Отпустит ли Лариса Ломакина, или наоборот, это он держит ее? Почему от недавно появившегося призрака, чье тело не кремировано, не несло смрадом?

Возле коллектора тоже тарахтел генератор и горел прожектор, не менее мощный, чем за оградой. Я издалека увидела и Вадима, и следственную группу, и знакомую девушку в белом платье. Вадим смотрел на нее, она — на Вадима, и я приближалась и жадно выискивала Ломакина где-то рядом, и в чертах Ларисы пыталась разглядеть порождение.

— О-о, ну вы молодец! — встретили меня восторженные возгласы. Если сейчас привяжутся, как я догадалась, скажу правду, все равно не поверят. Не до них. — Вы как, нормально?

Кивая, я подошла к пластиковой ленте. Дальше мне хода не было, а вот Лариса спокойно прошла к самой ливневке. Она подбирала платье, будто могла его запачкать, и осторожно ступала белыми туфельками по грязи. Ее отчетливый в свете прожектора, но все же призрачный силуэт оставался чистым.

Лариса здесь, и что-то взятое еще в коллекторе. Оно тяжелое, его не смогла унести вода. Оно было прикреплено к кенотафу. Оно так привлекло внимание Ломакина, что он не только заметил, но и счел нужным его забрать. Это, возможно, хорошо сохранилось. Если это не зеркало, что это может быть?

— Анна, вы как? — на ухо поинтересовался Вадим, я пожала плечами, а потом показала большой палец. — С зеркалом я оказался прав и не прав.

Я покосилась на него, недоверчиво скривив губы.

— Я предположил, что Ломакин снял с кенотафа зеркало, чтобы обмануть камеру. Так вот, он действительно использовал зеркало, и когда я смотрел записи с камер заказчика, обнаружил, что в одном месте изображение стало искаженным. Никого на записи не видно, но…

— Картинка идет зеркальная и пустая, — нетерпеливо прервала его я. — Да, знаю эти трюки, им триста лет в обед. Раз так, то и место крепления зеркала, и его размер Ломакин вычислил еще после первого визита.

— Автомобильное зеркало заднего вида. Помните, такие, панорамные? — Я нахмурилась, и Вадим сообразил, что я не могу помнить то, что было в ходу еще до моего, возможно, рождения. Интересно, он часто прокалывается? За время нашего общения, кажется, в первый раз. — Он великолепно все рассчитал, продумал крепеж, прикрепил зеркало, если бы сразу то место осмотрели как следует, то нашли отпечатки на земле. Ломакин, с учетом его роста, ставил что-то примерно на полметра в высоту, но у него и времени было много, и ходить под самым забором он мог, не попадая в поле зрения камеры. Потом точно так же все аккуратно убрал, что бы это ни было.

— Урна какая-нибудь, — предположила я. Или, может быть, даже две. Урны здесь были. Обломки камней. Да мало ли что, сейчас уже и не выяснить.

Белое платье подошло к нам совсем близко, и я вспомнила, что Вадим еще ничего не знает.

— Его нет, — одними губами произнесла я. — Ломакина здесь больше нет. По крайней мере, я его не вижу.

Потом, когда вокруг не будет столько ушей, я расскажу ему про порождение.

— Его тело унесли, и он ушел.

Он больше не преследует Ларису, но почему? Он жаловался, что Лариса его не пускает, а сама Лариса пыталась сбежать от него, и связано ли это с тем, что она напугала его до такой степени, что он сорвался, погиб и таким образом «освежил» ее призрачный вид? Когда призрак пролетает через тебя, приятного мало, а главное, непонятно, что это за чувство. Если Ломакина охватила паническая атака, когда он выбирался с территории санатория — что же, шансов благополучно спуститься у него не было никаких.

Вадим оглянулся по сторонам и с сомнением дернул плечом. Я его понимала, мое заявление, что Ломакин ушел, голословно. Но призрак Ларисы был спокоен и, как мне чудилось, слегка побледнел, но это могло так казаться из-за темноты и недостатка освещения.

— Вадим, они осмотрели тело? Нашли на нем что-нибудь?

Он помотал головой.

— Осмотрели, но ничего, что я мог бы с ходу идентифицировать как вещь с кенотафа, не обнаружили.

Лариса уже умоляюще заглядывала нам в глаза, и губы ее шевелились. Она отчаянно хотела нам что-то сказать, но у нее ничего не получалось.

— Где эта вещь? — спросила я, и полицейский, оказавшийся от меня слишком близко, посмотрел на меня, словно бы говоря — «а не рехнулась ли ты, барышня, тут командовать». — Где она? — повторила я. — Покажи.

Лариса развернулась и зашелестела юбкой — что все же творит воображение, поистине страшная штука, я слышала звук, хотя это и невозможно. Она прошла к развороченной ливневке и от бессилия принялась разевать рот в беззвучном крике и лупить что есть силы криминалистов по рукам ногой в белой туфельке, но они ничего не замечали. Один только мужчина в возрасте удивленно тряхнул головой и потер запястье, куда Лариса нанесла особенно сильный удар.

То, что снято с кенотафа, еще в коллекторе. Оно привязало Ломакина к Ларисе. Ее это пугало, а Ломакина притягивала к ней вещь, бывшая в тот момент на его безжизненном теле. Эта вещь выпала, когда тело извлекали, и порождение распалось, освобожденный Ломакин ушел.

Порождение зависит от того, что призраков в посмертии объединяет?

Я не выдержала, перелезла через ленту и, невзирая на предостерегающие крики, подошла к зияющему провалу.

— Там что-то есть, — уверенно заявила я. На меня уставились три пары глаз, и это те, кого я видела. — В ливневке что-то осталось. Вы можете это достать?