Третьей и самой крупной опорой веймарской демократии была социал-демократическая партия (Sozialdemokratische Partei Deutschlands или SPD). Как и с 1870-х годов, социал-демократы формально оставались приверженцами марксистской идеологии, но на практике руководство партии уже не было ни социалистическим, ни революционным. Их электоральной базой оставался организованный рабочий класс, особенно крупные промышленные профсоюзы, а их политические обязательства в целом были направлены на поддержку промышленных рабочих. Однако эти политические обязательства часто отходили на второй план после поддержки партией парламентской демократии. Эта поддержка делала их естественным партнером по коалиции для Центристской и Германской демократической партий, но также означала, что социал-демократам приходилось бороться с Коммунистической партией Германии, которая открыто конкурировала за лояльность радикально настроенных рабочих. Социал-демократы четко осознавали угрозу, которую представляла нацистская партия как для их избирателей, так и для демократического правительства. Так, в 1930 г. члены партии, заседавшие в рейхстаге, дали удивительно прозорливое описание нацистских намерений:

Однако приверженность легальным формам и процедурным формальностям демократии не позволила им прибегнуть к силе. По мере того как правительства Веймарской республики становились все более авторитарными, СДПГ поддерживала эти правительства, пытаясь блокировать еще более пугающие альтернативы, в частности приход к власти нацистов. К этому времени партия практически отказалась от интересов рабочего класса в области социальной политики, пытаясь использовать последние осколки Веймарской республики в качестве щита против радикальных правых.

Социал-демократическую партию иногда считают ответственной — если вообще можно считать какую-либо партию ответственной — за приход к власти нацистской партии. Краткое перечисление возможных промахов и ошибок партии, по сути, может быть использовано как описание характера веймарской политики в целом. Так, партия обвинялась в том, что «недостаточно серьезно относилась к угрозе антисемитизма» и даже в редких случаях допускала «проникновение антисемитских стереотипов в… свои развлекательные журналы». Антисемитизм был распространен в немецком обществе, по крайней мере, с конца XIX века, но политически патологическим он стал только в сочетании с немецким национализмом, особенно правым, когда после Первой мировой войны началось ожесточенное преследование немецкой расы, народа и нации. Таким образом, это обвинение следует расширить, включив в него фолькистский национализм в целом. Проблема для социал-демократов заключается в том, что их участие в заключении Версальского мира фатально подорвало их националистические позиции. Они могли привести правдоподобные и, оглядываясь назад, совершенно убедительные аргументы в пользу проблематичности националистической политики, амбиций и идеологии, но они не могли предложить альтернативную концепцию идентичности нации, униженной и оскорбленной иностранной военной мощью. Таким образом, прагматизм, с которым они подходили к союзникам, подрывал их националистический авторитет с самого начала существования Веймарской республики. На этом фоне неспособность СДП напрямую противостоять антисемитизму была явно вторична по отношению к неспособности партии примирить демократию и национализм в период Веймарской республики.

Республика — и прямую и главную ответственность за эту неспособность несли союзники, а не СДПГ.

Формальная приверженность партии марксистским принципам также может считаться ошибкой. Твердая поддержка СДПГ парламентской демократии вызывала много вопросов, связанных с идеологической последовательностью, и делала официальное участие в буржуазном правительстве, управляющем капиталистической экономикой, по меньшей мере, неудобным. Однако альтернативы у социал-демократов, видимо, не было. Если бы они отказались от марксизма и стали леволиберальной партией, то их электоральная база в лице промышленного рабочего класса стала бы легкой добычей для Коммунистической партии Германии. Если бы они придерживались более радикальной стратегии и осуждали капиталистическую демократию, то партия не смогла бы поддержать демократические альтернативы правым радикалам и даже могла бы навлечь на себя военные репрессии. С этой точки зрения формальная приверженность СДПГ марксизму и практическая поддержка демократии замкнули круг, который сделал Веймарскую республику жизнеспособной. Но и это не было неудачей, которая привела республику к краху.

