— Я тоже буду водить! — заявил малыш.

— Обязательно, — засмеялся отец, — но не раньше, чем тебе исполнится восемнадцать.

Четыре года

— Собирайся, сынок! Сегодня едем к бабушке и дедушке в деревню, — мама складывала вещи в небольшую сумку. — Возьми своего плюшевого медведя.

Андо обрадовался — он любил бывать у бабушки, которая всегда пекла его любимые пирожки и рассказывала удивительные истории.

Отец уже вывел мотоцикл из гаража и проверял, всё ли в порядке.

— Погода отличная, доедем быстро, — с улыбкой сказал он, когда мама с сыном вышли из дома.

Андо забрался в коляску мотоцикла, мама села рядом, обняв его. Папа завёл мотор, и они тронулись в путь.

Дорога была знакомой — они ездили по ней много раз. Андо смотрел на проносящиеся мимо деревья и поля, слушал шум ветра и мотора, чувствовал тепло маминых рук.

А потом всё произошло слишком быстро.

Крик отца. Скрежет тормозов. Резкий поворот руля.

Трактор, внезапно выехавший на их полосу.

Удар. Темнота.

Обрывки воспоминаний.

Сирены.

Люди в белых халатах.

Яркий свет.

— Мальчик в сознание приходит! Быстрее позовите доктора!

Андо открыл глаза. Всё было размыто. Белый потолок. Странные звуки. Боль.

— Мама? — прошептал он. — Папа?

Но рядом были только незнакомые люди.

— Лежи тихо, малыш, — сказала медсестра. — Всё будет хорошо.

Дни в больнице сливались воедино. Нога, закованная в гипс, висела на специальных верёвках, прикреплённых к потолку. Из-под белой оболочки гипса торчали металлические спицы, которые врачи вставили, чтобы скрепить раздробленные кости.

В больнице мальчика часто посещали разные взрослые. Строгие женщины из социальных служб с папками документов. Родственники с красными от слёз глазами. Друзья родителей, которые гладили его по голове и украдкой вытирали слёзы.

Но Андо почти ничего не понимал. Сильное сотрясение мозга стёрло всё, что было до больницы. Его память превратилась в чистый лист. Мальчик часто терял сознание, погружаясь в темноту, а когда приходил в себя, снова и снова спрашивал:

— Где мама и папа? Когда они придут?

Взрослые переглядывались и обещали, что скоро всё объяснят.

Однажды в палату пришла пара — мужчина и женщина. Они долго разговаривали с доктором, а потом подошли к кровати Андо.

— Привет, — мягко сказала женщина. — Меня зовут…

Возле окна мелькнуло слабое свечение. Мир вокруг поплыл. Звуки стали далёкими, размытыми. Темнота снова поглотила его сознание.

Когда Андо очнулся в следующий раз, он уже был не в больнице. Белые потолки и запах лекарств сменились уютной комнатой с голубыми обоями. Он лежал на мягкой кровати под тёплым одеялом. Рядом сидела незнакомая женщина, которая осторожно поправляла подушку под его головой.

— О, ты проснулся, — тихо произнесла она. — Как ты себя чувствуешь?

Андо моргнул, пытаясь понять, где он и кто эти люди. В комнату заглянул мужчина, а за ним — маленькая девочка с тёмными косичками, которые слегка кудрявились на концах.

— Привет, я Таша, — сказала девочка, делая шаг вперёд и с любопытством разглядывая его.

Мозг Андо, то ли специально защищая его от травмы, то ли по воле случая, полностью стёр воспоминания о настоящих родителях. Их облики, их голоса, совместная жизнь — всё исчезло без следа ещё в больнице. Сейчас мальчик был как с чистого листа: никого не знает, ничего не помнит.

Нога в гипсе и два костыля, прислонённые к кровати — вот всё, с чем Андо вошёл в новую жизнь, в новую семью. Без прошлого, без воспоминаний, но с целой жизнью впереди.

Глава 2

От гипса до глуши

Четыре с половиной года

Через пять месяцев после аварии Андо вместе с новыми родителями приехал в больницу снимать гипс. Всё это время нога чесалась невыносимо, и мальчик использовал любую длинную тонкую вещь — линейку, карандаш, соломинку от сока — чтобы почесать кожу под гипсом.

— Сейчас, Андо, потерпи немного, — сказал доктор, доставая массивные медицинские ножницы, похожие на садовые секаторы.

Андо с ужасом смотрел на инструмент. Ножницы казались огромными, с длинными металлическими ручками и короткими толстыми лезвиями.

— Не больно будет? — прошептал он, вцепившись в руку приемной мамы.

— Нет, только немного пощекочет, — улыбнулся доктор и приступил к работе.

Щелк! Щелк! Ножницы с хрустом вгрызались в затвердевший гипс. В некоторых местах гипс прилип к коже, и доктору приходилось действовать особенно осторожно. Когда последний кусок гипса был снят, Андо с удивлением уставился на свою ногу — она была тонкой, бледной, покрытой чешуйками отмершей кожи.