельства.

Маслюков как-то с удивительной откровенностью признался Маркесу-Руарте: «Когда я раньше был министром (в Госплане), если что-то нужно было сделать, мне достаточно было нажать кнопку или снять телефонную трубку. А теперь я то же самое делаю, но никто меня даже не слушает...»

Правительство, боясь навредить еще больше, практически никаких решений не принимало. Исключением стала объявленная в ноябре программа реструктуризации долга по ГКО, которую Примаков подписал 15 декабря. Касьянов тем временем мужественно пытался спасти российскую репутацию в Парижском клубе [208] . С некими планами выступил и ЦБ, продемонстрировав намерение решать проблему с развалом банковской системы – было, в частности, создано Агентство по реструктуризации кредитных организаций (АРКО), проведшее в 1999 году несколько операций. К счастью, Татьяна Парамонова тем временем продолжала пристально следить за состоянием ликвидности и держала под строжайшим контролем кредитные ресурсы. Одновременно ее экономически менее продвинутые коллеги из числа новых руководителей ЦБ повысили подлежащую обязательной продаже долю валютной выручки до 75% и ужесточили валютный контроль (обе эти меры оказались малоэффективными и экономически невыгодными).