Сквозь звон в оглохших ушах Камень услышал, наконец и что-то другое. В машине кто-то часто и тонко постанывал. Чисто по вдолбленной привычке он на ходу, подобрав портупею и кое-как накинув её на себя (явно на гномьи размеры не рассчитано), сменил магазин в винтовке, подошел к машине и заглянул в неё. Пулемёт смотрел в небо потому, что на нем повис убитый пулемётчик. И тут Камня словно что-то толкнуло. Он упёрся взглядом в расширенные зрачки того человека, который стонал в машине, и даже узнал его. Это был молодой колдун с поста у виселицы на перекрестке. В черной форме, с серебряными погонами подпоручика. Правая рука судорожно сжимала уставной жезл. Колдун, словно жалуясь, простонал-прошептал, пузыря красным изо рта:

—Не удержал…щит… У них винтовки…

И умер. Дарри сразу понял — умер, а не потерял сознание, словно увидел, как отлетела душа. И ещё его словно несильно толкнуло — прямо из жезла, словно из последних сил колдун пытался не то защитить, не то сказать ещё что-то с помощью магии. У Камня словно лопнула какая-то пута, мешавшая ему, и он вдруг почувствовал странное облегчение или даже освобождение от чего-то. Поэт бы сказал «словно тяжкий груз упал с души». Но Дарри не был поэтом, он был гномом, и подумал по-гномьи грубо и приземлённо «будто пил-пил пиво. Пил-пил, и вот, наконец, помочился».

—Этот живой! —удивленно-обрадованно пророкотал Гимли, забравшийся в кабину к водителю. Воронов запустил руку в бардачок, вытащил аптечку и, бесцеремонно отодвинув гнома, осмотрел раненого. Лицо того посекло стеклом, но это не беспокоило Пришлого, хотя кровь из порезов текла обильно, и петлицы, пропитанные ей, уже казались не зелёными, а чёрными. Серьезной выглядела рана в правой верхней части груди, лёгкое явно было задето. Стянув с раненого камуфляжную куртку, Сергей решительно рванул его форменку, стреляя пуговицами во все стороны, и буркнул при этом:

—Сквозное. Ур-барак, на пулемёт кого-нибудь! И организуй оборону. Перевяжу его, а дальше поедем…

Дальше Дарри уже не видел — Гимли отправил его сторожить подход с той улицы, откуда они пришли, и он устроился возле углового столба забора — массивной дубовой колоды с выбранными пазами, куда заходили горизонтальные некрашеные доски. Пару раз кто-то мелькнул — но кто это был, осталось тайной. Могли ведь и местные жители, струясь вдоль заборов, пробираться домой от греха подальше. Правда, с учетом соотношения пришлых и местных, вопрос с симпатиями местных был открытым, могли и в спину выстрелить, чего уж тут. А могли и не стрелять — в воздухе пахло дымом, местами поднимались языки пламени. Мятежники, или кто они там были на самом деле, судя по всему, начали грабить и ни в чём себе не отказывали, так что от местных, даже не Пришлых, могло прилететь и им. Но в любом случае, для их группы угрозы пока не было, хотя Дарри и не расслаблялся. Он лег поудобней, подложил под ствол винтовки на кстати оказавшийся рядом со столбом валун и продолжал наблюдать. Впрочем, это длилось недолго. Гимли коротким, но пронзительным свистом созвал всех к машине. Трое убитых, укрытые прожжённым и дырявым куском брезента, лежали у заднего борта. Гимли уселся в кабине на пассажирском месте, примостив поверх откинутого простреленного ветрового стекла самозарядку. Не такую, как у Дарри, а с длинным тяжёлым стволом на сошках, да ещё под рукой у него была сумка с гранатами из боекомплекта машины, и дробовик, помповый пятизарядный «Таран» — откуда тот взялся, Дарри не знал, возможно, затрофеили с баронцев, пока он сторожил переулок. С тех вообще сняли все стреляющее и либо довооружились, либо сложили аккуратно в кузове. Пришлый Воронов встал к пулемёту — судя по всему, тот не пострадал. Молчаливый Бофур пристроился вторым номером и переставлял короба с лентами так, чтобы ему было удобно помогать пограничнику, если что. Он единственный из гномов, кроме Дарри, был в кольчуге, и встал на самое опасное место. За рулем был Глоин, его, как и раненого водителя, перевязали. Сам же раненый теперь лежал в кузове, поближе к турели, чтобы меньше трясло, но так, чтобы не мешать пулемётчику и пулемёту. Его уложили на каком-то тряпье. Заметив, что водитель лежит на боку, как раз на раненой стороне, Дарри хотел его перевернуть, но был остановлен предупреждающим цыканьем Гимли и свирепым взглядом его голубых глаз, затененных дебрями бровей:

