Порождение. Гибрид, неясный и злобный, и черт знает, каким образом и когда ворона и обезьяна слились в одно целое. Черт знает, почему Лариса и Ломакин стали таким гибридом. Что-то связало их, и вот результат, и отчего-то не очень стабильный.

Порождение расслаивалось — передо мной была девушка, чью фотографию я видела на кладбище. Она шевелила губами, но я различала только шипение и не умела читать по губам. Призрак развернулся и указал рукой в сторону, откуда я и пришла — туда, где застряло в ливневке тело Ломакина.

— Так, нет, я не полезу туда прямо сейчас, — отчеканила я, остервенело мотая головой. — Тебе придется подождать, пока сюда приедет полиция, вскроет решетку и вытащит тело. Тогда, я тебе обещаю, я заберу… зеркало. Да? Это было зеркало? Я заберу его и отвезу на твою могилу. Ты будешь свободна и сможешь уйти. Это жестоко — то, что с тобой сделали. Ты в этом не виновата.

Лицо призрака светлело, полные губы тронуло подобие робкой улыбки. Они всегда благодарны, если их отпустить.

Как отпустить бабу Лелю? Рассказать всему подъезду, что она умерла? Может, сработает?

— Как ты его убила? — спросила я. — Он ведь тебя не видел. Призраки никому не причиняют вреда, вас слишком много, люди умирали бы тысячами, если бы видели вас.

Мгновение, и черты лица призрака снова поплыли. Вадим ничего не успел разобрать, я же стояла на расстоянии вытянутой руки от порождения, призрака сразу двух умерших человек. Зрелище не для слабонервных и не для брезгливых в тот миг, когда призрак Ломакина в беззвучном вопле раздвигал бескровные, разбухшие от воды губы.

— Хватит! — прикрикнула я, замахиваясь. Ударить призрака невозможно, он бестелесен, он тень самого себя, но присущая при жизни реакция заставила его дернуться и стать снова Ларисой. — Я знаю, кто ты, я тебя вижу, да вы успели мне осточертеть. Ты же сильнее, выпусти свою жертву!

Или наоборот, сильнее не Лариса, ставшая невольной причиной смерти Ломакина, а сам Ломакин? Он бежал за Ларисой, бежал к себе самому, Лариса же пыталась от него отвязаться. Теперь порождение передо мной, бессовестно голой. Но мне не стыдно, я просто растеряна, что, если я неправильно задаю вопрос?

Я задаю его не тому призраку?

— Как ты погиб? Что здесь случилось?

Время течет осязаемо, сгущаются сумерки, к заброшенному санаторию спешат с мигалками полиция и пара медицинских бригад. Одна — обычная скорая, в другой сидят два крепких суровых санитара, и старенький психиатр, озабоченно качая головой, набирает в шприц галоперидол.

Да я уже слышу сирены. Да, я их слышу.

Я кинулась к зданию, взлетела на крыльцо, рассадив ногу об острый камень, рванула на себя дверь. Лариса смогла отцепиться от Ломакина и пролетела через меня, я развернулась и расставила руки. Свежий призрак еще не изучил, на что он способен, и Ломакин остановился. Я выдержала жуть, которая на меня смотрела. Ему это все нравится еще меньше, чем мне, а я получила важный ответ, я теперь знаю, что есть порождение.

С кем поделиться этим знанием? Возможно, пойму, как помочь. Кто-то уйдет, кто-то останется. Но это неточно.

— Твое тело освободят, и ты уйдешь, — выпалила я, глядя в то, что было когда-то веснушчатым лицом. — Как ты погиб?

Если призраков нельзя разделить, они так и продолжат гоняться друг за другом, доводя до исступления строителей, наводя непонятную панику на респектабельных постояльцев нового отеля и ужасая своей двойственностью не-людей, которые пусть изредка, но приедут сюда.

— Я хотел исчезнуть.

Голос призрака был глухим и еле слышным, а может, у меня от напряжения шумело в ушах.

— Ты ее видел?

— Я хотел исчезнуть на время. Это реклама.

Я как-нибудь в другой раз попробую разобраться, зачем, почему и как.

— Здесь что-то есть, — выдохнул Ломакин, и контуры его тела начали бледнеть и растекаться. — Оно меня не пускает. Оно не выпустило меня. Оно здесь. Оно меня не пускает. Оно за тобой, оно прямо у тебя за спиной.

— Забудь о ней, она не причинит тебе вреда. — Ха-ха, я именно так и думала всю свою жизнь. — Останься, не преследуй ее, и вы оба будете свободны. Как ты попал в ливневку?

Ломакин указал поверх моей головы. Может так статься, что он рехнулся в последние секунды своей жизни?

Я оглянулась, и девушка в белом платье прошла сквозь меня. Кусая с досады губы, я превращала тело в звериное, и призраки за моей спиной сливались в порождение. Между ними шла борьба — слух резал отчаянный ультразвук, еще немного, и у меня лопнут перепонки.

Дверь особняка осталась открытой. Это же я открыла ее — да, конечно, а прежде это было бездумное воображение: Лариса вбегала в открытую дверь, в проеме пропадал Ломакин. Разум шутит опасней, чем призраки и порождения, его причуды способны заманить человека разумного в уютную комнату с мягкими стенами. Наверное, такие до сих пор еще есть, а куда еще помещать нас, конченых психов.