Я попытался наладить диалог:

— Хорошо, когда один. Сам себе слуга, сам себе господин.

— Сам себе боярин, сам себе холоп, — передразнила Зарема.

— Ха-ха, ну вы и шутники! Скучать друг другу не дадите. Запросто представляю вас старичками, которые катаются по двору на креслах с колесиками и через трубочку плюются бумажными шариками. Красавчики!

Валентин отпер дверь.

Тусклая лампочка зажглась в сенях. Я повесил кур-тку на вешалку, Зарема убрала свою в рюкзак. Обувь поставили в угол, к галошам, кирзовым сапогам и лакированным ботинкам с заостренными носками.

Показав вход в уборную, Валентин через тёмную кухню повел нас в спальню, предназначенную для гостей. Пусть от хозяйской комнаты ее отделяла лишь перегородка, помещение производило впечатление уютного. Две сдвинутые кровати, громоздкий комод, накрытый салфеткой телевизор — все это смотрелось по-старомодному мило на фоне салатовых обоев.

— Пожалуйте и в мои покои.

В «покоях» красовался такой же комод. Двуспальная кровать напоминала ложе восточного сановника. На покрывале с персидским орнаментом выстроились в пирамидку декоративные подушки с бахромой. Над кроватью на лиловых обоях в цветочек висели фото в рамках, повествующие о жизненном пути хозяина. На самом крупном снимке Валентин с важным видом позировал рядом с Безруковым. Одиозный актер улыбался белозубо и вымученно. Так мог улыбаться Есенин после трехчасового выступления.

Памятный портрет соседствовал с областной грамотой, отмечавшей неоценимый вклад заслуженного работника образования в развитие молодого поколения.

— Сергей Витальевич в департамент приезжал. Великий деятель, конечно.

— Матерый человечище, — согласилась Зарема.

Чувствовалось, что Валентин считает снимок венцом если не всей биографии, то служебной карьеры уж точно. Я поежился. Если постараться, огромный город соберешь из тех, кто, точно реликвию, хранит у себя фото с Безруковым, Хабенским, Кабаевой или Басковым. Словно печать в документе, подтверждающая, что история нанесла им дружеский визит и поцеловала на удачу.

Напротив фоторяда стоял стеллаж с книгами. Популярная психология, иллюстрированные энциклопедии, унылая фантастика о попаданцах, сенсационные расследования — эскапизм Валентина принимал традиционные для провинциального книгочея формы. Целую полку занимали компактные издания в мягкой обложке. Судя по оформлению корешков, что-то стильное и альтернативное в равной степени ироническому детективу и фантастическому боевику.

Хозяин заметил мой интерес:

— «Книжный мир Надима Элементаля». Люблю эту серию, она молодежная. Это, например, роман про анимешников-извращенцев. Это про хипстеров, которые на завод устроились. Это про советских конструкторов, как они урановую бомбу собирают и ловят эстонских вредителей. С клубничкой история, хе-хе. А это рассказы про питерские рюмочные. Читаешь и как будто настоечку потягиваешь лимонную. Особенно про гномиков-крадунов текст позабавил.

С каждой книгой, взятой с полки, лицо нашего нового знакомого делалось все блаженнее.

Демонстрируя нам очередное молодежное творение, Валентин открыл по памяти страницу и зачитал отрывок. В нем ингушского закладчика лихо разводила русская проститутка.

— … «и он снова разинул пасть на свой же товар», — закончил хозяин на драматической ноте и воскликнул: — Жизненно ведь, жизненно!

Валентин поставил книгу на место и щелкнул пальцами.

— Настоечку лимонную не предложу, так как у меня ее нет. Зато горячий ужин от вас никуда не денется. Разве что сами убежите, но это навряд ли. Никто не убегал. Жареную картошку любите?

— Мы больше по устрицам, — съязвила Зарема. — Впрочем, картофель тоже едим.

Мы вернулись на кухню. При зажженном свете перед нами предстало опрятное пространство. На одной половине — слева от выхода в сени — между трех лавок, буквой «П» приставленных к стенам, располагался стол. Посреди него на клеенке с плодовоовощным рисунком высилась ваза с яблоками, а в ее тени прятались солонка и перечница. На второй половине кухни тарахтел холодильник и размещался холостяцкий гарнитур, а также плита на две конфорки и микроволновка. Старый календарь с милым песелем намекал на то, что заслуженный работник не чужд сентиментальности.

Валентин спустился в погреб, крышка которого таилась под паласной дорожкой.

— Вам помочь? — спросила Зарема.

— Ни в коем разе, — ответил Валентин, исчезая под полом с эмалированным тазиком.

Он поднялся с картошкой и банкой соленых огурцов. Зарема снова предложила помощь.

— Будет стыдно, если запрягу дорогих гостей. Пока отдохните с дороги. Посмотрите телек, поиграйте в телефон. Какие игры любите?

— Если честно, никакие, — признался я.

— Симметрично, — произнесла Зарема. — Жаль батарейку.

— Рекомендую «Монастырские тайны». Батюшка делает обход, и монашке надо себя незаметно удовлетворить. Пальчиком, свечкой, огурцом, который с ужина умыкнула. На поздних уровнях открывается распятие. Заводной квест. И смех, и грех.

На лице Заремы застыла глупая улыбка. У меня, подозреваю, отпечаталась такая же.

Я поспешил покинуть кухню, чтобы переждать готовку подальше от хозяина. Зарема двинулась за мной. По ошибке я очутился в комнате Валентина и заметил кошелек на комоде.