— И все же, Константин Николаевич, я хотел бы, чтобы эту и еще одну запись просмотрели все, — раздраженно выдохнул Шелагин. — Нет ничего хуже, чем поворачиваться спиной к опасности и делать вид, что ничего не происходит.

— Я вас предупреждал, чтоб вы перестали собирать гадости про Живетьевых? Предупреждал, и неоднократно. Почему вы не послушались, Павел Тимофеевич? Вы подрываете основы нашего государства. Одну из. Потому что любая страна сильна своими целителями, а не только воинами.

Шелагин в этот раз решил больше не пререкаться с императором, а устроить трансляцию записи на весь Совет. Обрезали мы, начиная с угроз Живетьевой и заканчивая тем, как она открыла портал. То есть никак нельзя было сказать, что мы что-то выдумываем или наговариваем на Арину Ивановну. Но император постарался.

— Я бы сказал, Павел Тимофеевич, что в чем-то она права. Если смотреть с ее точки зрения. Вы действительно выбросили Николая на улицу. Я не могу к этому относиться с одобрением. Тем самым вы создали не слишком хороший прецедент по отношению к усыновленным детям.

— Позвольте, — возмутилась Беспалова, — Николай не являлся усыновленным ребенком. Его родители преступным образом выдали того за сына князя Шелагина, а он в благодарность пытался убить всю семью.

— То есть вы опять хотите обвинить Живетьевых? Шелагины в большей степени ответственны за воспитания мальчика. Хотел их убить — значит, было за что, — уперся император. — С таким потребительским отношением к детям нас ждет несчастливое будущее.

В этом с императором князья соглашаться не торопились. Наверное, каждый представил себя на месте Шелагина и понял, что в этом случае императорские симпатии будут на стороне кукушонка, а не того, в чье гнездо подкинули чужого ребенка.

— Николай пытался нас убить и по дороге в Дальград, — довольно мирно сказал Шелагин. — Нам удалось записать еще одно видео с ним в главной роли. Думаю, вам будет особенно интересно.

— По-вашему, мы собираемся на Совет, исключительно чтобы посмотреть ваши видео? Вы уверены, Павел Тимофеевич, что мы должны развлекаться, а не работать? Государственные дела требуют нашего внимания. А нам приходится тратить время на разбор ваших внутренних дрязг с Живетьевыми. Примиритесь уже с ними, и закончим на этом.

Пристрастность императора ни у кого не вызывала сомнения, поэтому пару голосов в поддержку Шелагина раздались. Редкие и совсем слабые. Павлу Тимофеевичу это оказалось достаточно, чтобы включить следующее видео, где Николай, брызгая слюной, вопил:

— Потому что княжество должно быть моим! Я законный наследник! Почему я должен уступать свое место какому-то ублюдку? А так все прекрасно получилось бы: авиакатастрофа с единственным выжившим. Уверен, император не стал бы особо углубляться в расследование, спустил бы всё на тормозах. Он уважает Арину Ивановну и не будет против нее действовать. Да он вообще у нее с руки ест, она сама так говорила. Что проведем идиота, он и не заметит, как останется не только без моего княжества, но и без власти в стране.

— Ребенок просто не в себе, — нервно сказал император. — Вообще, в его возрасте допрос под зельями незаконен.

Он замолчал, потому что речь зашла о реликвиях и все в зале услышали:

— С реликвией княжеской что собирались делать? Она тебя не приняла бы.

— Арина Ивановна ее перенастроила бы без проблем. Она любую реликвию может перенастроить.

После этих слов в зале воцарилась тишина, в которой слова Шелагина прозвучали особенно веско:

— Встает вопрос, Константин Николаевич, вам ли подчиняется ваша реликвия и не влияют ли целители на вас своими отнюдь не безобидными методиками.

— А почему у вас не встает вопрос, кому подчиняется ваша реликвия? — сварливо спросил император, еще не сообразивший в какую задницу попал.

— Потому что к моей реликвии Живетьевым доступа не было, — уверенно ответил Шелагин. — А вот к вашей… Я очень сомневаюсь, Константин Николаевич, что вы не подвергались воздействию со стороны Арины Ивановны.

— Что за чушь? — возмутился император.

— Если это чушь, то вам не составит труда показать, что именно вы управляете реликвией, доверенной предками.

— Разумеется, — бросил император. — Хотите проверить в схватке?

Шелагин сделал совсем короткую паузу и бросил:

— Если вы настаиваете, Константин Николаевич.

— Настаиваю. Любое недоверие для меня оскорбительно, — заявил император и наверняка наконец обратился к реликвии, потому что следующие его слова прозвучали не столь уверенно: — Впрочем, убивать вас только за то, что вы беспокоитесь о государстве, не буду. На этом заседание считаю закрытым.

— Что?! — раздались удивленные голоса с мест, но император их не слушал. Судя по Метке, он торопливо перемещался к сокровищнице.