Ему деньги давали - он поедет и с какого-нибудь завода, лесоразработок или шахты приведёт человек двести китайцев. Обманывал он их, все деньги брал себе, не платил им ничего.

Когда мы узнали - выгнали к чёрту.

Тем не менее, он и потом возле разных штабов крутился. У Антонова был, и всё торговал китайцами, которые ему на слово верили, а он их обманывал.

Всякие тогда жулики были. Был и такой вот китаец.

Зима была лютая, когда мы подошли к Екатеринославу. Заамурцев прямо таки заносило на их конях снегом.

Пришли в Екатеринослав, а там уже война - воюют большевики с анархистами. Стрельба в городе по всем улицам. Половина домов поцарапана. А тут ещё где восстание, где просто драка, а немцы не отстают и наседают.

Откровенно скажу, не понимали мы всех этих обстоятельств, не осознавали: есть ли война с немцами или нет. Когда есть, так чего мы сами бьёмся, а армии, фронта настоящего нет. Сами мало разбирались в деле и жаловались на центр. Не помогает нам подкреплением штаб, всё нам самим вдоль железной дороги приходится сражаться. Когда и пришлют какой-нибудь отряд из губернского или уездного города - долго не повоюет: или побьют его - воевать не умеет, или сам уедет.

Вот мы и решили делегацию к Антонову, главковерху тогдашнему, в Харьков послать.

Послали. Делегация наша требовала ответа - воюем или нет, коли воюем, так где армия, а самое главное, что все из сил выбились, особенно заамурцы, ставропольцы и другие, оставшиеся от царских полков воевать, и что нужен нам отдых - резерв.

Антонов пояснил, что теперь нет и не может быть никакого отдыха, что воевать надо. Но потом посчитал, видимо, что пропадёт хорошая крепкая часть и приказал идти отдыхать в Мариуполь. Поехали наши. Некоторым из нас приказано было остаться и из разных отрядов сделать армию, номер ей дали, кажется 3-й. Ну и остались. Много там отрядов было до первого боя. Был такой отряд, четвёртым мариупольским назывался. Вооружённый до зубов был. Оружие всё покидал и отступил. Только его и видели.

Екатеринослав немцы взяли, а мы мосты обороняли, от нашего отряда походный такой бронепоезд защитили, пушка одна, пулемётов два. Развратился он совсем, баба у него орудийным начальником стала. Стрелял, однако, хорошо. Тут у меня обрываются воспоминания, так же, как и память тогда оборвалась - приглушило меня на мосту тяжелой пушкой.

В санитарный поезд сдали. Хорошо в поезде было, порядок, врач хороший Арефьев и сестёр две. Вот они и отходили, а то обязательно умер бы.

Неделю я лежал в поезде. Сначала ничего не понимал, потом понимать стал. Когда же этот поезд и отряд наш переходили через Луганск, пришли там ко мне товарищи - китайцы из батальона. Охали они, а врач им, как я потом узнал, сказал, что дело моё безнадёжное. Они попрощались со мной, считали, что умру - сапоги, вещи забрали мои.

Поезд дальше двинулся, и где он только не был. Был он и в Рузаевке, и в Пензе, и во многих других пунктах, но нигде с него раненых и больных не брали. Полно, говорят, да и только. Так он бродил по путям, сбрасывая то тут, то там умерших, пока не вернули его на Москву к станции Арапово, часов пятнадцать езды до Москвы, - допустили, а там стой - ни вперёд, ни назад. Так мы и простояли недели две, а то и больше.

Только по весне начал я поправляться. В поезде том, пожалуй, и умер бы, если бы не сестричка, забыл уже имя её, понравился я ей, жалко стало - она и присмотрела. На Рузаевке впервые вышел я на солнышко погреться. На станции стояли эшелоны, ветками и цветными бумажками украшенные. Эшелоны чехословаков. Задиристо, нагло они вели себя. Паровозы забирали на станции, наводили порядки, свою администрацию устанавливали. Имущества у них, оружия, было много - много эшелонов. Там же они потом и выступили против нас. Хорошо, что наш поезд пошёл не на восток, а с Москву.

На станции Арапово нас надолго задержали. Много там из поезда мёртвыми товарищей вынесли, а в другом месте они может бы и выздоровели. Такое время было тяжёлое. Порядка ещё не было.

Там же на Арапово я поправился так, что хоть и с трудом, но в одиночку в Москву решил добраться.

Проводила меня команда, сестру в помощь в Москву дали, я и поехал. В Москве, говорят, наши украинские эшелоны стоят. Пошёл искать. Вагончик у нас в штабе был. «А» на нём значилось и без номера. Ещё посредине доска серебряная, что тогда-то такой-то великий князь им пользовался. На него случайно наткнулся я на путях. Проводник знакомый страшную историю рассказал. Разбили, говорит, отряд наш до последнего человека, остатки небольшие пришли в Калач. Воронежским езжай, говорит, там подробнее узнаешь. С трудом я в вагон влез и поехал в Калач искать. Смеялись надо мной инвалиды. «Куда это ты, калечный, при полном оружии собрался?»

Долго ехал, несколько дней, добрался до станции Таловой, там своего коменданта встретил, в Калач он меня направил. Нашёл я там наших, да не всех - много погибло - казаки поубивали. И китайцев моих почти всех. Казак китайца как поймает во времена гражданской войны, обязательно убьёт, да ещё и поиздевается над ним. В Калаче я обо всём узнал подробнее. В Луганск наших из Мариуполя перебросили. Постояли они там, а немец уже здесь. Много в Луганске отрядов было и пошли они двумя путями: одни на Царицын - Ворошилов повёл их, а наши на север в Советскую Россию через Дон. Прошли через Луганск, на Луганскую, на Миллерово, а там прямой дорожкой по степям донским, через казацкие станицы на Калач - Богучар.

Тут с ними и беда случилась. Шли тремя колоннами. Среднюю Борисевич вел, полковник, который раньше ставропольцами командовал. Тут же и китайцы мои. Справа заамурцы шли, вёрст за пятнадцать, а слева ещё колонна - бессарабцы и другие. Груз по железной дороге везли, сзади немцы нажимали. Люди заморились, воевать не хотели, не могли. Заключён был с немцами мир.

Под давлением немецкого кулака из Питера были разосланы телеграммы во все пограничные с Украиной пункты о том, чтобы разоружать вооружённые украинские отряды, переходящие через российскую границу. Этот приказ и загубил нас.