Как правящая партия, СДПГ была непосредственно ответственна за создание ряда прецедентов, которые, хотя и с благими намерениями, впоследствии были использованы нацистской партией после прихода Гитлера к власти. Один из них, использование статьи 48 Конституции, уже упоминался. Другой — создание в 1922 г. специального суда, назначаемого президентом, для преследования и наказания правых. Это законодательство имело ряд неприятных особенностей, которые вновь проявились после 1933 года, в том числе положение, придававшее обратную силу приговорам, приводившим в исполнение смертные приговоры. Кроме того, специальный суд оказался неэффективным в достижении своей главной цели (вывести процессы над обвиняемыми правыми из-под контроля немецкой судебной системы, которая не желала активно преследовать их). Хотя использование статьи 48 и создание этого суда можно считать ошибками, социал-демократы все же признали два факта немецкой политики, которые осложняли жизнь демократическим левым и, соответственно, Веймарской республике. Одним из них была проблема согласования требований союзников по Версальскому договору с общественным мнением Германии в условиях глубокого раскола многопартийной системы. Другая проблема заключалась в неизменно враждебном отношении военных и судебных кругов Германии к самой республике. Это отношение благоприятствовало жесткому подавлению левого насилия при более или менее терпимом отношении к жестокости правых. Фактически большая часть насилия, совершенного правыми, просто осталась безнаказанной. Наконец, не стоит сомневаться в том, что нацисты в значительной степени опирались на эти прецеденты при преобразовании Веймарской республики в Третий рейх.

Социал-демократов также обвиняют в потере «связи с политической реальностью», когда партия решительно поддержала Гинденбурга, а не Адольфа Гитлера на президентских выборах 1932 года. Безусловно, СДП поддержала кандидата, который был в целом враждебен республике и особенно антипатичен их партии и рабочему классу в целом, но к тому моменту просто не существовало альтернативного кандидата, который мог бы предотвратить приход нацистов к власти. Если бы социал-демократы воздержались, Гитлер, вероятно, легко победил бы. Такая критика, естественно, поднимает вопрос о том, должны ли были социал-демократы прибегнуть к внепарламентским мерам, таким как всеобщая забастовка или вооруженное сопротивление, и когда. Если и был момент, когда подобная тактика могла предотвратить нацистский захват, то к 1930-м годам этот момент был уже давно пройден. Железный фронт», полувоенные формирования, возглавляемые СДП, просто не могли сравниться с нацистскими «коричневыми рубашками» или правыми «Стальными касками». А немецкая армия, даже в условиях версальских ограничений на численность, также оказалась бы на стороне правых. Таким образом, гражданская война была проигрышным вариантом для социал-демократов, которые в любом случае были не готовы к кровопусканию.

Если какая-либо партия и может нести ответственность за приход нацистов к власти, то это не социал-демократическая партия. Нельзя считать ответственными за приход к власти нацистов также Центристскую и Германскую демократическую партии. А вот Коммунистическая партия Германии, безусловно, является претендентом на эту сомнительную честь. Основанная в декабре 1918 г. Розой Люксембург и Карлом Либкнехтом, Коммунистическая партия Германии (КПД) выступала за «диктатуру пролетариата» по образцу большевистских Советов, которая должна была отменить капитализм. Для коммунистов парламентская демократия не была ни средством, ни целью, это был буржуазный обман. Избирательные кампании были лишь возможностью для прозелитизма, успех которого измерялся не голосами, а идеологическими конверсиями.

Основное внимание в деятельности партии уделялось подготовке к революции рабочего класса, которую коммунистическая доктрина считала неизбежной. Первая революционная попытка создания государства советского типа началась в Берлине 6 января 1919 г., за несколько дней до созыва Учредительного собрания. Это восстание было подавлено рабочими, связанными с СДПГ, и правой военизированной организацией «Фрайкорпс». Вторая попытка была первоначально предпринята «богемной интеллигенцией», провозгласившей в апреле в Мюнхене Баварскую Советскую Республику. Коммунисты с большим опозданием присоединились к этому восстанию, но и оно было подавлено фрайкорами. Третья попытка произошла, когда в ответ на путч правых коммунисты организовали в Руре «Красную армию». Немецкая армия подавила коммунистов в ходе этого восстания. В четвертый раз коммунисты восстали в марте 1921 г., но снова были подавлены армией при помощи полиции. Последняя попытка создать государство советского типа была предпринята в Гамбурге в 1923 году и стала «пятой революционной катастрофой с момента основания партии».