Алиса уже прокляла тот день, когда решила позвонить брату. Сначала именно она загорелась идеей переезда на юг Сибири. Все, что могла найти в интернете об этом санатории нашла и прочитала, но куда больше ее впечатлил разговор с тамошним реабилитологом, которому она отправила последний отчет состояния мужа.

Нет, ничего этакого ей не обещали, но были очевидные преимущества — меньше медикаментозного лечения и агрессивного вмешательства в организм, больше физической активности, дыхательных упражнений, акупунктура. Этакая смесь современных исследований с индийской аюрведой и китайской традиционной медициной. Однако все необходимые государственные лицензии и разрешения на оказание медицинской помощи у санатория были.

В принципе, Алису устраивали швейцарские медики, последователи доказательной медицины. Герман восстанавливался очень хорошо для человека, от которого и выхода из комы не ожидали. Но никто не говорил о полной реабилитации — речь никогда не будет прежней, останутся быстрая утомляемость, когнитивные и неврологические расстройства. А значит, полноценной жизни ему не видать.

Конечно, счастье уже то, что живой, но если есть шанс сделать больше, то преступно его упускать. Алиса себе этого никогда не простит. И ему тоже. Поэтому и выясняла втихаря все, что нужно было. Потому что Герман категорически отказался даже обсуждать этот вариант, зато подналег на физиотерапию. Однажды не рассчитал силы, потом целый день насмарку.

И все же Алиса не теряла надежды уговорить мужа. Герман начал ее слушать, не всегда и не сразу, но если вспомнить, как он относился к ней год назад… Но сначала нужно было поговорить с Пашкой и вытрясти из него правду.

Брату она позвонила, когда Литвинов занимался с нейропсихологом и точно не мог ничего услышать. Алисе было противно делать это все за спиной мужа. Мама обычно так вела себя с папой. Лишь бы он ничего не знал, а она провернет так, как ей нужно. Было в этом что-то лицемерное и трусливое, что ли. Юношеский максимализм так до конца и не выветрился еще из Алисы.

Пашка юлил, собирался даже сбросить вызов, но старшая сестра повела себя не так как обычно. Алиса стала угрожать позвонить папе. Шантаж сработал безотказно. И через четверть часа на швейцарский номер Алисе позвонили.

— Шифруешься? — спросила она услышав ворчание брата. — Правильно делаешь. А теперь рассказывай. Потому что, говорю тебе, нам надо вернуться.

— А я говорю, не надо! Алиса, не надо! — истерил Пашка. — Но ты сама напросилась! Лучше от меня узнаешь…

— Да говори уже!

— Может, я чего неправильно понял, но я так не думаю. Короче, это папа приложил руку к тому, что случилось с твоим мужем.

В ушах тут же зазвенела тишина, что-то окутало Алису, она перестала различать слова брата. В груди стало так холодно, будто покрылось ледяной коркой.

— Ты слышишь меня? — волновался Пашка, пока Алиса беспомощно молчала. — Это он велел наказать Геру за, что он ему нагрубил на Новый год, помнишь? Но те пацаны перестарались, вот их и убрали.

— Что? — Алиса не чувствовала своих губ. Кто-то другой ее голосом говорил. — Это… как?

— А вот так! Думаешь, папа такой честный и святой? Я случайно услышал, распекал по телефону какого-то из своих подчиненных, я проспал первую пару, а он думал, меня дома нет.

У Алисы подкосились ноги, она мешком упала в кресло, перед глазами стоял папа с телефоном в руке. Она будто видела живьем все то, что сейчас сказал брат. И все же…

— Это невозможно… он… он…

Он мог и не такое, Алиса это прекрасно понимала и все равно отказывалась верить.

— Он не хотел его калечить по-серьезному, просто морду набить на первый раз. “Приструнить щенка”.

Пашка явно цитировал папу.

В голове всплыли другие слова. Про старших, которых надо уважать. теперь эта фраза, брошенная на дороге, приобрела совсем другой смысл.

— Что… что он еще говорил? — спросила Алиса вроде бы спокойно, хотя ей хотелось кричать раненой птицей, выть так, чтобы боль изнутри вся вышла. Иначе она просто сойдет с ума. Руки так дрожали, что пришлось отложить телефон и включить громкую связь, благо Герман еще не скоро вернется.

Папа!

Она думала, что все отболело, когда он ее ударил пьяным. Но нет. Со дна снова постучали.

— В том-то и дело, что он не хочет, чтобы ты жила с этим инвалидом! Внуков от него все равно нормальных не будет, гены уже попорчены. — Пашка не стеснялся в выражениях. — Но это же такое палево, если ты бросишь убогого, скандал и все такое. А его могут скоро назначить… В общем, сама делай выводы, не маленькая. Я и так тебе наговорил такого, что не надо было. Но не хочу, чтобы с Герычем еще один несчастный случай произошел. Ну я погнал.

Алиса сидела в полной прострации, даже мыслей в голове не было никаких. Она очнулась только через несколько минут, когда в их номер ввезли Германа на кресле.