— Очень серьезно! — впервые за долгое время Алиса повысила голос на мужа. — Или мы сейчас…

Она запнулась, раздраженно скрипнув зубами: к ним покачивая бедрами шла Оксана.

— Извините, что прерываю, — обращалась она к Герману, — Не могу больше ждать, я скоро уезжаю. Если вы готовы продолжать…

— Конечно! — с готовностью кивнул ей Литвинов. — Идем!

И бросил через плечо Алисе:

— Я скоро.

Вот и все. Алиса смотрела перед собой, но ничего не видела, потом, очнувшись, поняла, что Герман уже ушел.

Сумочка была у нее в руках, гардероб рядом…

Герман начал звонить ей через полчаса, когда Алиса уже подъезжала к их коттеджу. Она отключила телефон и молча стала собирать вещи, поражаясь тому, насколько спокойна. Никаких больше слез, истерик, никакой мольбы и обиды.

Разъяренный Литвинов ворвался в дом, когда она уже вытащила в прихожую все чемоданы и сумки.

— Это что? — Он непонимающе уставился на пол.

— Я ухожу, Герман. Ухожу от тебя.

Глава 80

— Уходишь?! — Герман ошеломленно смотрел на жену. В его глазах больше не было ярости или возмущения. Только удивление, растерянность и какая-то щенячья беззащитность У Алисы сжалось сердце от боли.

Как же она его любила! Вот такого — беспомощного и в то же время сильного, красивого безумно и такого отталкивающего, доброго и одновременно эгоистичного, своего и, увы, чужого. Будущего у них не было. Алиса понимала это настолько отчетливо, что даже не пыталась себя обмануть.

Все кончено.

— Ухожу! — она решительно кивнула. — И подам на развод. Спасибо… за все, Герман, но дальше… я не смогу.

В несколько быстрых шагов Литвинов пересек прихожую и схватил Алису в объятия. Она не сопротивлялась, мешком повисла у него на руках.

— Как? Почему? Я же люблю тебя! Ты все для меня! Я… — он сильно встряхнул ее, заставив посмотреть в глаза. Сам застыл, вбирая в себя ее взгляд, а потом… отпустил. — Что случилось? Ты… это… из-за Марины… то есть Оксаны этой? Янка? Сабуров опять чего наплел? Мы все решим! Я тебя никуда не отпущу.

Он лихорадочно покрывал поцелуями ее лицо, а она замерла, вбирая в себя его ласки, чувствовала, что в последний раз. Больше такого не будет.

Наконец он отпустил ее. Алиса обняла себя за плечи, устало присела на краешек подлокотника дивана.

— Дело не в этой Оксане или Ольховской и уж точно не в Сабурове. Дело в тебе Герман. И во мне.

— А что не так? — раздраженно бросил Литвинов. — Я больше не привязан к тебе и могу жить сам? В этом проблема? А ты хотела, чтобы я шаг не мог без тебя ступить?

Лучше бы он ее ударил! Да она больше него радовалась, когда он выкарабкался из комы, когда никто в него не верил, кроме нее! Она рыдала от счастья, видя его вымученные тяжелые шаги.

— Я тебя никогда не держала! — процедила она. — И не держу. Ты сам просил, чтобы я была рядом, а теперь не нужна стала…

— Да что за бред? — Герман был искренне возмущен. — Я. Тебя. Люблю. Сколько раз мне повторить, чтобы до тебя дошло?! Я…

— Ты любишь меня, — Алиса очень хотела до него достучаться. А может, все-таки надеялась на чудо? — Любишь так как умеешь. Так, как любил Яну. Только я не она. Я не смогу как…

— Да при чем тут она?!

— При том, что ты уже наигрался в любовь со мной, Герман! Для тебя любовь — это игра! Состязание! Пришел, увидел, победил! — она горько рассмеялась. — Тебе скучно со мной, и нужны новые победы, верно? У тебя и с Яной было так же как со мной сейчас, разве нет? До меня только сегодня дошло, когда увидела тебя с этой Оксаной. Ты же и Ольховской говорил, что она — любовь всей твоей жизни! И изменял ей, а она — тебе, вам всегда было мало друг друга, вечно чего-то не хватало, и вы это искали на стороне. Я так не смогу. Прости.

Алиса видела как все краски слетели с красивого лица ее мужа. Сейчас Герман был похож на застывшее изваяние. Он молчал долго. Казалось, ему потребовалось время, чтобы переварить слова Алисы.

— Я никогда тебе не изменял. У меня даже мысли такой не было, — медленно, почти по слогам произнес он.

— Это лишь вопрос времени, — Алиса нервно теребила ручку объемной сумки, которая стояла на чемодане в прихожей. Надо было уходить. — Ты ищешь драйв, азарт, не знаю что еще, в других женщинах. Ты по-другому просто не умеешь. Не умеешь по-другому любить.