Чисто теоретически, если изобретательный индивид смог получить за свою полезную для общества деятельность очень много человеко-часов, то ничто не мешало ему заказать на них хоть целый завод и назвать именем себя любимого. В принципе, желающий поиграть в капиталиста даже имел право вполне официально и законно стать директором по своей инициативе построенного предприятия, если его продукция кому-то нужна. Для этого только следовало разместить информацию о предполагаемых «товарах» на местных «досках объявлений» или в соответствующих разделах общенациональной информационной сети – а если появляются потребители, то, разумеется, должны быть и те, кто заказанное будет производить.

Впрочем, вся эта бурная деятельность в итоге могла принести такому вот организатору нового предприятия разве что моральное удовлетворение: никакой законной прибыли с «собственного бизнеса» получить невозможно, а вознаграждение за выполнение управленческих функций на Ирсе не может превышать двух-трёх «зарплат», то есть фонда потребления «усреднённого работника».

Когда Лимпор обронил ненароком о некоем неравенстве доходов ирсийцев, я тут же начал вытягивать из него подробности. Но, как и почти обо всём остальном, познания псевдоукрийца в этом вопросе являли смесь запомненных им фраз из учебника по тамошнему «Обществоведению» и случайно услышанного или увиденного. Официальная ирсийская идеология существующее неравенство (причём в сравнении, как с Землёй, так и Палеове и прочими странами Ихемы весьма невысокое) при делёжке общественного пирога постулировала как «дань», которую остальные члены общества платят занятым управлении производством и обществом. При этом «дурным тоном» считался слишком высокий коэффициент, на который умножалось рабочее время начальника в сравнении с рабочим временем «простого» работника. Настолько, что на многих предприятиях внутренние уставы никакого различия в доходах руководства и рабочего «у станка» не допускали.

Кстати говоря, столь же молчаливо осуждаемым окружающими и «обществом в целом» было единоличное использование всего вознаграждения за изобретения или рацпредложения: хорошим тоном считалось протратить эти «часы» совместно с теми же коллегами по работе, соседями или «всеми людьми доброй воли». Когда агент Заокраиного Запада излагал мне данный момент, сразу же вспомнился милый папуасский обычай «доить» экономически успешного соплеменника «всем колхозом», столь мешающий развитию предпринимательства среди подданных типулу-таками.

Ещё более «крутым» и правильным считалось гордо отказаться от положенного вознаграждения – либо аннулировав «наградное время» (как несколько непонятно пояснил Лимпор, в сущности, это означает, что человек делится им со всем обществом), либо же пожертвовать его на что-то нужное – обустройство детской площадки, например. По идее говоря, когда человек за свой счёт заказывает строительство завода, то это такое же пожертвование на полезное для других людей дело.

Тут меня неожиданно посетила мысль: а ведь, при формальном равенстве всех ирсийцев, по факту получается, что среди них есть те, кто «более равен». Просто люди там делятся не на бедных или богатых, а на тех, кто может распределять по разным видам работ время «одного человека», которое тратится на удовлетворение его собственных потребностей, и тех, кто имеет право распоряжаться рабочим временем многих сотен или даже тысяч человек – причём не потому, что является начальником, а потому, что ему «должно общество». Пробую донести своё открытие до своего собеседника. Но тот, похоже, не понимает, чего меня это так взбудоражило: то ли для него само собой разумеется, то ли, наоборот, Лимпор не осознаёт всей «механики».

Зато псевдоукриец позабавил историей про одного «идейного капиталиста». Об обстоятельствах смерти, приведшей того в Ирс, брошюра, из которой шпион и ознакомился с данным курьёзом, умалчивала. Вдобавок ко всему малознакомый с земными реалиями воспитанник палеовийской гимназии не смог объяснить, откуда именно родом был покойный владелец собственного бизнеса, возмущённый до глубины души «проклятыми коммунистами», не дающими развернуться его предпринимательскому таланту и заново осуществить «американскую мечту».

Поработав несколько лет на «коммуняк» и «сколотив первоначальный капитал» благодаря недюжинной способности рационализировать рабочее пространство и оптимизировать довольно рутинные и тривиальные процессы в ходе производства, сей господин решается «открыть своё собственное дело». Будучи прагматиком и циником, он действует сугубо в рамках ирсийского законодательства: пользуясь «наградными часами» заказывает в соответствующих НИИ проект завода по производству газированных напитков, разработку рецептуры, собирает команду из походящих, по его мнению, людей, с которыми сталкивался за годы жизни в Коммуне, проводит настоящую рекламную кампанию. Запускает предприятие, налаживает выпуск доброй дюжины наименований газировки, пользовавшейся бешеным спросом, особенно у тех, кто с Земли помнил о «Кока-коле» и «Пепси». И снова накапливает просто фантастическое количество «часов», которыми имеет право распоряжаться по своему усмотрению. Настолько большое, что их хватает на строительство нескольких новых заводов «колы» в разных частях Ирса. Старость сей гражданин встретил в роли создателя настоящего многоотраслевого концерна из трёх десятков предприятий, обладателя кучи медалей и орденов за «заслуги перед обществом», вдобавок ко всему, активного «спонсора» научных исследований. При этом он гордился тем, что утёр нос «проклятым комми», «показав, на что способен настоящий предприниматель».

Пожалуй, если бы рассказанное об экономическом устройстве Ирса мне довелось послушать лет двадцать назад, до попадания на Пеу и всех перипетий, что случались на моём пути от деревенского сумасшедшего до премьер-министра Великой Даринги, я бы покрутил пальцем у виска: дескать, какой только ерунды «эти коммуняки» не напридумывают. Но опыт, сперва организации медеплавильной промышленности и ирригационных работ в Бонко, а потом и куда более масштабных проектов, охватывавших целые племенные области, когда приходилось перемешать сотни и даже тысячи работников из Вэйхона в Бунсан, а из Тинсока в Талу и Мар-Хон, в общем-то, говорил, что по сути, ничего, кроме людей с их умениями и знаниями нет. А более совершенные или мощные орудия, которые удавалось дать папуасам, помогали освободить столь нужные для пырг-хрыша «рабочие руки» от ковыряния полей коя и баки деревянными палками. И всё управление экономикой сводилось, в итоге, к тому, чтобы направлять, иной раз пинками, высвободившихся из сельского хозяйства в промышленность и прочие сферы деятельности.

Беседа о стране Ирс настолько затянула меня, что я с некоторым неудовольствием пожал плечами, когда Кутукори, с виноватым видом пролепетал, что «Сонаваралингатаки велел напомнить ему о встрече с тонбе Пагукусуме, который уже ожидает…»

– Увы, уважаемый Лимпор, приходится прервать столь интересную и познавательную беседу – произношу с искренним сожалением, вставая из-за стола – Дела.

Последнее слово прозвучало у меня чуть ли не извинительно. Агент Заокраиного Запада понимающе улыбается, кивая головой.