Воровские кварталы они сумели прибрать к рукам: не зря столько воровских «авторитетов» и «жуликов» были их комиссарами.

Под влиянием убеждений расстрелами и агитацией за «самое настоящее правительство пролетариата» подвинули на призыв и пригород, и образовали несколько специальных полков имён кого из выдающихся красных. А первый «коммунистический» полк состоял исключительно из воров. Среди них был и Петька Клин, подтянутый всеобщим движением.

Это было весной двадцатого года, когда полк должен был отправиться в поле. Сборным пунктом этого полка был главный дворец Одессы, и ни один полк не отправлялся так живописно.

Воры сняли всех лучших извозчиков, которых могли найти, и отправились на дворец гуськом: фиакр за фиакром. В каждой повозке сидел новоиспечённый коммунистический герой, имея рядом для потехи сердца некую Соню или Шуру. Были целиком пьяны, пели свои воровские песни, где сравнивали воров с лимонами в липовой аллее, и играли на ручных гармошках.

С таким же весёлым шумом отправились они, попрощавшись со всеми и выслушав несколько комиссарских речей.

Одесса-Главная лежит, как известно, внутри города и поезд останавливается ещё несколько раз на меньших станциях Одессы.

Когда военные теплушки стали по часу езды на Одесса-Товарной, хмель начал опускать голову Петьки Клина и отрезвлённый он выглянул через дверь. Неспокойная, шумная и весёлая Одесса говорила ему каждым домом, каждым камнем и силуэтами прохожих. Из Старого базара, Петька видел, возвращались птичницы с голубями, с курами, одетые в оранжевые, голубые и фиолетовые шали, дикие крестьяне-каменщики шли толпой к Нерубайску, белые от пыли, как дьяволы летели на пустых биндюгах биндюжники, немцы-колонисты в серых фуражках медленно везли вино на продажу, у дороги стала толпа сапальниц из Дальника, крепких, насмешливых, высокогрудых, в красных и жёлтых платках.

Взвился ветер, и Петька втягивал в себя запахи моря, смолы и вяленой рыбы. Море отозвалось к нему издалека. Море, самое красивое, самое славное и могущественное, у которого Петька вырос, ловя рыбу на пропитание самоловом, вытаскивая из пещер мидий и раков, купаясь в солнце, солёной воде и своеволии. От моря и возникла его любовь к красочности и разнообразию.

Петька Клин взглянул на похожие фигуры товарищей в наглаженных, зелёных рубахах, на подлое внешнее единообразие, - страх охватил его за своё будущее и вдруг, улыбаясь жёлтыми глазами, спел он о чрезвычайном воре-боге, которому перед судом всё равно, сколько зарезал и убил, но не всё равно ему, что его подельники теперь без него будут воровать и грабить.

Потом, сплюнув и обругав осоловелых товарищей, содрал с себя солдатские лохмотья с отличиями, ловко выскочил из теплушки, подбежал немного, сделал несколько срамных движений в сторону медленно уходящего поезда и нырнул между жёлтых домов.

Весть о бегстве Петьки Клина сразу распространилась среди воров, и хмель стал покидать их, а ненависть к официальным властям возобладала над страхом перед расстрелами. Воры последовали примеру Петьки.

Когда поезд доехал наконец к Одессе-Заставе, от 1-го «коммунистического» полка осталось из семисот семнадцать солдат, и то только потому, что они, упившись беспробудно, никуда убежать не могли.

Тогда пели:

И голодная и холодная Одесса смеялась над этой историей!

Большевистские власти, оскорблённые в своих амбициях, постановили отомстить. Лукавства и ловкости им было не занимать. Через несколько месяцев добилась своего.

Бывшие солдаты 1-го коммунистического полка ловлены всеми способами. Одни пойманы без хлопот, потому что воры, обманув большевиков и высмеяв их, забыли о них быстро и основательно. Вторые пойманы после более длительных предварительных исследований. Петька прятался долго и клялся, что не дастся живым, однако его поймали сонного в его тайнике и, тяжело избив за попытку бежать, привели как всех к портовому военному комиссариату.

Там уже было несколько сотен его товарищей. Некоторые сидели молча, думая о своём близком расстреле за дезертирство, а большинство ревело беспечные песни, некоторые даже имели с собой немного самогона. Что делать с ними, того никто не знал.

В конце концов мертволицые китайцы загнали их штыками к огромной барке. Чернявый комиссар без пафоса, давясь, прочёл им распоряжение, что они, как дезертиры, должны быть отставлены к диспозиции военной власти в Севастополь. Кончив, махнул рукой и, попираемые штыками китайцев, арестованные влились длинными прядями в чёрную внутренность барки.

Над их головами задраили люки, через несколько минут малый паромный катер потянул дебелую и широкую барку дальше и дальше за мол и маяк одесский, вдоль берега Аркадии, и наконец барка закачалась на волнах открытого моря. На небе плыли оливковые облака, между ними и волнами полыхали молчаливые чайки.