Если молодому парню, полному сил, противостоит женщина весьма пожилого возраста, это не означает, что он выйдет из схватки победителем. Потому что на ее стороне играют опыт и знания. А еще — император.
Глава 1
Надежда, что Живетьева подорвала саму себя, не оправдалась сразу, как только я проверил Метку. Жизнь там еле теплилась, и было видно, что идет восстановление. Был бы клинок из изнаночного металла — рискнул бы переместиться к маяку у питомника, где обнаружилась метка. Точнее, метки. Вторая, Николая, выцветала на глазах, пока не потухла, и у меня появилась в запасе одна свободная. Но Николай — всего лишь мелкая подлая шавка, его смерть ни на что не повлияет, в отличие от такого матерого волкодава, как Живетьева. Вот она, увы, умирать не собиралась. Встанет, отряхнется и обвинит в нападении уже нас. Подлом, немотивированном, вероломном.
Беспалова, всхлипывая, выплескивала страх в ругательствах, Шелагины ее успокаивали, утверждая, что все уже закончилось. Но они были неправы. Опасность со стороны Живетьевой и императора никуда не делась.
— Павел Тимофеевич, — прошептал я ему на ухо. — У нас проблемы. Живетьева выжила, но похоже, питомник разнесен и там много кто погиб. В том числе Николай.
Во взгляде Шелагина появилось сожаление, вот только касалось оно не того, кто умер, а того, кто выжил.
— Нам нужно предъявить обвинение до того, как это сделает Живетьева, — громко сказал Шелагин-старший.
— Павел Тимофеевич, вы что? — удивилась Беспалова, терзая совершенно мокрый носовой платок. — После такого взрыва никто не уцелеет.
— Она целитель, — напомнил я. — Кроме того, у нее хорошие защитные заклинания. Так что она выжила, уверяю вас.
Беспалова продолжила нас убеждать, что выжить в эпицентре такого взрыва невозможно. Шелагин-младший же сообразил, что я говорю не просто так, и досадливо бросил:
— Нужно было запись вести, но кто знал, что она так внаглую придет нас убивать.
— Я предположил, — скромно ответил я. — Запись вел. Нужно из нее вырезать кусок с ее требованием и активацией бомбы и вместе с признанием Николая сбросить в сеть.
На удивление никто не стал протестовать, пытаясь «спасти княжеское достоинство», потому что наконец поняли, что император при отсутствии огласки опять постарается спустить всё на тормозах при молчаливой поддержке остальных князей. Поди, заявят: «Не убили же и ничего не разрушили. Так чего вы возмущаетесь?»
Сегодня нас с Шелагиным-младшим в списке допуска во дворец не было, но мы все равно поехали, чтобы быть в курсе происходящего на Совете. Посидим в машине, чай не привыкать.
Записи в Сеть мы отправили до выезда, и комментарии там уже сыпались как горох из дырявого мешка. Все сплошь осуждающие Живетьеву. И не только ее. Активно продвигалось мнение, что честные целители — только те, кто состоит в Лиге Огонькова, остальные — подлые, нечестные и куда менее способные. Создавалось впечатление, что поток этой информации шел со стороны моего старого знакомого, пользовавшегося любой возможностью упрочить свою репутацию. На фотографиях он выглядел уверенным в себе и довольным жизнью. Никто бы не заподозрил, что не так давно он рыдал от страха при дознании Гильдии, пытаясь доказать, что никогда не занимался бесплатным исцелением. Наверняка и сейчас не занимается, только подводит под это основательную философскую базу. Мол, целительство от главы Лиги не может быть бесплатным, иначе это урон имиджу основателя.
Новости про живетьевский питомник я тоже поискал. Информация о взрыве просочилась, но без подробностей и без комментариев от целительского Рода. Также не было фотографий, поэтому оценить степень ущерба не представлялось возможным.
Все просмотры в сети я прекратил, как только в зал заседаний вошел император. После обмена приветствиями взял слово Шелагин и заявил:
— Пора прекращать этот беспредел!
— Вы о чем, Павел Тимофеевич? — удивился император.
Настроение у правителя было прекрасным. Так и казалось, что он пребывал в уверенности, что Живетьева с нами разберется и снимет с него необходимость вмешиваться.
— Я про утреннюю бодрящую попытку Живетьевой убить нас с княгиней Беспаловой.
— Не преувеличивайте, Павел Тимофеевич. Госпожа Живетьева славится тем, что всегда доводит задуманное до логического конца. Если бы она планировала вас убить, мы бы с вами не разговаривали. И вообще, странно обвинять целителей в покушениях. Вы забываетесь, Павел Тимофеевич, оскорбляя главу Гильдии необоснованными подозрениями.
— Да какие подозрения! — возмутилась Беспалова. — Живетьева с утра пораньше заявилась в дом Песцовых-Шелагиных с абсурдными требованиями, а когда мы отказались их выполнять, попыталась взорвать нас всех. У нас есть запись.
— Надо же, у вас есть запись? — издевательски сказал император. — Смотрю, у вас на все случаи жизни есть записи. Как удобно, чтобы опорочить целителей. Почему мы должны заниматься вашими частными разборками, а не делами государственной важности? Считайте, вчерашний день ушел полностью на ваши проблемы. Так вы еще и сегодняшний хотите превратить в такой же фарс?
Раздались отдельные одобрительные выкрики. И кто знает, были ли они в поддержку императора или против Шелагина. Все же Павел Тимофеевич вел слишком активную жизнь, чтобы не заполучить противников. Те же Прохоровы утопят его с удовольствием, поспособствуют отбиранию княжества, а потом заявят претензию на отторгнутый участок.