Шрифт:
— Мама, он открыто живет с любовницей здесь, в своей квартире! — закричала Алиса, а меня спихнул на свою мать! — Я ему отвратительна, он сам мне это сказал. И нашу первую брачную ночь в отеле он провел с ней! С Яной Ольховской! А меня они на всю ночь заперли в гардеробной! Что тут можно неправильно понять?!
— Ничего себе, — только и смогла выдохнуть мама. — Какой мерзавец!
Она растерянно покачала головой. Не ожидала такого.
— А что ты сразу… Алиса, а эта Ольховская это такая высокая стройная девушка…?!
— Мама!
— Ну а что?! Мужчины любят худеньких, а я говорила тебе, займись собой, Алиса!
Ну вот, она снова виновата! Так и знала! И все равно надеялась, что мама ее пожалеет, что будет на ее стороне, скажет, что Герман — ублюдок и не стоит и ногтя ее дочери!
— Какой позор! — начала причитать мама. — Уму непостижимо. Но я все Софье выскажу! Не представляю, что будет, когда папа узнает. Он так радовался, что удачно выдал тебя замуж. Может… Алиса, не надо ему пока говорить?
— В смысле? — подняла голову Алиса. — Он же все равно узнает! Я не вернусь к Литвинову, я буду здесь жить, в своей комнате!
— На следующей неделе сюда Марина должна приехать с детьми и мужем, ты забыла? — мама все качала головой, никак не могла прийти в себя. — И развод… ну какой развод! В нашей семье не разводятся, ты же понимаешь. Еще и все говорить будут! Сплетен не оберешься! Такой позор! Уважаемая семья, и папа такое повышение получил…
Алиса слышала сейчас именно то, что боялась услышать, когда раздумывала не рассказать ли все сразу после первой брачной ночи. Все так и получилось. Она была виновата в позоре семьи. Она!
— Ладно, что-нибудь придумаем, я сама ему скажу, — продолжала мама. — Но ты уверена, что Герман вот такой мерзавец?! Не верится как-то. Может, ты сама что-то…
У нее зазвонил телефон, Алиса успела увидеть, кто звонит и тут же заверещала во весь голос.
— Не бери! Не бери!
Звонил Герман.
Однако мама укоризненно взглянув на дочь, ответила:
— Слушаю!
Алиса вскочила со стула. Решение мамы разговаривать с этим подонком она восприняла как предательство.
— Герман, Алиса мне все рассказала…, — начала она сурово, но быстро осеклась. — Вот как… неправда… не так, говоришь?
Алиса была не в силах больше это слышать! Она уже не сомневалась, что Литвинов в два счета обработает ее мать, завербует на свою сторону и снова Алиса будет виновата. Она не так поняла, она плохая жена, она… она… она!
Убежав в свою комнату, уже совсем пустую, без ее вещей, Алиса улеглась на диван и снова начала плакать.
Она совсем потеряла счет времени, мама к ней в комнату заходила пару раз, но Алиса не стала с ней разговаривать.
Когда уже стемнело, дверь отворилась, и в комнату зашел отец.
Одного его взгляда хватило, чтобы испуганно сжаться на диване. Папа не мигая смотрел на Алису, потом, чуть шатаясь, прошел в комнату и сел рядом. От него сильно пахло алкоголем. Алиса внутренне задрожала, она знала, что сейчас произойдет.
— Значит, собралась от мужа уходить, — негромким спокойным голосом начал папа. — Взрослая стала, да? Самостоятельная, раз такие решение сама принимаешь, а?!
Дверь открылась, в комнату заглянула мама.
— Федя, ты устал! — сказала она нарочито уверенным тоном, но Алиса знала: внутри мамы тоже сейчас все дрожит. — Поздно уже, давай ты отдохнешь, а завтра утром поговорим…
— Молчать! — заорал папа во весь голос, Алиса чуть не подпрыгнула на диване. — Молчать, когда я с дочерью разговариваю!
Вскочив с дивана, он грубо схватил маму на лацкан халата и вытолкал ее из комнаты, с шумом захлопнул дверь.
И снова сел рядом с Алисой.
— Пап… я…
Удар пришелся по лицу, сразу же онемели губы, в голове зазвенело. В немом крике Алиса открыла рот и тут же получила второй, еще более сильный удар ладонью по щеке. Голова дернулась назад, лицо горело от боли, но Алиса не произнесла ни звука. Только еще глубже забилась в диван.
Папа снова сел рядом и как ни в чем не бывало продолжил:
— Развод, значит? А у меня ты спросила? Я что, разрешал тебе развестись? Ты со мной поговорила? Спросила у меня совета? Сама, значит, все решила?
Алиса тряслась, губы болели так, что она боялась до них дотронуться. Папа всегда бил ее в первую очередь по губам, когда она пыталась что-то сказать.
Сейчас она молчала, опустив голову. Молясь только об одном, чтобы он больше ее не трогал, пусть орет, обзывает, материт, но только чтобы больше не бил. Надежды мало, быстро это никогда не заканчивалось, но вдруг…