— Ааа! — кричал разбойник и тыча в нее копьем, вернее – это он думал, что тычет в нее копьем, ее рука – удлинилась и скользнула вдоль древка, отсекая пальцы и заставляя его – уронить свое оружие. Левой, уцелевшей рукой, он пытался достать из-за пояса длинный нож, но она – уже совсем рядом! Удар! Удар! Удар! Лезвием, острием, снова лезвием! Сверху вниз, по диагонали, разрубая ключицу и вниз – выпуская кишки! Снизу вверх, от паха к плечу! Снова сверху, перерубая поставленную в нелепой защите руку! Тычок в горло! В глаз! Поворот кисти и – второй рукой добавить удар по рукояти, вбивая острие меча прямо в мозг! Выдернула клинок и с разворота рассекла горло! Подлетая, в прыжке, ногой в грудь – уронив его на землю и …

— Все! Все! Да хватит тебе уже! – кто-то схватил ее за плечи, и она – разворачивается с ударом, но кто-то удерживал ее крепко, и , развернувшись, она узнает дикаря Максуда.

— Ты его уже в фарш изрубила, бешеная, — со смехом бросил ей в лицо: — хватит! Лучше пошли, ребятам поможем.

— Отпусти меня! — кричала она, понимая, что упустила свой шанс. Нужно было бежать раньше! И о чем она только думала….

***

Дерево, в ветвях которого держал дозор Батыр, стало братской могилой для неполной дюжины разбойников, а рядом с ними на коленях сидел Ханой, получая свои крохи силы и поднимая стяг. По жребию, пришла его очередь возвысится над равными, приобретая новые грани своего таланта. Мир стал сложнее и понятнее одновременно, открылись глаза на очевидные вещи, коих не замечал ранее. Походка, голос, интонация, одежда, хват оружия, мимика — все это стало намного информативнее, чем было до битвы. Открытые буквы в книге тайных знаний.

— Яньлинь, нужно оставить письмо для стражников и местных старейшин. Вырежи ножом на коре дерева, что разбойников судил отряд Ханоя из-за Желтой реки. А еще, ты хорошо танцевала с мечом, он твой трофей по праву. Негоже оставлять такую танцовщицу без пары.

Рассвет и возвышение Ханоя были омрачены ранением Госры. Дрянная рана воспалилась за очень короткий срок, постоянно мокла. По всему выходило, что лезвие копья, на которое так неудачно напоролся кудесник, было отравлено. Времени выпарить лошадиную мочу и обработать рану не хватало. А ни в деревне, ни в округе не было возможности найти лекаря или хотя бы травника. Казалось, местные ничем и никогда не болеют. Но в действительности было иначе. Платить за услуги целителя у простых людей было нечем, и все те, кто мог излечить, вправить вывих или срастить поломанную кость, начали перебираться в города и крупные поселки, бросая деревни на произвол злого провидения. Чудо, что не случалось эпидемий в такой сложной ситуации, когда голод, усталость и постоянный страх были повседневной реальностью.

Даже весть о том, что банда разбойников уничтожена, не вызвала у местного населения радости или оживления, желания отблагодарить. Народ уныло брел в поля, горы или небольшой лесок на работы. И даже угрозы оружием ничего не изменили, кочевники лишь только теряли время. Сплюнув в сердцах, кочевники развернулись, осыпая проклятьями

Соорудив для побратима достойное ложе на арбе, пятёрка всадников пустилась в дорогу. Ляосинь, в новом статусе, гордо восседала на невысокой лохматой лошадке, придерживая трофейный меч рукой. Впервые за последние три месяца она чувствовала себя в безопасности и с некой уверенностью в завтрашнем дне. Но встречаясь взглядами с варварами, прятала улыбку и глаза. Больше всех она опасалась не Максуда, который был зол за ночную битву и её выходку, а Ханоя. Хитрый и коварный кочевник представлял большую опасность, чем вспыльчивый, хоть и простой мечник.

Батыр пугал ее черными глазами, в которых она боялась провалиться, как в бездну горного провала. Своими резкими и скупыми движениями, что сменяли долгую статичную позу. Стрелок был под стать своему любимому оружию — луку. Вот он расслабленно покачивается в седле, отдаваясь пути, а через мгновение натянут, как тетива, готовый разить любого.

Горса ее отталкивал своим мягким, неуверенным характером и странной волшбой. Покорный, а местами понукаемый, он преображался, когда требовалось применение дара. Глаза загорались азартом, руки крутили непонятные знаки и фигуры. Оба случая, когда она видела проявление силы этого невысокого и рыхлого юноши внушали суеверный ужас. В первый раз, когда с невозмутимым и отстраненным лицом резал шеи животным и сотрясал степь молниями, да и этой ночью подпалив троицу разбойников с легкостью, словно разжигал костер. По-детски наивный, по-взрослому циничный.

Единственный, с кем она спокойно поддерживала беседу — Семрин. Улыбчивый и словоохотливый парень, с искренней улыбкой и потрясающим чувством юмора. Только напоминал ей теплый ветер на побережье, казалось ловишь его жадно, вздыхаешь полной грудью соленый воздух Желтого моря, а через мгновение и след простыл. Он потерял интерес, хоть мигом ранее грел девушку своими речами и взглядами. Непостоянный, но такой желанный. Любимчик удачи, ветреный сын судьбы.

Отбросив мысли о пятёрке парней, она переключилась на внутренние ощущения. Несмотря на изменение своего положения, она боялась другого. Изменений в себе, в мире, в стране. Вернувшись в родные края спустя три месяца после нападения на их дом, чувствовала нависшую угрозу.

Казалось, ничего не поменялось. Те же согнутые при виде всадников спины черни, заискивающие улыбки мелких чиновников. Выставленные на показ гуань важных персон, как знак статуса, своего превосходства. Та же пыль на дороге и грязь в домах. Но безнадежность местами перемешивалась с ропотом, в глазах людей страх сменился ненавистью и подозрением ко всему. А общая атмосфера уныния и обречённости липла, как мокрая рубаха в лихорадочной горячке.

На следующем привале вновь был совет, расколовший кулак на две неравные стороны. Ханой требовал продвижения вглубь страны, в царство Вэй, к большим городам и заработкам. Максуд стоял на необходимости излечения Госры, что стал совсем плох. У раненого появился жар, периоды беспамятства, а рана мокла и дурно пахла. Семрин и Батыр не участвовали в спорах, так не получили стяга, наблюдая битву упорности и уговоров со стороны. Лишь меч и кнут. Разговор состоялся между равными.

В итоге было принято решение, что Максуд и Госра останутся в ближайшем городе, а остальные поедут в царство Вэй для найма. Так как терять время и деньги расточительно и глупо. Позже, когда кудесник излечится, парочка воссоединится с остальным кулаком. Ляосинь же остаётся с Максудом, который считал её своей собственностью и не оставлял надежды получить щедрое вознаграждение. Ударив по рукам, Максуд и Ханой разошлись в разные стороны.

Через пять минут все были в седле, обедая на ходу. Их время от времени окликала девушка, краснея от стыда, она просила небольшую остановку, чтобы справить нужду. Сами же варвары, казалось, делали это, не слезая с седла.