Делая шумные вдохи, я накрыла лицо ладонями. Хорошо. Они истинные. Это ведь отлично. Вот только, какого черта метка на мне?

Перерывая информацию, я убеждалась лишь в одном — у альфы может быть только одна истинная.

И кто-то из нас двоих, или я, или эта Карен ею не является. Я все надеялась на то, что истинная точно не я. Безжалостно себя в этом убеждала и про метку на своем запястье молчала.

К этому моменту произошло еще кое-что. Аш окончательно разорвал любые отношения с отцом. Что именно между ними произошло, я не знала. Их разговор происходил за закрытыми дверями, а я вообще в больницу не ездила.

Единственное, что я знала, Аш через ассоциацию официально вычеркнул себя из нашей семьи. Так, что по документам мы теперь друг другу являлись никем. Но родственную связь он начал рвать уже давно.

Это было достаточно жестоко. Даже безжалостно и, в тот момент у меня окончательно умерло то, что уже давно начало погибать. Я поняла, что мы с Ашем и правда больше не семья. Он считает нас никем и хочет жить сам по себе? Так пусть живет. Нам и без него будет отлично.

Но я видела, что по отцу это все равно это ударило. Пусть он и старался не подавать вида и, раз к этому все пришло, тоже поставил стену между собой и своим сыном. Все равно, через ассоциацию, ему теперь было запрещено приближаться к Ашу.

Прошла еще неделя и мы с отцом вернулись в столицу. Я уже могла нормально ходить. Постаралась поскорее вернуться к учебе, встретиться со своими друзьями и поставить перед собой множество новых целей. За последнее время жизнь потрепала, но я уверяла себя в том, что это лишь шанс стать сильнее.

На метку я больше не обращала внимания. Прятала ее за браслетом и считала, что рано или поздно она пройдет. Не я истинная Аша. Ею является та девушка.

Про них часто говорили в новостях. Оказалось, что это третья истинная пара за все время существования альф и, естественно, из этого раздули огромную сенсацию. Сама девушка, или не ожидала такого внимания камер, или оказалась слишком скромной, но на интервью толком не отвечала. Бегала от камер. Но про нее все равно много рассказывали. Правда, я не слушала. Всегда переключала новости и знала лишь то, что она из семьи небольшого предпринимателя.

Аш пока что еще был в больнице, но, кажется, его раны достаточно быстро затягивались. Это хорошо. Пусть живет счастливо, но где-нибудь далеко.

Постепенно жизнь налаживалась. Я с головой ушла в учебу. Взяла для себя несколько проектов и сказала отцу, что хочу помогать ему в работе. Мы каждый день вместе завтракали и ужинали. Я старалась хотя бы одно блюдо приготовить лично. Порадовать его. Дать тепло, ведь, пусть Аша с нами больше не было, но мы вдвоем являлись даже куда более крепкой семьей.

И все действительно стало хорошо, если не считать одного — тошноты по утрам. Казалось бы всего лишь мелочь, которую я изначально списывала на недавно пережитую нервозность, как позже я осознала, что у меня задержка.

Тревожно, судорожно купленный тест на беременность и две полоски на нем. Тот ужас, который я пережила смотря на них, невозможно передать ни одними словами. Я опять ревела. Навзрыд. Лежа на кровати и задыхаясь от собственных слез.

Я понять не могла почему судьба меня так ненавидела. Почему каждый раз, когда я пыталась подняться на ноги, она опять меня била. Все сильнее и сильнее. Уже теперь так, что подняться на ноги было невозможно.

Первой мыслью было сделать аборт. У меня других вариантов вообще не имелось. Но, на следующий день записавшись в больницу, я туда так и не пошла. Невозможно описать того, что я испытывая, но, каждый раз мысленно думая о том, что я обязана сделать аборт, каждый раз кроваво разрывалась на части.

Прошло две невыносимо тяжелые недели, полные судорожной боли, прежде чем я окончательно пришла к мысли, что оставлю ребенка. Возьму перерыв в учебе и позже все догоню, поднимусь на ноги и обязательно воспитаю этого ребенка. Так, что он будет самым счастливым во всем мире.

После того, как я приняла это решение, наступило время еще более тяжелого периода — следовало как-нибудь рассказать отцу о том, что я беременна.

На то, чтобы решиться, ушла еще одна неделя, но все-таки, за очередным ужином, когда отец спросил, что у меня происходит, ведь я ему кажусь бледной, я, чувствуя себя так, словно вставала на край пропасти, рассказала ему о том, что беременна.

Я не знаю, что именно отец испытывал в тот момент. Мне казалось, что ему должно быть стыдно за меня. Я ведь даже ни с кем не встречаюсь. Но папа сдержал все эмоции и поговорил со мной серьезно. Мягко. Осторожно, за что я ему была очень благодарна. Естественно, он спросил, от кого я беременная. И я ответила, что это парень, с которым наши пути разошлись. О ребенке ему не известно.

После этого, отец спросил, что я намерена сделать и я сказала, что не хочу прерывать беременность. Этот момент был одним из самых тяжелых. Давящих. Заставляющих сердце замереть, но папа не стал оспаривать моего решения.

Более того, он его принял и всячески меня поддерживал.

На тот момент, я поняла, что мне нужно больше самостоятельности. Пусть мне и всего лишь восемнадцать, но скоро я стану матерью. А это требовало огромной ответственности. Поэтому я попросила отца дать мне работу. Чтобы быть полезной, помогать и так обучаться. Не просто получать деньги, а зарабатывать их.