Какое-то время мы стояли там, Сссеракис и я, оба на грани забвения. Словно приставили нож к горлу друг друга. Ужас мог убить меня изнутри. Он мог понизить температуру моего тела до такой степени, что я бы просто остановилась, или вселить в мое сердце такой страх, что оно могло бы разорваться. Но и я могла его убить. Сссеракис знал, что такое прикосновение существа из-за порталов. Он знал, что это существо разорвет его на части, чтобы узнать правду. С каждым мгновением, когда мы стояли вместе на краю пропасти, чудовище подбиралось все ближе. Мой страх и страх Сссеракиса смешались, и никто из нас не мог сказать, чей есть чей. Полагаю, это больше не имело значения.

Хватит! Сссеракис сдался первым, и холод внутри отступил, я снова почувствовала жар Источника пиромантии, распространяющийся по всему моему телу, согревая те части меня, которые были на грани. Я захлопнула портал и рухнула, растянувшись на песчаной земле.

Долгое время мы оба сидели молча. Непокорность, гордость и упрямство заставляли нас обоих дуться. Ни один из нас не хотел говорить первым. Мы были так близки к тому, чтобы уничтожить друг друга, и все же правда осталась при нас. Мы были связаны друг с другом. Я не могла избавиться от Сссеракиса, не умерев, и ужас уже начал осознавать правду: ему больше некуда было идти. Я была его лучшим шансом вернуться домой, даже если не знала, как это сделать. Что ж, может быть, не лучшим шансом, но я искренне верила, что Сссеракис скорее воспользуется своим шансом за пределами портала, чем будет умолять Железный легион о помощи.

Молчание — это болезнь. Оно заражает, растет, уничтожает все хорошее и чистое и оставляет после себя гнилую плоть. Здоровые отношения могут испортиться, и у меня не было ложных убеждений в том, что наши с Сссеракисом отношения были здоровыми, но ужас был мой. Мой. Только мой. Мой постоянный спутник. Мой секрет, о котором больше никто не знал. Мы ссорились и причиняли друг другу боль, но не ущерб, боль или страх, которые по-настоящему грозили бы нас разлучить. Молчание всегда следовало за ссорой. Трудно отрезать больную плоть от тела, еще труднее убедить пострадавшего в том, что это было необходимо. Молчание — то же самое. Гораздо проще погрузиться в молчание, позволить отношениям увянуть и умереть, чем произнести хоть слово извинения.

— Я найду способ. — Я не извинилась. Во многих отношениях, — в очень многих, — это было и лучше, и хуже. Сссеракис распознал бы ложь в любом моем извинении. Вместо этого я дала своему пассажиру неподдельно честное обещание. — Я не знаю, как отправить тебя домой, Сссеракис. Но я найду способ. Хотя не раньше, чем мои желания будут удовлетворены.

Какие желания?

— Месть. — Я не назвала это справедливостью, только не для Сссеракиса. Другие хотели бы услышать это, но мой ужас хотел знать правду. — Император и Железный легион должны заплатить. Как только они это сделают, я найду способ отправить тебя домой, чего бы это ни стоило.

Мне нужно больше.

— Я не откажусь от своей мести. — Честно говоря, я не была уверена, что не откажусь. На какое-то время у меня поубавилось желание увидеть, как она свершится. Это было из-за влияния Сильвы. В ее объятиях я обрела другой смысл для жизни. Но я выбрала погоню за силой и убила любимую женщину, так что теперь у меня оставалась только месть.

Мне нужна клятва. Поклянись мне, что ты не остановишься ни перед чем, чтобы осуществить свою месть. Чего бы это ни стоило, сколькими жизнями не пришлось бы пожертвовать или чем-то другим. Что ты не остановишься ни перед чем. Убьешь монстра, который привел меня в этот ненавистный мир, а затем отправишь меня домой!

Я кивнула:

— Обещаю.

Если ты вынесешь хоть один урок из моей истории, из ошибок, которые я совершила в своей жизни, то пусть он будет таким: не давай обещаний. Они удерживают нас, связывают нас так, что это выходит за рамки физического. Они проявляют желание и цель. Давать обещания — значит отдавать себя в рабство и проклинать последствия. В своей жизни я давала много обещаний, и правда в том, что я нарушила большинство из них. И каждый раз я отламывала часть себя, нарушая очередное обещание.

В тот день я покинула башню с ответами, большим количеством вопросов и, самое главное, с целью мстить. Я знала, что Сссеракис меня поддержит.

В последующие недели я пыталась найти истинный смысл воспоминаний Аэролиса. Я прокручивала их в голове снова и снова и вскоре обнаружила, что Сссеракис видел в этих воспоминаниях то, чего не видела я. Ужас видел эмоции яснее, чем я, и ощущал напряжение в том, как Джинн двигался и говорил. Сссеракис был гораздо более проницателен в тонкостях языка тела у расы, у которой не было настоящих тел, не считая того элемента, который они использовали в данный момент. Мы стали пытаться вместе. Напряжение между нами не было забыто, как и тот факт, что мы были так близки к тому, чтобы убить друг друга, но это было прощено. И не только мной.

Аэролис больше не поможет. Джинн явно считал, что его долг полностью оплачен, и у меня было отчетливое ощущение, что повторный вызов вряд ли прольет свет на это дело. Он задал мне загадку, и я должна была сама ее разгадать.

Мы потратили время на восстановление. Лодыжка Иштар так и не восстановилась по-настоящему, она хромала при каждом шаге, но с костылем стала передвигаться довольно проворно. Наши тренировки продолжались, и, несмотря на улучшение моего состояния, я чувствовала, что она поправляется еще быстрее. Я все еще не могла ее победить. Я не могла нанести ни одного удара. Имико маялась. Ее мучила совесть, а бездействие делало ее невыносимой. В те дни было невыносимо находиться рядом с ней, и я поняла, что скучаю по своей подруге. Я с нежностью вспоминала ее легкомыслие, остроумие и хорошее настроение, которые сопровождали ее, но все это ушло. Я понятия не имела, как исправить ситуацию, и даже Хардт изо всех сил пытался ее утешить.