Владимир. Дом Перловых.

Чем мне всегда нравилось то, как работает Михаил Генрихович Дитерихс, юрист Перловых, – так это умение мгновенно выделить главное и абстрагироваться от всего второстепенного. И важных деталей он при этом не упускал. Мы втроем, третьим был Алексей Сергеевич, сидели в гостиной и обсуждали самый главный вопрос всей русской истории – «вопрос о земле».

Получив папку с проектами договоров, Михаил Генрихович стал их внимательно пролистывать, изредка согласно кивая головой; закончив, он подвёл итог: – Всё очень грамотно. Кто договора составлял?

Получив ответ, что глава семейства Давыдовых, Дитерихс хмыкнул: – Сразу надо было сказать, что он отметился. Я бы и смотреть не стал. Там школа – о-го-го. Думаю, их предки ещё на бересте договора писали, а предки предков – на глиняных табличках, клинописью; так что опыт за пару тысячу лет наработали.

– От меня-то тогда что нужно? – уточнил он.

– Андрею нужен отдельный юрист, – пояснил Перлов, – Участок земли большой; там же отношения с арендатором, платежи ежегодные в бюджет, экология там всякая.

– Есть несколько кандидатов, в принципе, работа стандартная и законодательство проработано детально. Могу рекомендовать своего младшего сына, он именно по земле специализируется.

Так у меня появился собственный юрист – Виктор Михайлович Дитерихс.

Уже на следующий день он приехал для знакомства и начала работы. Мы сразу договорили, что обращаться будем друг к другу по имени – ему-то уже хорошо за двадцать и меня немного передёргивало, когда он обращался ко мне по имени-отчеству. Но «Вы» в обращении друг к другу привычно сохранили. Изучив документы, Виктор задал мне вопрос: – В конце года, через три с половиной месяца, нужно будет платить за землю – годовой взнос в имперскую казну. Деньги найдутся? А то арендатор свой годовой платёж внесёт Вам только в конце февраля.

Я согласно кивнул: – Деньги есть. Мне вот только непонятно: арендатор каждый год будет платить мне почти десять процентов от покупной стоимости земли. Ему не проще – поднапрячься или взять кредит и купить эту землю для себя? Иначе получается, что лет за пятнадцать он выплатит мне полную стоимость земли, ну, с учётом налогов…

– Такие расценки, примерно такие же, во всех отраслях, – пояснил мне Виктор; – Например, многие люди годами снимают жильё в городе. И если бы они одномоментно имели те деньги, что они за десять лет выплатят хозяину квартиры, то этих средств как раз и хватило бы на покупку собственного жилья. А у арендатора и без приобретения земли траты существенные и постоянные: на обновление техники и её хранение, закупку семян, удобрений, топлива и энергии, зарплаты персоналу. Собственно, почему правительство установило, что арендаторы платят хозяевам земли в конце февраля – к этому времени они успевают продать полностью старый урожай, рассчитаться с людьми и государством, определиться с будущим сезоном.

*Авторство этой мысли отдают Бенджамину Франклину, который в 1789 г. писал французскому физику Жану-Батисту Ле Рою: «Наша новая Конституция принята и обещает постоянство. Но в этом мире ничего нельзя сказать наверняка, кроме смерти и налогов». Однако ещё в 1716 г. Кристофер Буллок высказал похожую мысль: «Нельзя быть уверенным ни в чем, кроме смерти и налогов».

Владимир. Госпиталь.

Проводив Андрея, сестра Татьяна и главный врач госпиталя Юрий Васильевич Евич решили провести небольшое совещание.

– Он спал в спортивном костюме, – не спеша, подробно рассказывала о последних действиях своего воспитанника Татьяна, – Но вдруг подскочил, просто сказал: – Пора!

– И быстро пошёл к стеклу, на ходу он сводил руки, – он так делает, когда при лечении формирует «подушечки». Ему оставался шаг или два до стула, как приборы показали, что сердце у Алексея Михайловича остановилось. Потом он сказал, что «перехватил» сердце в момент остановки и сразу его запустил.

– Я сверил время с приборов, контролирующих Черёмухина и записи действий Андрея – задумчиво сказал Юрий Васильевич. – Эта остановка сердца у Алексея Михайловича протекала по той же схеме, что и всегда, в том числе, и в первые два раза, когда Андрей ещё не прилетел. Клиническая картина один в один, всегда абсолютно одинакова, вот только мы ни разу не смогли предсказать, даже приблизительно, время, когда сердце остановится. А он – смог. Во сне. Причём, вечером, когда он приехал, сказал мне, что у него предчувствие. А уезжая, пообещал, что дальше сердце должно работать без сбоев – во всяком случае, в ближайшие дни. Ну что ж, – одной загадкой больше – одной меньше. Это мало что меняет. Он весь – сплошная загадка. Жаль, конечно, что неприменим его дар в широкой практике, невозможно никакие приборы сделать. Представь, если бы удалось изготовить оборудование, которое бы склеивало и наращивало спинной мозг, как год назад у морпеха? Или лечение опухолей? Или вот сейчас – детектор, который хотя бы за минуту до остановки сердца подаёт сигнал? Сколько бы жизней можно было спасти одним этим прибором? И что ещё таится в глубинах его дара?

– Я переживала, что после девочки, тогда, сильно обгоревшей, которую он не смог вылечить, он веру в себя потеряет, начнёт бояться или вообще откажется лечить... И жалко мне его постоянно – как бы по-взрослому он себя не вёл и не старался выглядеть серьёзным, он же маленький, ребёнок совсем. И такой груз на нём – когда за чужую жизнь отвечаешь! И когда лечит – выкладывается полностью, до тошноты и белых снежинок в глазах.

Владимир. Дом дворянской семьи Кошечкиных.

Поскольку у отца Кошечкина с началом сентября тоже начиналась горячая пора, он высказал пожелание встретиться со мной до начала учебного года.

Конечно, в отличие от Гефтов, где я был частым гостем, и в отношениях допускались разные вольности, к Кошечкиным я ехал в строгом «официальном» костюме. Встретив мня, Борис повёл по узкой тропинке, которую ограждали кусты смородины и крыжовника, к дому.

– Андрей Андреевич, представляю Вам моих родителей – Кузьму Васильевича и Валентину Петровну Кошечкиных.