Вспомнились мягкие, но давящие прикосновения врача. Сегодня она не смогла. Что бы он ей сказал, если бы увидел это? Похвалил бы, улыбнулся? Фастер обреченно выдохнула, но сжала челюсти. Должно быть, сдвинул бы брови. Прищурился бы. Сказал бы: «недостаточно». Сказал бы: «еще рано».

«Вы слишком торопитесь. Вы сможете, просто не сейчас. Вы сможете. Я вас верю».

Она стала вытирать слезы. Подняла уверенные глаза на темное окно, на качающиеся от сквозняка зеленые шторы. Сможет. Даже если еще тысячу раз придется так облажаться. Сможет, даже если её застыдит весь мир. И однажды сотрет с лица Штайнера этот тяжелый, покровительственный взгляд.

Эмма отвела неловкий взгляд. Когда вспомнила больницу, в голову ползли воспоминания о странном осмотре. О прикосновениях в латексных перчатках, поглаживаниях. О темно-зеленой радужной оболочке. Слезы высыхали.

Нейт — не единственный мужчина на земле. Нейт — её брат.

Который будет её уважать.

Даже если не сейчас.

Глаза рефлекторно раскрылись, а зубы сжались сильнее, когда за стеной послышался стон. Растерянное лицо исказила исступленная злоба. Губы искривляла странная, обреченная улыбка. Они чуть-чуть дрожали.

«Я желаю тебе счастья, брат мой».

Звуки капель за окном усиливались. Начинался ливень, и падение воды с небес приобретало хаотичный, жуткий ритм. Дождей давно не было в этих краях. Должно быть, земля иссохла, настолько, что цветы на ней вяли.

Настолько, что расти могли только кактусы.

Он безучастным взглядом таращился на постель. Иногда в этом взгляде проскальзывало раздражение, иногда высокомерие. Белита с подозрением смотрела в лицо любовнику, но ничего не рискнула сказать, хотя хотелось. Хотелось сказать, что она не участник БДСМ-клуба, чтобы сношаться с такой жестокостью. Хотелось обиженно намекнуть, что хорошо бы быть помягче. Погладить перед сексом, поцеловать. Поласкать. И, в идеале, сказать несколько комплиментов. Однако, глядя на выражение Штайнера Кин неловко отодвигалась. Язык словно прирос к зубам. Однако, мужчина не замечал, что она отодвигалась. Медленно встал, и начал надевать штаны.

Бел проводила его подозрительным, удивленным взглядом. Внутри ложился тяжелый, мерзкий осадок. Он явно не станет извиняться за то, что было. Не спишет все на стресс. Казалось, Штайнер считал, что все обычно. Что все, что происходит — норма. Так, как и должно быть.

Мужчина медленно вышел из комнаты, прикрыл за собой дверь. Скользнул взглядом по темноту коридору, затем медленно направился вниз.

Разрядка хоть и была, но её словно не было. Снова все внутри поглощала тьма, снова накатывала беспричинная жестокость, которую Нейт давил силой воли. Стиснув зубы, прикрывал глаза. Все давил силой воли, всегда, но в последнее время делать это становилось все сложнее и сложнее. Молодой человек чувствовал вину за эту злобу, но только днем. К ночи этой вины становилось все меньше, а к полуночи она вовсе исчезала. Вместе с остатками эмпатии, вместе с человечностью. Оставалась только сухая, рваная вежливость, но в своем состоянии Штайнер был рад даже ей.

Он рывком вошел на кухню, резкими движениями открывал и закрывал верхние ящики, в ночи слышались их хлопки.

Алкоголя не было.

Со злобой пнув ножку стола, Нейт рухнул на стул и уставился в пол.

Хотелось обниматься.

Ночная мгла. Ливень лег на землю, по мокрому асфальту ползли лужи. Она быстро шла, загребая босыми ногами эти лужи, пока ее сбивал шквальный ветер. Холод. В нежную кожу впивались мелкие камни, резали её, оставляя кровавые точки. Волосы прилипали к лицу, дышать становилось тяжело. Грудь болела от напряжения. Эмма с ужасом оборачивалась, видя в нескольких десятках метрах жуткий, высокий силуэт. Приближался. С определенной скоростью, которая не менялась.

Она сжала в руках туфли, и прибавила шаг. Колени подкашивались, сердце неумолимо стучало, и его стук, словно отбойный молоток раздавался в ушах. Казалось, человек сзади подходил все ближе, и расстояние меж ними сокращалось.

Дождевая вода на губах была горькой.

Эмма сцепила зубы и, что было сил, бросилась бежать. Ноги резала боль, мышцы сводило. Из горла вырвался тяжелый стон, и девушка со всего размаха упала на мокрый асфальт. Один туфель выскользнул из рук, и отлетел в сторону.

Сзади раздавалось протяжное эхо шагов.

Силуэт приближался, и вновь Фастер с ужасом обернулась. На её лицо легла тяжелая, темная тень от высокого человека.

Из ночи на нее смотрели два жутких, фиолетовых глаза. Ветер слегка шевелил длинные мокрые волосы, которые сейчас разрозненными прядями падали вниз. Серые губы растянулись в легкой, безумной улыбке:

«Навеки со мной».

В ту же секунду Эмма с ужасом поняла, что не может пошевелить рукой, или ногой. Они словно отнялись, на них приземлялись капли воды, но Фастер этого больше не чувствовала. Как и ветра.

«Разве ты хочешь от меня бежать?» — шевелились губы человека.

«А как же я?»

Его шепот растворялся в ливне. Он продолжал смотреть, и не моргал. Затем потянулся к ширинке, и начал расстегивать брюки. Резким движением мужчина повел ногой, откидывая выскользнувший у Эммы туфель.

«Навеки со мной» — шумела падающая вода.

Она с тихим воплем раскрыла глаза, и стала осматривать знакомую, тусклую комнату. На лбу выступили капли холодного пота, сердце болезненно стучало в груди. Просто сон. Кошмар. Голова кружилась, гудело в висках. Фастер со стыдом вздохнула, и попыталась сесть.