— Цыть, молодой! Ты что творишь?

—Так у него рана с той стороны ведь…

—Ну и правильно! Он сейчас одним легким дышит. А ты ему это лёгкое хочешь задавить, да ещё кровью залить из пробитого, коль то сверху окажется! Все верно его уложили, так и надо!

Торир и Дарри кое-как пристроились в кузове — места оставалось немного. Дарри наткнулся рукой на что-то. Его словно обрадовало это нечаянное прикосновение, будто щенка погладил. Он глянул — это был жезл подпоручика-колдуна, и он словно просился в ладонь. И Дарри его взял. Подержав немного, он его пристроил за поясом.

—Как же они так неосторожно ехали? Ребята опытные, ну, кроме колдуна… И вот на тебе, — печально сказал Воронов. В это время Глоин завел заглохший мотор, и Дарри пришлось почти кричать в ответ:

—Колдун, умирая, сказал, что щит не удержал. Мол, у тех винтовки были.

— Так может быть. Сам-то он не особо сильный колдун…был, с бронзовым медальоном. Но от пистолетов щит удержал бы наверняка. А оно вишь как — кордегардию раздолбили, да и кое-кто из местных подключился, вот винтовочки и выплыли…

А Дарри вспомнил убогие стволы у охранников машины, стоявшей в очереди на переправу перед ними, и напомнил про это Гимли.

—Тоже вариант, — не стал спорить веснушчатый пограничник, — старье сдали, а в тайничке новые лежали. В машине много можно напрятать… Никто не думал о таком, никто! Тьфу! Проспали все, контрразведка, ити её тудой!

Тяжело рвануло со стороны пристаней — так, что в доме поблизости задребезжали и местами полопались стёкла. И ещё раз, и снова звон битого стекла. Что там могло так громыхнуть? Может, на какой-нибудь из барж была взрывчатка? Но, судя по скривившемуся, как от зубной боли, Пришлому, все было ещё гаже, и Дарри сообразил — вероятно, сторожевики подорвали. Воронов тем временем, сердито сплюнув, начал отдавать команды:

— Глоин, сдаешь назад, и в первый переулок налево. Затем второй поворот направо. Нам нужно поспешить, пока управу не обложили плотно. Чем меньше стволов в нас будет целиться, тем больше шансов. Пока не выскочим на площадь перед банком и управой, мы с Гимли держим передний сектор, остальные — задний. Про крыши не забываем! На площади, Бофур, внимание — перекидываемся назад по часовой стрелке, остальные — направо и налево. Поехали!

«Копейка» сдала назад ровно на столько, насколько нужно, ювелирно, в сантиметре от стены лабаза, повернула налево и поехала. Глоин не гнал, но ехал максимально быстро. Секунды напряжённого ожидания — и ничего. Ничего и никого. Ещё одна площадь, скорее, площадочка, чуть меньше той, с которой они начали свой автопробег, и поворот направо. И сразу — захлопала, впрочем, безуспешно, винтовка Гимли. Какие-то фигуры в чёрных балахонах и чёрных же тюрбанах на головах, с закрытыми до глаз лицами, метрах в двадцати пяти-тридцати от перекрестка. Дудукнул очередью на три-четыре патрона «Утёс» — конопатый пришлый выступил с главным калибром, но машина уже почти въехала в толпу чёрных. Именно толпу — их было около десятка, они перекрывали всю довольно широкую улицу, стоя у распахнутых ворот дома. Пулемёт оглоблей снес не меньше четверых, настолько кучно они стояли, но теперь был бесполезен.