Хотя их конечная судьба, возможно, была предрешена с самого начала, жирондисты сами способствовали своей гибели, пытаясь совместить создание либерального режима с хотя бы риторическим соблюдением требований народной демократии. С одной стороны, они стремились сохранить роль короля в новом правительстве, а когда Людовик XVI оказался не готов принять эту роль, пощадить его жизнь. Эти попытки жирондистов сохранить некое подобие центральной власти вне законодательного органа были, по крайней мере, в определенной степени несовместимы с их поддержкой экспорта революционных идеалов через войну, поскольку военная мобилизация требовала обращения к народным (республиканским) настроениям. Несмотря на то, что ведение войны, в свою очередь, требовало политического единства, жирондисты были вынуждены нападать на монтаньяров-якобинцев и парижских санкюлотов по вопросам, которые, по сути, являлись фундаментальными вопросами управления. Когда война началась, противоречия между либеральным режимом и концепцией «Всеобщей воли» как легитимирующей связи с народом были обнажены для всех. Монтаньяры были слишком готовы к нападению.

20 июня 1791 г. Людовик XVI и его семья попытались покинуть Францию, но были задержаны недалеко от французской границы. Когда 25 июня его привезли в Париж, народ стихийно уничтожил королевские символы по всему городу.

Чтобы предотвратить нападения на самого короля, парижские депутаты «расклеили по всему городу плакаты» с обещанием, что «те, кто будет аплодировать королю, будут проткнуты штыками, а те, кто будет оскорблять короля, будут повешены». 24 июня клуб «Кордельеры» привел к собранию около 30 тыс. человек и вручил петицию с требованием либо сместить короля, либо провести общенациональный референдум для определения его судьбы. Хотя король оставил после себя документ, осуждающий революцию и все ее дела, Национальное учредительное собрание отказалось сместить его. 14 июля, когда граждане праздновали День взятия Бастилии на Марсовом поле, комиссия, назначенная для расследования его гибели, объявила, что Людовик был похищен против своей воли и должен быть освобожден от ответственности за то, что большинство населения считало изменой. На следующий день представители клуба «Кордельеры» попытались вручить петицию с требованием проведения всенародного плебисцита по вопросу о низложении короля, но охрана не пустила их в Национальное собрание. Робеспьер вышел из зала и сказал им, что они опоздали, так как депутаты уже приняли решение снять с короля ответственность за его выезд в Варенн. Председатель собрания жирондист Шарль Ламет прислал письменный ответ, в котором оспаривалось само право парижан на массовые выступления на улицах. По словам Израэля, Ламет прямо противоречил их утверждению о прямой демократии: толпа представляла лишь волю горстки людей, а не волю Франции. Согласно Конституции, только Собрание представляет волю народа. Собрание не должно подчиняться им, а действовать согласно своей воле. Коллективные петиции были незаконными, а их действия — мятежными. Хуже того, они, разрешив горстке интриганов манипулировать ими, превратили Париж — город интриг — во врага всей Франции.

Через два дня, 17 июля, тысячи демонстрантов собрались на Марсовом поле, чтобы подписать петицию с требованием к Национальному собранию сместить Людовика XVI с престола. Собрание проходило спокойно, пока под столом, где подписывалась петиция, не были обнаружены два человека. Полагая, что это полицейские шпионы, чиновники попытались перевести их в одну из парижских тюрем для обеспечения их безопасности. Однако толпа захватила людей и попыталась их повесить. После того как веревка оборвалась, их убили, тела расчленили, а органы нанизали на пики и выставили на всеобщее обозрение. Затем появился Лафайет с отрядом Национальной гвардии и попытался восстановить порядок на месте подачи прошения.

Однако гвардейцы открыли огонь по демонстрантам после того, как те забросали их камнями, и убили несколько человек.

