Убрал прядь волос. Погладил шею.

Не прекращая смотреть так…

Так…

Словно любуется и не может остановиться.

— Что? — спросила я шепотом. — Что ты делаешь?

— А у тебя какие оправдания? — спросил он. — Тому, что ты в таком виде?

— Никаких, — честно призналась я.

— Совсем? — он поднял брови и чуть отклонился, всматриваясь в мое лицо.

— Ага. Сначала обиделась, что ты меня бросил. Пошла в казино развеяться, увидела, что ты с Ксюшей. Разозлилась и решила пойти напиться с матросами тебе назло!

— Сильна… — с насмешливым уважением проговорил Тимур.

— Тебе Максим не рассказывал еще обо мне?

— Надо ему зарплату поднять, — словно решив это только что, сказал он. — Чтобы хватило на квалифицированную психотерапевтическую помощь после тебя.

— И себе тоже поднять?

— А мне-то зачем?

— Ну. После меня…

Тимур замер на мгновение, глядя мне в глаза.

Но потом склонился, провел губами по открытым ключицам, по шее, поцеловал в уголок губ. Спустился снова — к груди, вздымающейся от моего частого дыхания. Проскользил по краю, где моя кожа встречалась с атласом платья.

Я попыталась его оттолкнуть, но он тихонько рыкнул и сгреб мои запястья. Завел за голову и сжал в одной ладони, не позволяя сопротивляться. Грудь от этого приподнялась еще выше, и он вернулся к ней, на этот раз проведя влажную дорожку кончиком языка. Нырнул им под край платья, достав до чувствительного соска.

Двинулся вверх, возвращаясь к лицу.

Прикусил мочку и проговорил шепотом, чуть царапая своим бархатным шепотом мой слух:

— Надеюсь, что никакого «после тебя» не будет…

— Что это значит? — не поняла я.

Он не ответил.

Молчал, крепко сжимал одной рукой мои запястья.

Нежно касался пальцами кожи на груди, рисуя на ней абстрактные узоры.

Снова молчал, очерчивая те места на шее и груди, где могло бы лежать ожерелье.

Молчал, щекотно ведя по внутренней стороне предплечий.

И вдруг, словно решившись на что-то, позвал:

— Агата…

— М-м-м-м? — откликнулась я, разморенная невероятной нежностью ласк.

— Мне кажется, я в тебя влюблен.

Я вдруг оказываюсь будто в невесомости.

Ничего не слышу, руки и ноги становятся слишком легкими.

В глазах темнота и яркие вспышки.

Что-то щекочет в груди и неожиданно разливается удивленным теплом.

Смотрю на Тимура, сияющего, словно солнце в огромном безлюдном космосе и поднимаю руку, чтобы коснуться его. Проверить — он настоящий?

Приподнимаюсь и касаюсь губами его подбородка, чувствуя колючую щетину.

Настоящий.

Реальный.

Провожу ладонями по напряженным мышцам на руках.

Мне кажется, я вижу его впервые.

Я и вижу его впервые. Этими глазами. Совсем иными.

Не теми, что раньше.

Раньше я видела его как богатого и красивого мужика с личным самолетом.

А теперь он — мужчина, который признался мне в любви.

Надо понять — кто он?

Подробно рассмотреть.

Раньше он был чужим, а теперь… мой.

Очерченные темными ресницами глаза. Очень мягкий взгляд, в нем больше нет ни грамма той требовательности, с которой он смотрел на меня впервые.

Под кожей на груди горячо бьется сердце. Я веду ладонью там, где оно толкается изнутри, и оно бьется все быстрее и быстрее.

С удивлением и радостью смотрю как кончики моих пальцев касаются его кожи.

Спрашиваю, вскидывая глаза:

— Правда?

— Да.

Он отвечает коротко и больше ничего не добавляет. Словно сам ошеломлен тем, что сказал.

— Но… почему?

Он вибрирует изнутри, и я не сразу понимаю, что это смех. Трогаю пальцами его улыбку. Он целует их. Выдыхает, встряхивает головой.

Говорит:

— Потому что ты — Агата.

— Я Агата, — соглашаюсь я.

Ну и что?

— Ты морщишь нос перед тем, как засмеяться, смотришь на меня, как на розовую сахарную вату, а твоя кожа пахнет сиренью после дождя. Горькой и нежной.

Не могу удержаться — нюхаю свое плечо. Пахнет чистой кожей. И все.

Тимур снова смеется и целует это самое место.

— Потому что у меня встает от одного твоего взгляда. И я могу кончить от одного твоего стона.

— Это не ответ на «почему»! — капризно говорю я и бодаю его лбом в подбородок.