– ...Другим-то справки дали!
– сухо блестя глазами, укоряет председателя Нюра.

– Борька на архитектуре, сама знаешь, помешанный, а Танька сызмальства всем деревенским кошкам клистиры ставила и лучше иной знахарки людей травами лечила. Тут страсть души. У Веры редкий голос, а Маша на агронома пошла значит, не к нам, так в другую деревню вернется. А у тебя какая страсть, какой талант? Лишь бы в город сбежать! Сама же говорила: не выйдет в иняз, так хоть в аптекарский

– Я что, не могу себе судьбу выбирать?

– Нет.

– Это почему же?

– Потому что соплячка, потому что сама не знаешь, чего хочешь. Вот когда Ваську защищала, ты знала, чего хотела, а сейчас просто с жиру бесишься, легкой жизни захотелось!

– А может, вы мне сейчас всю судьбу ломаете?

– Нет.
– Трубников улыбнулся.
– Ломать-то нечего. Послушай меня серьезно. Если я тебя отпущу, значит, я как бы признаю, что любая, самая шальная, случайная жизнь в городе будет лучше, чем наша жизнь. Я не могу с этим согласиться. Иначе зачем я сам небо копчу? Нет, всем, что во мне есть, я убежден, что ты можешь быть счастливой и будешь счастливой здесь!

На лице Нюры - смешанное выражение обиды, удивления и какой-то стыдливой нежности. Видимо, еще никто не говорил с ней так. Закусив губы, с глазами, полными слез, она выбегает из кабинета.

– Следующий!
– кричит Трубников, усмехаясь про себя.

Никого. Он подходит к двери, открывает ее.

В приемной пусто.

Вечер. В доме Трубниковых.

– Присядем на дорогу, - говорит Надежда Петровна Борьке, опускаясь на краешек лавки.

Мужчины - Трубников, Кочетков и одетый по-дорожному Борька - молча садятся на лавку.

Надежда Петровна со вздохом встает и идет к двери.

У крыльца уже ждет колхозный вездеход, где сидят три девушки - будущие студентки - и неизменный Алешка Трубников.

– Скорее, Борис, опаздываем!
– кричит ему Вера Звонарева.

Борис кладет в "газик" чемодан и возвращается к матери. Они обнимаются крепко-крепко. Надежда Петровна изо всех сил сдерживает слезы.

– Пиши!
– просит она.

– Ну, счастливо, Борис, - нарочито суховато говорит Трубников.
– Веди себя не кое-как!..
– Он протягивает пасынку руку.

– До свидания, - говорит Борис и неожиданно для самого себя добавляет: - отец...

Они поцеловались. Борис пожал руку Кочеткову.

– Какие существуют ордера колонн?
– с улыбкой спросил Кочетков.

Борис засмеялся и побежал к машине.

"Газик" рванул с места и вскоре исчез вдали...

Обком партии. Идет совещание, посвященное итогам сельскохозяйственного года. Кроме первого секретаря Чернова в кабинете находятся Калоев, заведующий отделом культуры обкома, Клягин и другие партийные работники.

– Все сроки вышли, - говорит Чернов.
– Область должна рапортовать о хлебосдаче... А чем мы можем похвалиться? Как ни округляй, картина тусклая...
– он ворошит какие-то бумажки на столе.
– Скажи, товарищ Клягин, неужели ты все добрал?

Клягин разводит руками.

– Все, товарищ Чернов, и еще немножко...
– Он потупил голову.

– Чепуха!
– раздается резкий голос Калоева.
– Есть в районе хлеб!

Чернов удивленно повернулся к нему, Клягин поднял голову, моргает глазами.

– Нам точно известно, что колхоз "Труд" утаил зерно, - отчетливо говорит Калоев.
– Не верите - в закромах поищите!

– Так это на трудодни оставлено, - тихо говорит Клягин.

– Раз такое положение в области, надо предложить Трубникову сдать зерно, - решительно заявляет Калоев.

– Как в других колхозах, - поддакнул заведующий отделом культуры.

– Да знайте же меру, товарищи!
– вскипел Чернов.
– Одни бездельничали, другие вкалывали на совесть - нельзя всех под одну гребенку стричь!

– Трубников хочет баранку кушать, а рабочий класс не хочет баранку кушать?
– будто для себя говорит Калоев.

– Колхоз "Труд" выполнил план хлебосдачи на сто восемьдесят процентов! И если Трубников запланировал зерно в оплату трудодня, что ж...

– Трубников, Шмубников, - бормочет Калоев словно в легком трансе. Товарищу Ста-ли-ну рапортуем!.. При чем тут Трубников?..

Раннее утро. Дверь в кабинет Трубникова распахнута, мы видим его из приемной. Он сидит у окна, подперев голову рукой. За окном моросит сентябрьский дождик, будто слезы ползут по стеклу. С равными промежутками мимо правления проносятся тяжелые грузовики, высоко груженные мешками с зерном.