Шрифт:
С а т ы н с к и й. Милые вы мои, хорошие, ну откуда я это знать могу?
Н ю р а. Ой, дядя Коля, вы да не знаете.
В дверях — В а д и м.
В а д и м. Здравствуйте.
А л с у (после паузы). Уйдите, а! Дядь Коль, не обижайтесь! Не обижайтесь! Уйдите все, пожалуйста! Мне поговорить надо.
С а т ы н с к и й. Конечно, конечно.
А л с у (глядя на опешивших девушек). Ну, а вы чего? Оставьте нас! Идите!
С а т ы н с к и й. Девочки, знаете что, поехали ко мне в гостиницу. Я вас чаем угощу. Я умею прекрасно чай заваривать. Секрет есть.
Г а у х а р. Поехали.
Р у ш а н ь я. Ой, давно чаю горячего не пила!
Уходят, оставив Вадима и Алсу наедине.
В а д и м. Алсу, ну, не хочешь… Ничего не говори… Я уже все знаю.
А л с у. Знаешь?
В а д и м. Я был в больнице. Мне сказали, что ты здесь. Я — сюда… Тебе лучше? Бледная… Вставать-то можно?
А л с у. Мне все можно.
В а д и м. А что с тобой?
А л с у. А с тобой что?
В а д и м. А что со мной? Со мной ничего.
Алсу поднимается, встает на кровати во весь рост.
(Подхватывая ее и обнимая.) «Разлука приближает. Человек, забравшийся впервые на Луну и разговаривающий с Землей по радио, ей будет ближе всех. Не потому ль и ты, далекая… Разлука приближает».
А л с у. Пусти! Не надо!
В а д и м. Смотри! (Заводит прыгающую обезьянку.) Забавно, правда?
А л с у. Забавно. (Подходит к скомканному и лежащему на полу приказу, берет его, разворачивает на столе.) У вас, Вадим Иннокентьевич, все в порядке. Вы не виновны оказались. Так что могли бы прямехонько… прямо с аэродрома бежать домой, к папе…
В а д и м (прочтя приказ). Я, пожалуй… пойду. (Уходит.)
Обезьянка все прыгает. Алсу подходит к ней, накрывает рукой.
А л с у. А еще стихи… Слова какие-то. Слова!..
З а н а в е с.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Квартира Ахмадуллиной. Задумавшись, А х м а д у л л и н а полулежит на тахте, стучит на машинке. Работа не оставляет ее и поздним вечером.
Укачивая ребенка, по комнате ходит Т а и с и я.
Т а и с и я. Не мешаем?
А х м а д у л л и н а. Ничего, ходи, ходи.
Т а и с и я (останавливаясь). Смотрю на тебя, бледная ты, не ешь целыми днями. Бумажки все какие-то, дела. Не женское это дело. Мужика б тебе хорошего. Ты хоть спереди, хоть сзади фигуристая, а мужика у тебя, я гляжу, нет. Нехорошо. Про женскую породу свою забыла.
А х м а д у л л и н а. Забыла, забыла.
Т а и с и я. Замуж тебе надо.
А х м а д у л л и н а (усмехаясь). Не берет никто.
Т а и с и я. Не берет! Сама, поди, не берешь.
А х м а д у л л и н а. И я не беру.
Т а и с и я. Ну вот! А бабе чего надо? Тихой быть, ласковой. Рожать почаще. Вот я когда здесь с Петькой сошлась… да белье его стала стирать уже как жена, счастливой себя почувствовала. Мы ведь с ним… Он собой видный был! А мне ребеночка очень хотелось… За тридцать уже! Чтоб одинокой не быть, я у него ребеночка выпросила. По-хорошему так попросила. Так вот и привязались друг к дружке, полюбили. Ребеночек — вот, а сам погибнуть вздумал. (Плачет, утирая слезы.)
А х м а д у л л и н а. Ладно, Таечка, ладно. Что же делать?
Т а и с и я. Любовника себе заведи. Ты и не слушаешь.
А х м а д у л л и н а. Некогда мне, Тая, некогда.
Т а и с и я. Чего же тогда не выгонишь меня?
А х м а д у л л и н а. Осенью много домов будем сдавать… Найду где-нибудь тебе комнатку… (Стучит на машинке.)
Т а и с и я. Странная ты баба. Дома никакого женского уюта. Кормишь меня часто на свои деньги. Я бы, к примеру, если бы на твоем месте была, а ты на моем, давно бы взашей тебя вытурила.