Первый раз чужеродность прошлой и настоящей жизни проявилась тогда, когда его затащили в вагон солдаты. Алексей сразу потерял сознание, а когда очнулся, даже заорал от дикого несоответствия окружающей действительности.

Какой паровоз? Какие теплушки? Лошади в вагонных стойлах? Откуда? Кто эти люди в выцветших гимнастерках? Куда меня везут?

Впрочем, все почти сразу стало на свои места: Алешка списал случившееся на испуг и смирился. Правда, время от времени, все равно пытался покопаться в своем прошлом. Но, как всегда — без результата…

Звонко заскрипел фазан в зарослях дикой ежевики неподалеку. Алексей приоткрыл один глаз и увидел рядом кряжистого бородатого старика в свободной рубахе до колен и широких шароварах.

Старик сидел, сложив ноги по-турецки, и споро работал шилом и дратвой, тачая сапоги. Густой седой чуб колыхался в такт движениям.

Лешкины сапоги.

Алексей сразу закрыл глаз, но в воздухе что-то прошуршало и больно ударило его в бок.

— Лекса, сучий потрох! — прогудел негромкий, но густой бас.

— Встал, Михей Егорыч, встал… — зачастил Лешка, вскочил и метнулся к стойлам но, все равно, успел схлопотать по спине вторым своим сапогом.

Быстро запряг в двуколку с деревянной водяной бочкой плешивого, старого ишака, после чего торопливо повел его к воротам

— Тьфу ты, шелупонь… — сплюнул мордатый рыжий парень на стене.

Лекса оставил без внимания его реплику. С парнями из эскадрона он ладил, кроме пары человек, в том числе Пашки Будина по кличке Бодя. Пашка было попробовал помыкать Алешкой, но когда встретил отпор, переключился на мелкие пакости. Однако, никогда не осмеливался переступить черту. В основном из-за дядьки Михея, которого боялся больше черта. Старик занимал в отдельном эскадроне неказистую должность ездового, но пользовался непререкаемым авторитетом среди личного состава. С ним частенько советовался даже командир отдельного кавалерийского эскадрона одиннадцатой кавалерийской дивизии — Казанцев Николай Владимирович, которого боялись и уважали все без исключения и который, заслуженно носил прозвище Чума, за свою суровость и беспощадность.

Привыкший к свободе Алексей сначала встретил армейскую жизнь в штыки и уже подумывал в очередной раз сбежать, но не сбежал из-за того же дядьки Михея. Ездовой взял над Лешкой плотную опеку, правда от этой опеки тот взвыл еще больше ибо старый донской казак отличался крутым нравом и никогда не жалел затрещин.

Ездовой учил Лешку верховой езде, обиходу лошадок, стрельбе, рубке шашкой и еще множеству полезных вещей — словом, всему, что положено знать казаку. Поначалу Алексей сопротивлялся, но быстро втянулся и сильно привязался к дядьке. Бывшему беспризорнику, несмотря на любовь к свободе, очень не хватало родительской опеки. А дядька Михей, несмотря на свою суровость, казался Лехе самым близким человеком на свете.

За спиной, в расположении эскадрона, звонко прозвучал горн — сигнал к побудке. Леха не оборачиваясь зачем-то улыбнулся и потопал к протекавшей неподалеку речушке, с наслаждением шлепая босыми ступнями по еще прохладному песку. Ишак по кличке Абдулла, прядая ушами и коротко всхрапывая тащил водовозку рядом.

Через десять минут они уже спускали по узкой тропе к реке. На берегу Лекса остановился, снял кожаные ведра с двуколки, подошел к небольшой заводи и заглянул в воду. На него смотрел худющий и вихрастый, почерневший от загара пацан.

— Тьфу ты, кобылиная срака… — Лешка вслух ругнулся и недовольно скривился.

За два года он сильно вытянулся, окреп и возмужал, но, все равно, выглядел с натяжкой едва ли лет на четырнадцать. А это означало, что на очередную просьбу принять в строевой состав, комеска снова ответит отказом. Леха пробовал соврать, что ему уже семнадцать, но провести Казанцева было очень трудно. На самом же деле, Алексею было четырнадцать с половиной — это он помнил твердо.

— Все равно попрошусь! — после недолгого раздумья решил он. — Так и скажу, принимай Владимирович, иначе сбегу! Мало кто лучше в седле управляется, стрелять и шашке обучен, так какого лешего кобыле сиськи теребить?

Так, раз за разом прокручивая будущий разговор с комеском, Лекса принялся набирать воду и заливать ее в бочку.

Справившись, стянул с себя выгоревшую добела гимнастерку с шароварами и принялся их застирывать. Вывесил одежку на ветку, а дальше присел в ледяной воде и, неожиданно, услышал позади смешок.

— Мара блазнит? — озадаченно пробормотал Алексей, потопал на звук и нос к носу столкнулся…

С девчонкой. Тощей и голенастой. И тоже голяком.

— Ой!!! — взвизгнула она и живо присела в воду. Лешка машинально проделал то же самое, даже не успев разглядеть ничего у незнакомки. Кроме маленьких, коричневых сосков на острых грудках.

И эти соски…

Словом, Лешку словно кобыла копытом лягнула. Даже в голове зашумело.

— Ты кто? — нахмурилась девчонка. — Что тут делаешь? Подглядываешь?

Говорила она на очень правильном русском языке, без малейшего акцента, выглядела не как местные, хотя что-то восточное на симпатичной мордашке проглядывало. Да и волосы были заплетены во множество мелких косичек по туркестанской моде.

— Больно надо… — обиженно буркнул Лешка. — За водой пришел. А ты кто?

— А-аа, ты оттуда, — девочка показала рукой на лагерь кавалеристов. — Русский. Но почему такой маленький?