Только тогда я замечаю десятки, если не сотни, крошечных порезов по всей его груди. Все они не больше полудюйма.

Я подношу руку к его коже и провожу кончиками пальцев по краям порезов, шепча:

— Что случилось?

Черты его лица напрягаются, и он снова качает головой.

Я наклоняюсь вперед и целую несколько порезов на его левой груди. Затем я отстраняюсь, и на моих губах появляется легкая улыбка.

Он глубоко вдыхает, после чего признается:

— Каждый порез – это плата за жизнь, которую я отнял.

Шок пронизывает меня насквозь.

Он резал себя?

Каждый раз, когда я узнаю что-то новое о том, как мучается Найт, во мне растет желание защитить его. Я не хочу, чтобы что-то снова причинило ему боль

— Почему? — Спрашиваю я, желая знать причину.

Он опускает глаза, и на его лице вспыхивает боль, когда он говорит:

— Это...

Его челюсть напрягается, и я поднимаю руки к его лицу. Обхватив его подбородок ладонями, я ободряюще смотрю на него.

— Это чтобы я мог видеть доказательства того, скольких ублюдков я убил в попытке искупить вину за то, что не смог спасти Ронни. — Он опускает взгляд на свою грудь и проводит рукой по некоторым порезам. — Боль помогает.

Слезы застилают мне глаза, и я жалею, что у меня нет сил избавить его от чувства вины за то, в чем он не виноват.

Подождите. У меня есть сила.

Я хватаюсь за платье и стягиваю ткань через голову. Я бросаю его на пол, а затем завожу руку за спину и расстегиваю лифчик. Спустив бретельки, я встаю, чтобы стянуть трусики с ног.

Когда я тянусь к набедренной кобуре, Найт рычит:

— Оставь это.

Я ставлю колено рядом с его ногой и хватаюсь за его плечо, чтобы снова забраться к нему на колени.

Найт тут же наклоняет голову, и его губы смыкаются вокруг моего соска. Он сосет его до тех пор, пока тот не становится твердым, а затем переходит к другой груди.

Я кладу руку ему на затылок и прижимаюсь к нему, одновременно наклоняясь вперед и касаясь своим клитором его твердого члена.

Мы оба вздрагиваем от соприкосновения наших тел, и пока Найт наслаждается моей грудью, я провожу другой рукой по его мускулистой спине, а затем перемещаю ее к бицепсу, где есть татуировка орла, сидящего на трезубце и якоре.

Когда он поднимает голову, его зеленые глаза наполняются желанием и чистой одержимостью.

— Я хочу тебя, Линкольн, — признаюсь я. — Целиком и полностью.

Глава 23

?

Найт

Слова Кассии проникают во тьму, освещая теплым светом адский пейзаж в моей душе.

Она видит каждый мой изъян, и тот факт, что она все еще хочет меня, заставляет меня осознать: лучшее, что я когда-либо делал, – это спас ей жизнь.

Это наводит меня на мысль, что, возможно, она тоже сможет спасти меня.

Воздух вокруг нас наполнен эмоциями и желанием, когда я сжимаю ее бедра и наклоняюсь, чтобы прижаться к ее губам.

Когда наши губы соприкасаются, меня охватывает бурная эмоция. Она настолько сильна, что причиняет боль и заставляет сердце сжиматься.

Кассия трется своей киской о мой ноющий член, и из меня вырывается стон.

Она разрывает поцелуй и, встретившись со мной взглядом, спрашивает:

— Это было слишком сильно? Я сделала тебе больно?

Качая головой, я заставляю ее снова потереться об меня.

— Недостаточно сильно. — Мой голос хрипит от желания, когда я признаю: — Я, возможно, долго не протяну. Прошло уже несколько лет.

Она опускает руку между нами, и когда ее пальцы обхватывают мой член, она говорит:

— Скажи мне, что делать.

Из моей груди вырывается смешок.

— Для человека, у которого никогда не было секса, ты, кажется, точно знаешь, что делать.

В ее глазах сияет гордость, когда она гладит мой член.

— Твоя кожа на ощупь как бархат.

Облегчение от того, что ее кулак сжимает мой член, настолько велико, что я снова стону, готовый умолять ее трахнуть меня.

Не в силах больше терпеть прелюдий, я говорю:

— Убери руку.

Она делает, как ей говорят, а я сжимаю свой член и направляю головку к ее входу.

— Насаживайся на меня, потому что, если я пошевелюсь, то просто погружусь в тебя до самого основания, а я не хочу причинить тебе боль.

— Хорошо. — Она насаживается на меня, пока я удерживаю свой член на месте. Когда она не может принять набухшую головку, на ее лице мелькает разочарование. — Ты не помещаешься.