Он спросил об этом батюшку Леонида, когда они после плотного завтрака шли к вьеррам:

— А кто появился раньше: люди или боги?

— Конечно, люди, — ответил Ленька, маясь похмельем. — Как могли появиться боги сами по себе, на пустом месте? Сначала мир вылупился из яйца, потом появились первые мужчина и женщина да как начали плодиться и размножаться! А потом все кругом стало слишком непонятным, и людям понадобилась вера, и они намолили себе богов. Ну а боги создали духов да и покинули нас, сиротинушек.

Поля, молчаливая как обычно, в их беседу не вмешивалась. Она шла, мрачно озираясь по сторонам, — на обугленные деревья было страшно смотреть. Пластырей с рунами чистого дыхания не осталось, и легкие как будто забивались пеплом.

— Всю жизнь брожу по этим лесам, — сказала Арра, — но никогда не видела вьерров.

— Да, — согласился Даня, — не больно-то они любят показываться людям. Вот смотри, например.

Он указал на старый, давно рассохшийся дуб, чья кора загрубела и заветрилась.

— Вьеры с возрастом теряют подвижность, — объяснил Даня, — они сливаются с каким-нибудь деревом и так коротают оставшийся свой век, в покое и молчании. Этого духа мы не докричимся, хоть глотку сорви. Нет, нам нужен кто-то помоложе.

Арра почтительно уставилась на дуб, а потом на всякий случай вежливо приветствовала его.

А Даня вдруг прыгнул вперед и ловко ухватил неподвижную на первый взгляд растопыренную ветку, притаившуюся у мощных корней дикой малины.

— Отпусти, неприятный, — заверещала ветка, дрыгаясь туда-сюда, — а то сейчас как дам тебе между глаз!

Подростки везде одинаковы, сплошь вопли и угрозы.

— Мы пришли с миром, — Даня опустил ветку на пенек, — мы пришли помочь.

— Помочь они пришли! — заголосила ветка, едва не плача. — Где вы были, когда мы тут уворачивались от анков! Да мой дед едва не сгорел из-за вас, непутевых!

— Анки бы не тронули вьерров, обошли бы твоего деда стороной. Они уничтожали только те деревья, в которых никого не было.

— А-а-а-а! А страху мы натерпелись! Все из-за вас, людишек! Пошто было запирать анков в нашем лесу? Гадость, гадость, пошли прочь!

— А взрослые дома есть? — со вздохом спросил Даня.

От малинника отделилось покрытое листвой существо, невысокое, метра полтора ростом, на молодой березовой коре сердито блестели зеленые глаза, ниже кривился рот. Носа у вьерров не было, они дышали иначе, почками и листьями.

— Оставьте ребенка в покое, — велел лесной дух.

Арра шагнула вперед, заговорила торжественно и сурово:

— Охотники Сытоглотки просят прощения у лесного народа за беды, которые мы на вас навлекли. И мы готовы приложить все силы, чтобы восстановить лес. Убрать пострадавшие деревья, посадить новые.

— С топорами припрутся! — завопила ветка со своего пенечка. — У-у-у!

Вьер-береза помолчал, чуть шевеля листвой. Думал.

— Кого вы собираетесь тут сажать? — резко спросил он. — Выдернуть где-то молодое дерево и силой перетащить сюда? А о корнях вы подумали? Нет, мы сами поговорим с другими вьерами. Спросим, кто готов перебраться сюда и стать нам семьей. Уберите завалы, подготовьте землю и поливайте деревья, которые будут шагать по вашим дорогам. Им и так тяжело будет преодолеть свой путь.

— Я передам это людям, — ответила Арра.

— Только пакостить и горазды, — возмутился ветка-вьер. — В прежние времена, дед сказывал, мы были повсюду! А вы нас — на дома, а вы нас — в печь!

Прежде чем срубить любое дерево, человек должен был убедиться, что оно необитаемо. Поклониться трижды, спросить и, лишь не дождавшись ответа, приступать к делу. Но люди часто забывали об этом и порой огребали за свое небрежение — вьеры умели сдавать сдачи, умели постоять за себя. Однако если вьер был слишком стар для драки, то погибал под ударами топора молча, вызывая гнев сородичей. И тогда у деревни наступали тяжелые времена: лес мстил страшно и неумолимо.

— Боги завещали нам жить в мире друг с другом, — батюшка Леонид, кажется, вспомнил о своих обязанностях и не преминул вставить никому не нужное наставление.

— Охотники Сытоглотки всегда относились к нам уважительно, — проговорил вьер-береза, — и мы помним это. А гнилые побеги везде растут…

Арра кивнула.

Гнилой побег Федоровский ушел, оставив за собой несчастья и пепелище. И Даня ему не завидовал, потому что разозлить Сытоглотку значило разозлить все Верхогорье.