— Ох, так это из-за своей порядочности она на Юлькиного мужика вешалась?! А я-то думала! — ерничает Алка, подливая нам вина.

— Правды ради стоит отметить, что мы не знаем, кто на кого вешался. Может, это Даня. Такая девочка рядом — для него гораздо более выгодная история, — пожимаю плечами.

— Ага, давай, еще начни себя принижать! — психует Рындина.

— Да при чем здесь это? Себя я оцениваю вполне адекватно и высоко. Но Стася — наследница миллиардного состояния.

— А Даня — нахлебник. Ну, в принципе, все сходится.

— Знаете, что самое смешное, девочки? Тут тоже есть нюанс. Я не могу сказать, что Даня — ленивый трутень. Он не упускает возможности подработать, а если и пользуется кем-то, то исключительно для достижения своих целей.

— И какая же у него цель, чтобы оно того стоило?

— А знаете, я ведь даже не интересовалась… — смеюсь.

— Так, может, и нет ее? — подпирает щеку кулачком Лера.

— Нет-нет, есть. Данил пишет музыку. Наверное, он хочет это как-то…

Мою речь прерывает настойчивый звонок в дверь. Мы с девочками растерянно переглядываемся.

— Я никого не жду. Может, уйдут, если подождать?

Но где там — звонок становится еще настойчивее! В конечном счете Лерке не остается ничего, кроме как открыть двери. Мы гуськом тащимся следом, гадая, кто бы это мог быть.

— Девочки, там Наумов! — ахает Петрова, посмотрев в глазок.

— Зачем ты ему дала наш адрес? — изумляется Алка.

— Я не давала! — возмущенно округляет глаза Лера. — Что делать?! Открывать? — и на меня почему-то смотрит.

— А какие варианты? Давай, — хриплю.

Вот чему я всегда завидовала, так это Леркиному самообладанию. Наверное, только такие люди и могут работать в реанимации, где решения требуется принимать быстро и без колебаний.

— Добрый день, Наум Наумович. Вот так неожиданность. Что-то случилось?

— Добрый день, Валерия Николаевна. Я хотел бы поговорить с Юлей.

В глазах Алки немой вопрос — откуда он, мать его, знает, где тебя искать?! Я в не меньшем шоке развожу руками — понятия не имею.

Петрова растерянно оборачивается, мол, что делать?! А что тут сделаешь, если он собственной персоной явился и явно никуда не собирается уходить? Выхожу из тени.

— Здравствуйте.

Наумов проходится по мне давящим требовательным взглядом. Интересно, что он хочет разглядеть? Как говорил классик, узоров на мне нету.

— Проходите.

— Лучше вы.

— В смысле? — не понимаю. — Вы хотите поговорить в подъезде?

— Я хочу, чтобы вы поехали со мной.

Тут во мне, конечно, все встает на дыбы. Какого черта он мной командует?! Оборачиваюсь на подруг. Те тоже явно не в восторге от его поведения. Рындина, вон, вообще подбоченилась, готовая в любую секунду броситься мне на помощь.

— У меня другие планы на этот вечер, — отрезаю сухо.

— Юля, послушайте… — Наумов сжимает между пальцами переносицу. — Стася сидит у вас под подъездом несколько часов. А на улице уже давно не лето.

— Ну, так пусть едет домой. Я-то тут при чем? — удивленно приподнимаю брови.

— Она с места не сдвинется, пока вы не поговорите. Слушай, Юль, ты же сама мать. Должна понимать, как это!

— Да что — это?!

— Когда твоему ребенку плохо!

— Нет, а Юле прям хорошо! — высовывается из-за спины Алка. — Может, вы не в курсе ситуации, но…

— Ал, не надо. Мы сами разберемся, — хмурюсь я, на самом деле очень растроганная тем, что она за меня вступилась, может, даже во вред себе. Ведь будем честны, я совершенно не знаю, что за фрукт этот Наумов. Вдруг он злопамятный, как отпизженный тапкой кот?

— Ну, вот что она устроила? — вздыхаю. — Я же русским языком сказала, что не держу на нее зла.

— Тогда какого хрена ты не отвечаешь на Стаськины звонки и сообщения? — играя желваками, интересуется Наумов.

— Такого! Мне захотелось побыть одной. Ясно?! — рявкаю в ответ.

— Не слишком ли много переживаний из-за какого-то сосунка?

Замираю с открытым ртом, успев засунуть руку в рукав пальто. Девчонки, что так и стоят рядом, переглядываются.

— А это не твое дело, — сощуриваюсь. Наум шевелит челюстью, но, так ничего и не сказав, зло поджимает губы. К его машине спускаемся в тишине. Конечно, ну конечно, он ездит с водителем! Кто бы сомневался? Фыркнув, просачиваюсь в услужливо приоткрытую дверь. Наумов садится рядом, занимая собой практически все оставшееся пространство.