— Почему? Он изменил? — спокойно спросил Тимур

— Нет, — качнула я головой.

Тимур повернулся ко мне, нахмурился:

— Поднял на тебя руку?

Я ощутила, что его пальцы, умело разминающие мою ступню, замерли и стали жестче.

Поспешно заверила:

— Нет!

— Пил?

— Нет!

— Ты его разлюбила?

На этот вопрос я еще не была готова ответить.

Но пока я паниковала, Тимур успел задать следующий:

— Ты ему изменила?

А на этот — готова:

— Нет!

— Тогда почему?

Мне ужасно не хотелось, чтобы он думал обо мне, как о полной идиотке.

Но признаться в своей глупости было все-таки нужно.

Я прикусила губу и сжимала зубы, пока не почувствовала соленый привкус крови.

Тимур развернулся, становясь на колени перед креслом. Заглянул под занавесь моих рассыпавшихся волос, пытаясь разглядеть выражение лица.

— Агата…

— Прости, мне стыдно до одури.

— Агата… — повторил он со вздохом.

Он поднялся, подхватывая меня на руки и поднимая с кресла. Сел в него сам и устроил меня у себя на коленях. Взял мой бокал со столика, долил вина и вручил его мне.

Захлебываясь, я выпила несколько глотков быстро, как лекарство.

— Рассказывай.

— Понимаешь… — я не знала, за что ухватиться. Все то, что меня раздражало в Максиме, стало казаться таким незначительным и мелким, когда он ушел. — Ну вот знаешь, когда девушка говорит тебе, что ничего не надо дарить на восьмое марта, потому что праздник глупый? И у нее все есть. А ты потом все равно даришь цветочки, конфеты и ее любимые духи?

— Конечно! — Тимур отвел прядь волос, которая щекотала мне нос и заправил ее за ухо. — Потому что девочки имеют в виду не это.

— Ну вот! А Максим в последний раз и правда ничего не подарил. Даже цветочки не принес. Я расплакалась, а он сказал, что думал — я серьезно. И подарил цветы девятого, но…

— Так… — терпеливо сказал Тимур.

— И вот еще! — вспомнила я. — Когда он говорил, что закончил работу и едет домой и спрашивал, что купить, я говорила, что еда есть и ничего не надо. Но раньше он всегда приносил пирожное или вкусный кофе. А тут стал приезжать с пустыми руками. Или вот! Если мы заказывали картошку фри, я у него всегда таскала с тарелки по штучке и он злился. Так смешно! А в последнее время стал заказывать сразу две порции картошки. Себе и мне. Чтобы не таскала.

— Так… — снова кивнул Тимур.

— И еще однажды я с работы принесла цветы, огромный такой букет роскошных пионов! Максим не спросил, но я сама сказала, что мне поклонник подарил. Он сказал «угу» и опять уткнулся в телефон. Я спросила, ему что — все равно? Он сказал, что он мне доверяет.

Я втянула в себя воздух, потому что выпалила это все, кажется, на одном дыхании. Каждая маленькая обида цеплялась к другой, в горле жгли непролитые слезы. Пришлось сделать несколько больших глотков вина, чтобы проглотить это ощущение.

— И ты из-за этого захотела развестись? — уточнил Тимур.

— Нет! — я отчаянно замотала головой. — Не захотела! Я захотела напомнить ему, как было раньше. Когда мы с ума сходили друг по другу! Когда он меня после свидания высаживал у дома, садился в машину и тут же звонил и мы болтали, пока он ехал домой! Когда я ночевала у розетки с телефоном на зарядке, потому что мы непрерывно переписывались и батарейка садилась. У меня он был во всех белых списках, на него стояла особая мелодия, чтобы всегда сразу отвечать. И я у него… Он однажды попал в аварию, пока со мной болтал, так сначала рассказал, что случилось, попросил прощения, что придется положить трубку и только потом пошел разбираться!

Это было как-то дико — жаловаться на мужа любовнику.

Еще более дико — хвастаться мужем любовнику.

Потому что Максим был прекрасным мужем, я сама себе завидовала.

Но Тимур внимательно слушал, качая меня на коленях, как маленькую. Иногда прикасался щекой к щеке, и я чувствовала его дыхание на своей коже.

— Я хотела его встряхнуть! Чтобы он вспомнил, что любит меня и хочет быть вместе! Потому что в последний отпуск он даже не захотел со мной лететь, потому что я собиралась гулять по Венеции, а он хотел валяться на пляже. Сказал, что могу ехать одна, а он прилетит, когда я нагуляюсь и перееду на побережье.

— И ты?.. — шершавый бархат голоса Тимура царапал что-то очень-очень глубоко внутри, как будто бы самое сердце.

— И я предложила развестись… — я зажмурилась, переживая острое чувство стыда. — Ну да, я дура! Я знаю, знаю!

Я уткнулась лицом в шею Тимура и расплакалась. Его кожа пахла чем-то пряным и теплым, очень мужским, так вкусно, что хотелось дышать и дышать им. Но я все равно рыдала, потому что даже это тепло не могло вылечить мою горькую обиду.

Тимур пересадил меня поудобнее и провел ладонью по волосам, успокаивая, как маленькую. Дурацкая ситуация. Идиотская совершенно. Только я могла такое устроить!