Освободив короля от ответственности, большинство депутатов прагматично пришло к выводу, что Франция должна иметь короля. Исходя из этого, если бы Людовик XVI был свергнут, то на трон пришлось бы посадить кого-то другого. Если бы это был его малолетний сын, то пришлось бы назначить регента, и, кто бы это ни был, он был бы не так полезен, как царствующий государь, для ратификации новой конституции, которую разрабатывало собрание. Если бы это был один из реакционных братьев Луи, то на трон сел бы контрреволюционер, и отказ от конституции был бы практически гарантирован. Если бы это был Луи Филипп, сторонник революции, то престол перешел бы к человеку, которого депутаты считали беспутным и непостоянным. Несмотря на его явную антипатию к революции, депутаты надеялись, что Людовика XVI удастся склонить к сотрудничеству. В любом случае, он оставался лучшим из множества плохих альтернатив. Поэтому собрание сделало вид, что его похитили.

Примерно через два с половиной месяца, 14 сентября 1791 г., Людовик явился в Национальное учредительное собрание и принял уже готовую конституцию, поклявшись «поддерживать ее внутри страны, защищать ее от нападений из-за границы и использовать все средства, которые окажутся в моей власти, для ее верного исполнения». В течение следующего года корона более или менее сотрудничала с революцией по большинству вопросов, но королевская семья также тайно общалась с соседними монархиями, замышляя иностранную интервенцию, которая могла бы привести к возврату к старому режиму. Хотя почти все подозревали, что лояльность короля и его семьи по отношению к революции серьезно подорвана, активисты из числа парижского народа оказались в наиболее выгодном положении, чтобы воспользоваться этими подозрениями. 10 августа 1792 г. парижский народ вместе с отрядами Национальной гвардии вторгся в Тюильри и попытался физически захватить королевскую семью.

Луи и его семья были доставлены в Законодательное собрание, где впоследствии были заключены в тюрьму.

Без короля конституция была недействительна, и собрание немедленно приступило к организации выборов нового законодательного органа, который должен был разработать новый документ. Этот новый орган, Национальный конвент, собрался 20 сентября 1792 г. и на следующий день упразднил монархию. Теперь якобинцы превосходили жирондистов с относительно небольшим перевесом (примерно 215 против 150), но баланс сил удерживали почти 400 неприсоединившихся депутатов. Одна из самых насущных задач управления заключалась в том, чтобы избавиться от Людовика XVI. После длительного обсуждения альтернативных вариантов Национальный конвент принял решение предъявить королю обвинение и отдать его под суд. Однако это решение оказалось гораздо более сложным, чем могло показаться на первый взгляд.

С одной стороны, в конституции 1791 г. прямо говорилось, что «личность короля неприкосновенна и священна». Если конституция должна была соблюдаться, то судить короля можно было только в том случае, если он отрекался от престола. Конституция действительно предусматривала три способа отречения от престола: отказ присягнуть на верность конституции, внутренний мятеж против правительства или эмиграция из Франции и отказ вернуться. Людовик XVI не совершил ни одного из этих действий и, следовательно, формально был свободен от суда и наказания. С другой стороны, король (и его двор) явно участвовал в изменнических заговорах против правительства. Чтобы привлечь короля к ответственности, депутатам пришлось разрубить гордиев узел. С этой точки зрения некоторые (в конечном счете, большинство) депутатов искали убежища в формальности судебного процесса, который сам по себе был нелегитимным и граничил с фарсом. Другие хотели разрубить узел начисто, без двусмысленности и политической диссимуляции, сопутствующих судебному процессу, который, по сути, был неконституционным.

Так, 13 ноября Луи де Сен-Жюст, которого впоследствии прозвали архангелом террора, осудил короля с судом или без него.

[Некоторые говорят], что короля надо судить как простого гражданина; а я говорю, что короля надо судить как врага… Я не вижу середины: этот человек должен царствовать или умереть… Людовик — чужак среди нас; он не был гражданином до своего преступления… Он еще меньше гражданин после своего преступления… Людовик вел войну против народа; он побежден. Он — варвар, он — иностранный военнопленный».