Ну и, само собой, монахи-гомунклы не уйдут в мир иной просто так. Своими секретами они поделятся — даже если сами этого пока не знают.

И вот сижу в кабинете. Тишина, только ритмично тикают старинные часы, а в кружке остыл чай. Пора собираться — и пора кое-что прояснить.

— Лакомка, зайди ко мне, — бросаю мысленно, и через пару минут в дверном проёме появляется альва, да не одна. Рядом Камилла, чуть смущённая, и Светка, как всегда уверенная, будто хозяйка не только этого дома, но и всего материка.

Я поднимаю взгляд на жен:

— Собираемся в Невинск. В Москве пока делать особо нечего. Ну, вам точно. Мне — частично. У меня ещё хвост с Паскевичем, но это уже будет без вас. Разберусь сам.

Лакомка молча кивает, уже всё поняла. А вот Камилла переминается с ноги на ногу, глаза прячет, как школьница, попавшаяся с дневником.

Лакомка смотрит на брюнетку, потом поворачивается ко мне:

— Камила хочет остаться в Москве и записаться на курсы интерьерного дизайна. Вполне полезное решение — нам как раз не помешает обновить обстановку в Шпиле Теней, Невском замке и ещё в паре резиденций. Работы для неё точно хватит.

Я перевожу взгляд на Камиллу. Та стоит чуть в сторонке, будто ждёт приговора.

— Конечно, оставайся, — говорю мягко.

— Правда?.. Можно, Даня? — глаза у неё моментально загораются.

Улыбаюсь:

— А почему нет. Всё равно Золотой пока на диете. Как только долечится и вернётся в форму — приедешь в Невинск ненадолго и сделаешь ему Одарение.

Камила вся светится. Мечтает, красотка. Ну и пусть мечтает — она у нас не про битвы, а про красоту.

Светка фыркает:

— А я не буду стесняться. Скажу сама! Хочу к родителям, Даня. На месяцок. Можно же?

— Конечно. Только пей зелья Лакомки и не забывай докладываться ей о состоянии здоровья по мыслеречи, дважды в день.

— Трижды в день, — спокойно поправляет Лакомка.

— Трижды, — повторяю, глядя на Светку.

Та фыркает снова, но улыбается, уже мягко:

— Да знаю-знаю. Я ответственная будущая мать, между прочим.

— Вот именно, — киваю. — А теперь, оставьте меня с Лакомкой, пожалуйста.

Младшие жены выходят. Камилла напоследок машет рукой, Светка — показывает язык, но по-доброму. Лакомка остаётся.

— Думаю, сегодня уже перенесёмся в Невинск. Гепара остаётся здесь, будет следить за старой усадьбой вместе с Катей. Так что летим вчетвером: ты, Лена, Катя и Её Высочество Алира.

— Мазака! — раздаётся вдруг из стены, и из обоев просовывается кружка кофе, а за ней — ехидно скалящаяся Змейка. — А Мать Выводка, рррр?

Я усмехаюсь, разворачиваясь:

— И, конечно же, Мать Выводка.

— Змейка! — из глубин дома раздаётся голос Шархана. Причём с идеальной имитацией моего тембра.

Змейка зарычала и рванула прочь — слышно, как топочет, рыщет по комнатам. Видимо, потому она и гоняется за Шарханом постоянно, что он её Змейкой кличет. Ох, настоящий тигр-самоубийца.

После разговора с альвой связываюсь с Заром, пока не забыл.

— Лорд Данила, слушаю.

— Хочу отправить разведгруппу в Молодильный Сад. Это возможно?

— Давно пора! Только скажи — организую.

— Отлично. Отправятся трое.

Молодильный Сад, земли Багрового Властелина

Трое — Дед Дасар, Палёный и друид Пень — перенеслись в Молодильный Сад. И нет, это не начало анекдота. Это суровая реальность. Лорд Зар, как только сбросил их с портала, махнул рукой:

— Вернусь через пару-тройку часов. А пока — разведывайте, господа.

И растворился, как сквозняк в дверях.

Троица осталась наедине с троллем. С урчащим, массивным, свирепым, пахнущим мхом и плесенью существом. Ростом в два человека, с клыками как сабли и глазами, в которых явно жил кто-то ещё.

— Ну, показывай, уважаемый, — говорит Дед Дасар, заложив руки за спину, будто на экскурсии. — Где тут ваш заповедник?

— РА-РА-РА-РА-РА-РА! — отвечает тролль. Утробно. Так что вибрация идёт снизу вверх, от земли к позвоночнику.

Палёный и Дасар переглядываются, синхронно тыкают в переговорные амулеты.

— Не контачит, что ли? — бурчит Палёный. — Или троллий язык у нас не в базе.

— Пень! — поворачивается к ним Дасар. — А ты чего встал как вкопанный?

Друид, наставник Лакомки, застыл с вытянутой рукой, указывая на раскидистое дерево с позолоченными плодами.