— А теперь вы куда опытнее, — подбодрил я. — Мы однозначно вернемся все и очень скоро.

Она дописала последнюю букву, продолжая смотреть на них, после чего провела ладонью по земле и улеглась на спину.

— Спокойной ночи, — прошептала Иша.

— И тебе, — ответил я и лишь только сейчас задумался над тем насколько эта фраза несла в себе глубокий смысл.

Согласитесь, она кажется обыденностью, но стоит попасть в нестандартные обстоятельства, например, такие, как у меня, когда наш лагерь стоит посреди леса, а вокруг постоянно что-то шуршит и вся надежда пресечь внезапное нападение упирается только в двух дозорных…

Вот уж действительно, где желать спокойной ночи было логичным действием и искренним пожеланием.

Я снова прикрыл глаза и в этот раз не заметил, как наступил момент, когда лагерь стал собираться.

Завтрак был предельно скупым: каждый выпил горячей кипяченой воды с костра и закусил горстью сухофруктов, после чего свернулись и выдвинулись дальше в путь.

Несмотря на то, что двигались мы осторожно, всматриваясь в кусты и прислушиваясь к шорохам — все было спокойно. Общая напряженность, естественно, сказывалась на отряде в виде постоянной молчаливости, которую никто не решался нарушать.

Иван изредка отдавал указания, сверяясь с картой и давал комментарии. На удивление, больше никаких следов мы не видели. Ни протектора сапог, ни босых ступней, ни обломанных ветвей или кусков брезента. Ничего.

Совсем скоро мы добрались до околицы городка. Вернее того, что от него осталось.

Первые лучи рассветного солнца подсвечивали его контуры, словно ржавую корону. Дорога, когда-то асфальтовая, теперь напоминала змеиную кожу — трещины, поросшие жестким бурьяном, пересекали ее, а кое-где из разломов выпирали корни деревьев, искривленные, как пальцы мертвеца. Наш отряд двигался медленно: кони нервно переступали, чуя запах тлена и металла, который ветер тащил со стороны руин.

Спешившись и оставив повозку в сотне метров, чтобы не создавать лишнего шума, мы стали двигаться ближе к самому городу.

Город. Нет, даже не город — призрак. Стены, сложенные из обломков бетонных плит и ржавых каркасов старых машин, опоясывали его. Кто-то пытался укрепить их, вбивая в щели кованые шипы и обматывая колючей проволокой, давно превратившейся в бурые клубки. Над главными воротами висел щит от какого-то грузовика двадцать какого-то века, теперь проржавевший до дыр, с выцарапанным символом — стилизованным волком. Ветер свистел сквозь дыры в металле, и звук напоминал вой.

Все это никак не увязывалось с прогрессивным будущим, а скорее совсем напротив, что полностью давало мне понять картину творившегося тогда хаоса, пока я спал. В голове крутились названия двух фильмов, названиями которых можно было описать все творившееся вокруг: «Пока ты спал» и «Бешеный макс». Больше не нужно было добавлять ни слова.

Внутри улицы были лабиринтом из полуразрушенных зданий. Бетонные стены, покрытые мхом и лишайником, местами обрушились, обнажая арматуру, которая торчала наружу, словно ребра скелета. Окна-глазницы, давно лишенные стекол, смотрели пустотой.

На некоторых еще держались ставни, скрепленные цепями и обрывками тросов. Между домами — кучи мусора, векового хлама: пластик, рассыпавшийся в прах, обломки кинескопов, колеса, вросшие в землю так глубоко, что их уже не отличить от камней. Они уже стали частью этого корабля.

А потом я увидел их — машины. Вернее, то, что от них осталось. Груда металла, похожая на скелет динозавра, ржавые остова кузова, проросшие сквозь асфальт, колеса, сплющенные временем, с облупленной краской коричневого цвета. Одна из машин, внедорожник, видимо, стояла посреди площади — теперь ее капот был распорот, а внутри гнездились колючие кусты, словно природа пыталась переварить техногенный мусор.

На площади, где когда-то, наверное, кипела жизнь, теперь стоял колодец — слепленный из покрышек и стальных пластин. Рядом валялись кости, человечьи или нет — не разобрать. На стене ближайшего дома чья-то рука вывела сажей: «Здесь был Эдик». Буквы потерлись, будто надпись сделали столетия назад.

Тени сгущались. Хламники замерли, всматриваясь в пустоту окон и в тени переулокв. Где-то в глубине руин что-то заскрежетало — может, железо под порывом ветра, а может, коготь о камень.

— Стоим, — прошипел капитан отряда. Его взгляд был устремлен на остатки какой-то башни, верхушку которой венчал спутниковый диск, прогнувшийся под тяжестью птичьего гнезда.

Мы вошли глубже.

На первый взгляд мне не попадалось ничего ценного. Сплошной мусор, которые никак нельзя было бы использовать при моих нынешних условиях. И если остова от машин технически могли подходить под переплавку, то утащить эти вросшие в землю огромные железные трупы было просто невозможным, а болгарку я еще изобрести не успел. Даже ручную, где ручку пришлось бы вращать своими силами, чтобы крутить диск.

Однако кое-что полезное, все же, можно было найти. И кое-что вызвало у меня неслыханный восторг, потому что на одной из покосившихся крыш я увидел элемент, о котором даже мечтать нельзя было — солнечная панель. Ее каркас проржавел, однако, одному богу было известно как она смогла уцелеть и не была побита шрапнелью, осколками или прочим мусором за время войны.