– Наконец-то я с тобой познакомилась, Купава Даорг, – задумчиво протянула женщина и пробежалась по мне оценивающим, но всё равно несколько скучающим взглядом. – Ничего необычного.

– У гномов бы это сочли за комплимент, – равнодушно восприняла её тон. Не стала добавлять, что там в моде добросердечность и радушие – мне не хотелось провоцировать мать того, кому отдано моё сердце. – Поэтому благодарю.

Королева вздохнула и разлила чай по чашечкам – к цветочному аромату оранжереи добавился терпкий оттенок. На подносе впереди стояла коробочка с изысканными пирожными, каждое было заправлено в свою упаковочную бумагу. Всё было пёстро, красиво, но блекло и меркло под гнетущей аурой её величества.

А ведь она очень красива. При ближайшем рассмотрении я могу уловить, на кого похож Максимилиан.

Королева, не поворачиваясь ко мне, внезапно заговорила:

– Его величество всегда дарил мне цветы из этой оранжереи – она была его отдушиной. Я никогда не разделяла увлечение супруга… до тех пор, пока его не стало. Когда произошёл тот несчастный случай в горах, я взяла на себя заботу об этом месте, которое он так любил.

– Это великодушный поступок.

Её величество посмотрела мне в глаза.

– А ты, Купава, на что ты способна ради любви? Готова ли ты меняться, жертвовать чем-то?

Многим, но не счастьем своих детей. Как разговаривать с человеком, чьи жизненные принципы так далеки от моих? Я всегда считала, что жить нужно ради живых, а о мёртвых лишь вспоминать с теплотой, благодаря судьбу за то, что они были в нашей судьбе.

– Я считаю, что попытки подстроить себя под чьи-то идеалы изначально обречены на провал. Люди должны смотреть в одну сторону, чтобы брак был долгим и крепким. Поэтому, отвечая на ваш вопрос… нет, я не готова. Точнее… я называю уступки ради любви не жертвами, а разумными компромиссами, на которые влюблённые идут ради общего будущего. Это вынужденные меры на пути к счастью, которые не ломают, а скорее изменяют курс движения. А изменения… мы все меняемся к лучшему, не ради кого-то, а ради себя. Когда мы говорим, что хотим измениться ради любимого, мы подразумеваем, что хотим измениться ради своей жизни с любимым, ведь жизнь с ним сделает нас более счастливыми. Но нельзя под кого-то подстроиться, ломая себя, к любым изменениям в первую очередь у нас должны быть внутренние стремления и своё видение. Я могу измениться, да, но так, чтобы стать счастливее, а не несчастнее.

Королева смотрела на меня с прищуром, пока не выдала:

– Ты мне не нравишься, Купава Даорг. Сама меняться не желаешь, а моего сына изменила. Да ещё за такой короткий срок.

Ответила не сразу. Я могла бы надерзить, напомнив о том, что Максимилиан рассказывал о своём детстве – как мать недостаточно любила его, а после совсем лишила сына своего внимания. Возразить и ощетиниться, мол, не вам мне указывать и разговаривать со мной в таком тоне.

Но я не могла. Во-первых, я не была достаточно уверена, что воспоминания Максимилиана из детства не субъективны – для этого я слишком плохо знаю королеву и её чувства к сыну. Во-вторых, если я действительно хочу быть с Максимилианом, ссориться с его матерью – последнее, что мне нужно делать. Я не хочу прогибаться, но и оскорблять вдовствующую королеву Рамании не имею права.

В конце концов, я даже благодарна ей за то, что она родила такого сына. Сильного, мужественного, заботливого. Возможно, не всеми этими достоинствами он обязан ей, но факт остаётся фактом – она была, есть и будет важной женщиной в его жизни.

– Вы мне льстите, ваше величество. Вряд ли кто-то способен изменить человека, если он сам не захочет измениться. Во втором случае я не заслуживаю ни похвалы, ни порицания.

Королева вздёрнула бровь. Я миролюбиво улыбнулась и прикоснулась губами к чашке чая – отпивать не хотелось, так волновалась, что боялась поперхнуться.

Я вспомнила наш вечер с Максимилианом в поместье Эйфери. Я тоже заметила в нём изменения и после долго думала об этом. Кто повлиял на него? Я или Айрис? Неважно, главное, чтобы он стал счастливее.

– Ты ведь знаешь, правда? – наклонилась ко мне её величество и прищурилась. – Знаешь свою уникальность для моего сына.

– Как и то, что я оказалась не настолько уникальна. Именно поэтому он отправился в Аверос.

– Да, ты не единственная, – самодовольно отозвалась королева и откинулась на спинку, чувствуя себя в этот момент победительницей. – И Айрис Эйфери, по словам Илиаса Конгорна, весьма хороша собой, умна и образованна, она во всём лучше тебя, а главное – так подходит моему сыну. Однако мне было интересно познакомиться и с тобой. Райвим тесен, поэтому наверняка ещё где-то встретимся.

Это намёк, что встретимся мы точно не во дворце Рамании? Я посмотрела на розовый и желтый крем на пирожных и неожиданно даже для себя начала рассуждать:

– Знаете, когда впервые узнала о своей неисключительности, ужасно разозлилась. Как так, почему есть какая-то другая? Почему я должна с кем-то конкурировать? Но в итоге я поняла, что ошибалась. Если бы его величество выбрал меня, не имея выбора как такового, я бы всю жизнь думала, что нет во мне ничего особенного, что не будь я той самой, единственной подходящей ему, была бы ему не нужна. Он бы прошёл мимо и не заметил. Но теперь у него есть выбор. Нас двое. И вторая девушка даже лучше меня во всём – тут вы правы, соглашусь, но не в том, что она подходит больше. И если Макс, – я специально сократила его имя, отбросив официоз, – выберет меня, то я буду знать, что он выбрал меня не из-за какого-то истинного дыхания, а потому что хотел быть со мной.

Выпалив это, я перевела дыхание. Королева смотрела враждебно, но пока перебивать не спешила. Потому я продолжила:

– Так что я всё же благодарна особенностям выбора его спутницы жизни, ведь иначе мы никогда не встретились, и я бы не узнала, какой у вас замечательный сын.

Под конец моей речи королева поджала губы и отвела взгляд. Она так ничего и не ответила, лишь махнула мне ладонью, мол, можешь уходить. Поднявшись, я присела в реверансе и направилась к выходу с улыбкой на губах.