Я проигнорировала грозное предупреждение ужаса.

— О чем ты говоришь, Аэролис?

— Ты хочешь узнать истинный потенциал гробов, которые ты носишь внутри себя? — Пылающая форма Аэролиса отпрянула от меня, и вокруг пламени затрещали молнии. Мне следовало прислушаться к Сссеракису.

— Да!

— Тогда учись. — Молния Джинна вонзилась мне в грудь.

Аэролис ждал последнего из своих братьев. Вейнфолд любил заставлять их ждать. Не было ни одной встречи, на которую он не приходил бы последним. Все остальные были на месте. Все, кто остался. Выжили лишь немногие из них. Только шестеро. Шесть джиннов и шесть Ранд. Аэролис понимал, что это было глупо, но они не могли остановиться. Вечная война поглотила и его братьев, и его сестер, и, если ничего не предпринять, мир, который они считали своим, скоро снова освободится от них. Жаль, что примириться было им не по силам.

В мире Джиннов не было ничего. Они так его построили. Это была пустота, место без формы и структуры, как пространство между звездами. Это было сделано специально, чтобы ни один брат не мог властвовать над другим. В конце концов, все они были созвучны своим стихиям. Кератолл, Ученый, чувствовал себя наиболее комфортно в скале. В глубоких костях мира. В конце концов, скала была мудрой и неподвижной. Скала помнила все. Генеус, Путеводный свет, был светом. Он не горел, как огонь, но все равно сиял. Всегда лидер, но никогда не голос разума. Эллерал, Бушующее сердце, был порывом ветра, который никогда не прекращался. Неистовый и изменчивый, он никогда не знал покоя. Эллерал призывал к битве, где бы она ни развернулась. Самый сильный голос, который ратовал за столь вопиющее взаимное уничтожение. Он стал еще хуже после смерти Джаграна, Стремительного. Арнэ, Колесо, предпочитал существовать во времени. Не так уж много джиннов чувствовали себя комфортно в таком состоянии, и Арнэ был последним из них. Невидимые для всех низших существ, они обходились без поклонения, считая его абстрактным понятием. Предсказуемый, как всегда, Арнэ советовал набраться терпения. Ждать, ждать и ждать. Всегда ждать.

В пустоте расцвел огонь, когда появился Вейнфолд, Вечный. Бушующий огненный вихрь, который пылал с таким нелепым величием. Вейнфолд любил огонь. Огонь заставлял его чувствовать себя важным и могущественным. Но здесь, в мире джиннов, они все были равны. Каждый голос считался не более, чем любой другой, и каждое мнение было выслушано до того, как принимались какие-либо решения. Конечно, услышать мнение и прислушаться к нему — две большие разницы.

— Вы ждали меня, братья? — спросил Вейнфолд, и его голос был похож на треск пламени.

— Мы всегда ждем тебя, Вейнфолд, — сказал Арнэ. Он следил за такими вещами. Запоминал каждый момент. Он любил повторять, что будущее и прошлое — это одно и то же, неподвижные точки на подвижной линии, которая больше похожа на круг, чем на прямую, за исключением тех случаев, когда это не так. Никто не понимал внутреннее устройство времени так, как Арнэ, и никто из тех, кто остался в живых, не удосужился попробовать понять.

— Сейчас я здесь. Но почему?

Аэролис изменил свою форму, жидкость забурлила вокруг него, даже когда камень отвалился. Он превратился в серию сферических пузырьков воды, вращающихся друг вокруг друга. Другие были привязаны к своим формам, привязаны к элементам, в которых чувствовали себя наиболее комфортно, но Аэролис был другим. Каждая форма, которую он пробовал, сначала казалась подходящей, но через некоторое время становилась тесной. Некоторые насмехались над ним за непоследовательность, но он считал, что его подвижная натура — это благо. Он мог видеть все стороны конфликта, а также мог принимать любую форму, какую пожелает.

— Что-то изменилось, — сказал Аэролис, и его голос зазвенел, как лесной ручей.

— Ничего не изменилось. — Эллерал редко прислушивался к другим, вместо этого он громыхал на них и навязывал им свой образ мыслей.

— Аэролис прав. — Генеус скорее выжигал слова в существовании, чем произносил их вслух. Когда он что-то говорил, остальные слушали. Он не оставлял им выбора. — Я почувствовал это после того, как мы потеряли Джаграна, а затем снова после Феринфала. Мы теряем нашу силу.

Наступила тишина, которая может воцариться только в пустоте мира Джиннов. Полное отсутствие звуков. Даже пламя Вейнфолда и порывы ветра Эллерала были приглушены.

Арнэ нарушил тишину.

— Вместе мы всегда были намного сильнее. Связанные как одно целое — сотни, как один. Вместе мы могли двигать горы, заставить их летать. Вместе мы смогли создать новый мир, но каждая смерть ранит нас, немного. С каждой смертью теряется сила.

— Мы давно это знаем, братья, — проскрипел Вейнфолд. — Законы Оваэриса связывают нас друг с другом так же, как они связывают нас с нашими сестрами. По мере того, как мы слабеем, слабеют и они. Никогда еще не было лучшего времени для нанесения удара.

— Убивая их, мы убиваем себя, — сказал Аэролис. Его аргументы не были услышаны более агрессивными Джиннами.

— Но они должны быть уничтожены за их высокомерие! — сказал Эллерал. — Их насмешки не могут остаться безнаказанными.

— Твое наказание уничтожит наш народ. — Голос Арнэ звучал как неизбежность медленного хода времени.

— Тогда мы посадим их в тюрьму, — сказал Вейнфолд.

Снова были высказаны старые аргументы. Снова всплыли неудачные планы, как будто их провал был вызван недостаточным исполнением, а не недостатком знаний. Слишком многие из братьев Аэролиса были глупцами, которые не могли видеть правду перед собой. Слишком многие не могли понять, что путь к победе лежит не через насилие, а через мир. Единственный способ победить — это не побеждать.

— Карманный мир мог бы сработать, — согласился Арнэ, хотя и без своей обычной убежденности. — Но нет способа убедить наших сестер в него войти.

— Мы должны отправить их в Севоари, — сказал Эллерал. — Пусть они получают удовольствие среди издевательств, которые сами же и сотворили.

— Мы больше не можем получить доступ к Севоари, — голос Генеуса выжег слова в пустоте, и все перестали говорить, слушая. — Это и есть изменение, которое обнаружил Аэролис. Со смертью Джаграна и Феринфала Севоари оказался вне нашей досягаемости.