Сказал, вроде и с сожалением, но какой же товарищ министра не стремится лично кататься с высочайшими докладами к императору?

Интересно, а не поставили ли батюшку на должность товарища министра как «рабочую лошадку»? В Новгороде нечто подобное уже было. Губернатор — тайный советник и камергер, по более важным делам ездит, заодно свои заводы контролирует, а отдувается вице-губернатор. И здесь — граф Толстой занимается иными делами, политическими. Еще один помощник министра — генерал-лейтенант Оржевский, командует Отдельным корпусом жандармов, у него дела поважнее, нежели полицейские проблемы, вопросы здравоохранения и прочее.

— А где наша Анечка? — заволновалась маменька.

— А ваша Анечка быстренько мне поклонилась, потом ускакала, — сообщил батюшка. — Бьюсь об заклад — отправилась проводить ревизию на кухне.

Ну вот, а я-то думал, что девчонка дрыхнет.

— Наверное, Ванечку собирается кормить, — успокоилась маменька. — Она, бедняжка, из-за своего названного братца переживала — мол, худенький стал.

— Какого братца? — начал закипать батюшка, но стоило только маменьке прикоснуться к его руке, как товарищ министра обмяк: — Оленька, она, конечно, княжна Голицына, пусть незаконная, но не Чернавская! Нету у меня на стороне детей!

— Сашенька, глупый, так кто ж тебе о незаконных детях-то говорит? — притянула батюшку к себя маменька. Верно, собиралась поцеловать, но застеснялась сыночка.

— Могу отвернуться, — хмыкнул я.

— Стой уж, как стоишь, — удержала маменька и принялась объяснять отцу: — Мы же договорились, что Анечку в Москве за воспитанницу выдадим, помнишь? Если у титулярного советника нет камердинера, то личная кухарка ему тем более не нужна. А там семейство Винклеров на нас ополчилось — дескать, отчего воспитанницу в черном теле держите, заставляете девочку сына по имени-отчеству называть?

Маменька, предположим, слегка утрировала, но ничего страшного.

— И что потом? — мрачно поинтересовался батюшка.

— А потом, стала Анечка Ивана по имени называть — куда деваться? так малознакомые люди их братом и сестрой посчитали… Не будешь же каждому объяснять? Она нынче опять Ваню по отчеству именует, но надо ли это? Девочке и так тяжело пришлось. Я про эту, мегеру, которой ей кровной теткой приводится, тебе писала.

— А что ты хотела? — усмехнулся батюшка. — Испугалась твоя подружка, что наследство брата погибшего придется делить. А оно уже ей отошло, да ее детям. Какая здесь кровь, если у деток кто-то осмелится добро отбирать? И законной-то племяннице глаза выцарапают, куда уж незаконной-то лезть?

— Аня никуда и не лезла, — загрустила маменька. — Это я, от большого ума Софье письмо послала. Не думала, что она такой дрянью окажется.

— Юридически-то не доказать, что Аня дочь князя Голицына, — заметил я.

— А ты думаешь, Сонька Голицына о том знает? Курица она, что тут скажешь?

Мы с маменькой спорить не стали. И впрямь, курица, она и есть курица, пусть даже с Малым крестом ордена святой Екатерины.

Батюшка погладил себя по круглому животику (он-то не похудел!) и мечтательно сказал:

— Если твоя девчонка опять этот свой… картофель-фри приготовит, и судачка, то пусть Ивана Ваней называет. За такое можно. Матрена попыталась сделать, как Анька…

— Как Аня, — поправила маменька супруга.

Чернавский-старший слегка зарычал, потом тяжко вздохнул:

— Ладно, пусть Аня… Так вот, Матрена пыталась, но картошка у нее маслом насквозь пропиталась, а судака пересушила. Пусть сестричка… сыночка нашего, обучит как следует. Да, — вспомнил вдруг батюшка, — Скажи еще ей, чтобы прислугу больше не пугала.

— А когда она прислугу пугала? — сделал я удивленный вид. — Вроде, не жаловались.

Вид делал, потому что ни капельки не удивлялся, что Анька способна прислугу напугать. Странно лишь, что ее поварешками или половыми щетками не побили.

— Потом пожаловались, как вы уехали, — пояснил батюшка. — Горничная расчет взяла, сказала, что в столице ей работу получше предложили. Кухарка — та вообще грозилась уволиться, в Новгород вернуться, еле уговорил остаться. Сказала, что Анька… Ну, Аня, то есть, пообещала, мол — порвет ее, как Тузик Жучку…

— Что?! — возмутилась маменька.

Явно маменька подумала о чем-то таком, неприличном для барышни. Нет, наша воспитанница другая и плохих слов не знает.

— Нет, наверное, наша кухарка просто не дослышала, — вступился я за «сестричку». — Анна Игнатьевна — воспитанная барышня. Если и сказала, то по-другому — мол, порву, как Тузик грелку. В Череповце такое выражение есть. Сам недавно услышал — удивился. Так что — Жучка тут не при чем.

— Грелку? — удивился батюшка. — А как он ее порвет? Она же медная?