— Так, постой, — «коварный Кощей, такому палец протяни», подумал Данил, а еще — что мертвые не лгут. — А коли мы тебя не прикончим?

— Зря, — буркнул Ольгер, но, как ни странно, в голос не возразил.

— Тогда я ваш должник, господа, — слегка поклонился Антон Иваныч, нет, до семнадцатого года прошлого века не полы он натирал, — обещаю, не причиню вреда ни вам, ни вашим близким, ни вольному народу сэкка. А пригодиться могу. Тут я как Нароков известен.

— Выкрутиться хочешь? — спросил Аренк, убрав нож.

— Хочу, как же. Не жить, но хоть по земле побродить охота. Посмотреть, чем все кончится.

— Сколько бродишь-то, Антон Агасферыч? — спросил Данил.

Антон на секунду задумался.

— Да пожалуй лет триста. Да, все триста не так давно исполнилось. Вот юбилей не отметил. А и черт с ним.

— И чего раньше в историю не вошел, мальчик? — индеец ухмыльнулся.

— А откуда знаете, будто не вошел?

— Поехали, пусть его тролли поберут, — сказал викинг, — ты наш должник. И у сэкка ты тоже в долгу.

Заказчиков встретили возле шоссе, когда почти рассвело. Ольгер вывел черный «ДжиЭмСи» на полянку в негустом придорожном леске, куда сказала Следопытка.

Миг, и появились. Двое, один старый знакомый с нахальной рожей, второй почти седой, явно много старше. Оказывается, у сэкка тоже есть старики.

Данил галантно открыл борт пикапа Следопытке. Она высказала желание ехать «на вольном воздухе», как он и предполагал. Сэкка выпрыгнула, подошла к двоим, пригнула голову, словно в полупоклоне.

— Благодарим, — сказал старик, — сердечно. Слово мы сдержим.

— Завтра в три часа в том же гараже я покажу твою подругу. До последних минут, — сказал нахальный. — Но не жалуйся, если не порадую.

— Пойдет, — сказал Ольгер, засунув руки в карманы.

— Спасибо, — сказала Следопытка сильным контральто. — Еще одно. Если у вас случится беда, посвистите как свистели, когда шли меня освобождать.

— Мы поможем, — сказал молодой. — Хотя у нас лапки.

Они со Следопыткой переглянулись, Данилу показалось, с симпатией.

— Просьба, — ответил Данил, шагнув ближе. Сэкка пахли живой канифолью и немного полынью, странный и грустный запах. — Вот, тот свисток, — он достал глиняного котика, — можно отдам моей подруге? Ей будет нужнее. Помогите ей, если позовет.

— Та светленькая живая девочка? — молодой улыбнулся без ехидства, — смелая! Ей с удовольствием. До встречи.

Они растаяли. Осталась непримятая трава в утренней росе.

— Все, едем, — сказал индеец, — у меня вечером выступление. Новый номер, в стиле Калигулы. Приходите с Дарией, кстати, пустят как гостей.

— Посмотрим, — ответил Данил. И подумал: «Старый пернатый змей-совратитель».

Шерше, как же. Чего там шерше, когда ля фамм фаталь вот она, рядом.

Виновата во всем была Даша, конечно. Самому Данилу и в прежнем и в нынешнем виде лицезреть смерть молодой красивой женщины, возлюбленной близкого друга, желания не было. Сам разберется. Но журналистка оставить мир в покое не могла.

Сообщила Данилу как решенный вопрос (вот, подумал он, а если бы мы поженились? И вообще какого дьявола я не сделал ей предложения пока жил? Боялся пасть под каблук? «Нам и так хорошо»? Идиот, теперь дохлый) — она позвонила Ольгеру и напросилась прийти на встречу с сэкка. Узнать. Чем-то помочь, быть может. Чем тут помочь, мы уже и так сделали что могли, хотел сказать Данил, но вдруг подумал, ведь несгибаемому викингу, наверное, будет еще хуже. Лучше с парой бестолковых друзей рядом, нет?

Они приехали на электробайке часам к двум, как договорились, и Дашины златые волосы развевались из-под белого шлема с пантерой, встречные водители пялились, двое посигналили. В облегающем джинсовом костюме с расклешенными, по моде, брюками, она смотрелась рекламой «Харлея».

«Живи быстро… умри молодым, прямо про меня, дурака!» — подумал Данил, бережно, словно вез вазу, входя в поворот.

Ольгер сидел в парусиновом режиссерском кресле в гараже, еще пара кресел ожидали, а рядом — немаленький складной стол с напитками и закусками, с парой кубков звездного венецианского стекла. Самоваренный эль в дубовом бочонке, копченая дичина, кабанья нога хамона, старые темные бутылки, небрежно протертые, с паутиной на горлышках.

Пил викинг, о да, из оправленного в золота человеческого черепа-кубка. Настоящего, какие сомнения. Из опущенного окна пикапа дорогая аудиосистема пела «Дорогу сна». На вкус Данила вокал Хелависы для грубого варвара звучал ванильно, но Ольгер, похоже, во всем плевал на стереотипы. На странно уместных словах «…и чтоб забыть что кровь моя здесь холоднее льда, прошу тебя, налей еще вина!» он салютовал жутким сосудом.

— Без здравиц на тризне! Садитесь, други! Дария, отведай чем Тор послал, и этого недомерка подкорми.