Шрифт:
Нажав «продолжить», тут же увидел окно редактора внешности. Там перед ним висел самый усредненный человек, которого я видел. Рядом были бегунки настройки внешности. Заморачиваться я с этим не стал, а просто нажал на кнопку «перенести реальный облик». Я не был сногсшибательным красавцем, но внешностью своей был вполне доволен, и менять ничего не собирался. Разве что добавил вместо своей обычной пацанской прически длинные волосы, перевязанные шнурком, хохотнул и оставил так. Пускай хоть что-то отличается. Дальше нажал на «продолжить».
Окошко третье из трех, и оно было весьма минималистичным. Окно выбора имени. Тут у меня было все заготовлено наперед, и я ввел в строку «Ромул». Это была дань юношескому увлечению историей. Кроме того, учеными установлено, что среднестатистический парень думает о Римской империи хотя бы два раза в неделю. У меня же это число варьировалось от трех до десяти.
— Поздравляем, Ромул, с созданием вашего персонажа, – от окошка внезапно донесся женский голос, чем сильно перепугал меня. Потом я обрадовался: имя оказалось незанятым, – Через пять секунд вы будете погружены в игру.
Мир погас, а потом зрение начало медленно проясняться.
Первое, что почуствовал мой Ромул, была качка. Я сидел на дощатом полу, в каком-то темном закутке, и меня нещадно качало.
Как зрение прояснилось, я огляделся. Мое высочество оказалось в чем-то вроде каюты на корабле. Беглый осмотр внес корректировки – я был не в каюте, а в на удивление просторной и неплохо обставленной камере. Тут висело два гамака, было зарешеченное окошко, через которое проникал луч яркого света, а на полу лежал древний, вытертый ковер. Вполне сносная каюта была бы, если бы тут был какой-нибудь ящик, а вместо железной решетчатой двери стояла нормальная деревянная дверь.
Как раз к этой железной решетке и подошел первый встреченный НПС: толстый мужик, затянутый в серую шерстяную тогу.
— Проснулся, красавица? – ощерился он, – Вовремя, раб. Мы подплываем к Огме. Скоро получу денежки и сдам тебя в храм Кромма. Давай, собирай свои пожитки, и готовься на выход.
Я ничего не ответил. Понятно, что игра толком еще не началась, так что смысла возникать не было. Как в древнем Скайриме – пускай меня сначала выпустят в открытый мир, вот тогда себя и проявим. Вместо воплей, криков и попыток расшатать дверь камеры я встал и начал с осмотра самого себя. Ничего хорошего, в общем, не нашел – рваные матерчатые штаны, подпоясанные обычным отрезком ветхой веревки. Походя по каюте, нашел такую же рваную и измазанную в чем-то безрукавку, после чего надел ее. Больше в каюте не было совершенно ничего – ни монетки, ни хоть какого-то ножа. Оно и правильно, я же сейчас раб.
Через пару минут ожидания качка корабля замедлилась, а еще через минуту судно во что-то ткнулось, и меня чувствительно шатнуло. Почти сразу же к двери подошел тот же толстяк, звеня связкой ключей.
— Давай-ка на выход. И смотри, чтобы без глупостей. Мне неохота тебя связывать, так что иди смирно.
Я отошел от двери, пока работорговец открывал дверь. Когда толстяк зашел в комнату, оказалось, что с ним был воин – высокий мужчина с сухим лицом, темно-серой кожей, алыми глазами и коротким ежиком снежно-белых волос. Из списка рас я знал, что это был представитель пепельников, жителей одного-единственного острова, на котором был вечно извергающийся вулкан, что и подарило им сопротивление огню и высокую выносливость. А еще черную кожу и белые волосы. С этим воином шутить как-то не хотелось: у Ромула были голые кулаки, а у воина легкие доспехи, дубинка в руках и висящий на поясе короткий меч.
— А этот господин, – работорговец указал ладонью в сторону воина, – Проследит, чтобы ты не наделал глупостей.
После этих слов толстяк вышел, а воин мотнул головой в сторону двери, мол, шагай следом. Мне пока не хотелось возникать, а потому послушно вышел следом. За толстяком я проследовал по длинному узкому коридору, после чего перед нами предстала лестница. По ней мы вышли на палубу, где меня сразу ослепило яркое полуденное солнце.
Проморгавшись, я огляделся. Мы находились на борту небольшого корабля, очень сильно походившего на греческую трирему. По трапу на широкий каменный причал уже рядами спускали рабов.
Я перевел взгляд на остров, что возвышался над кораблем. Пляжа не было – вся набережная была каменная, и из нее торчало три таких причала. Других кораблей тут не было. А вот за набережной и причалом виднелся стартовый город – Инмель. Небольшой городок поднимался на высокий холм, давая оглядеть себя снизу. Он почти полностью состоял из невысоких, в пару этажей, желтых каменных домов. Растительности в городе было не очень много, но и удивительного ничего не было: я уже знал, что Инмель располагался в полупустынной зоне. Весьма неприглядный город, и делать старт игры таким, на мой вкус, было спорным решением. Но вот что привлекало внимание, так это амфитеатр. Самый настоящий колизей возвышался на вершине холма, нависая составленной из арок громадой над всем стартовым городом.
А еще я вдруг понял, что на лице у меня была глупая усмешка человека, которого приятно удивили. Все тут было предельно реалистично. Мою кожу обжигало горячее южное солнце, бриз дул с моря и нес в себе запах соли и водорослей, а под босыми ногами приятно ощущались твердые, просоленные доски палубы.
Момент познания своих ощущений перебил довольно грубый тычок в спину от воина-пепельника.
— Шевелись, по сходням вниз.
Я кивнул и спустился по настилу на горячий камень пирса. Работорговец уже выставил свой товар – перед каким-то худющим мужиком-равнинником с длинной серой бородой, одетым в красную мантию, в один ряд встали пятеро людей, все как один в рванье и обносках. Над головой одного из этих людей витала желтая надпись «Ивар». Это был игрок – над головами НПС имена появлялись только тогда, когда те представятся. Мой Ромул кивнул такому же игроку-новичку, будто старому знакомому, и встал в конец строя.