Теперь модно говорить, что эмансипация не нужна, что нас раскрепостили, но не дали, так сказать, земельного надела: не освободили от кухни, от детей, от хозяйства, наконец от любви, где, в общем, тоже желательно, чтобы женщина была женщиной, а не мужиком в юбке. От моды, как в одежде, так и в суждениях, уйти, в общем, трудно, тем не менее позволю себе высказать не очень новую, но подходящую к случаю мысль: все на свете конкретно. Не нужно эмансипировать женщин, которые к этому не стремятся, но женщинам склада Рысаковой суждено быть эмансипированными не столько по моде времени, сколько по характеру. Им свойственно подчинять и налаживать, переоборудовать и переустраивать, а не переводить пассивно бумагу в техотделе. Рысаковой надо было быть руководителем, и зря она им не стала. И виноват здесь, конечно, не столько муж, сколько привычные комплексы: «Женщина должна быть в первую очередь матерью. Что, мне больше всех надо? Это не женская работа — с грубым мужичьем в тайге. В техотделе спокойнее, нервы не так тратятся, времени остается больше…» Все правильно. Только мы часто забываем, что жить надо так, словно предстоит умереть завтра и в то же время прожить еще сто лет: жадно и со вкусом. И если принять это за руководство к действию, то поймешь, что иногда ради сегодняшнего спокойствия, которое завтра обернется скукой и пустым местом, ты теряешь интересное. Что, обойдя трудности, ты что-то утратил: немножко уважения к себе, возможность сладкого воспоминания о том, как ты однажды был сильным, преодолел, подчинил себе обстоятельства…

Ну вот и все. Я еду в Москву, перед отъездом захожу к Дмитрию Иванычу, честно выкладываю ему свои впечатления. Он по селектору делает разнос Мухе, Артемьеву, Тимошенко, еще кому-то. Я уезжаю удовлетворенная: открыла глаза. Не понимая того, что и без меня Дмитрий Иваныч все прекрасно видел: не в его силах было обеспечить себя нужным количеством техники и рабочих — «расконсервировать дорогу». А когда наконец, после разных преобразований, строительство перестали тормозить разные нехватки и начальник получил возможность действовать в полную силу, Дмитрий Иваныч показал себя настоящим хозяином и руководителем. За строительство дорог Сталинск — Абакан и Абакан — Тайшет он награжден орденом Ленина, получил Героя Социалистического Труда.

Но это все впереди. А пока история освоения Сибири подошла еще к одному рубежу: на будущий год по призыву ЦК комсомола на сибирские стройки поедет молодежь, и дорога Сталинск — Абакан станет одной из первых комсомольских строек.

Летают, опережая звук, самолеты, ползают по небу вертолеты, безобразные, как тарантулы, — любой уголок земли недалек, не заброшен. Но покуда рядом с этим уголком не пролегли рельсы, он глухомань, он проблема. Проблемно снабжать его, проблемно вести строительство, и, как там ни крути, жители его варятся в собственном соку, будто на отдельной планете.

Переплетение магистралей похоже на дерево: ствол, от него ветка, еще ветка, еще маленькая — уперлась в тупик, живет негромко, набирает силу — и вдруг выбросит новую ветку, дальше. И снова живет негромко, набирает силу.

Сначала отсыпают насыпь, утрамбуют, укатают ее. После уложат «пакеты» — звенья рельсов, засыплют балластом. И стоит новенькая, будто заброшенная: ржавые необкатанные рельсы, пахуч и черен креозот на необмытых дождем шпалах; просела то тут, то там, рассыпав промороженные глыбы грунта, насыпь… Но дорога уже живая. Она примкнула стрелкой к материнскому телу, она уже вздрагивает под колесами «овечек», таскающих балласт и коротенькие составы, — светлеют с каждым днем рельсы, наливаются вороненой синевой, отзываются на стыках колесам: живы, живы…

Не было дороги — будто сомкнутый кулак жила тайга, заваленная, чернеющая гарями, белеющая мучной россыпью незабудок по болотам да кипрейным цветеньем на старых выпалах. Прошла дорога — и развалила тайгу пополам. Где проредила, где варварски свела на нет, будто из горсти сыпанула людьми.

Начальник строительства на трибуне, а длинный, как коридор, зал сборнощитового клубика помалкивает, лениво курит. Серое облако висит под желтенькими лампочками, густеет, опускается ниже. Покачиваются, сутулятся спины в телогрейках, в помятых пиджаках, замозоленные желтые пальцы с грубыми ногтями обжимают сигареты.

Говори, расходуй себя, наполняй пустоту могучими потоками. Смотри: вот пришло оно, счастливое, — откликнулся молча зал, шевельнулся, заструился встречными волнами. Есть контакт. Свершается величайшая в мире работа: общение человека с человеком…

Это трудно — вырабатывать электричество. Потеет загорелый лоб, намокают выгоревшие, жесткие, как колосья, брови, жмут трибуну ладони. Но трудно и принимать: лица возбуждены, напряжены, на висках, крыльях носа — влага. Сел, потерялся среди президиума, обтер платком лицо, прикрыл глаза. Обмякли жесткие губы, обвисли щеки, опустились плечи. Зал еще полон израсходованной энергией, зал принимает.

На что бы ты ни расходовался, для чего бы ни сжигал себя — ты атомная станция, питаемая распадом материи. Процесс необратим и запас горючего не вечен.

Начинаются выступления — ты включился на прием. Подобралось лицо, обрели жесткость веки, не изменило позы, только как бы натянулось, все взялось мускулами тело.

Одно, другое, третье подразделение — везде тайга, везде похожие, наскоро собранные из щитов клубики, везде споры до поздней ночи, разговоры об одном и том же.

— Самосвалы разуты, стоят на приколе. Латаем баллоны, сами шофера почти ежевечерне…

— Пишите в обком! Жалуйтесь на меня в отношении запчастей и резины. Обком будет жаловаться в главк, меня запросят, я дам объяснение. Важно, чтобы дело начало шевелиться со всех сторон!

— Чтобы не сулить, Георгий Михайлович! Лучше сделать, чем насулить. Ты можешь насулить и на министерство сослаться. Резину прошлый раз обещал и не дал: на целину, мол, завернули…

— Я, конечно, виноват. Но и вы виноваты тем, что своими мозолистыми умными руками строите себе похабное жилье. Потолки текут, стены промерзают, под полом вода… Я тут у вас ни одного гвоздя, черт возьми, не забил!.. Привыкли мы, строители, жить казанскими сиротами, а молодежь приехала и бьет нас по ушам. Она хочет жить по-человечески: послушать радио, почитать книгу, развлечься в клубе, погонять мяч на стадионе!..