«Отлично» – говорю, когда Хонокоре замолчал – «С завтрашнего дня тебе, капитану, предоставляется возможность показать в деле, как будет осуществляться написанное на бумаге. Сообщаю тебе по секрету – утром Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками объявит войну тюленеловам».

«Ух ты!» – выдал радостно начальник штаба – «Всё в лучшем виде сделаем!»

Я мысленно скривился: и этот туда же. Хотя с другой стороны, его-то понять можно. Выпустившийся из Обители Сынов Достойных Отцов семь лет назад в звании лейтенанта сын хонского регоя, толком повоевать, в отличие от многих своих товарищей, не сумел: будучи откомандирован на материк, поймал какую-то желудочно-кишечную инфекцию, после болезни долго восстанавливался, в итоге был отозван домой; спустя год на Иханаре в первом же бою получил палеовийскую пулю в бедро, чудом не умер от кровопотери, приобрёл не прошедшую до сих пор хромоту. Нас сём строевая карьера Хонокоре закончилась. Молодому инвалиду корячилось командование одним из ополченческих цабов, если бы не отмечаемая многими основательность и вдумчивость, демонстрируемая им при исполнении служебных обязанностей. Так что я рискнул и предложил невезучего офицера в начальники армейского штаба. Работы на только что учреждённой должности хватало и хватает, но всё равно тот, похоже грезит о боях и походах. Кехетскую операцию Хонокоре спланировал вполне грамотно, за что и должен стать ещё одним майором в вооружённых силах Пеу-Даринги. Но одно дело «прогулка» по, считай, родной земле, а совсем другое – грядущая война с опасным противником.

Голова моя трещала от сыплющихся со всех сторон сообщений а, к горлу подкатывал тугой комок тоскливой безнадёжности: гладко выглядевший на бумаге план мобилизации отчаянно буксовал и трещал по швам. Едва был озвучен Высочайший Рескрипт об объявлении войны тюленеловам, Хонокоре начал бодро распоряжаться, но уже через «стражу» выглядел совершенно жалко, то и дело, оглядываясь на Великого и Ужасного Сонаваралингу-таки, видимо ожидая начальственного гнева. Но я смотрел на творящийся бардак, не выказывая явных признаков раздражения: слишком долго ваш покорный слуга пробыл на властных должностях, чтобы какое-то там отклонение реальности от написанного могло заставить метать громы и молнии в подчинённых.

Вообще-то происходящее должно было бы меня радовать – чем дольше папуасская военная машина будет пробуксовывать на старте, тем позже мы присоединимся к надвигающемуся «веселью». Идеальным вариантом стало бы вообще оказаться чужими на предстоящем «празднике милитаризма» – пусть вохейцы с тюленеловами убивают друг друга без участия моих папуасов. Но всё равно как-то обидно, наблюдать, как составленные под моим чутким руководством такие замечательные планы идут наперекосяк.

Для начала, доброй трети офицерского состава в строевых частях «регои-макаки» не оказалось сегодня на месте – и что характерно, у всех отсутствующих имелись на то уважительные причины. Но нам-то нужны не объяснения, а сами господа лейтенанты – простые, младшие и старшие. С ополченческими цабами всё было ещё печальнее: из семи батальонов, до которых успели к текущему моменту добраться и вернуться обратно гонцы, только в Сто Втором мархонском предписание о начале мобилизации удалось вручить непосредственно командиру, а не непонятно кому. Да и то, подозреваю, мархонцам просто кто-нибудь из помощников Айтота Утдая успел слить информацию о грядущей войне – вот и наготове уже.

И так, в частях вовсю идёт, распространяясь по окрестностям и вовлекая в процесс всё возрастающую массу причастных, не очень причастных и абсолютно посторонних, лихорадочный поиск отпускников и ушедших в увольнение. Конечно, большинство из них относительно легко найти, но пока курьеры прошерстят все точки, где могут зависать наши вояки, часы то идут. И заодно – разрастается нервозность среди народа. До паники конечно далеко, но так ещё не вечер. А всего лишь вторая половина первого дня объявления мобилизации. В штабе же…. Хонокоре начинает напоминать закипающий чайник коричневого цвета. Пара лейтенантов (оторванных мною в своё время скрепя сердце от офицерства в строевых частях) просто в тихом ужасе от столкновения планов с реальностью.

Чувствую – нужно что-то делать, для поднятия морального духа. И начинаю толкать речь в духе того, что ситуация вполне ожидаемая, гладко всё только на бумаге, а как начинаешь действовать, то одно, то другое будет происходить совсем не так, как ожидалось. В общем – ребята, не сильно паникуйте по поводу расхождений теории с практикой, а занимайтесь по мере выявления проблем их решением. Капитан на неожиданно мягкие слова Великого и Ужасного Сонаваралинги-таки же с горечью выдал: «Я думал, моя работа полезна. А оказывается, я зря эти годы свой кой с баки ел».

«Вот и действуй, исправляй то, что нужно исправлять. Тогда докажешь, что не зря» – уже жёстче говорю начштаба. И добавляю: «А по итогам прошедшего призыва из запаса и разворачивания войск по военному времени – с тебя подробный разбор всех ошибок, допущенных нами при составлении плана». На сей ноте покидаю штаб, успев на прощание услышать, как Хонокоре выясняет у очередного, только что явившегося с ответом посыльного: «Повтори! Почему Ного не может дать двадцать витуков?» Нет, чисто теоретически я мог бы остаться, выслушать объяснения вестового, а потом разобраться с моим распорядителем стадами по поводу саботирования им требований министерства обороны. Но не буду – в режиме «ручного управления» страной не наруководишься. Одну-две-три, даже десять проблем я, вмешавшись, решу, но на фоне сотен или тысяч иных это капля в море. Тем более, нет никакой уверенности, что, например, велев Ньёнгно выделить эти два десятка волов артиллеристам, не создам нехватку тяглового состава на каком-нибудь нужном и важном участке нашего обширного хозяйства. Лучше уж и дальше продолжу общим руководством заниматься.

Из генштаба направляюсь во дворец типулу – время приближается к обеду, а где ещё кормиться второму лицу в государстве, как не с королевской кухни. Тем более, там уже знают пристрастия Сонаваралинги-таки, и меня всегда ждёт порция супа с «курицей» и лепёшки из этеша. Ужин обычно проходит в семейном кругу – я, Рами и те из детей, кто находится при нас. А вот посреди дня чаще всего ем в одиночестве или в компании с кем-нибудь из государственных мужей, с которыми требовалось решать тот или иной вопрос. Последнее время же частенько обедаю в обществе агента Заокраиного Запада, ведя неспешные беседы об Ирсе-Икарии или Палеове.

А ведь про него, за всеми делами, связанными с объявлением войны и бардаком вокруг мобилизации, как-то позабыл. Впрочем, это нетрудно исправить. Завалившись в свой кабинет, бросаю Кутукори: «Распорядись насчёт обеда. И найди и пригласи ко мне почтенного Лимпора».

– Война грядёт – отставляя в сторону пустую чашку из-под похлёбки, сказал утверждающе ирсийский шпион, уже бывший в курсе последних новостей. Что неудивительно: указ Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками глашатаи озвучивали на каждом углу.